
Полная версия
Волшебный фонарь. Хроника жизни Марины Цветаевой: от рождения до начала взрослой жизни (1892–1912)
26 июня (по новому стилю), воскресенье
И. В. Цветаев рассказывал в письме к А. А. Иловайской (из Лозанны в <Спасское100?>) о дочерях: «Девочки бегают к нам без шляп и проводят время от 2 до 7 и от 7 1/2 до 9 1/2. Читают или слушают чтение М. А. (мать Мария Александровна – Ю. П.), пьют чай, после обеда ходят пить молоко к нам, которое я тут ношу из соседней laitevie вечером, парное, прекрасной консистенции (особенно после парижских композиций из молока, тёплой водицы и 9/10, должно быть, извёстки), платя по 18 сантимов за литр.
Муся и Ася выросли, особенно первая, которая начинает уже формироваться. Какие удивительные успехи сделали они во фр. яз! За М. <арину> даже страшно: говорит, как взрослый француз, изящным, прямо литературным языком, не останавливаясь ни на мгновенье в выражениях. Ея уже сделали репетитором старшего класса и корректором письменных работ своих товарок. Трещит без умолку и Ася, начинающая забывать свой язык: начнёт по-русски, а там, смотришь, затрудняясь в подборе русской фразы или слова, уж перешла на французский и валяет без умолку.
Первые дни М. А. после 7 часов трескотни их большей частью вместе в оба уха доходила к ночи до крайней усталости. Но теперь стало легче, пошло чтение попеременно втроём, а это уже лучше.
Что значит среда в детском возрасте: эти Муся и Ася те же, что и прежде видом, но совсем другие манерами, речами, нравами, всем поведением. И те же девочки были и грубы, и невыдержанны, и с мальчишками таскали чужие вещи из соседних комнат в Нерви! Теперь я особенно наблюдаю эту неделю, они и не упоминают о мальчишках Миллеровского пансиона, а говорят о собачонке, Балете, бывшем их и М. А. любимце.
Через 3 недели мы выедем на юг Германии в Шварцвальд, во Freiburg im Breisgau. Город маленький, чистый, университетский, возле самого леса, при массе воды. Здесь М. А. и дети проведут время до возвращения домой будущим летом. Разговорный нем. яз. девочки стали забывать, там они его нагонят. В городе 5 женских пансионов.
М. А. поселится возле них и будет учить Асю русской грамоте, в которой она очень слаба. Муся же пишет и по-русски правильнее и литературнее 5—6-классников в гимназиях. Экие дарования Господь ей дал! И на что они ей! После они могут принести ей больше вреда, чем пользы. Любознательность в чтении у неё так велика, что в пансионе должны были бороться, особенно, когда окулист дал ей страшенные очки и сказал, что у неё такая галопирующая близорукость, которая может к 20 годам кончиться и… слепотою».101
Июль
Пробыв месяц в Лозанне, И. В. и М. А. Цветаевы с дочерьми едут в Германию, в Шварцвальд.
Остановились в Gasthaus «Zum Engel» (гостинице «Ангел») в деревне Лангаккерн над Фрайбургом (Фрейбургом) в горах Шварцвальда. Прогулки Марины и Анастасии с отцом и матерью по лесам Шварцвальда. Дружба с детьми хозяина «Ангела» Карла Майера – Карлом и Мариле. А сам Карл Майер, будучи поклонником Наполеона, оказался для Марины Цветаевой родственной душой, так как «…с 12 лет и поныне – Наполеониада»,102 – напишет Марина Ивановна в 1926 году.
23 августа (по новому стилю), вторник
Из письма И. В. Цветаева Д. И. и А. А. Иловайским из Лангаккерна в <Спасское?>: «Муся на днях наваляла пребольшое французское стихотворение с характеристикой Наполеона. Этот год полезен им будет для немецкого языка. Тут М. А. (мать Мария Александровна – Ю. П.) читает им исторические повести Hauff’s Lichten103. Слушают девочки всласть».104
Осень
И. В. Цветаев определил дочерей в пансион сестёр Бринк (правильное написание фамилии – Бринкманн, сёстры Паулина и Анне (Энни)) во Фрайбурге по адресу Вальштрассе, цейн (10) (Freiburg im Breisgau, Wallstraße, 10, Pension Brink). Сам же уехал в Москву.
