Верховный Издеватель

Действительно, многоголосый звон стоял, как на пасеке! Пока корабль на ходу, комары за ним не очень поспевают, но стоит чуть остановиться, и их атака начинается, как авианалёт камикадзе. Север, река, лес – рай для комаров! Туман… и из него вылетают маленькие твари. В таких количествах, что на них буквально натыкаешься, как на снежинки в сильную метель. От страшного до смешного, от кошмаров до комаров – один шаг! Со всеми нашими проблемами – так.

– Кирилл, мы тут решили себя испытать! – торжественно объявил Ромка. – засеки время: сколько кто из нас сможет выдержать, не отмахиваясь!

Кирилл не стал Ромку отговаривать. Он же не лошадь, чтоб его жалеть. В конце концов, человек и вправду должен испытать, на что способен!

– Ты засек?

– Да.

– Скажи "старт".

– Старт!

Ребята, застыв, как памятники самим себе, смешно наморщили носы и даже глаза скосили так, будто носами хотели отогнать комаров или смахнуть их взглядом. Но время шло – а оба терпели, не двигались.

– Может, хваток? – предложил Кирилл.

– Не! лучше скажи, сколько времени?

Прошла почти минута, но Кирилл соврал, что две.

– Я три постараюсь выдержать… – сказал Ромка.

– А я четыре, – мученически выдавил Санька.

А нос разве что круги вокруг своей оси не описывал. Кирилл помахал рукой поодаль, чтоб хоть ветерком отогнать пикировщиков.

– Не-е! Не отгоняй, нече-естно! Для чистоты эксперимента надо, чтобы не было движения воздуха…

Кирилл уже сам с нетерпением смотрел на секундную стрелку, пока она опишет ещё хотя бы полкруга: полминуты надо выдать за минуту – а то, если меньше, оба "спортсмена" почувствуют, что арбитр явно подсуживает. Время, казалось, растянулось бесконечно, пока каждая писклявая секунда щекочуще жалила героев. Кирилл никогда не думал, что полминуты – это так одуренно много!

– Всё-о! – выдохнул он. – Три минуты! Может, хватит!?

– Может… – будто сонно выдохнул "медитирующий" Санька и вдруг подскочил, как со сковородки. – Всё-о!!!

Тут и Ромка, словно ожив, начал барабанить по себе: каждое ноющее место просило спасения, не в силах ждать своей очереди, и нужно было, наверное, сразу сто рук со всех сторон.

– Просто свои возможности надо познать заранее, – пояснил Ромка. – Вдруг бы какие-нибудь орки взяли нас в плен и стали пытать комарами.

"Вот уж, действительно, ребята "готовы отдать свою кровь", – усмехнулся про себя Кирилл, вспомнив верин шедевр. – Комары, оказывается – символ любви: они всегда готовы принять нашу кровь, которой всегда так щедро жертвуют на словах поэты. Правда, мальчишки – не поэты, поэтому поят они их не "за любовь", а "за просто так".

Да, оказывается, чаще всего нас выручают соломинки. Не Ангелов с небес, а других слабых людей посылает Господь защитить нас. Дети рядом с нами вступают в сражения с депрессиями, чудищами и комарами. "Вот вечно в мире так: тирания, тоталитарщина – а ей пытается противостоять какая-то слабосильная, слабохарактерная "интеллигенция", – вспомнил Кирилл слова Марины. – А почему слабосильная-то? Вопрос – только к ней! Может, всё потому, что, чем мы "культурнее", тем больше себя, дорогих и любимых, ценим и бережём. А уж деток своих бережём-балуем вдвойне! А может, правильней-то: они – не только наши! И сами мы – не только свои. Я иногда пытаюсь, сколько умею, относиться к своему сыну… как к сыну Божьему. Он – мой, но… ведь не только мой! Божий больше, чем мой. Я знаю: с ним никогда ничего плохого не случится. Даже если он вдруг… Нет, конечно же, он никогда не умрёт!.. но даже если вдруг… то всё равно ничего не случится. Я бы дала один дурацкий, но полезный совет родителям. Будьте зверски безжалостны к детям во всём, что касается их подвижных игр и шалостей. Именно зверски – вот как звери в природе. Безжалостно разрешайте всё (кроме того, что жестоко по отношению к другим). Пусть лазают, бегают, падают, ушибаются, простужаются, получают неопасные для жизни травмы – и чем больше, тем полезней… для здоровья и характера. Чтоб были не стеклянные, а человечные. Не "маменькины", а Божьи!"

