Траектории СПИДа. Книга третья. Александра

Я думаю, наш партийный форум спокойно, по партийному, принципиально решает проблемы, для этого у нас есть партийная мудрость, есть выдержка. Но я говорю: человек, который выступает перед высоким партийным форумом, должен иметь для этого партийную совесть.

Завтра мы вернёмся домой, и народ нас спросит: "Вы всё делали, чтобы быть честными перед партией?" И мы должны сказать: "Да, мы всё делали". И мы должны, каждый из нас должен иметь перед народом полное моральное право сказать: "Мы недаром провели здесь четыре дня, мы были честны перед своей партийной совестью, и мы правильно определили пути решения главных вопросов, от которых зависит дальнейшая судьба перестройки, судьба социализма".

Я умышленно не говорю об аплодисментах после выступлений ораторов. Они, конечно, были. Делегаты не сидели зажатыми в своих театральных креслах. Аплодировали они Горбачёву, поддерживали криками и ладонями Ельцина, хлопали и Вялясу. Не описываю их реакцию лишь из экономии времени. Но представить себе это можно. Зал давно разделился на правых и левых, только одних было больше других меньше, одни отрыто выражали свои эмоции и взгляды (это те, кто поддерживал руководство у власти), другие похлопывали исподтишка, с оглядкой на сидящих рядом.

Председатель Комитета советских женщин Пухова по-женски обошла вниманием выступление Ельцина, но за нею слово предоставили Лигачёву.

Тут позволю себе маленькое отступление. Егор Кузьмич мастер риторики. Главным стержнем его политики было всегда – не выносить сор из избы, говорить, что всё у нас хорошо. Таковой была политика всего государства многие годы. Правильно это или нет? Одним словом ответить трудно.

Когда со всех сторон радио и телевидение, газеты и журналы давят на психику утверждениями, что русский народ де всегда был ленивым, вором и бестолочью с рабской психологией, то у многих руки опускаются хорошо трудиться, оставаться после смены, чтобы додумать рационализаторское предложение, пойти на бесплатный субботник и так далее. Скажи человеку сто раз, что он дурак, глядишь, и поверит. А когда писатели писали в романах, поэты в стихах, песенники в песнях "Широка страна моя родная" и "Человек проходит как хозяин", то волей неволей плечи раздвигались, руки становились сильнее от гордости, что живёшь в такой замечательной стране.

Но это вопрос психологии, а ведь есть и экономика – концентрированное выражение политики. Когда в печати сообщают о предстоящих плохих урожаях зерновых, то за рубежом немедленно повышаются цены на этот продукт. Капиталист никогда не забывает о своей выгоде. Он и помощь окажет только в обмен на что-то, что ещё выгоднее для него. Потому у нас открытые статистические данные по экономике часто расходились с фактическими. Но этим воспользовались нечестные руководители, которые стали искажать отчётность с целью собственной наживы от ограбления государства. Так что, как говорится, всякая палка о двух концах. Государственному деятелю нужно уметь балансировать, но не каждому удаётся.

Егор Кузьмич был многолетним приверженцем положительных эмоций в своих выступлениях. Его оптимизм в годы перестройки на фоне всеобщего охаивания государства казался нонсенсом и диссонировал с политикой Горбачёва, с политикой, которую начинал Ельцин. Потому они и схлестнулись, и никто не хотел уступать.

Но Лигачёв был пока наверху, хотя время его пребывания на Олимпе власти катастрофически шло на убыль. Как всегда уверенный в своей правоте, без тени сомнения в нужности своих слов для народа, он начал выступление с главного – Ельцина, который был теперь в роли подсудимого. Спектакль продолжался.

– Уважаемые товарищи! Быть может, мне труднее, чем кому-либо из руководства, говорить в связи с выступлением Бориса Николаевича Ельцина. И не потому, что шла речь и обо мне. Просто пришла пора рассказать всю правду. Почему трудно говорить? Потому, что я рекомендовал его в состав Секретариата ЦК, затем в Политбюро. Из чего я исходил? Исходил из того, что Борис Николаевич Ельцин – человек энергичный, имел в ту пору большой опыт в руководстве видной, всеми уважаемой в нашей партии Свердловской областной партийной организацией. Эту организацию я видел в работе, когда приезжал в Свердловск, будучи секретарем ЦК.

