Анатомия обмана

– Вадику и Лере не на что жить – они сироты, а бабушка никак не может оправиться от горя, да и пенсия у нее – всего ничего. Они ребята хорошие: он студент, сестренка заканчивает школу. Тоже с золотой медалью. Им надо и кушать, и одеваться, и лекарства бабушке покупать – дети за любую подработку хватаются. Обещаю, в вашем почтовом ящике больше не будет ни единого листочка, – заверила женщина, преданно заглядывая Миле в глаза. – Только не надо никому жаловаться. Умоляю!

– Даю вам последний шанс! – великодушно согласилась полемистка.

Чувствовать себя спасительницей было весьма приятно. Консьержка благодарно улыбнулась и протянула строптивой жиличке оброненное письмо. Мила всмотрелась в неразборчивую вязь каракуль и грустно прошептала: «Мама». Пришла кабина лифта. Сосед придержал дверь и протянул старушке визитную карточку:

– Если дети действительно сироты, пусть позвонят – помогу решить их проблемы.

– Родители погибли при взрыве в метро, а бабушка слегла и который год не встает, – побожилась женщина, и ее голос задрожал.

– Непременно выручу, – заверил мужчина и жестом пригласил Милу войти.

В полумрачной кабине ей не терпелось поскорее прочесть письмо, но смущало присутствие попутчика. Едва он вышел, Мила спешно вскрыла конверт. Чем дольше она вчитывалась, тем больше ее охватывало волнение.

В квартире было душно. Мила включила кондиционер. Переодевшись, сделала влажную уборку и сварила кофе. Присев в кресло, развернула материнское послание. Найдя заветное место, внимательно перечла: «…два месяца назад в квартиру покойной бабы Зои переехала сестра твоего бывшего ухажера, Бориса. Он нынче служит где-то за Уралом, но, вроде как, до сих пор сохнет по тебе. Райка по его просьбе даже просила твой адрес, но я не дала – чего зазря бередить то, что отболело. И фото твое Борису не дала, когда он приезжал в командировку. Через месяц хочет наведаться в отпуск, один, без семьи. Вот уж не скажу, развелся он или просто не живет со своей супружницей. Заходил, но я его взашей с лестницы спустила. Нету у него никакого стыда, коли не совестится в глаза мне смотреть…».

От волнения у Милы засосало под ложечкой. Она погляделась в зеркало – глаза слезились, щеки пылали румянцем. Дрожащие руки помимо воли потянулись к телефонной трубке.

– Алле, – раздался на том конце старческий мужской голос. – Ванька, ты что ли?

– Привет, папа! Это я.

– Людка?.. – растерялся отец. – Нешто с пацанами беда приключилась?

– Все путем. Разве я не могу позвонить просто так?

– Мочь-то могешь, да ведь без надобности тебе это.

– Соскучилась вот. Расскажи, как живете? Здоровы ли?

– Все как у людей. Я малость хворал, теперь снова сторожу, не сидится мне без дел.

– Папа, ты, видимо, в обиде, что не помогаю, но я ведь не работаю…

– Ванька с Ленкой пропасть не дадут. Тут Леся трубку рвет. Покеда.

В трубке раздался горький вздох. Мила в волнении оцепенела.

– Здравствуй, мама, – помедлив, выдавила она.

– Здравствуй, дочка. Письмо, стало быть, прочла? Снова месяц в ящике пылилось.

– Получила лишь сегодня и дай, думаю, позвоню.

– Ладно-то хитрить. Борькой, поди, интересоваться станешь?

– Позвонила узнать, как у вас дела.

– Ну-ну, – недоверчиво усмехнулась мать. – Раньше тебя это не особо волновало. Отец месяц в больнице провалялся, мы все тут с ног сбилась в поисках лекарств.

– Позвонила бы, я бы помогла.

– Звонить дорого. Мы с Гришей деньги не рисуем.

– Мама, ты только скажи, что нужно, я куплю и привезу.

– Куда это привезешь? – недоверчиво уточнила Леся.

