– Живем мы в эти дни перед отправкой в Чечню так: в семь часов утра развод, строим всех, увожу на занятия. А лейтенанты, командиры взводов – приезжают и уезжают, приезжают и уезжают, я их даже не замечал, фамилий даже не знал. Опять новые приехали – опять уехали. Задачи командиром полка ставятся в день и в ночь. Я пришел к вечеру с полевых занятий, солдаты все падают, а у нас – совещание и задачи на ночь. Получение оружия, того, сего, ночью исправляем недостатки. Иногда часа в четыре утра уйду поспать час-другой, и так все это время до отправки. У командования армии была одна задача: выполнить приказ, отправить полк. Работала на наш полк тогда вся 22-я армия. Командующий армией в полку ночевал, да и все генералы.

Многие офицеры вообще не спали по несколько дней. Когда ты будешь спать, есть – это вообще никого не волновало. Кто-то спал, сидя в каптерке. Зайдешь вечером в каптерку, стаканюгу примешь, поел немножко и все…

Александр Коннов:

– Поселили нас, переведенных в полк из Воронежа офицеров, в каком-то модуле. Холод – а крысы бегают! Есть нечего – на довольствие нас не поставили.

Я Мулино тех дней вспоминаю, как, наверное, выжившие пленные немцы – Сталинград. Офицеры на ночь хоть домой, в семьи уезжали, а нам куда ехать? В модуль приходим в час, полвторого. Сережа Берсенев, офицер мой из 10-й дивизии, командированный в полк, спит в валенках и в бушлате под одеялом. На столе полбутылки водки, хлеб и кусок сала. Я наливаю полстакана водки, выпиваю, съедаю сала с черным хлебом и ложусь спать. А в шесть утра – подъем, и опять: стрельбы, вождение…

«Броня крепка…»

Олег Аникин, командир роты 153-го гвардейского танкового полка, старший лейтенант:

– Каждый из полков нашей 47-й гвардейской танковой дивизии, поскольку полки были кадрированными, человек по 180 личного состава, должен был сформировать для 245-го по танковому взводу. Командир роты там остался штатный, из 245-го, капитан Романов, из нашего полка зампотехом туда направили капитана Юрия Смирнова.

Со второго января стали готовить роту – людей и технику – к отправке и к боевым действиям. Подружились с солдатами, коллектив был нормальный, воевать мог. В условиях развала армии, наплевательского отношения к ней государства за короткое время удалось сформировать коллектив, который не разбежался и воевал достойно. Считаю, что уже тогда полк имел свое лицо. Танки в роте, Т-80, были хорошие, возраст – менее десяти лет, не имели практики эксплуатации, укомплектованы всем необходимым, запчастями, полностью готовы к боевому применению. Офицеры нашего батальона лично проверяли готовность танков. На платформы их загружали мы, офицеры. Пожелал тем, кто поехал с полком, удачи, и эшелон пошел на Кавказ.

Александр Дрозд, командир взвода танковой роты, старший лейтенант:

– В ночь на Новый год я был в наряде на КПП 26-то танкового полка, где в то время служил. После праздничных выходных командир батальона говорит мне: «Готовься, пойдешь в 245-й полк» – «Пойду».

После одиннадцатого декабря пошла молва, что в 245-й полк отправляют офицеров для доукомплектования, из всех полков дивизии. Сначала забирали по одному-два человека из полка, а потом, как говорится, «целыми пачками». К тому времени я отслужил в армии три года, начинал командиром танкового взвода в 7-м отдельном разведывательном батальоне, в Германии. Когда часть из Германии вывели, мою должность сократили, я еще сам ходил по воинским частям Мулинского гарнизона, спрашивал, нет ли где должности командира танкового взвода. Так и попал в 26-й танковый полк командиром танкового взвода.

А в 245-м командиром танковой роты был Виталий Романов, мы с ним из одного военного училища. Командира взвода Эдика Богородова я знал по Германии. Третьим взводным был лейтенант Витя Щелоков, зампотехом роты – Юра Смирнов.