Нельзя молчать, потому что коммунист Ельцин встал на неправильный путь. Оказалось, что он обладает не созидательной, а разрушительный энергией.

Поистине жаль, уважаемый читатель, мне лично, что эту разрушительную, а не созидательную силу Лигачёв заметил и отметил только у Ельцина, хотя в не меньшей степени то же самое было у Горбачёва. Почему он молчал о том, кто был с ним рядом, почему говорил правду только о Ельцине?

– Его оценки процесса перестройки, подходов и методов работы, признанных партией, являются несостоятельными, ошибочными. К такому выводу пришли и Московский городской комитет партии, и Пленум ЦК, на котором он был в добром здравии. На пленумах Московского горкома и ЦК КПСС выступило более 50 человек, и все единогласно приняли вам известное решение.

Есть в его выступлении разумные предложения. Но в целом оно свидетельствует о том, что он не сделал правильных политических выводов.

Более того, он представил всю нашу политику как сплошную импровизацию.

Вы заметьте, товарищи, политику перестройки объявили без глубокого анализа… и начали не так, как надо было начинать… и заметных результатов не достигли.

Достигли результатов, Егор Кузьмич, достигли, но, к сожалению, не тех, что нужны были народу. Кроме гласности ничего не получили, но и ту использовали во вред людям.

– Значит, всё, что сказано в докладе и выступлениях делегатов в течение четырёх дней на сей счёт, – это сплошные небылицы? Значит, труд партии и народа напрасный? Ну, позвольте, это глубокое заблуждение. Объективно говоря, такое заявление направлено на то, чтобы посеять сомнения – а этого так ждут от нас недруги за рубежом. Посеять сомнения в правильности проведения политического курса партии. Прости, но мы с тобой тут уже расходимся не только в тактике, но и в стратегии.

Кстати говоря, ты пользуешься весьма сомнительным приёмом, просто не товарищеским: сначала приписываешь то, что несвойственно другому, а затем обрушиваешься и осуждаешь его. По меньшей мере это странно. Ты не прав, Борис.

Эти слова "Ты не прав, Борис" не были занесены в протокол, но вызвали гомерический хохот сторонников Ельцина, его сподвижников, были разнесены по всей стране статьями и анекдотами, что придало немало популярности того и желавшего Ельцину.

– В связи с этим прошу вас, товарищи, предоставить возможность кратко изложить мою позицию, мой взгляд на работу партии и её политику.

В самом сжатом виде можно сказать следующее: позиция Политбюро – это и моя позиция. А как работаю – судить вам. Со всей искренностью могу сказать, что политика перестройки и ускорения – это дело как вашей, так и моей и моих товарищей жизни.

История так поставила вопрос: либо обречь страну на дальнейшее прозябание, либо обрести силу и вырваться вперёд, к прогрессу. Так стоит вопрос, и другого нам не дано.

Думаю, вы согласитесь, что действительно ещё больше уверенности и политического опыта прибавляет настоящая партийная конференция. Не будет преувеличением сказать, что за истекшие дни происходящее в этом зале существенно продвинуло великое дело перестройки.

Да, Лигачёв был либо безудержным оптимистом, либо не понимал на самом деле, что происходило в жизни, либо, что уж совсем плохо, понимал, но имел свои соображения, о которых не говорил.

– Хочу обратить на одно обстоятельство ваше внимание. Сколько было спекуляций за рубежом накануне конференции! Целые тома были написаны. Особенно о якобы наметившемся расколе в руководстве. И все эти прогнозы лопнули как мыльный пузырь.

Ну, где же тут партийная честность и совесть? Разве не Ваш тёзка Егор Яковлев, а Александр Яковлев, сидящий рядом в президиуме, разделял Вашу точку зрения? Разве он не подзуживал, не поддерживал всё то, что противно было Вашему нутру? Был раскол, но не желали Вы выносить сор из избы, а, пожалуй, тогда-то и надо было обратиться за помощью к народу, тогда и надо было искать поддержки у народа, выступив открыто, под защитой гласности против Горбачёва и его клики. Но Вы продолжали свою линию.

