Полная версия
Королева арахонцев. Книга первая
– Это была Сежи! – вновь в голос вскрикнула Элис. – Вот почему я так обрадовалась этим снам, они так же, как эта девочка, уводят меня в свою сказку.
Королева пробежала в спальню, окинула её ищущим взглядом. Давно забыв о чудесной своей игрушке, она никак теперь не могла вспомнить, куда же могла её положить?
– В сундук! Конечно же… – бросилась к нему, торопливо откинула крышку, замерла на несколько мгновений над старыми позабытыми вещами.
Рука, лучше помнящая прошлое, скользнула в угол под зеркальную треснувшую шкатулку. Пальцы, а затем ладонь, нащупали маленький тонкий диск, завёрнутый в шелковистый тонкий лоскут.
Помедлила немного, растягивая наслаждение от находки, и, медленно потянула диск к себе. Края ткани откинулись в стороны, и маленький фарфоровый диск оказался на ладони…
Нет, это была не Сежи! Казавшееся изумительным, в воспоминаниях, изображение, оказалось совсем не таким волшебным: и девочка была простовата, и кусты ягод убоги, и маленький покосившийся домик, совсем не манил к себе… Чуда не свершилось, сказка давно окончилась.
Элис со вздохом прижала к груди тарелочку. Нет, она не жалела о происшедшем, ведь предвкушение волшебной встречи было так волнующе приятно.
Оглянулась на Шелу, расхаживающую по коврам комнаты.
– Скажи мне, Вещая птица, есть ли на свете Сежи? Или, быть может, в жизни она толстая дурнушка, «курица», сельская девчонка… И я, увидев её, больно разочаруюсь так же как сейчас?
– Кро-кро… – птенец встрепенулся и не больно ущипнул Элис за палец.
– Опять голодна? – огорчилась Элис. – Что толку иметь Вещую птицу, если она не может дать ответ даже на простой вопрос?
Птенец повернулся к ней, нахохлился и открыл клюв.
– Нет-нет, НЕ ГОВОРИ! – испуганно вскрикнула Элис, подумав, что птенец сейчас же даст ответ. – Погоди, не говори. Прошу тебя. Я не хочу потерять её сейчас. Я ещё не готова!
. . . . . . .
…Прошёл месяц, как Шела появилась на свет. Серый пух на её теле сменился тонкими волосками, которые постепенно превращались в пёстрые, чёрно-коричневые перышки, а вокруг головы отрастал шикарный «воротник» из перьев. И хотя нрав её строптивого характера не улучшился, она уже меньше донимала Элис своими капризами и криком. Вместо тонкого пронзительного «и-и-и!», выводила сдержанно и важно «кр-кр». Сидя на плече Элис, она, то копошилась в королевских волосах, то строго заглядывала в уши, то осторожно разъединяла клювом ресницы, бдительно следя, нет ли в глазах сора. Памятуя советы матери, Элис много разговаривала со своей любимицей. Рассказывала Шеле свои сны, мечты и даже дворцовые сплетни, хотя сплетничество не было чертой её характера. Шло время, птица росла, но по-прежнему молчала. Вернее, вовсю болтала на своём птичьем языке, но по арахонски не желала произносить не слова. Иногда, по ночам, сидя на ажурной решётке окна, она бормотала что-то неразборчивое, но была ли это человеческая речь? Часто Элис казалось, что, взрослея, Шела меньше нуждается в ней. Днями просиживала птица у окна, глядя на городскую улицу и раскачиваясь взад-вперёд. Иногда же, несносная Шела могла поднять ужасный крик, из-за того, что Элис не оказывалось рядом. Сейчас же, сидя возле хозяйки на своём любимом, специально сделанном «насесте», она благосклонно принимала поглаживания по голове и тихо, но довольно клекотала.
– Шела, моя маленькая девочка, скажи: «Элис… Элис», – просила королева, ласково ероша пёрышки своей питомице.
– Или скажи: Шела! Шела хорошая девочка!
Шела вдруг вздыбила свой воротник, больно ущипнула Элис за руку и завопила незнакомым противным голосом.
– Я мальчик, мальчик, мальчик! Я не Шела! Ненавижу – Шела!
Элис быстро отдёрнула руку.
– Т-ты можешь говорить? Что же ты молчала раньше?
Птенец возмущённо зафыркал, заскрёб когтистой лапкой.
– Я не «маленькая»! Я не «хорошенькая»! Я – МАЛЬЧИК! – завопил он яростно.
