Анатомия обмана

Солнечный май радовал ранним теплом. Утопающий в облаке цветущих деревьев поселок отмечал праздник последнего звонка. Из репродуктора еще звучали трогательные школьные вальсы, педагоги и родители напутствовали выпускников, а в дальнем углу парка, по полуразрушенной беседке, метался возбужденный Генка. Нетерпеливым взглядом он сканировал сиреневую гладь аллеи. Сердце его учащенно билось не от пьянящего весеннего аромата, а от длительного отсутствия Милы. Когда вдалеке появился ее стройный силуэт, парень бросился навстречу, пряча за спиной букет нежных нарциссов. Девочка, скрывая недоумение, растерянно прижала цветы к груди.

– Что-то случилось? – уточнила она, присев на край скамейки.

– Пошли в кино, там про любовь, – робко предложил Генка.

– Так пригласил бы прямо в школе!

Парень покраснел и опустил глаза.

– Там слишком людно, а у меня серьезный разговор…

– Ну? – поторопила девочка.

– Ты мне нравишься!

– Так это не секрет! – разочаровалась его признанием Мила.

Они уже с десяток раз побывали в кино и на разных танцевальных вечерах, но дальше разговоров по душам дело не двигалось, а Миле, как всякой романтической особе, хотелось, чтобы поклонник ясно обозначил свою позицию. Идя на тайное романтическое свидание, она надеялась на трепетное признание. Недогадливый паренек никак не мог собраться с мыслями и чувствами. Он краснел, бледнел, пыхтел, скрывая робость, и, наконец, решился выдавить из себя:

– Мила, я… кажется… влюбился.

Мила облегченно вздохнула – наконец-то свершилось. У многих скороспелых одноклассниц были официальные поклонники и отношения (Наташка не в счет, отличнице не до романов), а кое-кто из них даже целовался. Шушукаясь, девчонки делились секретами и с видами знатоков давали разные советы, посмеиваясь над обычной дружбой. Теперь Мила будет с ними наравне. В собственных глазах она разом перескочила на несколько ступенек вверх, потому с интересом ждала дальнейшего развития событий. Генка справился с волнением и потянулся губами к ее запястью. Девочка одернула руку. Цветы разлетелись. Оба покраснели и присели их собирать.

– А, может, тебе все только кажется? – как бы невзначай уточнила Мила.

– Нет! – решительно выпалил поклонник. – Давай не расставаться никогда!

Это был совсем другой подход. Вряд ли кто-то из ее соперниц получал подобное предложение. Самооценка Милы взлетела на недосягаемую высоту. Может, она и впрямь неповторимая и единственная? Генка, конечно, не герой ее романа, но очень даже ничего. Весь параллельный класс по нему сохнет, да и ее одноклассницы заглядываются, а он выбрал ее, Милу. И пусть она не Прекрасная Елена, так ведь и он не мифический Парис. И живут они далеко не на Парнасе. Так что смело можно задрать голову и утереть нос его почитательницам. Значит, в ней есть что-то такое, чего нет ни у одной из этих девочек, рассудила Мила. Осознание того, что теперь она дама сердца едва ли не самого завидного жениха школы, кружило голову. Генка, отчаянно сопя, понуро ждал ответа. Мила, напротив, не спешила радовать его.

– Вместе навсегда! – чуть поразмыслив, степенно предложила она.

– До конца жизни! Обещаю, нас никто и ни за что не разлучит!