– Уже сейчас можно сказать, что из партийной конференции мы с вами и все наше руководящее ядро выходим всё более сплочёнными, всё более крепкими в борьбе за перестройку нашего общества. Причём хотел бы подчеркнуть, это не мнимое, а действительное сплочение. И оно завоёвано в дискуссиях, в живом обмене мнениями во имя укрепления социализма. Очень важно, товарищи, видеть и понимать, какими мы силами располагаем. Они огромны. Свидетельство тому – весь ход нашей конференции. Она демонстрирует разбуженную мысль народа, в которой заложена огромная преобразующая сила.

Вместе с тем, с какой хотите точки зрения – и с исторической, и с политической, и с нравственной, было бы просто непозволительно забыть, а это в докладе не забыто, что после Октябрьской революции на протяжении десятилетий миллионы коммунистов трудящихся отдавали свои силы, своё мужество, свои жизни в борьбе именно за то, чтобы было больше социализма. Их партийные билеты, их трудовые биографии не были запятнаны беспринципностью и карьеризмом. Их светлые имена, их трудовые свершения, заложившие основу материального и духовного богатства нашей Родины, и сегодня служат преобразовательной работе партии и народа.

Что такое культ личности, я, к сожалению, знаю не понаслышке. Не хотелось бы говорить о себе, но уж как на духу – в нашей семье тоже были и расстрелянные, были и исключённые из партии. После XX съезда партии все они реабилитированы как граждане и коммунисты. И мы-то знаем, как много героического сделал наш народ вопреки культу личности и застойным явлениям, и я полностью и целиком поддерживаю в этом аспекте выступления товарищей Бондарева и Олейника.

Товарищи, разве можно согласиться с тем, что под флагом восстановления исторической правды зачастую идёт её полное искажение? Разве можно согласиться с тем, что советские люди – это в наших-то печатных изданиях! – представлены как рабы (я почти цитирую), которых якобы кормили только ложью и демагогией и подвергали жесточайшей эксплуатации?

Вот тут бы и сказать, кто стоит за такими публикациями. Ведь не были они случайными. Но не сказал.

– Наша пресса проделала большую работу по перестройке. Но вместе с тем – говорю это с большой горечью – отдельные, подчёркиваю, отдельные редакторы газет уважительное отношение и доверие к ним со стороны ЦК и Генерального секретаря ЦК поняли, видимо, как возможность проявлять своеволие, уйти из-под партийного контроля, использовать газеты для сведения личных счетов. Групповщина оказывает поддержку недостойным людям. Это ведь им принадлежит мысль о нарастании сопротивления перестройке, призывы выискивать врагов перестройки, составлять их списки. Очень часто с этой целью подбираются письма читателей совершенно тенденциозные. Надо полагать, что ЦК и редакционные коллегии газет и журналов сделают надлежащие выводы из совершенно правильных, принципиальных выступлений делегатов на этот счёт.

Что и говорить? За три месяца после появления статьи Нины Андреевой, о которой одобрительно отозвался сам Лигачёв, к моменту начала конференции было опубликовано около сорока откликов. Разве он не видел, что один Гавриил Попов дважды успел лягнуть принципы социализма в газетах "Советская культура" и "Московские новости", определяя Андрееву в число противников перестройки? Разве не подхватили это обвинение в качестве знамени группа писателей публикацией письма в "Правде", "Литературная газета", "Аргументы и факты", "Новое время" и другие. Неужели не известно было, что за ними стоял Александр Яковлев, который и начал кампанию апрельской статьёй в "Правде"? О нашумевшей пьесе Шатрова "Дальше… Дальше…Дальше!", исказившей до неузнаваемости исторические события, и то написали за это время в четыре раза меньше. Только о Сталине продолжался вал очернительских публикаций, превзошедших тематику письма Андреевой в несколько раз. Как далеко было до объективности многим авторам. Об этом нужно было открыто говорить на конференции. Но…

– В годы застоя я жил и работал в Сибири – краю суровом, но поистине чудесном. Меня нередко спрашивают, что же я делал в то время. С гордостью отвечаю: строил социализм. И таких было миллионы. Было бы предательством, если бы я не сказал о тех, с кем связал свою судьбу, делил радости и горести. Многие из них уже ушли из жизни. Не всё сразу получалось. Приходилось доделывать и переделывать, но трудились без оглядки, может быть, потому, что знали: дальше Сибири не пошлют. Трудились, чтобы людям жилось лучше, чтобы государству дать больше и интересы области отстоять.