«Поднять технику, на колёса её поставить…»

Юрий Степаненко, майор:

– На меня в конце декабря пришел приказ о назначении комбатом в танковый полк. Я к Морозову подхожу: «Товарищ подполковник, как мне быть?» Мы с ним сибиряки, земляки. Говорит мне: «Юра, ты мне только помоги загрузить батальон. В Чечню ты не поедешь, не имею права тебя брать с собой». – «Конечно, помогу». Я был на неплохом счету. Дело знал, технику знал. Я со спокойной душой согласился, отдавал себя полностью работе.

Мы с Цурканом решили так. Говорю ему: «Юра, всех механиков-водителей я у тебя изымаю, буду заниматься с ними, готовить технику, а ты занимайся с пехотой». Надо было хотя бы проверить, кто на что из механиков-водителей способен. Но главное – поднять технику, на колеса ее поставить. Аккумуляторов у нас сначала вообще не было, получали их хрен знает откуда. Первый батальон был на БМП-2, наш – на БМП-1. Личный состав мне прислали, по документам, все специалисты на БМП-2. Начали технику готовить, заводить двигатели. Взвод обеспечения, летучки, кухни, «Уралы» – все изношено… Технике было лет по 20—30. Из штабов округа, армии, дивизии приехали нам помогать много офицеров, все сидят и советуют, а делать никто ничего не умеет. Как раз морозы ударили под 30 градусов. Короче – караул… Подполковник Александр Павлович Залуговский, зам командира полка по вооружению, обеспечивал технику и вооружение полка, на него и легла вся организация подготовки.

Вдруг приходит приказ: БМП-1 в Чечню не брать, поедем на БМП-2. А мы их уже подготовили, все машины заведенные, все работают. В 752-м полку, в Сормове, комбатом был майор Сергей Сергеевич Юдин, хороший мужик. Как-то под ночь приходит его батальон к нам, в полном составе, сорок машин. Построили мы его в парке, он подходит ко мне: «Принимай!». У меня чуть глаза на лоб не вылезли. – «Как «принимай?» – «Вот так». Механиков своих он забрал, посадил на наши БМП-1 и угнал их в Сормово. Я его «бэхи» поставил к нам в парк. На следующий день приезжаю к Юдину: «Сергей Сергеевич, надо учить всех офицеров и солдат, как на этой БМП воевать. Пушку никто не знает, как стрелять – никто не знает. Если в ходовой части я еще разберусь, то башню я не знаю». Отличия между БМП-1 и БМП-2 были принципиальные.

Выделили ему комнату в казарме, и он с одним из своих ротных нас неделю учили всем премудростям боевого применения БМП-2. Сначала офицеров научил, а потом они начали учить личный состав. Стали разбираться, и в итоге: пушки не работают, стабилизаторы – половина переломана, башни на некоторых машинах не работают. В итоге загрузили БМП с неисправными пушками в эшелон, так и поехали в Чечню. Процентов тридцать техники батальона было не боеготово.

Какой там уровень подготовки механиков-водителей, если на ручном тормозе начинают трогаться! Потом, потихоньку, когда в Чечню приехали, научились.

«Хотя бы месяц погонять…»

Олег Шатохин, зам командира 1-го мотострелкового батальона, капитан:

– Начали заниматься боевой подготовкой. В ходе выдвижения на стрельбище проводили тактику, там же – инженерные занятия, стрельбы. Целый день гонял солдат по сугробам. Боеприпасов было много, настрелялись досыта. День переходит в ночь, утром боевые стрельбы взвода, после обеда – РТУ, и потом завершающий этап – БТУ. Военный человек знает, что для подготовки батальонных тактических учений надо шесть месяцев штат обучать, нам на подготовку отводился один день. На этом боевая подготовка закончилась. За два-три дня разобрались с инженерной подготовкой.

За один день в полку провели все положенные учения и объявили, что пятнадцатого января – погрузка в эшелоны. Я был уверен, что пятнадцатого января мы в первый эшелон не погрузимся. И ошибся. Погрузились. Пятнадцатого января разведрота с оперативной группой уже поехали в Чечню.