Объяснение скрепили нежными объятиями. В смущении поцеловаться не решились. Платонически-восторженная первая любовь пленила обоих и стремительно набирала обороты. На зависть чужим и знакомым девчонкам Генка сопровождал Милу в школу и изостудию, встречал после занятий, провожал до дома. Про местных Ромео и Джульетту судачил весь поселок. К середине лета Леся потеряла покой и сон. Ревностно наблюдая за развитием событий, она изматывала дочь необоснованными подозрениями и без конца стращала всевозможными последствиями, отыскивая повод разлучить подростков. Ближе к концу июля Генка потихоньку осмелел и, провожая Милу до подъезда, решительно прижал к стене. Подглядывающая с балкона Леся с трудом сдержала рев возмущения. К счастью, разъяснительные беседы не прошли бесследно: дочь повела себя благоразумно – решительно отстранила кавалера и скрылась в подъезде. Тот пробормотал вслед что-то невразумительное и дал деру. Уверенности в том, что его ухаживания не пробьют брешь в обороне дочери, у Леси не было. Боязнь, что она повторит материнскую судьбу, преследовала постоянно. Утром Мила в компании двойняшек была сослана в село, под бдительный надзор бабушки. Теперь до конца каникул романтических свиданий можно было не опасаться.

На первосентябрьскую линейку Мила катастрофически опоздала. Вся школа уже томилась в торжественном строю, когда она, загоревшая и еще больше похорошевшая, протолкнулась в свой ряд. Мальчишки не сводили с одноклассницы восхищенных глаз, но та, став вплотную к Наташе, по привычке не обращала ни них никакого внимания. Девочки радостно обнялись.

– Ты чего так опоздала?

– Никак не могли с курорта выбраться – билетов не было.

– Счастливая. А я ни разу ни пальм, ни моря не видела. Какое оно?

– Мокрое, – отшутилась Мила. – Плещется туда-сюда. Приходи, покажу акварели, – участливо пригласила она. – А ты как время провела?

– Санитарила в больнице у мамы. Заработала на сапоги и пальто.

– Извини, – смутилась подруга, осматриваясь. – Генки что-то не видать.

– Его больше не будет. Отца перевели в область, на повышение. Он тебе вот это передал, – Наташа протянула письмецо.

– Потише, девочки, – пристыдила их завуч. – Будущим выпускницам не пристало так себя вести. Какой пример вы подаете малышам?

Подруги беспрекословно замолчали. После линейки классная руководительница попросила Милу помочь в оформлении музея.

– Кстати, – акцентировала педагог, привлекая внимание школьников, – Люсины графические работы победили на республиканском изобразительном конкурсе. Скоро в школу передадут ее диплом, готовьте поздравления.

Одноклассники приветственно загудели. Но аплодисменты и расспросы Милу интересовали меньше, чем содержание заветного письма. Отстав от всех, она спешно вскрыла конверт. «Здравствуй, Мила! Хожу к тебе целыми днями напролет, но дверь никто не открывает. Ты все не возвращаешься, а у меня совсем не остается времени. Отца перевели на другую работу, и мы завтра уезжаем навсегда. Я буду писать тебе каждый день. Обещаю. Главное, чтобы ты отвечала. Договорились? Ты для меня по-прежнему самая талантливая и самая красивая девушка на свете. Помнишь мое обещание? Вместе до конца жизни! Согласна? Возражения не принимаются! Твой Геннадий». Из глаз счастливой девочки ручьями потекли слезы. Размазав их по щекам, она расцеловала промокший листок и бережно спрятала его в потайной карман.

В подъезде Мила первым делом проверила содержимое почтового ящика. Писем тогда и потом было много, они приходили с завидным постоянством. Генка с юмором рассказывал о новой школе, друзьях и городских достопримечательностях, уверял, что скучает и считает дни до зимних каникул, на которых он собирался вырваться на свидание к ней. Было даже назначено время и место – все тот же парк и старая беседка. Мила с энтузиазмом делилась содержанием сердечных посланий с Наташей, хранила драгоценную корреспонденцию в секретном месте и втайне от матери строчила пламенные ответы, благо карманных денег хватало не только на конверты и открытки. Любовь и осень окрылили и воодушевили ее. Девочка успешно освоила новую технику рисования, писала маслом, часами пропадая на природе. Преподаватели школы искусств были в восторге от плодов юношеского вдохновения. Картины Милы заметили признанные мастера кисти, они стали постоянными участниками солидных выставок. Появились первые публикации с хвалебными отзывами. В одночасье девочка стала гордостью школы и всего поселка, но относилась к свалившемуся на нее успеху как к чему-то само собой разумеющемуся. Она не была честолюбивой – голова кружилась лишь от признаний далекого воздыхателя.

