
Полная версия
И смех, и грех… Сборник стихов
Ходить по бабам не своим, чужим,
Позоря облик, нравы атеиста,
Из партии метлой, отчислить!
Нам право смыть позорное пятно
Уставом, честью, совестью дано.
Иван сопел, разнос переживая.
И взгляд блуждал по залу.
Был, словно туча, хмурый,
А пальцы строили фигуры,
Быть может произвольно.
И с жалостью и, даже болью
Взирал приятель Алексей
И молвил: «Не виноват Иван совсем.
Не повезло ему с «голубкой»,
Ревнует к каждой бабьей юбке
И жалобы в инстанции рисует.
Причина, что безумно любит.
Ее мотив, чтоб не ушел известен.
Снимай вопрос с повестки.
В измену, в блуд не верю
Иван не ловелас, я в нем уверен.
– Вопрос в морали, а не в вере,
Нас обязали принять меры, —
Напомнил секретарь упрямо. —
За бдительность уважим даму.
Когда в семье назрел разлад,
То муж в том виноват.
Крепить положено ячейку,
Иначе мужику цена – копейка.
– Скажите, кто не без греха,
Ведь бабы наставляют нам рога
Чужих мужей охотно искушают.
Вина в том наша небольшая.
Порой не в силах устоять,
Даруют наслаждение, благодать.
Коль перестанем мы ходить налево,
То через годы вымрет население,
Мор постоянно цифры превышает.
Проблема для страны большая.
Ведь женщин больше мужиков.
Кто одиноких ублажит и вдов?
Он нежностей нас не убудет.
Ведь мы не дикари, а люди! —
Удачно выдал Алексей тираду,
Не требуя за спич награду. —
Утратил речь Иван от потрясений,
Без партии останется и денег.
Что делать, коли нет опоры,
Сопьется и погибнет с горя.
И секретарь его призыву внял,
Суровый тон на мягкий поменял:
«Кабы скандал, конфуз не вышел,
Ивану не сорвало «крышу»
От стресса, горьких угрызений.
Убавлю я на психику давление, —
Решил вожак партийный. —
Иван – простак, молчун наивный.
Вот на таких их жены ловко
И воду возят и плетут веревки.
Типичный подкаблучник
Без партии не станет лучше».
– Иван, до глубины взволнован,
Грех осознал, ошибки понял.
В рядах его в своих оставим,
Лишь выговор объявим.
Кто «за»? Давай проголосуем,
Чтоб дело не повисло всуе.
Семь – «за», приятель – против,
И в партии Иван и на работе
Остался. Алексей его поздравил
Словами «выстояли, браво».
В глазах ни радости, ни грусти,
Как будто вытравили чувства.
Вид странный, бледный.
– Взбодрись, Иван, с победой!
И к сердцу близко не бери,
Здоровье, нервы береги.
В петлю не вздумай лезть,
Ведь суицид, считай, болезнь.
Будь сильным телом, духом,
А выговор пустяк, как оплеуха.
– С чего ты взял, что я взволнован? —
Спросил Иван с улыбкою спокойно.
– Так мрачен был, дрожали пальцы,
И потому я сразу догадался,
Что партбилет тебе дороже жизни.
Ты шевелил губами, как на тризне.
– Чудак, причин нет для волнения,
На заседании коротал я время.
Другая занимала мысли тема,
Есть у ежей серьезная проблема.
Как самке и самцу дитя зачать,
Чтобы иголки не могли мешать.
Изображал на пальцах позы,
Я оптимум искал для пользы.
И Алексей ответил смехом,
По залу прокатилось эхо.
Суть в том, что ушлому Ивану
Партийные дела по барабану.
Отлично знает, что в рядах единой
Жулье, ворье и прочая «малина».
Немало лизоблюдов и дебилов.
Их часто отправляют на посадку
От жизни беззаботной, сладкой.
Убогие по-крупному хомячат
В расчете на защиту и удачу.
Но тем, кто не имеет патроната.
На нары суждено сменить палаты
Иван далек от сказочных сокровищ,
Ни слава не нужна ему, ни помощь
БАБКА АГАПКА
На лето привезли к бабусе внучку.
Дитя, играясь с кошечкой и Жучкой,
По недосмотру вскоре завшивела,
Чесалась кожа, голова зудела.
Но бабка сообщать не захотела,
Ведь сын, невестка сразу обвинят
И в город заберут дитя…
Медвежий угол, старая деревня
Среди лесов уныло дремлет.
Нет ФАПа, медсестры, врача.
Доехали в райцентр за три часа.