И тут Кирилл всё понял! "Я же тоже терпел-терпел свои сомнения, как мальчишки комаров, а теперь пора сказать: "Хватит!" Депрессия приходит только когда мы откладываем назревшее решение – будто зуб всё ноет и ноет, а мы всё не идём и не идём к врачу. Так маленькая проблема благодаря нам становится большой…

Нет уж! Глупо тянуть кота за хвост.

Умение сказать "Нет" – одно из главных в нашей жизни. Без этого жизнь давно превратилась бы в пародию на саму себя. Право вето – то, что отличает суверенную личность. А умение им пользоваться – главный критерий ответственности.

"Да будет у вас "да, да", "нет, нет", а что сверх того – то от лукавого".

Вся наша ответственность определяется двумя словами: "да" и "нет". Как + и – определяют направление тока.

Вдруг показался над морем тумана , медленно восставая из него, какой-то многокупольный силуэт кремля. Кирилл даже глаза протёр: не галлюцинация? не мираж? Над земным облаком отчётливо взошёл небесный град – преподнесённый как бы на белой подушке. Выше тумана, выше комаров… Вот пятиглавие одного храма, и византийская горка другого, и столбик одной колокольни, и кувшинчик другой… всё это плавало над белым месивом, как видение, восставало на глазах из недр. Это что-то более реальное, чем сама "реальность", и потому запредельное для человеческих глаз. Неправдоподобное, сверхъестественное.

Всё белым-бело от белой ночи – и "город", и облако мглы, держащее его на весу.

Потом лохматый туман опять зашевелился, как живой… и, поворачиваясь всеми крыльями и щупальцами, начал торопливо-суетливо заслонять видение. Ангельские крыла смахивали и затирали то, что смертным не под силу созерцать долго, ибо им становится почти страшно от такой Красоты и такой Тайны. И под сенью мелькнувшего и скрывшегося Града стояли на палубе три человечка. Боялись говорить о важном, вообще боялись говорить, боялись спугнуть что-то, и только ёжились, как "ёжики в тумане".

Какое-то чувство воскресения из мёртвых охватило Кирилла. Перед ним приоткрылся на минуту Воскресенский Горицкий монастырь, сосед знаменитого Белозерского.

– Оказывается, это мы напротив Гориц бросили якорь! – пояснил он ребятам.

– Горицы – слово какое-то хитрож… непонятное: то ли "гора", то ли "горе"? – начал и поправился на ходу Санька.

– Ну-у… скатился с горя, как с горы! – мигом соединил смыслы Ромка.

– Ты у нас прямо творец новых поговорок. Могучий народ в одном лице!

К Кириллу подкралось на цыпочках тихое ощущение Чуда… покоя и одновременно – каких-то грандиозных перемен в жизни… вернувшегося прошлого и одновременно – разом открывшегося будущего? вообще – единства всего-всего в мире, что только можно себе представить. Исчезновение границ, времён и возрастов… дня и ночи. И вообще – словами об этом нельзя, можно только музыкой.

И ты узнаешь тогда:

Пройдёт любая беда,

И нету слова "никогда",

И всё – суета!

Но мы с тобою всё-таки – есть,

И наше место – именно здесь,

И время прочит Добрую Весть,

И дорог не счесть!(1)

* * *

– Вера, я думаю… вы ещё найдёте себе другого человека. Вы уж меня извините, но… вы во мне ошиблись! – сказал Кирилл утром.

– Откуда вы знаете, что я ошиблась, – резко сказала вдруг Вера. – Вы же не знаете, ЧТО я про вас думаю! Мне не нужен "другой человек"! Мне нужны ВЫ! Мне вас Бог послал.

"Опять Бог! И опять послал!"

– Послушайте, Вер, я говорю честно. У меня своя жизнь, у вас – своя. Нельзя из первого встречного сотворить себе кумира.

– Я не творю из вас кумира! это вы что-то там себе вообразили! – раздражённо воскликнула Вера. – Может, я-то как раз и вижу все ваши недостатки. Все! Может, вас вообще, кроме меня, и терпеть-то такого никто не сможет. Я понимаю… у каждого свои недостатки, но… надо же смиряться! Я буду терпеть вас, а вы меня.

– Да заче-ем!?