– Мальчик? Не может быть! Как же мне тогда теперь тебя называть?
– Харэй! – Вещий гордо вскинул голову и важно надулся.
—Харэй, – нараспев повторила Элис. – Какое странное имя. Что оно означает?
– Король птиц! Мудрый из мудрейших!
Говорил Харэй странным, утробным голосом, почти не раскрывая клюва, и Элис даже оглянулась по сторонам, не подшучивает ли это кто над ней?
– Харэй… король птиц… – Элис была совершенно сбита с толку. – Мальчик! Ну, кто бы мог подумать?!
– И не смей меня целовать! Ненавижу!
…Начав говорить, Харэй ничуть не изменился нравом. Он, то спал полдня, сунув голову под крыло, то начинал кричать, что его не любят и с ним не разговаривают. То, подставляя смешной хохолок, просил, чтобы его погладили, а то вопил: «Ненавижу, когда трогают!». Иногда он так изводил Элис своей непредсказуемостью и криком, что она с трудом сдерживалась, чтобы не рассердиться на него! Но король есть король, хоть и птичий, королеве арахонок приходилось терпеливо сносить все его выходки.
Глава 7
Как обычно, первый день новолуния, начинался во дворце Королевским Судом. Как только солнце окрашивало городские шпили своим светом, звучал сигнальный рожок и к Всемилостивой королеве Элисандрей Анжелайн приводили преступниц, в отношении которых мнения судей разделились, или же вина их не была доказана. С шестнадцати лет Элисандрей решала судьбу своих подданных: по глазам, жестам, обилию слёз или их отсутствию определяя вину и назначая наказание. Ещё не опытная в жизни королева, хорошо понимала, как несправедливо может быть её решение, и, тяготясь ношей Высшего Судьи, старалась никого не осуждать на смерть.
В зале Суда был самый высокий сводчатый потолок. Огромные массивные колонны, поддерживали исчезающие во мраке арочные своды. Сквозь узкие, уходящие ввысь тёмные витражные стёкла с трудом проникал слабый солнечный свет. Сколько помнила это место Элис, здесь в любое время года было темно, сыро и холодно.
Элис плотнее сдвинула на груди тёплую меховую мантилью, с неудовольствием поёрзала на жёстком неудобном, с прямой спинкой резном троне, с трудом поборола желание подобрать под себя ноги, зябнущие в тонких золотистых сандалиях. Хмуро взглянула вверх. Над головой громоздились старинные барельефы, изображавшие схватки странных рогатых воинов с такими же рогатыми чудищами. В трепещущем свете десятка настенных факелов страшные клыкастые и зубастые пасти чудищ оживали, свешивали вниз свои головы, шаря незрячими глазами по людям, словно выжидая подходящее время. Элис поёжилась, то ли от зябкой сырости которой были пропитаны стены, и которая пробирала до костей, то ли от ещё ярких воспоминаний детства, когда зал Суда казался самым ужасным местом на свете!
Впрочем, так и должно было быть, зал Суда был призван наводить ужас на виновных, а присутствие в нём королевы и Вещего, теперь весьма укорачивали время, требуемое для признания своей вины и раскаянья.
Зал постепенно наполняли любопытствующие придворные дамы, «курицы», – как презрительно звала их про себя Элис за их беспрерывные «кудахтанья» между собой, бесконечные передвижения по залу, да гортанный вскрикивания «Ох-ох-ох!» и «Ах-ах», когда обвинители зачитывали свои грамоты. Знатные дамы, от которых Элис не видела никакого прока, шурша юбками, шушукаясь и перешептываясь расселись по тяжёлым деревянным скамьям, предоставив прислужницам стоять позади них поддерживая и поправляя толстые шерстяные накидки. Глядя на них, Элис поверить не могла, что всего пару десятков лет назад это были отменные воительницы, отбившие множество набегов врага! Из рассказов матери, услышанных ею в детстве, Элис всегда представляла их себе огромными и неустрашимыми… как могло случиться, что время превратило их в «безмозглых куриц», воюющих за лучшее место у очага?
«Клянусь памятью ушедших королев, я никогда не стану такой!», – пообещала себе Элис, делая тайный, незаметный для других, знак рукой «нерушимой клятвы». – «Лучше с честью погибнуть на поле сражения, чем дожить до седых волос и позорно ссориться за самую тёплую мантилью!».