В больнице внучку осмотрели,
На бабушку сурово поглядели:
– Нужны ребенку ласка и уход…
– По горло у меня в селе забот,
Хозяйство: куры, утки и корова.
Но силы на исходе, нет здоровья, —
Пожаловалась доктору старушка. —
Без них никак, мала пенсюшка.
Излишки на базаре продаю,
На «черный день» копеечки коплю.
– Проблем немало, но в том вопрос,
У девочки, увы, педикулез,
Постричь придется до корней волос, —
Взглянул, кудряшки шелковисты,
Взор кроткий, бирюзово-чистый.
«Увидят лысой, сразу засмеют,
Пошел ты к черту, хитрый плут.
Подумают, что заразилась тифом
И разойдутся сплетни мигом.
Мол, старая, недоглядела внучку.
Молва такая, почитай, что взбучка.
Подмочит мой тогда авторитет, —
Поэтому решила: «Стрижке – нет!
Уродовать я внучку не позволю», —
И возразила с откровенной болью. —
К народной обращусь я медицины,
Чтобы без ножниц и вакцины.
Старинные рецепты есть и средства.
О них сама я помню с детства».
Врач прописал таблетки, кучу мазей,
На тысячу рублей заказ сей.
Советовал отправиться на грязи.
Откуда у колхозницы деньжища?
Работала дояркой, стала нищей.
На часть лекарств хватила,
В аптеке их, сердешная, купила.
Но к педиатру не помог визит
Избавиться от мерзких вшей и гнид.
Старушка, понадеявшись на диво,
Отварами ромашки и крапивы
Старательно кудряшки внучке мыла.
Кормила щедро, молоком поила.
Но против ягод, фруктов, витаминов,
Успешно устояли вши и гниды.
На чай с малиной подвалил сосед
По дружбе дал простой совет:
– Езжай на хуторок к Агапке,
От всех болячек лечит ента бабка.
Избавила меня от алкоголя,
Конечно, пью, стакан не боле,
Теперь я знаю меру, норму,
Употребляю самогонку дома.
Талантом наделил Агапку бог,
За миг спасет от вшей, клопов и блох,
От порчи, заикания и сглазу,
И не скупись, плати с порога, сразу.
На хуторок приехала с рассветом,
Чтоб получить полезные советы.
И после скромной предоплаты
Агапка пригласила в хату.
Послушала и, чернью глаз пронзив,
Промолвила: «Поможет керосин».
– В аптеке нет, не возят в магазин, —
С досадой сообщила гостья.
– Да, в лавки нонча не завозят.
Нет примуса в быту и керосинки.
И лампы с фитилями для хатынки.
И нонча, когда нету света,
Так часто выручает лампа эта,
– Знахарка тут же подтвердила
И из канистры в пузырек отлила. —
Помой головку внучке керосином.
И станет и веселой, и красивой.
Но осторожно, меру знай,
Водичкой теплою разбавь.
Рецепт старинный, ценный,
Лечились так в любой деревне.
Из поколения в поколение
От паразитов было избавление.
А грызунов травили дустом.
Но вспоминать легко и грустно.
По мне, так год совсем не плох
С нашествием клещей, клопов и блох.
Из щелей всех полезли паразиты,
Чтоб кровь сосать, когда народ забитый.
Но впрок запаслась я керосином,
Лишь были бы клиенты живы.
Чем больше озабоченных, болезных,
Тем бизнес мой становится полезней.
Тенденция такая мне по нраву,
Деньжата обязательно подвалят.
Но вот беда, как мухи, люди мрут,
Все реже за услугами идут.
Того, гляди, накроется мой бизнес
И вместо пира будет тризна.
Домой на крыльях прилетела
И сразу принялась за дело:
Разбавила водичку керосином,
Кудряшки тщательно помыла.
От процедуры внучка рыжей стала,
И голова от жжения пылала.
А бабке на орехи перепало.
Что до претензий к знахарке Агапке,
То со старушки взятки гладки.
«У вши, – сказала, – свой иммунитет,
Лишь новый победит ее рецепт..
Охотно я готова поделиться,
В хозяйстве непременно пригодится».
Нашла свою знахарка нишу
И говорит магически, чуть слышно:
– Помру, когда лечить не буду,
Ведь денежку приносят люди.
На пенсию протянешь ноги,
Нет помощи и милости от бога…
«ВИНОДЕЛ-НОВАТОР»
В колхоз «Прогресс» по разнарядке
(Практиковались данные порядки)
Был прислан агроном Кулябкин.
Спец по культурам он известным,
Садам и виноградникам окрестным.
Косая сажень, молодой красавец,
У местных хлопцев затаилась зависть
Взращенные на молоке и масле,
Были нежны девчата и прекрасны.