– Вам. Приеду в гости и привезу.

– С какого такого перепугу? Бабку похоронить, небось, ни времени, ни денег не нашлось. Наташка так та самолетом примчалась, когда бабу Зою хоронили. К чужому человеку, заметь. А она ведь тоже в столице живет. И не последний человек там.

– Мама, чего меня Наташкой тыкать! Она – одно, я – совсем другое. Я же тебе сто раз уже говорила: мы были тогда в Испании и твою телеграмму не получили.

– В Испании, – повторила мать. – Запанели вы там совсем, господа олигархи.

– Мам, ну, какой из Саши олигарх? Просто состоятельный человек. Что плохого в том, что мы живем лучше вас?

– Плохо не то, что богато живете, а то, что ты о других не помнишь. Не одна ведь на белом свете. Могла бы и о родне побеспокоиться.

– Вот я и решила вас навестить. Чего привезти-то?

– Ничего нам от вас не надобно – Ванька с Ленкой помогают, ребятня их завсегда рядом, – отмахнулась Леся. Ее вдруг осенила догадка: – Нешто ты едешь, чтобы с Борькой свидеться? Людка, лучше не дури!

– Мама! Не выдумывай!

– Ну и лады. Так что неча ехать. Лучше скажи, как мальчики?

– В порядке. Тема скоро приедет в отпуск. Он у нас курсант-отличник.

– Зря вы затеяли его в армию с малолетства…

– Пусть растет мужиком! Так надежнее.

– Без дома? Без семьи? Он, чай, не сирота. Коли помеха он вам, отослали бы сюда – мы бы с дедом и его подняли на ноги. Тошку не вздумай определять в эту неволю!

– Мама, мужчине нужна дисциплина. Его уже записали в кадеты.

– В попы что ли? – уточнила мать.

– Нет, тоже в военные.

– Совсем ополоумела ты, Людка! Креста на тебе нет!

– Так будет лучше.

– Кому? Вам с Сашей? У мальчиков нет ни детства, ни дома, ни семьи.

– Все у них будет со временем. А пока пусть учатся уму-разуму.

– Эх, дочь, камень у тебя вместо сердца. Давай закругляться, тесто поднялось – хочу ребятне пирожков налепить.

– Ох, мама, едут на тебе Ванька с Ленкой.

– А мне не в тягость – в радость. Не сдавать же внуков в приюты. Ванька с зятем снова на вахте, кто же их женам подсобит, как не мы с Гришей? Ладно, прощай.

– До встречи.

– Никак ты и впрямь собралась приехать?

– Теперь точно выберусь. Посидим, посекретничаем. А что, не примете?

– Что ж мы нелюди? Приезжай. Только Борьку из головы выкинь!

– Мама! Ты зря…

– Знаю, про что гутарю. Почую неладное – пощады не жди! За мной не залежится.

Леся положила трубку и выглянула в окно. По улице, не спеша и тяжело вздыхая, шел постаревший Григорий. Седые пряди волос выглядывали из-под видавшей виды кепки, словно хлопья лежалого снега. Плечи осунулись, спина сгорбилась. Руки-плети устало несли зонт и котомку с едой. Леся вздохнула и смахнула непрошеную слезу. «Вот, Гриша, жизнь и пролетела. Выходит, дождалась-таки я, что Людка выросла, а легче-то и не стало», – с горечью подумала она, присев на краешек старенького дивана, и не заметила, как перенеслась мыслями в прошлое. Картинка из юности более чем полувековой давности была такой яркой и осязаемой, что из глаз невольно потекли слезы.