М. А. Цветаева поселилась на соседней улочке. Адрес съёмной комнаты М. А. Цветаевой: Мариенштрассе, цвай (2) (Marienstraße, 2). Это была мансарда с чердачным окошком высоко над рекой, протекающей через Фрайбург. Начальницы пансиона отпускали сестёр к матери в гости по воскресеньям.
Прогулки сестёр с Марией Александровной во Фрайбурге.
Пансион, по словам А. И. Цветаевой, был темницей: мрачный, скучный.
Марина Цветаева пишет стихи по-немецки. Её любимая книга того времени – «Лихтенштейн» В. Гауфа.
Мария Александровна читает стихотворение неизвестной монахини Новодевичьего монастыря (XIX в.) про круговую поруку добра. Марина Цветаева говорит, что запомнила все четверостишия этого стихотворения.
Что бы в жизни ни ждало вас, дети,В жизни много есть горя и зла,Есть соблазна коварные сети,И раскаянья жгучего мгла,Есть тоска невозможных желаний,Беспросветный нерадостный труд,И расплата годами страданийЗа десяток счастливых минут. —Всё же вы не слабейте душою,Как придёт испытаний пора —Человечество живо одноюКруговою порукой добра!Где бы сердце вам жить ни велело,В шумном свете иль сельской тиши,Расточайте без счёта и смелоВы сокровища вашей души!Не ищите, не ждите возврата,Не смущайтесь насмешкою злой,Человечество всё же богатоЛишь порукой добра круговой!105Этой осенью Мария Александровна Цветаева чувствует себя лучше: посещает лекции по анатомии во Фрайбургском университете, планирует изучить испанский язык. Она хочет петь в хоре Эрнста Поссарта106. Прошла прослушивание, и была принята.
Декабрь (начало месяца)
Однажды, возвращаясь из театра Э. Поссарта, М. А. Цветаева простудилась, врачи диагностировали плеврит. Началось обострение туберкулёза.
Приехал из Москвы И. В. Цветаев.
В пансион Бринк приехали новые пансионерки – Эрика и Беатрис Бенц, дочери владельца автомобильной фирмы «Бенц». Их поселили в соседней спальне.
Декабрь (конец месяца)
Марина Цветаева пишет на французском языке поздравительную открытку с Рождеством Марте Руеф (вероятно, соученица) (из <Фрайбурга?> во Фрайбург) на почтовой карточке с изображением сосновой ветки с шишками и зимнего пейзажа: дом на берегу водоёма с мостиком:
«Дорогая Марта! Желаю Вам хорошего Рождества, шлю привет и обнимаю Вас. Поскорее возвращайтесь, я так буду рада. Напишите мне, милая Марта, я буду очень рада получить от Вас весточку. Не забыли ли Вы уже французский язык? Говорите ли Вы дома по-французски? Довольны ли Вы? Крепко целую Вас, моя дорогая! Муся».107
Взрослая Марина Цветаева – про сны: «Летаргия: усиливающийся звон, скованность (мертвость) тела, единственное живое – дыхание, единственное сознание: дышать. И вдруг – сразу – отпускает. Это не сон: <пропуск двух-трёх слов> только полная беззащитность слуха и тела: не хочу слушать и не могу прервать, хочу двинуться и не могу начать. Раздвоение сущности: тело – мертво и существует только в сознании. На кровати ничего нет кроме страха перестать дышать.
Отличие от сна: во сне я – живу, о том что я сплю – только вспоминаю, кроме того во сне (сновидении) я свободна: живу призрачным телом. А здесь умираю живым.
Это у меня с двенадцати лет, и это у меня двенадцати лет называлась карусель.
Варианты: возглас (чаще издевательский), иногда – одна интонация (от которой – холодею) – среди полного бдения (но всегда в темноте) иногда впрочем и посреди чтения – интонация издёвки или угрозы – затем: постель срывается, летаем – я и постель – вокруг комнаты, точно ища выхода окна: простор, постели нет, я над городом, лесом, морем, падение без конца, знаю, что конца нет.
Либо: воздушное преследование, т. е. я по воздуху, те – по земле, вот-вот достанут, но тогда уже я торжествую, ибо – те не полетят.
Но всё: и тóлько звон, и полёт с постелью, и пасть-не упасть и погоня – всё при полном сознании скованности тела лежащего на постели – даже когда я с постелью вылетела в окно – всё как спазма, меня свело и, если не отпустит – смерть. И сквозь всё: погоню, полёт, звон, выкрики, единственный актив и физический звук собственного дыхания.
