Жизнь как подвиг

После того, как они расплатились с хозяйкой за год вперед, они ее несколько месяцев не видели. Ни по каким бытовым вопросам ни хозяйка, ни ее муж помощь им не оказали, так что оставалось надеяться только на себя. И здесь с самой лучшей стороны снова проявил себя Димитрий. Он где-то раздобыл и привез две старые солдатские кровати и матрацы. Правда, кровати были без сеток, но он вместо них положил доски. Федор Иванович это первое приобретение во Франции запомнил на всю жизнь. После кроватей Димитрий на каких-то складах нашел стулья и журнальный столик. Все вещи были, естественно, в нерабочем состоянии, но благодаря его золотым рукам они просто преобразились. Через некоторое время их квартира вообще приобрела жилой вид, с ковриками на полу и картинами на стенах. Но Федора Ивановича все эти мелочи мало занимали. Его интересовала только его будущая работа. О ней он думал с утра и до вечера. Вопрос с получением им места в университете и возможных научных перспектив не решался из-за того, что профессор Буржэ уехал то ли отдыхать, то ли в творческую командировку. К сожалению, никто не мог сообщить, когда он вернется. Федор Иванович регулярно наведывался на кафедру, но все было безрезультатно. Наконец, ему сообщили, что профессор Буржэ должен на следующий день появиться на кафедре и готов принять Федора Ивановича в одиннадцать часов утра.

На следующий день профессор Крутов проснулся рано. Накануне он постирал и выгладил свою единственную белую рубашку. Привел в порядок видавший виды черный костюм. В какой-то небольшой лавочке он даже приобрел бабочку, которая неплохо гармонировала с его костюмом. Федор Иванович самым тщательным образом готовился к встрече с профессором Буржэ. Почему-то он волновался перед ней, как, пожалуй, никогда в своей жизни. Профессор Крутов хорошо помнил, как выглядел профессор Буржэ, когда в 1916 году он посетил Санкт-Петербург. Сколько они вместе гуляли по городу и какие темы часами обсуждали. Тогда вечером Федор Иванович пригласил французского профессора в интеллектуальное кафе. Они оба были филологами, но если Буржэ был специалистом в области европейской литературы, то Крутов занимался Ближним Востоком и тюркскими языками. Они с удовольствием рассказывали друг другу о своих научных интересах, ища и находя точки соприкосновения в этих богатых языковых культурах. А потом Федор Иванович долго провожал профессора Буржэ до гостиницы и они вместе любовались красотой белых ночей северной столицы. Вспоминая все это, Крутов рисовал в своем воображении, как они, встретившись после шестилетнего перерыва, продолжат свои удивительные беседы. Как, обрадовавшись встречи с ним, профессор Буржэ познакомит его со своими коллегами, введет в круг интересных людей Франции.

В назначенное время Крутов стоял у двери с табличкой «Профессор Буржэ». Он робко постучал в дверь и на приглашение войти аккуратно ее толкнул. За столом сидел знакомый ему профессор с настороженным выражением на лице. Он даже не встал из-за стола, увидев гостя, и не протянул руки. Не говоря уже о каких-либо других положительных эмоциях, которые принято демонстрировать в подобных ситуациях. На Крутова пахнуло холодом и какой-то нарочитой отстраненностью. Это был прием человека, которого, по каким-то непонятным причинам, не хотели просто видеть. Буржэ жестом показал на стул, стоящий поодаль от стола, у самой стены. После этого ледяным тоном спросил:

– Что Вас ко мне привело, месье?

И тут Крутов не выдержал. Всегда спокойный и выдержанный, уже как будто привыкший к незаслуженным унижениям в новой жизни, он жестко парировал Буржэ:

– Я не месье, как Вам хорошо известно. Я профессор Крутов. И извольте ко мне обращаться, милостивый государь, в соответствии с моим высоким научным званием.

– Это Вы там были профессор, а здесь Вы просто месье. Так что Вас ко мне привело, уважаемый?

– Сейчас уже ничего. Хотя нет. Буквально сегодня утром я хотел увидеть во Франции одного приличного человека, а увидел свинью в профессорской мантии.