Похолодало как-то незаметно. Ветра стали холоднее, листья на деревьях облетали стремительнее, а ответы приходили все реже. А когда выпал первый снег, почтовый ящик и вовсе опустел. Мила потеряла покой и сон, забросила учебу, строчила письма активнее прежнего, но весточек больше не было. Она похудела и подурнела, стала сторониться одноклассников и избегать единственной подруги. Наташа пыталась отвлечь страдалицу от треволнений, но та замкнулась и еще больше ушла в себя. Белый свет со всеми земными радостями стал девочке не мил. Леся загрузила дочь домашней работой, но ни дела, ни забота отца и привязанность двойняшек не могли заполнить сердечную пустоту. Первая любовь обернулась невосполнимой потерей и глубокой душевной раной. Сердце Милы разрывалось от боли. Казалось, предательство вдребезги разбило его. Не радовали ни грядущий Новый год, ни долгожданные каникулы.

Незадолго до праздника Григорий принес домой пушистую елку. Открыл дверь тихо, чтобы не слышали домочадцы. Дети втроем расположились за круглым столом. Мила смотрела в книгу скорее лишь для вида – ее мысли витали где-то в областном центре. Двойняшки, рассматривая «Веселые картинки», хихикали и негромко перешептывались. И хотя отец разделся быстро и не слышно, дом моментально наполнился ароматом хвои и морозной свежести. Первой в коридор выглянула Леся. Она хотела что-то сообщить, но Григорий приложил палец к губам. Жена хмыкнула и недовольно вернулась в кухню. Ваня втянул ноздрями воздух и покосился на девочек:

– Что за запах?

Мила не ответила. Лена отмахнулась:

– Мать пироги затеяла. С картошкой и грибами.

– Какая выпечка – тут лесом пахнет.

– Папка елку принес, – помчалась в коридор сестра и радостно повисла на отце.

Глаза Григория затянула поволока, он обнял младшую дочь. Ваня, еще не веря счастью, выглянул из комнаты и захлопал в ладоши. Григорий вошел в зал, зажег свет, приподнял лесную красавицу и поинтересовался:

– Ну, как вам, дети, наша гостья?

– Во! – выставил большой палец Иван.

– Красавица! – поддакнула Лена.

– Пушистая! – безрадостно выдавила Мила.

– Людка, дети, бегом украшать елку! – приказала подоспевшая Леся.

Старшая дочь не отреагировала. Леся нахмурилась, готовясь разразиться каскадом упреков, но на выручку пришел отец. Он выставил перед ребятней коробку с елочными украшениями. Двойняшки наперегонки стали распаковывать игрушки.

– Погодьте, крестовину подгоню, – со знанием дела остановил детей Григорий.

В дверь позвонили. Лена бросилась открывать.

– Кого там еще нелегкая принесла! – посетовала Леся.

– Людка, подь сюда! – позвала из коридора сестренка. – К тебе пришла Наташка!

– Чего стоять за дверью, пусть заходит, – добродушно пригласил Григорий.

– Спасибо, дядя Гриша, только некогда – нас с Милой в школе заждались.

– Голодную не пущу, – запротестовала Леся. – Пироги еще не поспели!

– Нам школьную елку наряжать велено, – осмелилась подать голос Наташа.

– Свою некому обрядить! – упрекнула хозяйка.

Наташа заглянула в комнату и засмотрелась на лесную красавицу.

– Какое чудо! – порадовалась она. – И такая высокая!

– А ваша маленькая? – беспечно уточнила Лена.

– У нас никакой нет. У нас некому в лес сходить, – смутилась гостья, пятясь назад.