– Затем, что Бог так заповедал. Мы же с вами православные люди! Ведь у человека должен быть или монашеский путь, или семейный – всё, есть только два пути спасенья – третьего не дано! Нельзя быть ни рыбой, ни мясом. Нельзя! Если вы православный, жить надо – как учит Церковь. На монаха вы не похожи, поэтому у вас должна быть жена.

– Будет ещё время определиться… – пробормотал Кирилл, не зная, улыбаться ему или насупиться.

– А сколько можно определяться? Так вы до конца жизни будете определяться! Жизнь уже сама за вас определила. Вы вот столько читаете, читаете – а в воле Божьей разобраться не можете… Ау! перед вами не книга – перед вами живой человек! Ж-женщина! И если вы её упустите, другой такой случай может никогда и не представиться.

"Да. Когда человек говорит о себе в третьем лице, это уже серьёзно!" – подумал Кирилл и ответил:

– Кстати, про монашество и брак, вправду, говорится, что это – два пути спасения но… нигде не говорится, что – только два пути. Во все времена бывали холостые праведники в миру. Как Симеон Верхотурский, например…

– А вы сравниваете себя с Симеоном Верхотурским!?

– Да нет, ни с кем не сравниваю. Просто привёл пример.

– Просто ничего не бывает. Всё бывает со смыслом!

Кирилла, честно говоря, уже начинало раздражать, что так назойливо лезут в его личную жизнь.

– Вера, успокойтесь…

– Я спокойна!

– Ну, если вы так спокойны, то что тогда считать неспокойствием?

– Ну, это же Божья воля, что мы встретились… Как вы не понимаете! а ещё православный.

– Знаете, Вера, это уже, по-моему, не православие! Это уже учение о предопределении. Это Кальвин. Или карма. Или что там ещё. Но только не наша вера. Будто Бог за нас помимо нас уже всё заранее решил!

– А разве не так? – искренне удивилась Вера.

– Нет, не так.

– Всё равно нам надо быть вместе – я это так чувствую.

– А-а! Вот это вот уже честнее: это вы так чувствуете. Это не Бог так решил. Большая разница!

"И ведь все мы, горе-влюблённые, верим в предопределение! – вдруг понял Кирилл с горечью, вспомнив самого себя прошлогоднего. – В то, что "любимый", "любимая" – их уже запатентованная где-то там собственность. Выражение "Браки заключаются на небесах" – если его в таком смысле понять! – в сущности, одно из самых кошмарных предположений, какие только выдумало человечество! Это ничуть не лучше того учения, что одни заранее предназначены для рая, другие – для ада. Та же хула на Духа Святого! На Богом данную свободу!"

Кирилл понял только теперь, ЧТО вызвало в нём накануне такую особенную тоску в словах Веры. Он восстал сейчас против ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЯ! Да, пусть повод оказался такой нелепый. Но в том-то всё и дело: у нелепых теорий – нелепая практика. И в большом, и в малом всякая вера в предопределение – симптом болезни. И Кириллу стало ясно, что он чуть не заразился от Веры. И страсти, и заблуждения, оказывается, ещё как заразны! Потому что все мы, на самом-то деле, друг на друга похожи. И от похожести заражаемся.

Но ничто на свете не предопределено. Какая радость знать и помнить это. Любовь не предопределена – на то она и любовь. Авария не была предопределена. Война на Украине не была предопределена. Всё как-то возникает в результате наших действий: вольных или невольных, осознанных или не очень… но – наших! Бог подправляет, направляет, подсказывает… больно лечит - это когда нам самим от себя совсем уже караул… но не насилует нашу волю! И любовь, и война – дар свободных людей. Вот как Ромка и Саша свободно терпели комаров. Значит, зачем-то им самим так было нужно.

– Ну хотите, я вам буду сестрой! – чуть сменила направление Вера. – Не женой, а сестрой! Это же вас ни к чему не обязывает. Я вас ничем не стесню. Будем жить как брат и сестра во Христе. Вместе спасаться. Мы же и так все братья и сёстры во Христе.

– Вот именно, что – и так! – поймал её на слове Кирилл. "Для неё же будет лучше, если я буду сейчас жёстче!"