– Спасибо за комплимент. А позвольте полюбопытствовать, что Вы хотели здесь увидеть? На какой прием Вы рассчитывали? Или вы думаете, что мы не знаем, как Вы обслуживали там, в красной России, новую власть? Какие статьи писали о новой пролетарской культуре?

– Во-первых, если бы я, как Вы изволили выразиться, обслужи вал новую власть, мне не нужно было бы подаваться от нее в бега и стоять здесь перед Вами, как бедный родственник. А во-вторых, Вам, как образованному человеку, полагается знать, что пролетарской, равно как и дворянской, культуры не бывает. Или она есть, или ее нет. А жалкую гражданскую позицию, которую Вы сейчас демонстрируете передо мной в угоду официальной власти, а точнее, университетскому руководству, оставьте при себе. И любовно созерцайте ее, холя и поглаживая, как созревшую грыжу. Честь имею.

1.3

Выйдя на улицу, профессор Крутов после разговора с профессором Буржэ прекрасно сознавал, что на профессиональной деятельности во Франции он может поставить крест. Зная законы, по которым живет научный мир, он не сомневался в том, что информацию о нем Буржэ доведет до всех своих французских коллег. А так как кафедр филологии в университетах Франции не так уж много и все профессора друг друга хорошо знают, то получение места работы во французских университетах становилось для него весьма проблематичным делом. Ситуация осложнялась еще и тем обстоятельством, что даже для выполнения любой другой научной работы, как то рецензирование трудов, написание статей, отзывов на диссертации, заключений и т. д., требуется рекомендация местной профессуры, на которую он, после сегодняшнего инцидента, рас считывать, по всей видимости, уже не может.

Настроение у профессора Крутова было прескверное. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить на тему провального визита к Буржэ. Посоветоваться, что делать дальше. Только бы не оставаться одному, надумывая всякие неприятности в будущем. Федор Иванович, внутренне опустошенный, направился домой в надежде пообщаться хоть с Димитрием. Но того не оказалось дома. В последнее время Димитрий таинственным образом во второй половине дня куда-то исчезал. Чтобы не сидеть одному в квартире, Федор Иванович вышел на улицу. Он прислонился спиной к какому-то столбу и стоял, обтекаемый спешащей по своим делам людской толпой. На него никто не обращал внимание. Каждый был озабочен своими проблемами. А он стоял, невольно аккумулируя людские голоса, сигналы машин, звуки музыки, доносящиеся из открытого окна дома напротив. Он вроде принимал участие в том, что происходит вокруг, и одновременно был от всего этого очень далек.

Немного успокоившись, Федор Иванович побрел домой в надежде, что вернулся Димитрий. Но дверь по-прежнему была заперта. Он вошел в квартиру и, не снимая верхней одежды, лег на кровать. Потом открыл первую попавшуюся книгу и попытался ее читать, но смысл прочитанного до него не доходил. За этим занятием Федор Иванович Крутов заснул. Разбудили его какие-то голоса: один принадлежал Димитрию, а второй он слышал впервые. Выглянув в соседнюю комнату, Крутов увидел Димитрия в компании какого-то незнакомого человека, который нервно курил, все время стряхивая пепел. Так как пепельницы у них в доме не было, то он без стеснения делал это прямо на пол. Увидев Крутова, незнакомец вытянулся и отрапортовал.

– Разрешите представиться. Штабс-капитан Новиков.

– Профессор Крутов. Что же Вы, батенька, пепел на пол стряхиваете? Возьмите хоть блюдце для этого.

– Прошу меня простить, – засуетился гость. – Не думал, что Вы дома. Еще раз извините. Не буду мешать. Я, пожалуй, пойду.

И штабс-капитан поспешил к выходу. Димитрий, чувствуя себя виноватым за поведение незваного гостя, замямлил:

– Извините, Федор Иванович, что мы Вас побеспокоили. Позвольте Вам объяснить появление нового знакомого. Дело в том, что я недавно попал в компанию людей, которые живо интересуются политической ситуацией в стране.

– Позвольте узнать, о какой стране идет речь?

– О Франции, Федор Иванович. О Франции.

– Очень любопытно. И в чем же состоит интерес к этой теме господ, подобных штабс-капитану Новикову? Если не секрет.