– Ах, пенек я неотесанный, – вскочил Григорий и от досады выронил молоток и гвозди. – Не подумал про соседок, а они нас не раз выручали!

– Ладно тебе. Чай, Наташка не сирота, да и не дите – вон какая дылда вымахала! – шепнула в ухо жена. – Они с Настеной не первый год без елки обходятся! И ничего.

– Не переживайте, дядя Гриша, – подала голос Наташа. – Мы привыкшие.

– Без елки плохо, – огорчился Ваня. – Нам папка завсегда приносит…

– А у ней нету папки! – развел руками Григорий. – И сосед – балда!

– Па, а давай подарим Натке елку, а мы с тобой еще раз в лес сгоняем, – пришел на выручку мальчишка. – Мы же мужики – осилим.

– Ишь, чего удумал! – замахнулась полотенцем мать. – Я тебе отправлюсь в лес!

Сын уклонился от удара и спрятался под стол. Из спальни вышла одетая Мила.

– Сказано – не пущу, – пошла в наступление Леся. – Останешься дома!

– А вот и нет, – в поисках поддержки взглянула на отца дочь. – Мы обещали классной украсить зал. Завтра у первоклашек утренник.

– Раз обещали, стало быть, иди, – по уму рассудил Григорий. – Детям без праздника никак нельзя, – он задумался и крикнул в сторону входной двери: – Бери-ка ты, Наташка, нашу елку. А мы с Ванькой и Ленкой снарядим новую экспедицию.

– Ура! – радостно запрыгали двойняшки.

– Не отдам! – шепнула грозно Леся, уцепившись за ствол.

Мила решительно выдернула из ее рук елку и направилась в коридор.

– Куда? – перегородила дорогу мать.

– У нас в доме два мужика, а у них – ни одного!

Леся попыталась возразить, но, глядя на сжатые кулаки и суровый вид мужа, ретировалась. Григорий кивнул сыну на топор и стал одеваться. Мила набросила пальто, повязала шаль и, выйдя за дверь, обняла плачущую на лестничной клетке Наташу. Отец помог спустить елку до нужной квартиры.

– Прости, Наташа, бабу непутевую, – извинился он. – Прими – от всей души.

– Нехорошо вышло, – смутилась девочка. – Мама будет ругаться, когда узнает…

– А ей знать ни к чему, – Григорий запнулся – комок подступил к горлу. – Скажи, сосед принес в знак благодарности. Кто уколы всей нашей семье ставит? Мамка твоя.

– Всему подъезду, – поправил Ваня.

– Всему дому, – уточнила Мила, прижавшись к отцовскому плечу.

Григорий благодарно улыбнулся и притянул к себе детей. Они так и стояли вчетвером, обнявшись, пока сверху не свесилась Лена.

– А вот и я, – радостно сообщила девочка.

Леся закрыла дверь за младшей дочерью, присела на обувную тумбу и расплакалась. Были это слезы раскаяния или жалости к себе самой, она не задумывалась.

До новогодних утренников в младшей школе остались считанные часы, и старшеклассники спешили превратить актовый зал в сказочную страну. Бойкая пионервожатая умело руководила процессом, направляя юношескую энергию в требуемое русло. Неразберихи и беготни не было – каждый знал, чем заниматься. Мила на сдвинутых столах неподалеку от входа дорисовывала огромный плакат с Дедом Морозом и Снегурочкой. Наташа, взобравшись на стремянку, поправляла елочные гирлянды. За ней следил высокий стройный парень. Заметив его влюбленный взгляд, наблюдательная пионервожатая пришла на помощь воздыхателю:

– Витя, время поджимает – помоги Наташе!

– Я справляюсь! – открестилась сверху та.

– Будет безопаснее, если мишурой займусь я, а ты подержишь стремянку.

– А мне совсем не страшно! – возразила спорщица.