В свои восемнадцать королева Элис считала себя уже опытным, умудрённым годами и битвами, воином. Она имела всё, о чём можно было пожелать, и не мечтала больше ни о чём… ну, разве что о новом оперении на парадный шлем, который в прошлый раз обещали торговцы? – тут Элис вновь вспомнила о своих странных сновидениях, тяжело вздохнула, и, решила, что её «свиток пожеланий» продолжится ещё одним, пока ясно не осознанным.
Опустив мантилью вниз, Элис окутала ноги по самые лодыжки, подышала в ладони, пытаясь их отогреть, с заботой посмотрела на Харэя, сидящего на специальном возвышении по левую руку от неё.
– Всё хорошо, мой друг?
Харэй, уже отрастивший шикарный воротник из перьев, передёрнул им, вздыбливая перья, проклёкотал что-то по-птичьи и, сердито посмотрел на дверь.
Дверь распахнулась. Рослая начальница стражи Хайлет, поскрипывая лёгкими доспехами, вышла на середину зала. Коротким мечом отсалютовав королеве угрюмо объявила.
– Всё готово, Властительница.
Процокали каблучки, всегда манерной, обвинительницы. Подобрав кружевные юбки, она медленно раскланялась с королевой и придворными дамами, долго откашливалась, отыскивая в голосе необходимые стальные нотки и, раскатав свиток длиною чуть не в два локтя, объявила.
– Уина, дочь Исхелл…– в зал Суда втолкнули избитую и израненную молодую женщину лет двадцати пяти, с закованными в кандалы руками и ногами. Тяжёлая толстая цепь медленно волочилась следом, цепляясь за все неровности пола и доставляя явные мучения пленённой.
– Оборотень! – продолжила обвинитель и, выждав эффектную паузу, обвела всех таким торжествующим взглядом, будто добыча оборотня была её личной заслугой. – Вчера вечером, обернувшись когуаром, безжалостно покалечила восемь жителей селений Хес и Хот, и двух королевских стражниц! Также обвиняется в колдовстве, насылании порчи на урожай и водные источники, и других вредных для Вашего королевства действиях… – обвинительница принялась рыскать взглядом по свитку в поисках особо тяжких злодеяний, а в зале послышались испуганные восклицания и приглушённые «кудахтанья» придворных дам. Элис хмуро взглянула на них, заставляя смолкнуть, медленно перевела взгляд обратно на оборотня.
Смуглокожая, коренастая, со спутанными чёрными волосами по грудь, в рваной зелёной тунике, сотканной из тонких шерстин дерева отей, с обрывками пришитых к нему украшений, она едва держалась на ногах, и казалась такой несчастной, что Элис никак не могла представить её себе «безжалостно увечащей королевских стражниц».
Харэй угрожающе наклонил голову, пристально глядя на обвиняемую, гортанно тихо заклекотал, раскачиваясь взад-вперёд. Молодая женщина, коротко взглянув на Вещего, торопливо опустила лицо вниз и, Элис толком не смогла рассмотреть его из-за распущенных длинных волос.
– Что скажешь, Вещий? – еле слышным полувздохом спросила Элис, находясь в замешательстве. Никогда прежде не видела она оборотней и теперь с волнением и смущением разглядывала пленницу. Элис конечно же слышала множество невероятных рассказов о странных людях-оборотнях, которые днём мало чем отличаются от обычных людей, а по ночам воя бродят по лесам, да воруют скот у бедных крестьян… Из достоверного, кроме того, что оборотни принадлежали к кочующему племени Сэлонтов, Элис не знала о них больше ничего. Прежде она вовсе считала все эти рассказы сказками и никак не ожидала, что такие люди существуют на самом деле.
– Кошка! – негромко проговорил Вещий, не спуская с пленницы взгляда. – Опасная сама в себе.
– Что это значит? – не поняла Элис.
Харэй переступил с ноги на ногу. Он быстро рос и уже предвидел и понимал гораздо больше, чем научился объяснять человеческими словами.
– Опасная. Для себя. Для других. Для тебя…. Но не сейчас.
– Что ты можешь сказать в своё оправдание? – холодно спросила королева, буравя обвиняемую взглядом.
Длинные пряди чёрных волос вздрогнули, откинулись назад резким поворотом головы. Раскосые зелёные глаза, почти без белков, цепко впились в Элис. Эти глаза горели таким холодным жёстким огнём, что, казалось оборотень готов прямо сейчас, не смотря на ранения, впиться любому врагу прямо в горло.