– Я еще не очень разобрался, но, судя по их высказываниям, во Франции имеет место много проблем. Для их разрешения требуется незамедлительно принять соответствующие меры.

– Ну, это известная классическая ситуация, связанная с отношениями между эмигрантским сообществом и принимающей страной. Она хорошо освещена в литературе и касается, как правило, критики государственного устройства, образования, здраво охранения, социальной сферы и т. д. Ничего здесь нового, а тем более оригинального, сударь, нет. По всей видимости, на горизонте замаячили какие-то выборы, и Вы поприсутствовали на одном из предвыборных мероприятий.

– Вы правы, Федор Иванович.

Но Крутов, не обращая внимания на реплику Димитрия, продолжал.

– Во Франции эмигрантская тусовка исторически концентрируется вокруг двух центров кристаллизации – монархического и военного. Сегодня Вы попали, судя по нашему гостю, в сферу влияния второго. Но Вы не расстраивайтесь – в следующий раз Ваша компания может быть совершенно другой.

– Да, но, послушав выступающих на этом собрании, у меня возникло впечатление, что французское общество насквозь прогнило и вот-вот начнет разваливаться с непредсказуемыми последствиями.

– Смею высказать предположение, что это далеко не так. Просто одна группа людей хочет сменить другую, чтобы присесть поближе к государственному пирогу. При этом процесс закапывания противника на этом светлом пути так выстроен, что вызывает у народа, то бишь у Вас, подобные патриотические настроения. Кампания по выявлению всеобщей скверны в обществе, которую затеяли сверху, похожа на вонючую дезинфекцию. Она хорошо проплачивается и проводится на высоком эмоциональном уровне, независимо от ситуации в стране и ее влияния на все происходящее. Вот и вся причина, по которой эмигрантская масса в настоящее время пришла в движение.

– Ваше спокойствие, Федор Иванович, поразительно. Я же, напротив, находясь на этом собрании, подумал, что мы с Вами, при ехав во Францию, попали из огня да в полымя.

– И поэтому срочно требуется полная мобилизация эмигрантского сообщества, чтобы эту ситуацию исправить, – продолжил мысль Димитрия Федор Иванович.

– А скажите, Федор Иванович, Вас не настораживает то обстоятельство, что достаточно большая русская эмиграция не имеет своих представителей во власти?

– Нет, не настораживает. Мало того, что Франция Вас приютила и обеспечила более-менее нормальные условия жизни, так Вы еще требуете от нее поделиться властью. Это при Вашем-то знании, батенька, французского языка! Просто смешно. Смею Вас заверить, что наши с Вами усилия господам французам на ближайшее время не понадобятся.

1.4

На этом сумбурный разговор между Димитрием и Федором Ивановичем Крутовым закончился. Федор Иванович понял, что рассказывать Димитрию о своей встрече с профессором Буржэ не только бессмысленно, но и бесполезно. Его эти проблемы совершенно не интересуют. А когда через несколько дней в их квартире снова собрались какие-то люди и возникла небольшая дискуссия, Федор Иванович, чтобы отвлечься от своих горестных мыслей, решил принять в ней участие. Сначала Федор Иванович молчал, стараясь понять, о чем идет речь, но потом, разобравшись в ситуации, четко сформулировал свою позицию по обсуждаемым вопросам. Она, к удивлению многих, во многом не совпадала с точкой зрения присутствующих.

Информация о том, что в доме профессора Крутова ведутся интересные разговоры на различные общественно-политические темы, быстро распространилась по Лиону. Для того чтобы послушать эти разговоры, на квартире Федора Ивановича стали появляться совершенно незнакомые люди. Они тихо заходили в первую комнату и рассаживались прямо на полу. Внимательно слушали всех выступающих и также тихо уходили. Это были люди, которых можно всегда встретить на любых собраниях, диспутах, общественных мероприятиях, в курилках публичных библиотек, при обсуждении различных тем. Возникает впечатление, что если бы не было этих людей, то назначенное мероприятие просто бы не состоялось. Они создают совершенно неповторимый псевдоинтеллектуальный фон, без которого привлекательность любого разговора бесследно исчезает.