Семнадцатого января начали грузиться батальоны. А надо еще колодки заготавливать, для техники на платформы, тросы, чтобы ее крепить… Ночью пилили колодки, на крепление 39 БМП, плюс минбатарея, машины обеспечения. Больше ста единиц техники было в каждом батальоне. Плюс боеприпасы – просто огромное количество, и все надо таскать, погрузить. А мороз стоял…

После первого января от военных телефонисток узнали, что 31-го декабря в Грозном чеченцы разбили 131-ю Майкопскую бригаду. Поняли, что нам там будет все не маслом намазано. Я, как специалист, понимал, что нас всех там положат. С таким личным составом – что мы там навоюем… Были случаи, что солдаты отказывались ехать в Чечню, многие хотели слинять, но попробуй убеги – леса вокруг. Солдатам даже не говорили, где мы находимся. Правда, через три-четыре дня мамы все же появились у КПП, с плакатами, с Дальнего Востока добрались. И увезли несколько человек. А в Твери, шли слухи, полбригады ушло. Там вообще сорвали первую назначенную дату отправки – личный состав разбежался.

Реально тогда солдат у нас в полку, с кем можно было бы воевать, просто не было. Уровень подготовки сержантов – никакой. За несколько дней до отправки удалось подготовить всего несколько человек, у кого талант был. Таких ребят много появляется на войне, их можно выучить. На смертях можно быстро научить. Учились очень быстро. Через месяц в полку были и снайперы хорошие. У нас был один кореец – стрелял – белке в глаз, в пятак мог попасть с двухсот метров только так. Две недели практики и если не совсем дурак, то получается хороший солдат. Если бы нам этих дальневосточников хотя бы месяц погонять – все было бы иначе…

«Мне доучивать никого было не надо…»

Александр Дрозд, командир взвода танковой роты, старший лейтенант:

– Когда приехали солдаты-дальневосточники, то я еще удивился: давно не видел так хорошо укомплектованного войска – все в бронежилетах, с котелками. Сразу вспомнил фильмы о Великой Отечественной – как сибиряки и дальневосточники воевали под Москвой в сорок первом году. Внешне, по тем временам, это были нормальные бойцы. А вот по внутреннему содержанию…. Едва ли не каждый второй был склонен к употреблению наркотиков – это же Приморский край… О профессиональных качествах солдат, которые прибыли в танковую роту, ничего плохого сказать не могу. Наводчики и механики-водители знали свое дело, мне доучивать никого было не надо. Нормально были подготовлены. У нас, в танковых войсках, всегда по жизни был порядок. Более-менее познакомиться с людьми удалось только там, в Чечне.

Начали заниматься приемкой техники. Танков было – навалом. Их пригоняли со всех танковых полков дивизии. Неисправные – убирали, новые – ставили в строй. Мне танк достался – с виду супер, но, как потом оказалось, система управления огнем, в частности управляемым снарядом, совсем не работает. В полку работали гражданские специалисты по танкам. Не помню, правда, откуда они приехали. В один из дней боевого слаживания, при приведении вооружения к нормальному бою, группа гражданских спецов проверяла машины нашей роты. Обследовав мою машину, один из спецов говорит мне: «Все нормально, стрелять будет, но система управления управляемым снарядом не работает. Будешь стрелять им, как обычным снарядом…» Надо было ремонтировать систему, но торопились. А когда в Чечню приехали, в первом бою под Пригородным стрельнул управляемым снарядом как обычным, и результат – ствол оторвало. Хорошо, что все остались живы, т.к. при проведении процедуры были соблюдены все требования безопасности. После этого случая меня подкалывали отдельные офицеры полка, но я не обращал на это внимания. В основном это были люди, которые в технике вообще не соображали, но язык на «сплетни» у них был подвешен. Я на них не обижался.

«Разобрал, почистил, смазал – заработало…»

«Гранит-60», механик-водитель БМП-2 6-й мотострелковой роты, сержант:

– Проехали через Мулино на полигон, проводить боевое слаживание. Наводчик мой к тому времени оклемался. Сходили вместе с ним на пункт боепитания, притащили ленту для пушки, снарядов двенадцать, по-моему, да для пулемета ленту. Емеля засел в башне, начал все это дело, куда положено вставлять, долго орудовал монтировкой, периодически трещал лентопротягом. Судя по тому, что через некоторое время мы стояли уже на исходной, у него все получилось.