Когда мне было четырнадцать лет мне наш земский тарусский врач (Иван Зиновьевич Добротворский, свойственник отца) в ответ на рассказ сказал, что от глаз – зрения. Но я тогда уже поняла, что глаза не при чём, раз всё дело в слышимом и – больше! – раз ничего не вижу. Другие (не врачи) клонили к отделению астрального тела и прочему, но им я тоже не верила, видя, что я живая, попадаю в теорию, мой живой – смертный – страх в какой-то очень благополучный (и сомнительный) разряд. Не зная ни медицины ни мистики вот чтó
– сердце, мстящее мне ночью за то, что делаю с ним днём (тогда, 12-ти лет – наперёд мстящее: за то, что буду делать!) вернее платящее за мою <сверху: нашу> дневную – исконную – всяческую растрату. И наполнение этого ужаса – звуковыми, т. е. слуховыми, т. е. самыми моими явлениями. Если бы я жила зрительной жизнью (чего бы быть не могло) я бы этот ужас видела, т. е. вместо интонаций – рожи, м. б. даже не рожи, а мерзости без названия, словом тó, что в зрительной жизни соответствует интонации (голосовому умыслу).
Исконная и северная Wilde Jagd108 сердца, которого в своей простоте не знает – и не может знать – латинская раса.
Вся мистическая, нет – мифическая! – Wilde Jagd крови по жилам.
Тáк – умру».109
1905 год
Ночь на 1 января (по новому стилю), воскресенье
В Москве в строящемся Музее изящных искусств имени императора Александра III случился пожар. Сгорела часть собранных коллекций.
2 января (по новому стилю), понедельник
И. В. Цветаева пишет Р. И. Клейну из Фрайбурга в Москву: « <…> Какое несчастное начало нового года постигло меня тут! Вчера обе наши девочки явились с прогулки на высокую гору (прогулка на обледенелую гору Шлоссберг – Ю. П.) окровавленными: их дура-воспитательница повела на гору, когда под ногами был лёд, они спускаясь по крутой дорожке, упали одна на другую, причём младшая разбила себе нос до хряща, а старшая сорвала кожу на колене. День был холодный и ветреный; жена, не зная последнего обстоятельства, вышла на воздух, простудила себе горло и теперь опять сидит с бесчисленным бронхитом, повторяемость которого приводит её в большое уныние. А эту ночь и утро засыпали меня телеграммами о несчастье, постигшем нас в Музее. Пять депеш лежит передо мною, из них три с советами не волноваться и не двигаться в обратный путь».110
Февраль
М. А. Цветаеву поместили в санаторий в Санкт-Блазиене, недалеко от Фрайбурга.
Иван Владимирович уехал в Россию.
Марина и Анастасия Цветаевы подружились с новой пансионеркой Гретхен Фехнер, она на год моложе Марины.
У Марины есть и своя подруга-пансионерка Брунхильд Холледерер. Из письма Марины Цветаевой 1930 г. к Нанни Вундерли-Фолькарт, близкому другу и душеприказчице Р. М. Рильке: « <…> Боденское озеро – слово из моего детства, я жила тогда во Фрейбурге (Брейсгау), и у меня была подруга – Брунхильда – из тех мест, похожая на русалку. Я так её полюбила (за её красоту: русалочность!), что нам вскоре вовсе запретили встречаться – как будто я была озером, желающим забрать её домой – со школьной скамьи и песчаной отмели!
Брунхильда с Боденского озера».111
Марина и Анастасия Цветаевы переболели свинкой.
20 мая (по новому стилю), суббота
Письмо Марины Цветаевой матери из пансиона сестёр Бринк (Бринкманн) в санаторий в Санкт-Блазиене (датировано по почтовому штемпелю):
«Дорогая мама.
Вчера получили мы твою милую славную карточку. Сердечное за неё спасибо! Как мы рады, что тебе лучше, дорогая, ну вот, видишь, Бог помог тебе. Даю тебе честное слово, дорогая мамочка, что я наверное знала, что – тебе будет лучше и видишь, я не ошиблась! Может быть мы всё же вернёмся в Россию! Как я рада, что тебе лучше, родная. Знаешь, мне купили платье (летнее). У меня только оно и есть для лета. Fr <äulein> Brinck находит, что я должна иметь ещё одно платье. Крепко целую!
Муся».112
В течение весны
Марина и Анастасия узнали от матери о смерти от чахотки Серёжи (28 января) и Нади (3 марта) Иловайских. Им было 23 и 22 года соответственно.
Марина Цветаева горюет по красавице Наде, но не говорит об этом ни сестре, ни матери.