Глава вторая

…Типично южное село – несколько десятков простеньких изб с огородами, колодец с журавлем, конюшня и коровник – раскинулось на пригорке возле небольшой петляющей средь бескрайних степей реки. На дверях правления пылился огромный амбарный замок – уборочная страда в самом разгаре. Задиристые гуси с шумом выясняли отношения у входа в поселковый магазин. Резво щебетали неугомонные птицы, срывались на хрип запоздалые петухи, яркая зелень серебрилась в лучах солнца и шепталась с легкомысленным ветерком, заплутавшим в развесистых ветках плакучих ив у заросшего пруда. Село потихоньку просыпалось. Аккуратная старушка в домотканом фартуке поверх расшитой ночной рубашки, боясь расплескать, осторожно несла молоко в ведре, покрытом марлей. Где-то грустно мычала корова. «Погодь, Зорька», – нежно хлопала буренку по гладким бокам озорная молодуха на соседнем дворе. У входа на сеновал девчушка лет двенадцати лениво рубила в корыте корм для домашней птицы.

Разбросанные за околицей стожки издали напоминали аккуратные муравейники. Утренние лучи солнца нежно касались лиц влюбленной пары, милующейся в пахучем гнезде из сена. Проснувшись первой, Леся сонно потянулась, улыбнулась новому дню и стала переплетать густую светло-русую косу. Парень, посапывая, перевернулся на другой бок. Ветер беззаботно играл с его кучерявой шевелюрой цвета вороньего крыла и ласкал смуглую цыганскую кожу. Зазноба выбрала пушистую травинку и легонько пощекотала нос сони. Кавалер звонко чихнул и ловко подмял дивчину под себя. Целуясь, озорники скатились на землю. Леся игриво вырвалась и, пританцовывая, звонко расхохоталась. Тощая тетка, перетянутая веревкой с бидоном земляники на поясе, притихла в кустах. Подкравшись ближе, она пытливо прищурилась. Узнав Лесю и Степана, изумленно ахнула и бросилась наутек. Ей нетерпелось первой разнести горячую новость по селу.

Ходики на стене, мерно тикая, показывали начало шестого. У печи бодро хлопотала статная хозяйка в нарядной вышиванке. Ей чуть за сорок. Лицо открытое, красивое. Плотная коса аккуратно уложена вокруг головы. На сковороде аппетитно пенилась пышная яичница со шкварками, на столе в миске переливались свежестью помидоры, огурцы, перья зеленого лука и пучок зелени. Под рушником томился свежеиспеченный каравай. Из спальни в одном исподнем, сонно потягиваясь, вышел еще нестарый седеющий мужчина и безучастно кивнул жене. Хозяйка как-то виновато улыбнулась ему и протянула полотенце. Не проронив ни слова, муж вышел в палисад, к рукомойнику. В соседней комнате белобрысая девчушка лет двенадцати, смачно причмокивая, сладко потянулась. Вернувшийся хозяин натянул рубаху и, отодвинув завтрак в сторону, стал нервно перебирать содержимое выдвижного ящика стола. Жена продолжала хлопотать у печи, краем глаза наблюдая за ним.

– Анна, паспорт не видала? Мне сегодня в район за техникой!

– Посмотри в шкатулке.

– Нету! – мужчина подошел к навесным самодельным полкам и пошарил за книгами. – Как корова языком слизала! Может, в пиджаке с прошлого раза пылится?

– Давай я погляжу, – бросилась наперерез жена.

Супруг удивленно поднял брови и остановил ее взглядом:

– Не заблужусь.

– Микола, – едва слышно раздалось за его спиной. – Девочки не одеты.

– Чай, не в бане и не панночки, – сухо обрубил отец.

Решительно оттолкнув Анну, он бойко шагнул в комнату и, глядя под ноги, на носочках прокрался к массивному дубовому шкафу. Шаря по карманам, строго приказал:

– Галя, подъем! Пора корову гнать!

Отец уже выходил, когда дочь трусовато запротестовала:

– Чуть что, сразу Галя. Сегодня Леськина очередь. Я с мамой полоть иду.

– Леся, подъем! – сухо скомандовал Микола, прикрывая за собой дверь.

Отсутствие ответа заставило его обернуться. Повторять команду не имело смысла – кровать старшей дочери даже не была разобрана. Анна испуганно прижала ладонь к губам. Брови Миколы свирепо взмыли вверх, с губ сорвалось ругательство.

– Мать, поди-ка сюда! – настойчиво пробасил он.