Арендуемая профессором Крутовым и Димитрием квартира уже не вмещала всех желающих поучаствовать в дискуссиях. Им уже здесь было тесно. Поэтому все участники дискуссий дружно переместились в городской дискуссионный клуб, находившийся в центре города Лиона. Димитрий стал уговаривать Федора Ивановича пойти с ними на одно из собраний и там выступить.

– Федор Иванович, я хочу Вас пригласить в наш клуб, чтобы Вы послушали, о чем там говорят лидеры эмигрантского движения.

– Димитрий, ну зачем это мне надо? Я лучше посижу дома. Почитаю интересную книгу, напишу статью.

– Ну, я Вас очень прошу, Федор Иванович. Сделайте одолжение.

Федор Иванович, как мог, отказывался от предложения Димитрия, но тот все настойчивее его приглашал. Подспудно Димитрий не только хотел познакомить профессора Крутова с отдельными персонажами эмигрантской тусовки, но и лелеял надежду о том, что Федор Иванович займет там соответствующее положение. И, естественно, после этого паровозом потянет его за собой. О своем плане Димитрий профессору Крутову не говорил, боясь, что тот наотрез откажется куда-либо с ним идти. Тем не менее обстановка полного отсутствия контактов с людьми становилась для Федора Ивановича совершенно невыносимой и он, в конце концов, согласился пойти на какое-то неизвестное ему мероприятие.

Место ежедневного сбора эмигрантов, именуемого дискуссионным клубом, располагалось в трехкомнатной квартире на первом этаже старинной постройки. Квартира принадлежала какой-то местной партии, которая жестом ее сдачи почти бесплатно эмигрантскому сообществу демонстрировала свое благожелательное отношение ко вновь прибывшим в страну. За квартирой приглядывала немолодая молчаливая женщина. В восемь часов утра она открывала входную дверь и впускала посетителей. После этого ставила на стол для всех желающих титан с кофе и блюдо булочек. К открытию клуба на его крыльце собиралась достаточно большая группа людей, желающих получить бесплатно стаканчик крепкого кофе с теплой булочкой. Булочек регулярно на всех не хватало из-за того, что многие эмигранты брали эти дары с собой. И тогда возникали между посетителями скандалы, переходящие в легкие по тасовки. Пик активности любителей дармовой еды наступал в обед, отличающийся от завтрака коробочкой, в которой находилась порция рыбы или мяса с гарниром. Раздавал эти коробочки всегда улыбающийся темнокожий француз, который успевал каждому получателю обеда делать отметку на ладони правой руки, чтобы, как он выражался, не наглели. В десять часов вечера эта женщина закрывала помещение. Выпроводив всех гостей, она убирала квартиру, не переставая бурчать по поводу свинского характера русских посетителей. В небольшой комнате, рядом с туалетом, уборщица жила. Там же она держала ведра, тряпки, швабры, туалетную бумагу.

1.5

Дискуссионный клуб занимал две большие смежные комнаты. В них стояло много столов и стульев, которые, в зависимости от характера мероприятия, переносились из одной комнаты в другую. Летом в этих комнатах было жарко, а зимой холодно. Окна в них практически никогда не открывались, так как выходили на проезжую часть улицы. По этой улице ходили большие автобусы, со страшным шумом изрыгающие из своих недр отработанный бензин. Помещение клуба в течение дня никогда не пустовало. В нем проводились всякие мероприятия – от кружка по изучению французского языка до групп хорового пения. Однако в шесть часов вечера кружки заканчивали свою работу, и в клубе начинали кипеть до самого закрытия нешуточные политические страсти.

Тон в клубе задавал лощеный, упитанный, несмотря на эмигрантские харчи, господин в военном френче без знаков различия. Звали его Вольдемар Бенедиктович. Для близкого окружения он разрешал называть себя Водя. Водя, до своей эмиграции из России, работал в передвижном цирке кукольником, разыгрывая на потеху провинциальной публике различные смешные сценки. Такая работа не только его физически закалила, приучив стоически переносить любые бытовые неудобства, но и позволила пройти хорошую психологическую школу. Он быстро улавливал настроение публики. Это помогало ему неоднократно успешно выходить из трудной ситуации. Никто из гостей не знал, где Водя живет, что у него за семья, откуда берет деньги на жизнь. Водя всегда был в хорошем настроении. От него исходил смешанный запах дешевого коньяка и хорошего одеколона. Курил Водя все без разбора, стреляя сигаретку у любого, кто ему подвернется под руку. Разговаривал со всеми громко и грубо, никогда не дослушивая никого до конца.