На пасхальные каникулы в пансионе остаются только Марина и Анастасия Цветаевы. Сёстры Бринк (Бринкманн), пожалев, берут их с собой в гости к княгине Турн унд Таксис.
За свободолюбие сестёр Цветаевых чуть не исключают из пансиона.
И. В. Цветаев получил письмо от руководства пансиона о желательности изъять дочерей из их учебного заведения ранее летних каникул из-за антипансионских настроений. Его мудрый ответ дал возможность доучиться до каникул, до 25 июля (по новому стилю).
После 25 июля (по новому стилю), вторник
Сёстры Цветаевы поселились с отцом в гостинице в Санкт-Блазиене.
30 июля (по новому стилю), суббота
И. В. Цветаев рассказывал в письме к А. А. Иловайской (из Санкт-Блазиена в <Спасское?>) о Марине и Асе: «Девочки сделали большие успехи в немецком языке. Начальница института113 говорила мне про особо выдающиеся способности Муси, которая-де настолько опередила сверстниц, что её нужно было посылать в высшие классы и что-де она пишет как немка и каким-то особенным для её возраста литературным языком. Но характера-де она гордого и вспыльчивого Вчера она, под мою русскую диктовку, писала мне немецкие письма по Музею – я бы никак не написал так: обороты совсем немецкие. Совсем онемечилась и Аська: лупит не передыхая. Если бы мне жить ещё 85 лет, я так говорить не выучился бы».114
Конец июля—август
Письмо Марины Цветаевой А. А. Иловайской из Санкт-Блазиена в <Спасское?> (написано на открытке с видом St. Blasien, там же письмо Анастасии Цветаевой):
«Дорогая Александра Александровна.
Извините пожалуйста что мы так долго Вам не писали, но последнее время мы ни о чём другом не могли думать, как о нашем освобождении из пансионской тюрьмы. Здесь в Sanct Blasien природа чудесная, тёмные горы, покрытые густым еловым лесом, водопады, земные долины! А воздух-то какой чудный весь пропитанный смолой. Мы весь день гуляем в лесу и вполне наслаждаемся нашей волюшкой. Да, после Insti
Ваша Маруся».116
В течение лета
У сестёр Цветаевых было много свободного времени. Даже пристрастились к распитию пива для веселья. Подружились с гостиничным псом Тюрком.
Пешеходные загородные прогулки с отцом.
В книге А. И. Цветаевой «Дым, дым и дым» (М., 1916), посвящённой Марине Цветаевой, упоминается несерьёзная, детская попытка самоубийства сестры: «Мы с Мариной пили пиво, и она шла топиться в Obere Alb (оттого что я её „не понимала“), (ей было 12 лет)».117
Марина и Анастасия заболели редкой тогда болезнью – цветочной астмой (сенной лихорадкой).
30 августа, вторник
Отъезд семьи Цветаевых в Россию.
Путь проходит через Фрайбург, Мюнхен, Вену, Краков.
8 сентября, четверг
После границы с Австро-Венгрией – первый русский город Волочиск. Радость возвращения в Россию.
Затем – Украина, Крым. Севастополь. Остановка в большой гостинице. Поход в Севастопольскую панораму. Эта остановка на несколько дней в Севастополе – вынужденная, так как Марии Александровне вновь становится хуже.
Далее – на пароходе до Ялты.
16 сентября, пятница
Приезд в Ялту.
Осень
Поселились на даче врача Фридриха Даниловича Вебера «Квисисана» (итал. «Здесь излечиваются») в правой стороне Ялты, в Заречье. Жили на первом этаже двухэтажной дачи. Ныне это частное владение на территории бывшего в советское время санатория имени В. В. Куйбышева.
Ещё одна встреча с Володей Цветаевым и его мамой, Елизаветой Евграфовной, которые в это время отдыхали в Ялте, в парке Эрлангера. Сейчас там Дом творчества писателей им. А. П. Чехова.
Для поступления в ялтинскую женскую гимназию (ул. Гимназическая, ныне – ул. Войкова, 4) сёстры Цветаевы занимаются с учительницей Марией Ивановной Кандыкиной. Она готовит сестёр – младшую ко второму, старшую к четвёртому классам гимназии.
А. П. Чехов был членом попечительского совета Ялтинской женской гимназии весь период своей жизни в Ялте, с 1899-го по 1904 год. Ныне – Ялтинская гимназия им. А. П. Чехова.