Не хотелось бы говорить, но вы поймёте, почему это скажу. Уже более 10 лет, как область, в которой я работал с товарищами, участвующими в конференции, снабжается продуктами питания целиком и полностью за счёт собственного производства, причём по хорошему рациону, а ты, Борис Николаевич, работал 9 лет секретарём обкома и прочно посадил область на талоны. Вот что значит политическая фраза и реальность. Вот что означает расхождение между словом и делом.

Нельзя не согласиться с обвинением, но возникает вопрос: почему же именно Лигачёв, как он утверждал в начале своей речи, рекомендовал Ельцина в состав секретариата, если знал о таком недостатке в работе секретаря обкома?

– Хочу сказать и о другом, потому что порой только с одной стороны судят о Лигачёве. В ту пору в стране, в центре и во многих регионах разрастались застойные явления. Знаю теперь об этом больше, чем когда работал в Сибири. Страна катилась к кризису, получили распространение злоупотребление властью, коррупция, взяточничество, падала дисциплина, общество разъедало пьянство, неуклонно снижался международный авторитет нашей страны. И на самом верху происходило нравственное разложение, безудержно шло восхваление тогдашнего руководства страны. Над партией нависла грозная опасность. Недаром В. И. Ленин говорил: "Все революционные партии, которые до сих пор гибли, – гибли оттого, что зазнавались и не умели видеть, в чём их сила, и боялись говорить о своих слабостях".

И вот пришел – не апрельский, заостряю ваше внимание, – пришёл мартовский Пленум ЦК 1985 года, тот Пленум, который решил вопрос о Генеральном секретаре ЦК. Надо сказать всю правду: это были тревожные дни. Могли быть абсолютно другие решения. Была такая реальная опасность.

Хочу вам сказать, что благодаря твёрдо занятой позиции членов Политбюро товарищей Чебрикова, Соломенцева, Громыко и большой группы первых секретарей обкомов на мартовском Пленуме ЦК было принято единственно правильное решение. Апрельский Пленум ЦК посмотрел прямо в глаза действительности, вскрыл ошибки и определил стратегию ускорения и обновления. Вот в чём суть моего понимания того и нынешнего времени, в этом, как мне кажется, заключено и диалектическое единство обновления и преемственности.

Теперь – о темпах перестройки. Наверное, скажу вещи уже известные. Перестройка является трудным и длительным процессом. И очень важно, товарищи, не уклоняться от назревших проблем, решать их энергично, новаторски, но без наскока и осмотрительно, учитывая последствия. Политикой заниматься – зто, извините за резкость, не щи хлебать. Вместе с решительностью должна быть, обязательно должна быть осмотрительность. Не зря мудрость гласит: прежде чем войти, подумай, как выйти.

Любопытная фраза у Лигачёва, не правда ли? "Прежде чем войти, подумай, как выйти". Кто знает, как выйти из того, куда мы вошли? И кто знал об этом раньше, когда входили в эту перестройку? Да и хотели ли знать это поводыри? Вот в чём вопрос.

– Главное – двигаться вперёд практическими делами, ощутимыми результатами. Надо буквально поднять на щит результативность как решающий критерий оценки каждого коллектива и каждого работника. У нас развелось очень много людей, о которых в народе говорят: слов на мешок, а дел на вершок.

А не то же мы видим в перестройке? Не этот ли мешок слов обрушил на обывателя Горбачёв?

– Несколько слов о работе Секретариата ЦК. Мне поручили вести текущую работу в Секретариате ЦК. Это поручение Политбюро. Секретариат делает упор на организацию и контроль текущей работы. Скажу откровенно, при изучении положения на местах и в центре, при обсуждении вопросов в Центральном Комитете секретари ЦК иногда сталкиваются с проявлениями недисциплинированности кадров, дряблостью в руководстве. Как мы поступаем в таком случае? Следует настоящий партийный спрос. Мы же договорились, что в обществе не должно быть каких-либо зон, закрытых для критики, вне контроля. Но при самых острых обсуждениях проблем в ЦК, хочу подчеркнуть, наряду с требовательностью всегда присутствует дух уважения к товарищам. И конечно, никто ни перед кем не ставит задач выискивать отрицательные факты. Это просто омерзительно, если бы так было в отношении кого бы то ни было.