Руководство клуба во главе с Водей сидело за большим столом в конце второй комнаты на некотором возвышении. Это отделяло Водю сотоварищи от остального зала и позволяло им несколько свысока оглядывать толпу. Вопросы для дискуссии в клубе формулировала сама толпа. Она же сама на них, в лице наиболее крикливых участников мероприятия, отвечала. Водю всегда сопровождали две весьма оригинальные особы: женщина неопределенного возраста с аккордеоном на плече и средних лет мужчина, представлявшийся всем его пресс-секретарем. Оба персонажа как бы прикрывали тыл Води, включаясь в работу по его команде. Команда поступала в случае, если Водя не мог ответить на какой-нибудь вопрос или хотел прервать нежелательную для него дискуссию. Тогда он поворачивался к женщине с аккордеоном и, не называя ее по имени, томным голосом произносил:

– Прошу Вас, мадам.

Та всегда была готова к действию и мгновенно откликалась на просьбу шефа какой-нибудь шуточной мелодией. Это позволяло Воде выиграть время для обсуждения трудного вопроса или уйти от него вообще. Если этого было недостаточно и возмутитель спокойствия продолжал на чем-то настаивать, то в работу вступал пресс-секретарь. Он предлагал не в меру активному человеку отойти в сторону и изложить свои претензии, на которые обещал на следующий день дать исчерпывающий ответ. Конечно, никаких ответов никто никому не давал, так как это не входило в планы руководства клуба.

Когда Федор Иванович вошел в сопровождении Димитрия в зал, дискуссия была в самом разгаре. В помещении было жарко и шумно. Пахло какой-то рыбой. Дискуссией этот шум можно было назвать только с большой натяжкой, ибо выступающие, не слушая друг друга, ругали все и всех подряд. При этом они не столько старались высказаться по существу обсуждаемого вопроса, сколько как можно хлеще ответить своим оппонентам. Федор Иванович, впервые присутствовавший на эмигрантской тусовке, даже сразу не понял, куда он попал. Постоянные хождения посетителей по залу и дым дешевых сигарет не давали ему возможность слушать выступающих. Этому также мешали идиотские речевки, выкрикиваемые отдельными группами людей, находящимися в разных концах зала.

Естественным желанием Федора Ивановича было немедленно покинуть помещение, где все было ему чуждо, а главное, противно. И тут, как бы почувствовав настроение Федора Ивановича, кто-то сзади деликатно дотронулся до его плеча. Оглянувшись, Крутов увидел Димитрия. Тот, виновато улыбнувшись и потупив глаза, предвосхитил его гневное высказывание:

– Извините, Федор Иванович за то, что я Вас сюда пригласил. Я просто хотел, чтобы Вы все увидели своими глазами и дали этому соответствующую оценку.

– Что Вы, милостивый государь? О какой оценке может идти речь, глядя на эту беснующуюся массу несчастных, обезумевших от мнимой свободы, людей? Ведь здесь нет, как мне кажется, ни одного нормального человека. Во всяком случае, я этого не заметил. Считаю, что мне следует как можно быстрее покинуть это мероприятие.

– И все-таки я Вас очень прошу, Федор Иванович, остаться и помочь нам разобраться, что же здесь на самом деле происходит.

– Кому это – нам?

– Нам – это таким же эмигрантам, как я, приехавшим в чу жую страну, не знающих французского языка и не имеющих востребованной профессии. Я Вас очень прошу – не уходите. Ваш совет, как в этой непростой ситуации себя вести, будет многим нашим соотечественникам весьма полезен.

И профессор Крутов остался. Он остался не только потому, что его просил об этом Димитрий. Федор Иванович в самом деле хотел понять, что за люди приехали во Францию и что они хотят от этой страны.