Как по сироте не видно, что он сирота (уж это-то Кирилл знал по себе), как по вдове не сразу скажешь, что она вдова… так и душевная болезнь – не ОРЗ: её по кашлю и насморку не определишь. Наивное представление о "ненормальности", будто бы сразу бросающейся в глаза, характерно только для тех, кто ни разу не общался с такими людьми. Люди как люди – и лишь в очень определённых ситуациях начинаешь вдруг замечать, что они… в плену! У кого-то, кто внутри. Разум – будто на очень длинном, временами почти свободном поводке… но всё же на поводке. Пока кто-то на той стороне не дёрнет, всё нормально. Или пока ты человека нечаянно не дёрнешь… не в ту сторону, куда его мягко ведут.

У Веры началась истерика:

– Я не знаю, что мне теперь делать! Из-за вас! Я так верила, что это воля Божья. А теперь мне всё равно! Да и вообще скоро конец света – поскорей бы уже… – неожиданно заключила она.

– Вера, ну это уж совсем! Не надо никакого конца! всё ещё впереди. Что это на вас такое нашло? Старое, из той "церкви", да? Не поддавайтесь.

– Я думала, вы как мужчи-ина, как рыцарь, защитите меня. А сейчас я одинока! И мир мне не нужен – и я не нужна миру. И если ваша церковь вас такому учит, то может, та церковь честнее – она действительно, Подлинная, Истинная. Она-то, по крайней мере, говорит, что скоро всё кончится. И я чувствую, что уж в этом-то она права. Гореть этому миру синим пламенем! Так и будет! Скоро будет! Вот вы меня не захотели защитить – и будет конец света.

– Не надо так, Вера. Я что-то уже боюсь за вас!

– Боится он! Не надо! Не бойтесь – я ничего с собой не сделаю – вы же об этом подумали, да? Вы же меня сумасшедшей считаете, да! Не бойтесь за меня – бойтесь за себя… Я-то ничего с собой не сделаю, я же не сумасшедшая – но завтра будет конец света. Я уже смску получила: завтра – конец света. Я просто не хотела этого говорить! Но теперь я скажу! Мы все умрём! И это хорошо!

– Ну вот, ну, не хотел же я ехать! – опять, как в прошлом году, запоздало сказал Кирилл. Марине, конечно: перед кем же ещё он мог откровенно выговориться.

– И чувствовал, что не надо ехать – а поехал! – продолжал он. – Вот стоило мне соваться на этот теплоход – только для того, чтоб какая-то девушка, которую я знать не знал (и рад бы был не знать!), через меня впала в суицидальную эсхатологию! Вот теперь, если, не дай Бог, с ней что-то случится, я же всю жизнь не смогу себе этого простить. Ну, и что, Марина, как вы думаете: мне теперь следить за ней до конца поездки – глаз да глаз!? Или постараться как-то утешить: уж не знаю, там, – сказать, что передумал, что ли? соврать, что люблю?

– Нет, врать никогда не надо! – твёрдо сказала Марина. – Потом ей будет ещё хуже. Давай-ка все вместе по очереди, что ли, будем за ней так ненавязчиво присматривать, отвлекать её от помыслов. Ты это молодец, что сразу поделился. Что-нибудь уж вместе да придумаем!

– Эх, Марин-Марин, всё возитесь вы с нами! – шутливо вздохнул Кирилл, у которого от сердца отлегло. "Ну вот… мама – она и есть мама".

Такое ощущение, что как только они дошли до крайней северной точки путешествия и повернули на юг, всё постепенно стало возвращаться на круги своя. Туманы уже не путали картину мира.

(1). А.Макаревич

4. Верховный Психиатр

…люди будут

издыхать от страха

и ожидания бедствий,

грядущих на Вселенную.

Лк. 21, 26

Лишение Царства – это наказание лютее огня. Лишение небесной славы есть мучение более жестокое, нежели геенна.

Иоанн Златоуст

– Мам, а как люди вычисляют конец света?

– О, это целое искусство! – Марина даже вдохновилась от воспоминаний. – Однажды мне довелось беседовать с человеком, который математически доказал, что конец света будет 21 июня 2010 года: "Понимаете, ведь это очень просто, ведь 21 и 2010 – это одно и то же число! Это же совсем просто! Вот только убрать два нолика в номере года – и получатся абсолютно аутентичные числа. Нули же – для маскировки. А мы маскировку уберём. Зверь сделал маскировку, а мы её ликвидируем. Нолики что означают? Ведь конец – это ноль. Согласитесь? Да? Правильно? А "июнь" – это "ноль шесть". Как мы пишем вкратце? 21.06. Ноль указывает на шестёрочку, которая – за ним. Шестёрочка! Во-от она, спряталась… а мы нашли. Потому что Бог просветил! А теперь прибавим два к одному".