Видя, что накликала беду, Галя испуганно села и натянула одеяло по самый нос. Два детских глаза напряженно следили за развитием событий. Отец был взбешен.

– И где ж эту шалаву нынче носит?

Мать промолчала, виновато опустив полные слез глаза.

– Если узнаю, что со Степкой в стогах кувыркается, убью стерву! – сжав кулаки, Микола выдернул ремень и, придерживая штаны, чтобы не упали, выскочил во двор.

Анна бросилась следом, но при виде пастуха, щуплого доходяги с лицом балагура, гнавшего по улице стадо коров, застыла на пороге. Вместо левой ноги у мужичка был самодельный протез. Одной рукой он справно хлестал кнутом о землю, другой успевал щипать за зад аппетитную бабенку. Та задорно хохотала и шутливо отбивалась. Пастух что-то шепнул ей на ухо, и пара дружно покатилась со смеху. Поравнявшись с домом, тетка приветливо кивнула Анне и не удержалась от едкого комментария в адрес Миколы: «Держи портки, хозяйство сдует!» Сосед злобно сверкнул глазами и сплюнул в ее сторону. Ловко перемахнув через плетень, он скрылся в огороде. Тетка прилепилась к калитке и озорно прокомментировала:

– Давай ему, Аннусечка, почаще, а то поскачет к бабам ненароком. Не каждая такому рысаку откажет, – но, видя состояние приятельницы, миролюбиво поторопила: – Кличь Лесю, а то бодливые буренки Охримку последнюю ногу зажуют!

– Лишь бы рога не наставили! – подыграл хохмач, любуясь соседкой.

В его взгляде перемешались боль, беспокойство и симпатия. Анна печально отвела глаза и выгнала из хлева корову. Та послушно влилась в стадо, промычав на прощание. Хозяйка растерянно осмотрелась. Из дырки в плетне позади хаты выскочила запыхавшаяся Леся. Стараясь не пересекаться взглядом с матерью, она перехватила из ее рук прут и ловко выбежала за калитку.

– Не шуми, тетка Авдотья, здеся я!

Из-за избы показался разъяренный Микола, но дочь успела спрятаться за Охримка. Размахивая ремнем, отец угрожающе процедил сквозь зубы:

– Ах, ты, мать твою зараза! Вечером не жди пощады!

Микола вдел в штаны ремень, нетерпеливо пропустил стадо и пошел прочь.

– Ты ж не поел! – крикнула вслед Анна.

– Сыт по горло! – не оборачиваясь, муж резко провел ладонью поперек шеи.

Анна промокнула слезы краешком фартука и присела на крыльцо. Прижавшись, к ней подсела младшая дочь. Мать обняла ее за хрупкие плечики и нежно пригладила податливые волосы. Лохматый пес у будки жалобно заскулил.

– Погодь, Трезорка, зараз покормлю, – встрепенулась хозяйка, вскакивая. – Галюня, геть за узелком! Беги за Лесей, да пошибче, а то усохнет за день с голодухи.

Палящее солнце блаженствовало в зените. Разморившееся стадо, отбиваясь от стаи кровососов-оводов, отчаянно рвалось в спасительную тень. Полусонная Леся едва поспевала отгонять строптивых буренок от обочины. Ловко подгоняя коров прутом, девушка лениво смахнула со лба бисеринки пота, обнажив при этом изящный локоток. Вихрастый водовоз неуклюже притормозил телегу с бочкой и, залившись от смущения краской, протянул девушке наполненный до краев резной ковш.

– Студеная, – робко прошептал паренек, не в силах оторвать от прелестницы глаз.

Леся игриво улыбнулась и, купаясь в восторженных вздохах юного поклонника, как бы нехотя сделала пару глотков. Ее розовые губки нежно скользили по деревянному ободку. Крошечная струйка воды, просочившись сквозь них, ласково пробежала по шее и скрылась в глубоком разрезе расшитой блузы. Едва не захлебнувшись от возбуждения, юноша жадно сглотнул и в испуге перевел взгляд на хорошенькое личико, любуясь выбивающимися из-под толстенной косы завитками волос.