Борис Николаевич Ельцин на Пленуме ЦК обвинял Секретариат ЦК в том, что сам насаждал в Московском горкоме партии. Замечу, что, будучи секретарём горкома партии, он не бывал на заседаниях Секретариата. Хочу сказать и другое. Трудно поверить, но это факт: находясь в составе Политбюро, присутствуя на его заседаниях, а заседания длятся по 8 – 9 и 10 часов, почти не принимал никакого участия в обсуждении жизненно важных проблем страны и в принятии решений, которых ждал весь народ. Молчал и выжидал. Чудовищно, но это факт. Разве это означает партийное товарищество? Свою задачу, смысл своей деятельности секретари ЦК, аппарат ЦК видят в оказании помощи, налаживании работы на местах. Об этом свидетельствуют ставшие правилом рабочие поездки секретарей ЦК и сотрудников аппарата ЦК по стране, общение с партийным активом и трудовыми коллективами.

Но я был бы не прав, если бы не сказал и следующее. В работе Секретариата ЦК есть серьёзные недостатки и слабости. Мы сильно втянуты в решение текущих хозяйственных вопросов. Основательно втянуты. Порой мы принимаем новое решение, не обеспечивая выполнение принятых. Словом, у нас есть резервы, и нам надо прибавить в работе. Хотя, говоря откровенно, нагрузка чрезмерная, и работают мои товарищи на износ. И это, прежде всего, относится к Генсеку.

Ну как же, как же можно без поклона в сторону Горбачёва?

– Хотел бы в связи с этим сказать, что мы очень спокойно принимаем предложения о двух подряд сроках избрания в руководящие органы, многим из нас, из нынешнего состава Политбюро и секретариата ЦК, при такой напряженной работе дай бог, чтобы сил хватило хотя бы на пять лет.

Здесь поднимался вопрос о социальной справедливости. Меня он также волнует. По труду – в этом суть социалистической социальной справедливости. Говорят, что этот принцип не соблюдается в нашем обществе, часто нарушается. Правильно говорят. Правда, при этом часто ссылаются на партийный аппарат. Думаю, что здесь кое-что нужно уточнить и кое в чём хладнокровно разобраться.

Важный, между прочим, вопрос. Давайте внимательнее послушаем, что скажет Лигачёв. Ведь у Ельцина это конёк в выступлениях. На этом он начал завоёвывать популярность. О привилегиях он говорил ещё на предыдущем съезде и именно его в первую очередь имел в виду сейчас Егор Кузьмич, говоря "часто ссылаются".

– Вопреки распространённому мнению, по заработной плате партийные работники идут на 26-м месте в стране. Средняя зарплата партийного работника 216 рублей. Потеря в заработке нередко значительная, когда специалистов народного хозяйства выбирают на работу в партийные органы. По этой причине, кстати говоря, ухудшается состав партийных работников. Об этом с тревогой говорил здесь делегат Саранских. Об этом говорили мне и многие рабочие-коммунисты, когда я был недавно в Куйбышевской области.

Как ты думаешь, читатель, не следует ли понимать слова Лигачёва так, что в составе партийных работников по упомянутым причинам стали появляться менее честные коммунисты, которые шли на меньшую зарплату, будучи уверенными, что найдут возможность компенсации потерь другими способами? Тут тоже есть, о чём подумать.

– Вообще относительно льгот хотел бы сказать следующее. Следовало бы в самое ближайшее время опубликовать официальные данные по этому вопросу, ибо, действительно, народ и партия имеют право знать правду. Пока же в ходу эрзац из газеты "Московские новости".

У партийного работника одна привилегия – быть впереди, драться за политику партии, верой и правдой служить своему народу.

Есть люди, которые толкают нас на уравниловку, отождествляя её с социальной справедливостью. И делается это порой для того, чтобы прослыть в массах своим человеком. Уравниловка порождает иждивенчество, нивелирует труд людей. Есть люди в нашем обществе, и это правда, которые незаслуженно пользуются льготами, допускают казнокрадство. И тут надо наводить твёрдый порядок.