– А зачем два к одному прибавлять? – сощурился, ничего не понимая, Ромка.

– Вот и я его спросила. А он сказал: "Ну, как же вы не понимаете! умная женщина! Только что ведь считали: 21-е июня, то есть – 21. Два и один. Два к одному прибавьте – что будет? Три. Значит, три шестёрки вместо одной. Ноль и за ним – не шесть… а – шестьсот шестьдесят шесть! Теперь вам понятно?" "Теперь мне всё понятно", – сказала я тогда. И во взоре у него светилась – такая потрясающая логика! Абсолютная. Гениальная по смело проведённым линиям. "И параллельные его пересеклись…" Да простит меня покойный Лобачевский! Шизофреническая логика – это когда одни связи разрушились, а другие сами, немыслимыми зигзагами, выстроились на их месте. Без логики никогда ничего не бывает. Без логики никогда ничего не найдёшь – тем более, конец света. А с логикой всегда всё найдёшь. Даже то, чего нет. "Понимаете, это будет – 21 июня в 6 часов 6 минут и 6 секунд", – добавил он. А вам не доводилось встречать таких людей?

– Доводилось, – вспомнил Ромка человека на велосипеде. И рассказал о памятной прошлогодней встрече. Разговор плавно свернул на всякие сумасшедшие темы.

– Кирилл, а вот ты можешь с умным видом сочинять какую-нибудь чепуху? – спросил вдруг Саша.

– Ой, не отвлекайте меня чепухой, я думаю над одной очень важной проблемой. Самой актуальной для человечества.

– Какой?

– Я вычислил, что если кот и код различаются только одной буквой, то "кот" – это закодированное слово "код".

– Че-го?

– Да, я серьёзно. "Кот" – это закодированный символ всепобеждающего времени. Тянуть кота за хвост – это значит, тянуть время. Как кот не позволяет безнаказанно тянуть себя за хвост, так время никогда не позволяет тянуть себя за хвост. Бросить что-то "коту под хвост", это значит, бросить какие-то возможности под хвост уходящему времени… И заметьте: Чеширский Кот всё время улыбается. Улыбка Чеширского Кота – это снисходительная усмешечка времени над нами: над вечно спешащими и вечно ничего не успевающими. А ещё у Пушкина – это же просто ему как гению открылась Священная Книга Времени: "И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом". Во-от! Кот-время – это же часовой дуба жизни! сторожевой пёс всех тайн мира! охранитель миропорядка! Видите, он "ходит по цепи" – то есть время подчиняется своим непреложным законам, таким же прочным, как цепь… и в то же время оно заставляет всех остальных тоже этим законам подчиняться. Никто ничего не сможет "без времени" взять с этого "дуба" мироздания. Кстати, отсюда пошло мудрое народное выражение "с дуба рухнул": это откровение о судьбе тех, кто нарушил миропорядок и выступил против "учёного кота". Они обязательно рухнут в бездну. Просто гарантированно! Далее, по Пушкину: "Идёт направо – песнь заводит, налево – сказку говорит". Значит, если время идёт по тому линейному вектору, как мы привыкли, – от прошлого к будущему, то есть "направо", – вся жизнь складывается последовательно и рифмованно, как песня. А если вектор времени сместить в обратную сторону, то это будет уже сказка, фантастика, фэнтези. И далее… лай собаки на кошку – это лай неожиданных обстоятельств, которые иногда ускоряют течение времени. Но, в то же время, эти обстоятельства не являются полностью иноприродными по отношению к времени, так как и собаки, и кошки относятся к одному классу млекопитающих…

– Слушай! по сравнению с тобой даже тот "математик" отдыхает! – оценили ребята.

Закаты бывают разные: мягко-умиротворяющие и грозно-тревожные. Такого тёмно-багрового полыхания, какое явилось в тот вечер над свинцовой ширью череповецкого залива, давненько не бывало! Особенно грузно маячило одно огромное облако. Казалось, его накалили, и оно, сизое снаружи, пышет изнутри – может, в нём тысячи градусов температуры! Вот сейчас немного снизится, тяжко проползёт над землёй и испепелит-удушит всё. Или из его багровых недр просыплется пепел и вулканические бомбы. Марина сказала:

– Это прямо как огненная туча Прокопия Устюжского. Было такое загадочное природное явление – необыкновенная туча, из которой сыпались раскалённые камни, – оно и в хрониках зафиксировано, и в народной памяти осталось. Кажется, случилось это в 1290 году. Я когда-то была в Устюге. Люди верят, что "туча гнева Божьего" миновала город только по молитвам блаженного Прокопия. Местные до сих пор ещё ездят на поле около города, оно называется "Тучей": собирают там ни на что не похожие оплавленные коричневые камни. Один такой камень подарили мне. Если б рядом были вулканы, всё бы сразу стало понятно. Но ведь действующих вулканов в окружности нескольких тысяч километров не имеется. Кстати, здесь, под Череповцом, тоже Вологодская область – и Устюг к ней же относится.