– Здоровеньки булы, Гришаня. Гляди, не ослепни от этакой красоты, – попытался переключить его внимание на себя пастух. – Дай-ка и мне водицы испить.

Пока Охримок отвлекал водовоза, Леся устало опустилась в траву и, едва ли не на лету, провалилась в сон. На лесную опушку выпорхнула востроносая баба с полнехоньким бидоном ягод на поясе и устремилась к собеседникам.

– Накинь платок на свой роток, Гришко, – усмехнулась тетка, видя, что парень не сводит глаз со спящей Леси. – Не про тебя эта сладка ягодка. Не оперился ишо.

– Язык у тебя, Куделиха, как помело, – заступился Охримок.

– А твое дело, болезный, буренкам хвосты крутить, не то они часом в райцентр подадутся. Рыжуха, глянь, уже на полпути!

– Леся! – растерянно осмотрелся пастух. – Лови скорее Акулинину заразу!

Девушка испуганно вскочила и бросилась вдогонку за коровой. Куделиха, засунув в рот два пальца, залихватски свистнула ей вслед. Испуганное стадо бросилось врассыпную. Женщина расхохоталась и поспешила прочь.

– У, бестия! – пригрозил ей вслед пастух.

Леся, отчаянно колотя Рыжуху веткой, с трудом выгнала строптивую беглянку из зарослей. Гришко, отчаянно конфузясь, пожирал девушку глазами. Заметив это, она сорвала травинку и, покусывая ее, с вызовом посмотрела на водовоза. Над поляной озорным колокольчиком рассыпался мелодичный смех.

– Нравлюсь? – подбоченясь, уточнила красавица. – Чего ж замуж не зовешь?

Сконфузившись, паренек покраснел и покрылся испариной.

– А коль позову, – осмелев, выдавил из себя он, – нешто пойдешь?

Леся с нескрываемым интересом посмотрела на остолбеневшего страдальца.

– Отчего же? Может, и пойду, вон ты какой хорошенький и покладистый, – девушка участливо посмотрела ему в глаза, но тут же дерзко расхохоталась.

Водовоза бросило в жар, но уже в следующее мгновение обожгло холодом. Он покраснел с головы до пят, пропотел от возбуждения и резко стеганул старенькую кобылу. Та беспомощно оглянулась. В глазах податливой кормилицы застыли боль и недоумение. Гришко дернул за поводья. Лошадь понуро поплелась по дороге. Парень соскочил с воза и, нагнав, погладил ее по холке. Кобыла приняла извинения и прибавила шагу. Леся села в траву, потянулась и откинулась на спину.

– Негоже сиротинку обижать, – огорченно прокомментировал пастух.

Девушка стыдливо отвернулась. Охримок вздохнул и пересчитал стадо.

День клонился к вечеру. Хлопоча у печи, Анна сквозь распахнутую дверь услыхала, как из рукомойника во дворе полилась вода. Прибрав под косынку волосы, она сняла с печи заслонку и прихватом подтянула чугунок. Накрыв на стол, присела на скамейку в ожидании мужа. Тот явно тянул время. Ввалившись, устало кивнул и молча сел ужинать. Своим грозным видом он демонстрировал утреннюю решимость. Анна подавила вздох и села напротив, не докучая расспросами. Насытившись, Микола отодвинул миску и выразительно посмотрел на жену. Она опасливо улыбнулась. Насладившись негласной победой, муж буркнул нечто вроде благодарности, но из-за стола не вышел. Когда за воротами замычало стадо, он неспешно скрутил полотенце в тугую веревку и выкатился на крыльцо. Анна с марлей через плечо и ведром в подрагивающих от волнения руках послушно поплелась следом. Предчувствуя неладное, Охримок попытался беседой остудить ярость грозного соседа, но Микола выразительным жестом предложил ему следовать мимо. Встретившись взглядом с отцом, Леся отчаянно заморгала, нехотя вошла во двор и подтолкнула корову к стойлу. Отец одним прыжком перегородил ей путь к отступлению и намотал косу на кулак. Уронив ведро, Анна бросилась выручать дочь. Видя, что ситуация накаляется, вмешался Охримок.