Переезд семьи Цветаевых в левую сторону Ялты, противоположную Заречью, на Дарсановскую гору, на дачу писателя Сергея Яковлевича Елпатьевского (его в Ялте не было). Современный адрес – улица Леси Украинки, 12 (тогда – улица Гимназическая).
Елизавета Фёдоровна Лужина снимала на даче Елпатьевского весь второй этаж и от себя сдавала жильцам комнаты.
У Цветаевых – две смежные комнаты. Лечит Марию Александровну доктор Ножников.
Конец осени
И. В. Цветаев уехал в Москву и часто писал письма.
Декабрь
В Москве – всеобщая забастовка и вооруженное восстание, уличные бои.
Вести о восстании доходят до Ялты.
У Марины Цветаевой – второе увлечение Революцией, она захвачена революционными событиями, пишет проникнутые революционным пафосом стихи. Её герои – Мария Спиридонова, лейтенант Пётр Петрович Шмидт, а симпатии – на стороне партии эсеров.
«Первая встреча с Революцией – в 1902—03 г. (эмигранты), вторая в 1905—06 г. (Ялта, эсеры). Третьей не было».118
1906 год
8 января, воскресенье
Письмо Марины Цветаевой А. А. Иловайской из Ялты в Москву:
«Многоуважаемая Александра Александровна!
Сердечно благодарим Вас за Ваш чудный подарок. Какая это прекрасная книга, как дивно сделаны рисунки! Мы страшно любим книги и у нас скопилась порядочная библиотека. Ваша чудная книга доставила нам огромное удовольствие. Я как раз учу историю и «Царь Иоанн Грозный»119 пришёлся мне как нельзя более кстати. Живём мы в Ялте ничего себе, учимся, ожидаем письма из Москвы всегда с большим нетерпением. Мы готовимся в мае держать экзамен; Ася во второй, а я в четвертый класс и должны много учиться. Я должна пройти программу первых трех классов в эту зиму, Ася проходит программу первого.
Погода у нас очень хорошая, так тепло, что ходим в сад только в платьях. Но все же как ни хороша ялтинская погода и природа, сама она, Ялта препротивная и мы только и думаем, как бы поскорей в Москву. Ведь мы уже больше трех лет не видали Андрюши, а Лёры больше двух. И вообще, в гостях хорошо, а дома куда лучше!
Ещё раз благодарим Вас сердечно за Вашу чудную книгу. Сердечный привет от мамы и нас Вам и многоуважаемому Дмитрию Ивановичу.
Маруся и Ася Цветаевы.»120
В течение зимы
На смену учительнице М. И. Кандыкиной Мария Александровна нашла Варвару Алексеевну Бахтурову. Марина и Анастасия прозвали её «Мартысей» и очень к ней привязались.
На даче Елпатьевского поселились Пешковы: бывшая жена Максима Горького Екатерина Павловна и дети: Максим (все его называют – Макс) и Катя.
В это время состоялась встреча Марины Цветаевой с книгой, ставшей одной из самых любимых, – «Очерки детства» Семёна Юшкевича.
Март
Первое и единственное кровохарканье у М. А. Цветаевой. Врач сказал, что каверны нет, однако самочувствие Марии Александровны стало ухудшаться.
Марина Цветаева пишет стихотворение «Не смейтесь вы над юным поколеньем!..», которое стало известно Марии Александровне. Это самое раннее из опубликованных стихотворений Марины Цветаевой.
* * *Не смейтесь вы над юным поколеньем!Вы не поймёте никогда,Как можно жить одним стремленьем,Лишь жаждой воли и добра…Вы не поймёте, как пылаетОтвагой бранной грудь бойца,Как свято отрок умирает,Девизу верный до конца!……………………………Так не зовите их домойИ не мешайте их стремленьям, —Ведь каждый из бойцов – герой!Гордитесь юным поколеньем!<Ялта, 1906>21 мая, воскресенье
В письме из Ялты в Москву И. В. Цветаев пишет Ю. С. Нечаеву-Мальцову121, что переживает тяжёлые дни, числа 28-го надеется, что они приедут в Тарусу, и при благополучии рассчитывает 31 мая быть в Москве: «Здоровье больной безнадежное. Больная страдает не одной чахоткой, но и совершенно разбитыми нервами, астмой и крайней слабостью сердца».122
В течение мая
Марина и Анастасия Цветаевы на «отлично» сдали экзамены в четвёртый и второй классы гимназии соответственно. (Марина Цветаева по математике изучала дроби.)