Сначала при помощи ТХП (трубка холодной пристрелки – авт.) пристреляли пушку, потом пулемет. Я стоял на броне и в ТХП смотрел, а Емеля башней вертел, да что-то в прицеле подкручивал. Затем загрузили пехоту в десант. Получил команду «трогаться», проехал метров двадцать – «стоп!», пехота кормовые люки открыла и начала выгружаться. Я в своем люке сижу, в триплекс мало что видно, скучаю… Вдруг показалось, что кто-то в броню долбится, как кувалдой стучит, открыл люк – мало ли чего хотят, но высунуться, к счастью, не успел, потому как на меня гильзы от 30-миллиметровых снарядов посыпались. Так я первый раз услышал, как стреляет автоматическая пушка на БМП. После стрельб снарядили полный БК (боекомплект – авт.).

С личным оружием дела обстояли гораздо хуже. В один из дней по приезду из парка обратил внимание на кучу стволов, попросту сваленных в оружейке. Со временем кучу разобрали, в пирамиды расставили. Как-то попросил командира показать мне мой автомат, а то едем на войну, а я даже не знаю, какое чудо мне досталось. Выдали АК-74, сказали: «Твой». Вид у него был не ахти. На цевье кто-то ножом какие-то зарубки сделал, от воронения на стволе остались одни воспоминания. Попытался передернуть затвор, оттянул на себя раму, она так и осталась в этом положении. Снял крышку ствольной коробки – внутри все в ржавчине. Делать нечего, разобрал, почистил, смазал, заработало, «а куда оно денется…». Автомат этот достался в итоге моему наводчику Емеле. Стрелял нормально, только иногда при автоматической стрельбе гильза застревала при эскрактировании на выходе из ствольной коробки, и раму клинило. Мне уже в эшелоне выдали АКС-74 беспроблемный, но, правда, не пристрелянный, пристрелял уже на месте.

В первые же дни формирования полку пришлось решать еще одну неожиданную проблему – улаживать взаимоотношения с родителями солдат…

«Как это мой сын придурок!»

Сергей Гришин, замполит полка, майор:

– Мы прекрасно понимали, что следом за солдатами в полк приедут и их матери. Первые такие «ласточки» прилетели следом за первым бортом. Еще второй борт не приземлился, а они уже стоят на КПП. Похоже, что быстрей своих сыновей прилетели. Надо было немедленно организовать работу, чтобы родители не растащили своих сыновей. Хорошо еще, что родителей было немного. Солдат – видно, что ведет себя неадекватно – на его счету уже и драки, пьянки в казарме. И прилетает его мать: «Отдайте мне его! Я не даю согласия, чтобы он ехал в Чечню» – «Пожалуйста! Мы вашего сына прекрасно знаем: психически неустойчивый, асоциальное поведение, нам такой солдат не нужен – забирайте!» – «Как это мой сын придурок!» – «Вы сюда приехали за сыном – вот и забирайте» – «Почему это? Все едут, а мой нет? Пусть едет!» Сначала ревет: «Отдайте мне мое дитятко!», ей отдают – уже не надо. Я этого солдата вызвал: «К тебе мать приехала, иди к ней на КПП». – «Я поеду с полком!». Построил солдат, говорю, что нам такие солдаты, как этот, не нужны. – «Кто еще хочет уехать?» Молчат. Все смотрят – придурка убрали. Желающих уехать не было. Этот солдат ушел из полка с позором.

В работе с родителями мне огромную помощь оказал полковник Стоценко, заместитель командующего армией по воспитательной работе. Я для себя, как замполит полка, определил, что нужно организовать дополнительные силы для работы с родителями на КПП, надо их разместить, вести с ними разъяснительную работу. Чтобы общение солдат с родителями не превращались в пьянки и побеги. Иду и думаю, что надо мне обратиться с этими вопросами к верхнему командованию, чтобы помогли, и встречаю полковника Стоценко. – «Ну что, как справляешься?» Я иду со своими мыслями, и тут он подходит ко мне, и говорит, что замполитов надо посадить на КПП, надо организовать то, надо организовать всё. О том, о чем я думал, он уже принял решение и этот процесс организовал…

«Не расстреливать же их…»

Игорь Бабанин, старший лейтенант:

– Приезжали матери, солдат забирать. Это отдельная песня… Не расстреливать же их… Мать забрала сына, он оставил оружие, вещи, и уехал. Больше сотни таких из полка потом дослуживали на Дальнем Востоке. Был случай, приехала мать, посмотрела, как ее сын служит, хороший парень: «Вижу, что мой сын в хороших руках, оставляю его вам…» А через три месяца он погиб. Неприятный был осадок на душе. Если бы она его забрала – остался бы парень живым, может быть.