– Леся, выручай, лови Акулинину Рыжуху, убегла, зараза! – отчаянно завопил он.

От неожиданности скорый на расправу Микола разжал ладонь. Дочь пулей вылетела за калитку и затерялась среди стада. Анна с облегчением вздохнула и повела корову на дойку. Микола подскочил к забору, испепеляя инвалида бешеным взглядом.

– Все жалеешь, что Анна не за тебя вышла? – злобно уточнил он.

– Жалею, что выбрала тебя, – пастух ударил плетью и скрылся в облаке пыли.

Взбешенный Микола ворвался в сарай. На лице Анны не дрогнул ни один мускул.

– Слышь, что лопотал твой бывший ухажер? – рассвирепел муж.

– Не было у нас ничего, знаешь ведь, – с достоинством ответила женщина.

– Будь что, не тут бы ты сидела, – пригрозил Микола, выпуская пар.

Поздно вечером Леся попыталась влезть в дом через окно и угодила прямо в руки караулившего ее отца. Когда из детской спальни раздался девичий вопль, и за порог испуганно выскочила босоногая Галя, Анна прислонилась к дверному косяку и залилась горючими слезами. Стало жаль дочь и свою незамысловатую долю. В комнате девочек что-то рушилось и громыхало, были слышны удары ремня, ругань мужа и стоны Леси.

– Мамочка, вызволяй, зашибет ведь, – испуганно взмолилась Галя.

Анна решительно бросилась на выручку и лоб в лоб столкнулась с выбегающей дочерью. Растрепанные волосы не скрывали следов крови на рассеченном лице. Порванная юбка обнажила битые коленки. Распухшие губы упрямо твердили: «Ненавижу!» Леся оттолкнула мать с сестрой и вырвалась из дома. Отец бросился следом. Было слышно, как в сенях он опрокинул ведро, и полилась вода. Поскользнувшись, Микола упал. Дом огласила отборная брань. Потирая ушибленное бедро, он вернулся в дом. Перепуганная Галя спряталась за мать и заревела в голос.

– Еще раз ей окно откроешь, зашибу! – пригрозил отец, для острастки молотя ремнем по стене, и погрозил кулаком в сторону двери. – У, змеиное отродье!

Дождавшись, когда муж уснет, Анна набросила шаль, захватила для дочери кофту и сквозь ивняк пробралась к пруду. Леся, поджав под себя битые коленки, сидела на широком пне, уткнувшись лицом в складки юбки. Мать обняла ее, тепло укутав плечи, нежно погладила растрепавшиеся волосы и стала плести густую косу. На шее девушки зияли кровавые разводы. Женщина подолом юбки протерла запекшуюся кровь.

– Зачем ты вышла за него? – всхлипывая, уточнила дочь.

– После войны на десять девок был один жених, да и тот – калека.

– Охримок? – подавила вздох Леся. – Он добрый.

– А какой с него прок? – скорбно вздохнула мать. – И старше меня почитай годков на двадцать. А отец вернулся с фронта весь в медалях, руки-ноги целы, молодой, собой хорош. Характер, конечно, не сахар, но на все руки мастер. А мне как раз в ту пору минула двадцать пятая весна – война из нас всех вековух сделать могла. Из кого было выбирать? Какая уж тут любовь. Хотя мне потом вся округа завидовала.

– А я замуж только по любви пойду, – твердо заявила Леся.

– Все мечтают по любви, а выходят за того, кто берет, – вздохнула Анна и посетовала: – Степка – парень себе на уме. У него таких любовей в каждом сарае по паре.

– Бабы врут, а ты не слушай! – запротестовала дочь. – Я для него свет в окошке.

– Ой, ли? – присела рядом Анна. – У него что ни вечер, новая встреча.