Суровый взгляд королевы-воина, словно встречный вал огня, накатил на волну холода источаемую оборотнем. Две стихии встретились в противостоянии. Этот короткий изучающий взгляд глаза в глаза, показался королеве бесконечно долгим, но, почувствовав в себе необоримую потребность победить в этой странной схватке, Элис с силой сжала кулаки и не отвела взгляд.
– Мой суд справедлив. Говори, если, конечно, тебе есть что сказать!
Сузившиеся зрачки обвиняемой дрогнули, заметались из стороны в сторону.
Взгляд зелёных глаз ушёл в сторону, пробежался по рядам разодетых дам, заставив их смолкнуть.
– Неизвестные люди напали на меня из засады, без объяснений причин, пытались связать, избивали… Я только лишь защищала свою жизнь! – не смотря на заметную напряжённость во всём теле, она говорила ровно, без дрожи в голосе, странным мурлыкающим голосом. – Их было человек двадцать, хорошо вооружённых, против меня одной, безоружной…– усмешка в её голосе прозвучала весьма отчётливо. – Мне пришлось применить все свои умения, чтобы просто остаться в живых….
Харэй вновь распушил воротник, резко наклонился вперёд, издав короткий клёкот, дерзость обвиняемой ему явно не нравилась. Элис же, напротив, откинулась назад, внимательно разглядывая босые израненные ноги женщины, её кровоточащие раны, и остатки от странных украшений, из зубов, ракушек и разноцветных камней, которыми была испещрена вся её одежда.
Вот грязные пряди волос скользнули по лицу оборотня, открывая взгляду узкую наколку в виде ленты, через весь лоб.
Элис указала на неё рукой.
– Что это, у тебя? На лбу.
Пленница не ответила, дерзнув, даже, отвернуть лицо.
– Что это значит, Харэй?
– Главная Жрица Сэлонтов. Посвящённая. Неприкасаемая. Оборотничество – знак её приближённости к тайнам Предшественниц.
– Сколько родовых званий! – усмехнулась Элис. – Даже я не имею столько!
Молодая женщина в смятении взглянула на Вещую птицу.
– Никогда я не причиняла вред ни своим соседям—арахонкам, ни твоему королевству. Никогда не насылала ни мор, ни порчу, и уж тем более не оскверняла источники воды. Это противоречит законам, по которым мы живём испокон веков! Я признаю только Оборотничество, потому что это моя суть… В остальном же моей вины нет. Но твои люди боятся нас, не понимают, и не хотят понять. И поэтому, наверно они желают, чтобы мы все умерли … Но мы также, как и вы имеем детей, также, как и вы радуемся теплу солнца, и тоже умеем любить. Нам приходится защищать своё право на это!
Харэй отвернулся, равнодушно занялся перебором перьев на крыле. Похоже, обвиняемая сказала правду…
– Какое наказание предусмотрено за оборотничество и нанесение вреда моим людям? – спросила Элис обвинителя.
– Её пригвоздят кинжалами к Кипящему дереву и подожгут. Расплавленная смола, стекая со ствола, замурует навечно и её тело, и Дух. И никогда после этого, она не сможет покинуть место своей казни и причинить вред живым.
Элис задумалась, кутаясь в меховую накидку. Будь она на месте этой несчастной, и если бы на неё, из засады, напали враги… разве не поступила бы она также, защищая свою жизнь? Но просто сказать: «Иди! Ты не виновна!», королева, как Верховная Судья не могла. Она как мать для своих воинов, нерушимая стена, которая всегда защитит. Раны её воинов, хоть и полученные в сомнительном сражении, требовали расплаты. Но более этого молодую королеву мучило простое человеческое любопытство. Увидеть на расстоянии вытянутой руки оборотня и не узнать, как эти люди могут обращаться в зверя? Вряд ли ей представится вторая такая возможность.
– Я хочу увидеть, как ты оборачиваешься когуаром!
Уина вздрогнула, услышав требование, но не удостоила королеву ответом. Одна из стражниц подняла на строптивую меч, но Элис предостерегающе вскинула руку.
– Не трогайте её. – и смягчив тон обратилась к молодой женщине. – Я сохраню тебе жизнь, если ты покажешь мне, как ты оборачиваешься.
Зелёные глаза обвиняемой сузились, и лицо опустилось. Она слышала пожелание королевы и понимала, что стоит за её отказом, но не желала подчиниться.