Поездка в Нижнюю Массандру сестёр Цветаевых с учительницей В. А. Бахтуровой.
Мария Александровна ослабла, ей трудно сидеть на постели, сидит на надутом резиновом круге, у неё боли. Консилиум лучших врачей Ялты.
Приезд И. В. Цветаева, вызов из Тарусы Тьо, подготовка к поездке на лето в Тарусу.
Перед отъездом Е. П. Пешкова пишет в альбом Марине Цветаевой: «В борьбе обретёшь ты право своё! Марусе Цветаевой – Е. Пешкова»; в альбом Анастасии Цветаевой: «Лишь тот достоин жизни, кто ежедневно её зарабатывает! Асе Цветаевой – Е. Пешкова».123
В конце мая
Едут лошадьми до Севастополя, затем – поездом до Москвы, не заезжая домой в Москве, – в Тарусу.
Июнь (начало месяца)
Вся семья Цветаевых собралась в Тарусе.
27 июня, вторник
И. В. Цветаев пишет Р. И. Клейну124 из Тарусы в Москву: «Положение моей больной становится всё хуже. Жаропонижающие лекарства перестают действовать, а очень высокая температура, при непрерывающихся плевритах и бронхитах, жжёт её с ужасающей силой. Всё, что называется телом, съедено и исчезло».125
В течение июня
Из воспоминаний Валерии Цветаевой: «Из нашей дружбы с Мариною в те дни помню такой случай. Как-то под вечер шли мы вдвоём из Тарусы от Добротворских к себе домой. Несли мы 2 толстых тома «Войны и мира» в крепких переплётах. Шли берегом, мимо кладбища. И захотелось Марине заночевать на кладбище! Дома беспокоиться о нас не стали бы, думая, что мы остались у Добротворских.
Я легко согласилась: было лето, тепло. Ушли мы подальше от дороги, зашли за кусты на краю кладбища, положили себе по тому «Войны и мира» под голову и залегли. Уже смеркалось. Люди шли по дороге, голоса нам слышны, но нас не видно. Лежим молча, смотрим, как меняют краски облака там, высоко над нами. Поднялся ветерок, стало беспокойно. Мы придвинулись друг к другу. Лежать неудобно – от жёстких переплётов голове больно. Лежим, терпим. Говорить ни о чём не хочется. От реки потянуло сыростью, и стали мы зябнуть в летних своих платьях. Уснуть почти невозможно; так, маета одна! А все-таки, видно, устали мы и, сами того не заметив, уснули.
Летняя ночь коротка: вот уже и голоса слышны, солнце всходит, по реке плоты идут, плотогоны перекликаются. Белый туман от солнца тает, трава мокрым-мокра, с берёз и кустов каплет, всё кругом росой блестит. Лежать больше нет возможности, но идти в такую пору нам некуда. И стали мы бродить, на всю эту незнакомую нам утреннюю красоту любоваться. Цветов набрали полны руки, а от мокрой травы в башмаках вода, платье чуть не до пояса намокло, висит как клеёнка, хлопает, шагать мешает.
Не рассуждая, сами не зная, что будет, повернули мы домой… А там видим: дом заперт, прислуга ещё не вставала. Куда деваться? Залезли мы на сеновал над сараем, пригрелись и заснули, благо сухо да тихо… Когда проснулись и стукнула входная дверь без ключа, сама судьба помогла нам незаметно пробраться в дом, наверх, к своим постелям, и, как были, во всей «красе» свалились, заснули мы мёртвым сном, проспав до самого завтрака, до 12 часов. Быстро переоделись, вышли к завтраку в обычном, приличном виде.
Сёстры были большие любительницы приключений, ночных костров, фантастических рассказов, романтики стихов».126
До Тарусы дошла весть о том, что больна скарлатиной Катя Пешкова, которая через некоторое время умерла.
3 июля, понедельник
Около четырёх часов дня Мария Александровна позвала дочерей прощаться.
5 июля, среда
Мария Александровна умерла.
« – Мы пошли за орехами: Ася и я. Выходим на «большую дорогу» (так называлась берёзовая аллея, ведущая к дому). Навстречу Валерия.
– «Ну, девочки, – умерла мама».
У меня что-то оборвалось (я потом часто старалась вызвать в себе это ощущение, потом оно утратилось). Ася заплакала. Мы вошли. У мамы было перевязанное лицо, чтобы рот не раскрывался, и пятаки на глазах. В головах постели плакал папа. Мы остановились в смущении.