И мы начали эту работу. Притом начали за год, за полтора до апреля 1985 года, в частности по Узбекистану, Краснодарскому краю. Начали ещё тогда, когда у руководства страной были другие люди. Надеюсь, понятно, что в ту пору у тех, кто этими делами занялся, было очень опасное положение. Можно было в любой момент оказаться в лучшем случае послом в отдаленной стране. Но и тогда Михаил Сергеевич Горбачёв твёрдо заявил: в партии и в обществе не должно быть зон вне критики и вне контроля. Эта работа сейчас продолжается настойчиво, последовательно и, поверьте, делается, естественно вместе с вами, всё, чтобы не вернулись люди, запятнавшие светлый облик советского руководителя. Время их вышло.

Отчего же в таком случае запятнавшего честь руководителя Ельцина, убрав из Политбюро, поставили на должность министра?

– И, наконец, последнее – о дисциплине в партии. В процессе дискуссий сталкиваются разные точки зрения. И это замечательно. Это нормально. Но плохо, когда коммунист, член ЦК, не получив поддержку партии, апеллирует к буржуазной прессе. Как из песни слов не выбросишь, так и этот факт сейчас не вычеркнешь. По-видимому, хотелось товарищу Ельцину напомнить о себе, понравиться. О таких людях говорят: никак не могут пройти мимо трибуны. Любишь же ты, Борис Николаевич, чтоб все флаги к тебе ехали! Слушайте, если без конца заниматься интервью, на другое дело времени и сил не останется.

Пишут и о нас. В том числе разное пишут за рубежом о Лигачёве. Иногда спрашивают, как я к этому отношусь? Перефразировав слова великого русского поэта, скажу: в диком крике озлобленья я слышу звуки одобренья.

Мы идём своей дорогой, товарищи, дорогой мира и социализма. Партия и её руководство едины. У нас нет фракций, реформаторов и консерваторов, но кому-то очень хочется, чтобы такие были. Такие суждения навязываются для того, чтобы расколоть руководство. Но, как мне уже приходилось говорить, теперь другие времена, другая политика и другие руководители. Все мы глубоко привержены политике перестройки. Видим в этом великом деле смысл всей своей жизни.

На этом, уважаемые мои, очередное заседание суда над Ельциным не закончилось. Были потом и другие выступления, свидетельствовавшие о том, что грубость и неуважение бывшего партийного руководителя доводили иных оскорблённых им до самоубийства, было выступление и секретаря парткома свердловского машиностроительного завода Волкова в защиту Ельцина, который высказал надежду, что его поддержит вся делегация Свердловска, но она отказалась от такой чести, высказавшись диаметрально наоборот запиской в президиум, было и выступление председательствующего на суде Горбачёва, речь которого я не предлагаю читателю по той причине, что пустые слова его настолько завязли, как мясные жилы в зубах, что повторять их просто не хочется.

Впрочем, один момент из его выступления следует сегодня высветить для понимания последующих событий. Во-первых, не надо забывать, что конференция судила не только Ельцина, и даже не столько его, сколько саму партию в его лице. По самому Ельцину решения никакого не приняли, если не учесть отказ ему в реабилитации. А вот по партии, являвшейся краеугольным камнем всей политической системы страны, было принято решение "О некоторых неотложных мерах по практическому осуществлению реформы политической системы страны".

О чём это говорило? Надавливаемый сверху затрещал остов системы, её костяк. Её могучее дерево начали раскачивать, но партия сама, то есть миллионы простых коммунистов, пока этого не поняла. Знали, что в партии что-то плохо. Что-то идёт не так, как надо. Но что? Затрещали корни, вот-вот вырвутся из земли. Но и этого не видят. Кто тянет? Куда? Зачем?

Как король в одеяниях. Не поймёшь его: худ на самом деле или толст, чёрен кожей или бел? Раздеть бы его до гола, но неудобно, не принято: а вдруг узнают что-нибудь такое, что он и слаб и немощен совсем? И вот подчиняются неизвестно кому: ежонку, телёнку, лягушонку, а, может быть, льву?