– Сказано же – не женское это дело, – одноклассник решительно подхватил девочку, бережно поставил ее на пол и птахой взлетел на ступени. – Подай мне парочку шаров, здесь, вроде, как-то пустовато, – кротко попросил он.

Наташа принесла и протянула ему украшения. Их руки нечаянно соприкоснулись. Оба от смущения покраснели. Пионервожатая украдкой улыбнулась:

– Натуля, ты у нас с кем на празднике снегуришь?

– С Витькой, – кивнула на блондина одноклассница.

– Вы классно смотритесь вдвоем, – словно невзначай подметила девушка и предложила им пробежаться по роли. – Времени в обрез, а вдруг что-то забыли.

Новогодние костюмы преобразили ребят. С пушистыми бородой и усами Виктор будто повзрослел. Его ярко-красная шуба контрастировала с расшитым серебром васильковым нарядом Снегурочки, по мановению волшебной палочки превратившим Наташу в сказочную принцессу. Цвет убранства гармонировал с ее голубыми глазами.

– Да ты у нас просто красавица, – отойдя на расстояние, восхитилась пионервожатая. – Ну, Дед Мороз, признавайся, нравится тебе названная внучка?

– Еще как, – сознался Виктор. – Глаз не отвести!

– У тебя хороший вкус, – подмигнула ему девушка и обернулась к Наташе.

Та покрылась пунцовым румянцем и выбежала из комнаты.

– Ты куда, чудачка? Стой! А что я такого сказала? – обратилась пионервожатая за поддержкой к Виктору.

Тот отчаянно развел руками и бросился следом.

– Ох, эта первая любовь, – мечтательно улыбнулась девушка.

Виктор нагнал Наташу у входа в актовый зал и, пытаясь объясниться, прикоснулся к ее руке. Девочка решительно запротестовала и с вызовом уточнила:

– Что ты ходишь за мной, как привязанный? Делать больше нечего?

– Влюбился… – с трудом выдавил из себя собеседник.

– Этого мне только не хватало! – опешила Наташа.

Не желая продолжать разговор, она исчезла в зале. Мила отвлеклась от рисования и внимательно изучила наряд Снегурочки.

– Тебе к лицу этот костюм, – оценила она, резюмируя: – Кой у кого поедет крыша!

– И ты туда же! – обиделась подруга. – Вы все что ли сговорились?

– С кем и о чем? – не поняла Мила.

Тыча пальцем в наручные часы, в зал влетела пионервожатая.

– Ребята, через полчаса утренник, а у нас тут конь не валялся! Девочки, подметите полы. Мальчики, срочно помогите Миле развесить плакат! – вернулась к руководству процессом она. – Наташа, Витя, марш в каптерку – дети не должны раньше срока видеть Мороза и Снегурку. Проверьте мешок с подарками, повторяйте сценарий и слова.

Праздник удался на славу и прошел на одном дыхании. Счастливая малышня активно пела и плясала, водила хороводы и радовалась общению со Снегурочкой, участвовала в конкурсах Деда Мороза и наслаждалась долгожданным подаркам. Педагоги и родители тоже не остались в стороне. Участие в театрализованном представлении скрыло от посторонних глаз напряжение, которое искрило между Наташей и Виктором. Парень ловил каждый взгляд партнерши, та тщательно избегала его повышенного внимания. Никто и не заметил, что между Дедом Морозом и Снегурочкой, как минимум, пробежала черная кошка. Когда зал опустел, завуч поблагодарила Милу за помощь в оформлении, а Наташу и Виктора за отличную работу, дала несколько полезных советов на следующее представление и отпустила ребят по домам.

Из школы вышли затемно. Подруги шли сами по себе, толкуя о своем, о девичьем. Виктор следовал несколькими шагами сзади, не решаясь присоединиться к их компании. Мила, чувствуя его замешательство, искренне пыталась помочь однокласснику, отмечая все его положительные качества. Мол-де тот и отличник, и спортсмен, и музыкант. Но Наташа оставалась непреклонной:

– Через пару месяцев мы выпустимся, и о любви никто не вспомнит даже.