– Ты спешишь попасть на кипящее дерево, главная Жрица Сэлонтов? Тебе так наскучила жизнь? – Элис сердито стукнула кулаком по подлокотнику трона: «Как смеет перечить эта дерзкая!?».
– Лучше смерть, чем жизнь в неволе.
– Я подарю тебе не только жизнь, но и свободу, – приняла наконец решение Элис. – Ты заплатишь откуп покалеченным тобой и покинешь наше королевство. А сейчас, я хочу увидеть, как ты оборачиваешься когуаром. Это справедливо. Другого выбора я тебе не предложу.
Тяжело вздохнув, Уина задумалась, потом посмела взглянуть в лицо королеве.
– Я согласна. Только ты потом сдержи своё королевское слово.
– Моя госпожа, это опасно! – Хайлет, встала между королевой и оборотнем, – Не верьте ей! Не позволяйте оборачиваться! Она только того и ждёт, чтобы получить свободу от цепей погубить тебя, ведь она от рождения убийца!
– В лесу достаточно дичи, – с пренебрежительной усмешкой проговорила Уина. – Мы не охотимся на людей.
Элис нахмурила брови, взмахом руки велела Хайлет отступить, – Я так желаю! – и поторопила Уину. – Ну же! Я жду.
– Пусть с меня снимут кандалы, они слишком узки для превращения. – проговорила Уина тонко ухмыляясь, – Когуар зверь крупный. И ещё мне нужна накидка, я буду изменяться под ней.
– Нет, я хочу всё видеть! – возразила Элис.
По лицу девушки вновь скользнула злорадная усмешка.
– Тот, кто видел обращение, никогда уже не будет ясно мыслить. Разум уйдёт, а тело наполнит страх… – по рядам придворных «куриц» прошла волна смятения, послышалось падение нескольких тел. Наверное, если бы здесь сейчас не было королевы, многие бросились бы бежать, в панике оставив зал Суда.
Воительница Элисандрей перевела взгляд на двух стражниц, застывших возле дверей. Повинуясь уставу, они не смели глядеть по сторонам, но по тому, как побелели костяшки их пальцев, сжимавших древки огромных алебард, Элис понимала, что ожидание превращения даже на них производило сильное впечатление!
– Хорошо. – Элис сердито сдёрнула со своих плеч меховую накидку, бросила её к ногам оборотня. – Снимите с неё цепи… И хватит болтовни.
Стражница торопливо освободила запястья и лодыжки пленницы от оков, Уина неспешно развязала тесёмки удерживающие её изодранное платье на плечах, и лохмотья соскользнули с её плеч на пол. Теперь она стояла перед королевой обнаженная и настороженная, по-прежнему ожидая от окружающих подвоха, обводила зал Суда внимательным взглядом.
«Какие эти сэлонты несуразные», – подумала Элис, разглядывая смуглое тело молодой женщины. – «Ноги слишком коротки, талия слишком длинна… Под защитой одежды она смотрелась не так нелепо».
Наконец Уина решилась. Она опустилась на колени, накрылась с головой накидкой и замерла. Стражницы переглянулись, в глазах их рос старательно подавляемый страх. Отважные в бою, они боялись магии и колдовства, порчи и наговоров больше чем целой вражеской армии!
Но время шло, и ничего не происходило. Элис уже начала подумывать о наказании для обманщицы, когда тело под мехом стало колебаться. Оно, то пригибалось к полу, то выгибалось дугой, издавая сдавленные стоны-вздохи. Вот движения перешли в крупную дрожь и… резко замерли. Зал огласил громкий стон-вой, перешедший в глухое звериное рычание. Коротким движением когуар стряхнул с себя накидку, окинул людей угрюмым взглядом. Чёрная блестящая шерсть на загривке вздыбилась, волной прошла по телу. Большие чёрные лапы проскрежетали по полу огромными крючкообразными когтями, глухой рык, вырвавшийся из глубины красной глотки, заставил людей в зале содрогнуться. Одна из стражниц в ужасе попятилась к дверям (уж лучше бы она умерла на месте, потому что Элис заметила это!). Две другие, подчиняясь знакам Хайлет, начали медленно обходить зверя, выставив вперёд пики. Хищник не должен иметь ни малейшей возможности причинить вред Властительнице!
Когуар пригнулся к полу, забил хвостом, медленно начал подбираться к Элис крадущейся бесшумной тенью. Странный, чуть сладковатый звериный дух быстро разошёлся по залу, подсказывая людям, что превращение в кошку было реальным.