Кирилл слушал и внимательно всматривался в небосвод. В определённый момент заката все цвета стали поразительно похожи… даже не на огонь, а на то, как его изображают на фресках. От этого и само небо вдруг показалось древним-древним… и обветшавшим, как свод заброшенного храма. Вот-вот треснет и обвалится. Много таких багровых красок бывает в сюжетах Апокалипсиса – обычно в западной галерее. А Вечер – это и есть западная галерея Дня.

Сзади маячило вулканическое зрелище дымов Череповца. Уж и берег давно исчез, плескалось до горизонта Рыбинское "море" – а трубы, провожая путешественников, росли прямо из воды, и дым стоял в небе сам по себе. Словно он ниоткуда не взялся, а был здесь вечно.

В другой стороне стык бесконечной воды с бесконечным небом медленно, но неуклонно тянул корабль к себе, как магнит притягивает крошечную металлическую стружку. А солнце прощалось за кормой, всё никак не решаясь сделать последний прыжок в бездну и расстаться. Это было ему почему-то очень трудно, словно оно боялось, что никогда уже нас не увидит. Алая дорожка тянулась по свинцовой воде, как бы оставляя последний шанс эвакуироваться с уходящего в никуда корабля.

За бортом плескалось искусственное море со зловещей историей. Полтораста тысяч человек в своё время выгнали с насиженных мест, только чтобы его наполнить. Уничтожали целые города. Ни одна страна мира никогда не затопляла в таких масштабах свою территорию! Может, действительно, всё это сотворил… фараон? Это же явно его эстетика! И его идеология.

Наш девиз – четыре слова:

тонешь сам – топи другого!

Но поскольку, в какой-то степени, он – это и есть мы, то и топит он нас! Мы топим нас. Нашими руками топим, поганим и уродуем свою землю, потому что с ним по-другому уже не можем! не умеем!

– О! Зырьте! Драконы над нами! – подскочил вдруг откуда-то Саша.

Багрово-сизые, пламенные и, одновременно, густо-тёмные, они тяжко ползли по небу. Это был не полёт, а шествие. Демонстрация мощи. Игра мышцами и огнём. Они охотились за солнцем. Проглатывали его – но не успевали переварить.

Безобидные утренние зверюшки превратились к вечеру в марширующих на параде монстров.

Но вот на следующем этапе этой же мифологической зари драконов вдруг вытеснили могучие огнекрылые херувимы. Они без боя взяли небо и обступили мир. И всё замерло в ожидании… чего? Волны слабо шевелились под кораблём – но будто в каком-то совершенно безвременном пространстве. Всё не так, как обычно! А что?

"Ныне суд миру сему"? Неужели?

Чем ещё объяснить этот странно сжавшийся огромный мир и странно сжавшееся в такт ему сердце? Что-то будет?

Облака только кажутся премудрыми херувимами – на самом деле, они знают ещё меньше нас. Господь не посвятил их, как и нас, в свои планы.

"Почему-то в прошлом году перед аварией было куда спокойней на сердце!"

– Смотрите – облако-скат! – показал вдруг Ромка. – Сейчас из него ка-ак посыплются электрические разряды, как он всех нас "обстрекает"!

Хвост "ската" с шипом на конце, видно, нарисовал когда-то пролетевший самолёт, но сейчас инверсионная полоса уже прочно срослась с облаком и стала смотреться чем-то естественным. Естественно-ядовитым…

Когда солнце наконец коснулось водного горизонта, мироздание просквозил совсем уж фантастический по яркости крест. Вверх ударил красный луч. Вниз до самого корабля протянулась по воде мерцающая, как иллюминация, дорожка. А по бокам тяжко прижатый тучами свет растёкся ровно вдоль горизонта – вот и поперечная перекладина закраснелась! Огненный крест соединил воду и воздух.