– Ты уверена?

– На все сто! «Все пройдет, как с белых яблонь дым…»

– Витька тебе совсем не нравится?

– Нравится. Как друг. А я жду любовь. И единственного в жизни человека.

– И долго ты будешь его ждать?

– Сколько понадобится.

– А как ты поймешь, что это именно Он?

– Еще не знаю, – пожала плечами Наташа. – Наверное, просто почувствую.

– А если ты состаришься, а твой принц так и не появится?

– Значит, не судьба.

– И все?

– И все.

– Нет, Наташка, ты точно сумасшедшая.

– Твоя мать тоже так считает, – не стала возражать подруга.

– А ты ее больше слушай, – воспротивилась Мила. – Для нее весь мир с изъяном. Бабуля и отец – другие. Они добрые.

– Это точно. Они у тебя славные.

– Туся, ты ведь в курсе, что соседки в меня тычут пальцами, будто я не его дочь. И…

– Глупости! – не дала ей договорить Наташа. – Для них генетика – темный лес! Пушкин, например, пошел в прадеда. Вся Москва злословила, что мать его нагуляла.

– Ну, я не Пушкин, – возразила Мила. – Интересно, какими будут мои дети?

– Ого! Дети? И много их у тебя будет?

– Двое или трое. А у тебя?

– Я никогда об этом не думала, – призналась Наташа. – Рано еще…

– Пора! Нам скоро по семнадцать. Или ты замуж не собираешься?

– Пока не получу высшее образование, не вижу смысла.

– Одно другому не мешает.

– Я не хочу все делать в полсилы. Если учеба, то на все сто, если любовь, то до последнего вздоха, – подытожила девочка. – Но первым делом – диплом.

– Чудачка ты. Как же можно жить без любви? Я вот… – Мила вдруг расплакалась.

– Вестей так и нет? – посочувствовала Наташа.

– Совсем забыл.

– Может, просто болеет. А письма опустить некому. Он пишет их и складывает в стопочку, а потом разом отправит, ты еще замучаешься читать и отвечать.

– Ты – прелесть. С тобой легко, светло, надежно! – сквозь слезы улыбнулась Мила и обняла подругу. – Не скажу про любовь, а дружба – точно на века.

Зима тянулась бесконечно долго. Мила втайне ждала писем и весточек от Генки, в глубине души надеясь на чудо. Нарисовав по памяти его портрет, всегда носила с собой. Она была убеждена, что мир без любви рухнет с минуты на минуту. Разве можно радоваться жизни, когда она утратила все краски, став бездушной и безликой? Но часы складывались в дни, недели в месяцы, а ничего вокруг не менялось. За рассветом следовал закат, на смену холодам пришло тепло, вернувшиеся из жарких стран птицы вили гнезда и высиживали потомство. Жизнь продолжалась, как будто не было в ней боли и потерь. Солнце появлялось все чаще и грело все сильнее. От снега не осталось и следа. Непогода без боя сдавала завоеванные позиции, уступая место ясным дням. Весна шагала по поселку, раскрашивая ветви деревьев и кустарников. В сердцах мальчишек и девчонок пробуждалось что-то волнующее. И только безучастная Наташа игнорировала ухаживания Виктора. Она штурмовала учебники, усиленно готовясь к школьным и вступительным экзаменам. Мила же все свободное время рисовала. Остановившееся мгновение влекло ее больше грядущих перемен. Время от времени подруги уходили к озеру, подальше от сторонних глаз, но все равно становились мишенью для соседских пересудов.

– Чтой-то Милка совсем с лица спала, – недоумевала Настасья.

– Анна обмолвилась, что и учеба у нее так себе, – посетовала баба Зоя.

– А на кой такой крале наука? – вступила в разговор Аксинья. – Людка мигом замуж выскочит. Любой утопнет в омуте ее вишневых глаз!