Элис вскочила. Никогда прежде не доводилось ей встречаться в схватке с хищным зверем, но страха не было, а от понимания, что ей противостоит очень сильный и коварный противник, по спине побежали восторженные мурашки.
Ладонь легко скользнула в складки платья, нащупала и обхватила рукоять короткого отточенного кинжала, и его клинок бросил огненный отсвет в глаза хищника. Остриё готово было мгновенно вонзиться в чёрную шкуру, если только оборотень отважится напасть. Ноздри Элис раздулись, глаза сузились, и всё тело, подобно кошачьему, напряглось ожидая решающего точного удара.
Огромная чёрная кошка замерла. Окаменели и стражницы, кто с поднятым копьём, кто с обнажённым мечом. Они видели борьбу взглядов королевы и оборотня и страстно желали не ошибиться в оценке поединка. Если сильней королева, ей ни в коем случае нельзя помешать, если же верх начнёт брать зверь – тотчас его уничтожить!
Опустив морду до каменных плит пола, но не отрывая взгляда от Элис, огромная чёрная кошка неумолимо приближалась. Вот расстояние сократилось до двух шагов, и Элис поняла, что теперь сила на её стороне. Если кошка не прыгнула издали, вкладывая в удар мощных широких лап огромную силу, противостоять королеве, на коротком расстоянии будет гораздо сложнее. Вот хищница сделала два очень медленных, очень коротких шага… шершавый язык лизнул ногу в золотой сандалии, и в зелёных глазах затух огонь. Чёрная кошка, отвернувшись, побрёла прочь из зала.
– Не трогать её! – вскинула руку Элис, видя движение стражи. Все замерли.
Хищница дошла до дверей, зашаталась и осела на пол. Тело её стали сотрясать короткие судороги и Элис, соскочив с места, быстро накрыла тело меховой накидкой. Обратное превращение в человека началось. Элис видела конец хвоста, неосторожно оставшийся незакрытым, и, словно под действием чар, никак не могла отвести от него взгляд. Хвост мелко дрожал, втягивался под накидку и всасывал в себя шерсть, становясь голым… Через минуту обращение в человека закончилось. Элис поняла это по изменившемуся очертанию тела и тихому, почти детскому вздоху. Осторожно приподняв край накидки, заглянула под неё: Уина лежала, поджав колени к груди, и казалась теперь безобидным несчастным существом, не способным никому причинить вред.
– Она больше не пленница, а гость! – объявила королева Элисандрей, оглядывая замерших придворных. – Накормить, залечить раны и не беспокоить. Я позже решу, что с ней делать. – обернулась к охране и указала на стражницу, струсившую во время обращения.
– А этой… больше не место во дворце! Сослать её в Северную Заставу, простой лучницей.
Глава 8
Стояла глубокая ночь, когда Сежи очнулась от полузабытья, села на постели и огляделась. Тонкий серп луны заглядывал в окно, слабым светом очерчивая спящих сестёр, Гейлу и Маршу, и нехитрую мебель спальни. В доме не было слышно ни звука, и даже ветер, по своему обыкновению, не завывал в трубе.
Рядом, на стуле, покрытый холщёвой салфеткой, стоял небольшой кувшинчик с настоем из трав, заботливо приготовленный сёстрами. Сежи послушно выпила ароматный пряный отвар, и дурманящий напиток быстро растёкся по жилам, согревая её руки и тело… но не душу. Наверно впервые в жизни, она ощутила, насколько пусто и тоскливо было там, где раньше была душа, как будто оторвали кусок чего-то настолько важного, что без него теперь она не чувствовала себя живой.
Вгляделась в далёкие мерцающие звёзды, и в затуманившихся от слёз глазах они исказились, закружились вокруг лунного серпа, напоминая… Амулет чужака! Стоило только закрыть глаза, как он появлялся в воображении Сежи, вещественно отяжеляя ладонь, тонко позвякивая золотой цепочкой, отражая небо центральной бордовой полусферой и четырьмя драгоценными камнями. Нет, ни о ценности золота и камней страдала теперь Сежи, а о той вещи, которая таинственным образом могла связать её с утерянным прошлым!
Подавив в себе тяжкий вздох-стон, Сежи поднялась на ноги, сняв со спинки стула тёплую шаль, зябко закуталась в неё, и, словно преодолевая вязкую тягучую воду, подошла к окну на слабых ногах. «Как всё плохо. Я и представить себе не могла, что жизнь моя так нехороша!».