И отцы приезжали. В инженерно-саперную роту приехал отец, подполковник запаса, и его оставили служить. Я его принял на гражданскую должность. Служил он два-три месяца, пока сын не уволился, они вместе уехали домой. Помню другой случай, когда солдат мог не ехать в Чечню, но поехал. Это мой водитель, немец. Ему пришел вызов в Германию, на постоянное место жительства, но остался с нами до конца, отслужил, сколько положено, и только потом уехал домой и оттуда в Германию.

Документы

Общее впечатление об уровне подготовки переброшенных в Чечню частей выражено в разделе III рапорта одного из высокопоставленных военных, который «работая совместно с генералами и офицерами ГШ и СКВО» просил «разрешения доложить свое мнение о подготовке руководства штабов, войск по организации и ведению боевых действий» (рапорт был напечатан в «Новой ежедневной газете» 28 января 1995 г., перепечатан в сборнике: Новичков, Снеговский, Соколов, Шварев. Российские вооруженные силы в чеченском конфликте: анализ, итоги, выводы… С. 31—36):

III. ПОДГОТОВКА ВОЙСК

1. Личный состав морально и физически слабо подготовлен к ведению боевых действий в сложных погодных условиях.

2. Войска не обучены совершению марша, ведению наступательного и оборонительного боя.

3. Слабые знания материальной части вооружения и техники личным составом не позволяли ее умело применять.

4. Слабые навыки в ведении боевых действий военнослужащими в одиночном порядке и в составе подразделения.

5. Слабые навыки личного состава в ведении огня из личного и группового оружия.

6. Механики-водители и водители имеют слабые навыки в управлении боевой техникой.

7. Наводчики-операторы БМП, наводчики танков не знают правил стрельбы и ведения огня по появляющимся и движущимся целям, неуверенно действуют при вооружении (имели место случаи, когда наводчики не стреляли из вооружения танка и БМП).

8. Военнослужащие не обучены оказанию первой медицинской помощи на поле боя, не умеют пользоваться противошоковыми препаратами.

9. Подразделения не обучены ведению сосредоточенного огня, переносу огня на новую цель.

…14. Военнослужащие не обучены способам передвижения на поле боя.

…17. Сержантский состав не обучен командованию на поле боя и не в состоянии заменить офицера в случае его гибели.

Указана и одна из причин подобного катастрофического состояния, связанная с процессом формирования частей:

19. Боевое слаживание подразделений не проводится в пунктах постоянной дислокации (ППД), а ведется, как правило, в районе чрезвычайного положения, где практически отсутствует материальная база боевого слаживания.

Глава 3-я: «Наступает минута прощания…»

Как там в песне «Прощание славянки»:

«…Уходят во мглу поезда,А в них солдаты,А в небе темномГорит солдатская звезда…»

Никто из них не мог тогда знать своей судьбы. А если бы знали, что 221 из них вернутся домой в цинковых гробах, несколько сот – ранеными и искалеченными… Кто-то погибнет в бою, а кто-то и от пули своих же боевых товарищей, а то и просто по глупости, неосторожности. Кого-то ждал плен и издевательства врагов, мучительная, страшная смерть, а кого-то – издевательства своих же сослуживцев, и, как избавление – своя же пуля в голову. Кто-то ехал воевать, считая себя убежденным православным, и если бы ему знать, что скоро ему предложат стать мусульманином… Кто-то считал себя патриотом, а если бы ему сказали, что он еще предаст своих товарищей…

«Солдаты быстро обучались…»

Олег Шатохин, капитан:

– Все в первые дни войны держалось только на офицерах. Когда полк стоял в Германии, ротные были командирами по три-четыре года, они были взводными в Германии по четыре года, толковые и грамотные. Взводные вначале все были кадровые, «пиджаков» у нас тогда еще не было. Да и офицеров именно управлению в боевых условиях хорошо бы было поучить. Умели, но в мирной обстановке, а это другое дело. Основная часть офицеров, процентов девяносто, показали себя очень хорошо, доказали, что наша школа обучения офицеров полностью себя оправдала. Некоторые наши генералы в Чечне сначала думали: «Вот пришел германский полк, привыкли сосиски с пивом жрать, ничего не умеют», но все оказалось не так.