1.6

Прошло две недели, как Федор Иванович побывал в эмигрантском дискуссионном клубе. Больше он туда идти не хотел. Но хитрый Димитрий его не оставлял в покое. Теперь он каждый вечер кого-то приводил в их небольшую, практически без мебели квартиру. Посетители менялись, но темы, по которым они высказывались, оставались неизменными. Разговор, как правило, начинал кто-то из гостей, но через некоторое время эпицентром его становился Федор Иванович. Он старался как можно проще объяснять присутствующим, что за ситуация в стране и что надо делать. По их лицам он видел, что они, в основном, согласны с ним. Но однажды, когда вечер уже подходил к концу, в разговор Федора Ивановича с присутствующими вмешался какой-то угрюмый человек, просидевший весь вечер в головном уборе:

– А вот Водя говорит, что если мы поддержим на предстоящих выборах монархическую партию, то наше положение в стране сразу кардинально изменится к лучшему.

– Ваш Водя, уважаемый, отрабатывает деньги, которые ему платят. Правда, делает он это весьма оригинальным способом, изображая из себя шута горохового. А все его речи о Вашем светлом будущем никакого отношения к этому будущему, к сожалению, не имеют.

– Да, но он говорит, что это у него общественная работа, за которую он никаких денег не получает.

– Может и не получает. Не знаю, не буду утверждать. И тем не менее, я позволю высказать свою точку зрения на общественную работу. Мне представляется, что общественная работа – это работа отдельного человека себе во благо под лозунгом пользы для общества. Как правило, для того, чтобы скрыть ее истинную цель, она выполняется в свободное от основной работы время. Рассуждения, что я занимаюсь общественной работой без какого-либо интереса для себя, вызывают у окружающих недоумение и, в конечном счете, недоверие.

– Так зачем же все-таки они этим занимаются?

– Хороший вопрос. Дело в том, что общественная работа является в определенной форме предтечей другой деятельности в той или иной сфере: производственной, финансовой, политической, но уже оплачиваемой. Есть люди, которые в силу своего характера или гипертрофированного эго занимаются общественной работой с раннего возраста, сделав ее неотъемлемой составляющей своего существования. Им хочется всегда быть в центре событий, влиять на всех и на все. Они не могут жить без того, чтобы не высказать свое мнение по поводу какого-либо события и очень обижаются, когда это мнение не учитывается.

– А скажите, профессор, у всех людей получается успешно выполнять общественную работу?

– К сожалению, не у всех. Некоторым ею заниматься просто категорически противопоказано, так как они начинают конфликтовать со своим окружением и вызывают резкую критику в свой адрес. Их разрушительная деятельность наносит вред не только людям, но и им самим.

1.7

После очередных, затянувшихся за полночь посиделок, профессор Крутов долго не мог заснуть. Его почему-то задела тема, по которой все активно сегодня высказывались: нужна ли во Франции так называемая «русская» партия или нет. Большинство присутствующих считало, что уже прошло время задавать подобные вопросы и партию нужно безотлагательно создавать. Однако были и сомневающиеся. Тон сегодняшней дискуссии задавал спокойный, выдержанный человек, которого все уважительно называли по имени отчеству – Василий Петрович. Кто он и чем занимается по внешнему виду определить было невозможно. Одет он был в какую-то жилетку со множеством всяких карманов и армейские сапоги. На голове была то ли шапочка, то ли тюбетейка. Говорил Василий Петрович тихим, но достаточно убедительным голосом, к которому все прислушивались. Сначала он рассказал о принципах работы государственных структур Франции. Затем перешел к характеристике ее многопартийной системы. Федор Иванович не очень внимательно слушал выступление Василия Петровича. Но когда он привязал всю информацию о Франции к русской общине, это его насторожило.

– Русская община, – вещал Василий Петрович, – должна, без дешевого кокетства и ненужных реверансов, играть в свою игру, но по французским правилам. А отсюда вытекает безусловная необходимость на данном историческом отрезке создания «русской» партии. Мотивацией нашего приезда во Францию было желание убежать от скотской, отравленной революцией, толпы. Жить среди нормальных людей и получать от этого, прежде всего, моральное удовлетворение. А на поверку реализация данного мотива оказалась, для большинства из нас, несбыточной мечтой. Ну и что делать – опустить руки и согласиться с тем положением, в котором оказалась эмиграция, или бороться за достойную жизнь?