– Нет, мама, он давно стал однолюбом!

– Это пока ты юбку не задерешь, – нравоучительно возразила мать.

– Мама, Степка одну меня любит. Я таких слов вовек не слыхивала…

Дочь мечтательно улыбнулась. Мать горестно вздохнула и крепко обняла ее. Из зарослей донесся подозрительный шум. Леся вздрогнула, Анна прижала палец к губам: «Тише, вдруг отец нас с тобой хватился». Они прислушались. В нескольких шагах кто-то жарко целовался и заразительно смеялся. Томные вздохи сменились беспокойной возней. «Не торопись, – шумно дыша, попросила девушка. – Сама разденусь». Анна тревожно осмотрелась и схватила дочь за руку. Она сразу догадалась, кто и чем занимается в прибрежных кустах, и попыталась удержать Лесю от необдуманного поступка. Та, томимая дурным предчувствием, напряженно вслушалась и, выдернув ладонь, стремительно помчалась на зов голосов. Решительно раздвинув ветки, она окаменела. Изнемогая от страсти, пара на траве занималась любовью. Роскошные кудри не позволяли усомниться, что молодой человек – ее ненаглядный Степан. Возмущенная Леся хотела закричать, но мать опередила и зажала ей рот. Боясь разоблачения, парочка стремительно бросилась наутек. В отчаянии Леся зарыдала. Анна стала ее утешать: «Степан, словно ветер – ни поймать, ни удержать. Не лей, глупышка, понапрасну слезы: любовь тебя не обойдет. Ты только честь не замарай. Парни ведь на целок падки, а как получат свое – ищи ветра в поле…» Леся упала лицом в траву и зарыдала что есть мочи. Мать присела рядом. «Никак было что-то?» – испуганно уточнила она. Дочь кивнула и забилась в истерике. Анна прилегла рядом и стала подвывать.

В избу они вернулись за полночь. Не зажигая свет, прокрались в сени и едва не столкнулись с утоляющим жажду Миколой. На всякий случай Анна заслонила собой дочь. Полусонный муж, не оборачиваясь, безучастно что-то буркнул и прошлепал в спальню. Леся на цыпочках просочилась в свою комнату. Анна развела тесто и только потом легла. Голова пухла от тревожных мыслей, комок в горле мешал дышать, до боли резало глаза, но дать волю слезам было невозможно. Чтобы не закричать, она крепче стиснула зубы.

Ходики на стене показывали без четверти шесть, а Анна уже выкладывала на рушник ароматные пироги. То ли рыкнув, то ли сглотнув, Микола открыл глаза, втягивая в себя запах выпечки. Что ни говори, а жена была отменной хозяйкой, но баловать ее похвалой он считал лишним. Натянув штаны, глава семьи стукнул кулаком по соседней стене, производя побудку. Леся открыла глаза и спешно села на кровати. Сонно потянувшись, она ощутила приступ дурноты, резко соскочила и помчалась во двор. Пробегая мимо отца, кивнула на ходу. Анна проводила дочь беспокойным взглядом, готовясь к расспросам мужа. «Животом мается?» – вместо приветствия, уточнил хозяин и, не дожидаясь ответа, вышел из дома. Утренняя прохлада бодрила. Сделав пару взмахов руками, Микола несколько раз присел, полагая, что это и есть зарядка. У рукомойника едва держалась на ногах бледная Леся. При виде отца ее скрутило и вывернуло наизнанку. Брови Миколы удивленно поползли вверх. Дочь прижалась к стене и, петляя, попятилась к дому.

Завтракали молча. Глядя на то, с каким отвращением Леся ковыряется в тарелке, отец рубанул кулаком по столу.

– Брезгуешь? – сурово уточнил он. – Марш на ток. Обе! – Микола с вызовом посмотрел на жену. – А то взяли моду воротить морду. Что вам не так?

От неожиданности дочь поперхнулась и закашлялась. В следующее мгновение ее захлестнула тошнота. В испуге девушка вскочила.

– Сидеть, пока не отпущу! – взорвался отец.