– И в кого только пошла? – провоцировала толстуха.

– Не наводи тень на плетень! Забыла, что Наташка про Пушкина сказала?

– Дите мне, Зоя, не указ. Она за подругу заступается. Чую, Леська не без греха.

– Чего ты вяжешься к соседке, Настя? Мужик-то ейный без претензиев.

– Хочу вывести на чистую воду.

– Дались тебе Леська да Людка. Ты на Наташку посмотри. Она пока не оперилась. Через пару годков из нее царевна Лебедь вырастет, – поспешила сменить тему баба Зоя.

– Хорошая девка, – согласилась Аксинья, – Серьезная и внимательная.

– Отличница и на все руки мастерица, – поддержала Настасья.

Дни летели с космической скоростью. Но ни экзамены, ни выпускной бал настроение Милы не изменили. Казалось, оценки в аттестате и пошив наряда совершенно не интересовали ее. Леся не особо тревожилась за состояние и будущее дочери, поскольку преподаватели областного художественного училища расписывали ее перспективы в радужных тонах. Учеба же в областном центре для самой Милы была предпочтительна, прежде всего, возможностью разыскать канувшего в Лету Генку и желанием восстановить с ним отношения. Конечно, было б здорово, если рядом оказалась бы Наташа, но та собралась поступать в университет, а он располагался в трехстах верстах от дома. От неминуемой разлуки с Наташей больше всего страдал влюбленный в нее Виктор. Расстояние между Ленинградом, где находилось его военное училище, и республиканским центром, куда направлялась одноклассница, зашкаливало по километражу, а надежды на то, что девушка станет отвечать на его письма, были призрачными. Посредничество Милы успехов не принесло – подруга в своем отказе была категорична, полагая, что поклонник непременно встретит свою судьбу, но у нее будет другое имя. А если вдруг окажется, что пассия – Наташа, это будет обычным совпадением. Ни больше, и ни меньше. Сердцу не прикажешь.

Такое же настроение царило и на выпускном балу. Всех собравшихся потряс благородный поступок Виктора. Свою золотую медаль он, зная, что Наташа осталась без награды, прямо со сцены предложил вручить именно ей, убеждая аудиторию, что одноклассница более достойна награды. Педагоги и родители прослезились. Друзья лишь посочувствовали. Когда зазвучал прощальный вальс, Виктор решительно пересек зал и пригласил на танец мать Наташи, но и та не смогла обнадежить парня – изменить решение дочери было не в ее силах. Впрочем, женщина и сама была искренне убеждена, что для проявления чувств еще не время, главное в семнадцать лет – успешная учеба.

Подготовка к вступительным экзаменам дружбу девочек не умерила – занимаясь днями напролет, они находили время для прогулок и задушевных разговоров. Июль пролетел незаметно, в августе абитуриенты стали разлетаться по избранным городам. Экзамены в большинстве своем сдали успешно и быстро вернулись в родные края, ожидая вызова на учебу. Готовясь к разлуке и самостоятельной жизни, клялись в вечной дружбе и потихоньку паковали чемоданы. Первой письмо счастья получила Наташа. До станции ее вместе с матерью провожала и Мила. Подруги обнялись, прослезились, и поезд умчал новоиспеченную студентку в столичные дали. К концу августа поселок покинули почти все одноклассники. Мила каждый час проверяла почту, но ящик был безнадежно пуст. Даже Лесю охватила паника – на собеседовании педагоги хором заверяли, что проблем с поступлением у дочери быть не может. Григорий втайне от семьи съездил в область и убедился, что Мила зачислена. Письмо то ли потерялось, то ли задержалось. Получив на руки дубликат в официальном конверте, он, как положено, проштамповал его в городе и поселке и опустил в почтовый ящик. Радости Милы не было предела. Мать помогла ей собрать чемодан, отец вызвался проводить до училища.