Подполковник Морозов как командир полка был на своем месте. Сначала, в первые дни перед отправкой в Чечню, он немного растерялся, потому что мы сами не понимали, как сможем с абсолютно необученным личным составом, с непонятными задачами что-то сделать. Он же за все отвечал, за все эти жизни. Весь тот бардак, созданный политиками, надо было расхлебывать таким, как подполковник Морозов. Он никогда не психовал, у него не было истерических ноток. Ему в эти дни, я думаю, приходилось тяжелее всех. Не каждому, кто дорос до командира полка, удается дойти и до своего боевого предназначения: сформировать полк с нуля до штата военного времени, снять всю технику с хранения, принять мобилизационный ресурс, загрузить полк на платформы, привезти его в зону боевых действий и начать воевать. Это не просто. Такое единицам командиров полков в жизни удается.

План боя офицеры с ним обсуждали. Он внимательно выслушивал советы. Всегда четко оценивал команды, что сверху приходили, и стремился максимально смягчить ошибки командования и выполнить задачу, потому что понимал – иначе зря потеряем людей.

И солдаты у нас быстро обучались. Русский человек вообще непобедим. Русский солдат – это такой человек, что если его еще и кормить вовремя, он точно рейхстаг возьмет! В госпитале после ранения я видел немецкую передачу про штурм Грозного. Немцы снимали и озвучивали по-немецки, но если прислушаться внимательно, то можно понять, что наши говорят. Идет немецкий перевод: «Вот командир роты, в данный момент ставит задачу своим солдатам на взятие следующего дома», а прислушиваюсь – по губам чувствую, да и слышу – русский мат! – «Если вы у меня к вечеру этот дом не возьмете, х… вы у меня жрать будете!».

«Куча генералов, все орут…»

Николай Тимко, командир инженерно-саперной роты, капитан:

– Технику в Чечню брали свою и со всей дивизии собирали. Бортовых «Уралов» в нашей роте было пять, одна инженерная машина разграждения, автокран, две полковые землеройные машины, экскаватор, три БТР. Половина техники в роте – сельскохозяйственная. На основную технику были мои водители, контрактники, остальные – с Дальнего Востока.

Наконец, настал день погрузки в эшелон. До этого – никто же и никогда технику в эшелон не грузил. Мы грузились на станции Инженерной. На платформе – куча генералов, все орут, все кричат, торопят… Я в той ситуации мог положиться только на своих шестерых контрактников. Все они были самоучки, трактористы. Особенно мне помогал Юра Давыдов. Наконец, все погрузили, но еще сутки стояли, ждали отправки. Пришли провожающие, начались слезы, сопли…

Юрий Цуркан, командир 2-го мотострелкового батальона, подполковник:

– У Игоря Андронова перед самым отъездом родилась дочь. У КПП стояла его новая машина, так, когда колонна из парка выходила, то МТЛБ через его машину переехала. Ребенок только что родился, машина раздавлена, и он в таком состоянии поехал в Чечню…

Игорь Андронов, командир минометной батареи 2-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:

– Я тогда только купил новую «пятерку», потому что много надо было ездить – на склады, в штаб, и все на личном транспорте. У КПП полка стояло машин сорок, и я свою поставил в середине. Вдруг из ворот вытаскивают на тросе МТЛБ, она не заводилась, ее и в Чечню на тросе приволокли, там так всю дорогу тягали, и оттуда на тросе до станции погрузки притащили. А тут, как нарочно, механик как-то умудрился ее завести, она и пошла, и заехала именно на мою машину. Смяла капот, лобовое стекло, и заглохла. Ну, елки-моталки, на моих глазах! Я ничего не мог поделать, и обидно, что из сорока машин – именно на мою… Потом большую часть страховки, полученной за тяжелое ранение, пришлось отдать на восстановление машины…

<1...5 6 7 8 >

На страницу:

Перейти

7 из 8