Мечтали о любви большой и чистой,
Но опасались брачных аферистов,
Заезжих музыкантов и артистов.
Ведь обещая, снимут вдруг рейтузы
И до женитьбы накачают пузо.
Увы, тогда не избежать позора,
Придется на аборт податься в город.
С девчатами Кулябкин осторожен,
Искал невесту, что других пригожей.
Магически его пленила Роза —
Дочь председателя колхоза.
Робел пред нею, был смиренен,
В триумф любви чарующей не верил.
За ним ходили табуном девчата,
А он шаги, как на плацу, печатал.
Был непомерно горд и важен,
Но озадачил факт его однажды.
Час наступил для сбора винограда.
И урожай хорош, глазам отрада.
Тугие в росах и на лозах гроздья
В лучах сверкают, будто звезды.
Вдруг усыхать все чаще стали,
Их ягоды завяли и опали…
До председателя дошла печаль:
– Давай, Кулябкин, живо выручай!
Не зря тебе диплом вручили красный.
Спасай наш урожай прекрасный.
Иначе всех начальство пропесочит,
Досадно, горько будет очень.
И почестей, и премии лишат.
Дает колхозу прибыль виноград.
В учебники взгляни и постарайся,
До истины, причины докопайся.
–Гнетет кусты, пожалуй, филлоксера, —
Предположил Кулябкин смело.
– Тогда бы листья сразу пожелтели,
Они же изумрудно зелены.
– Да, председатель, вы правы.
А может ягоды постигла тля?
– Нет, тлю мы извели дотла.
А может ты диплом купил за сало?
Таких историй знаю я немало.
– Авторитетно заявляю лично,
На курсе первый был отличник.
– Ну, ладно, верю, не сердись,
За дело наше общее берись.
Решишь проблему быстро, деловито,
То дочку за тебя я замуж выдам.
Скрывать, темнить не стану,
Ты Розе более других по нраву,
Смотри, до свадьбы никакой забавы.
Чтобы белую фату надеть, носить,
Ей надо чистой, непорочной быть.
Не белоручка, воспитание строго,
Подруги называют недотрогой.
А значит, станет верною женой,
Сердца согреет светлая любовь.
Пойми, она – завидная невеста.
Со временем мое займешь ты место.
А этот случай знания проверит…
– Спасибо за высокое доверие, —
Он произнес подобострастно,
О, перспективы так прекрасны.
Забилось сердце, сразу потеплело,
Душа его от радости запела.
Кулябкин воспылал надеждой
О Розе обаятельной и нежной.
– И не гадай ты на кофейной гуще,
А в вуз свой позвони-ка лучше.
Пусть кандидаты и профессора
Нам выдадут рецепты на-гора.
Советы вдруг окажутся полезны
И одолеем тайную болезнь мы.
На кафедру Кулябкин позвонил,
Профессору симптомы сообщил.
Анализируя, тот долго думал
И посоветовал ему он хмуро:
– Понаблюдай-ка за процессом,
Причины обнаружить надо в целом
Определим тогда диагноз точный
И сообщи об этом сразу срочно.
Назначим верный курс лечения
И в этом виноградников спасение.
Плантацию Чечуля сторожил
И местом этим очень дорожил.
Он, сутки на дозоре отстояв,
Два дня потом кутил и отдыхал.
Смекалистый мужик и прыткий,
Любил халяву, не терпел убытки.
Плантацию он с вышки озирал,
Чтоб виноград никто не крал.
Был бдительным и строгим
И не спасали несунов их ноги.
В колхозе на хорошем был счету,
За честный нрав и простоту.
Ценили за ударную работу,
Портрет Чечули на Доске почета.
На небе, как алмазы, звезды,
Кулябкин озирал кусты и гроздья.
Они на струнах-проводах шпалеры
Как глянец, при луне блестели.
На вышке никого, пуста сторожка,
Пошел по ряду тихо, осторожно.
Вдруг шорох и таинственные звуки,
Взял агроном фонарик в руки.
И место резким осветил лучом.
На корточках Чечуля калачом
Сидел с ведром, давил он гроздья
И сок стекал на дно ручьем.
Опешил он, но было поздно.
– Теперь вполне ясна причина,
Какой же ты, мужик, ловчила, —
С досадою Кулябкин произнес. —
Грозит тебе большой разнос.
Штраф, увольнение за кражу
Или на нары загремишь к параше.
– Я– не ловчила, а новатор,
Так в чем же за смекалку виноватый?
Беру не гроздья, натуральный сок,
На нарах ни к чему мотать мне срок,—
Чечуля возразил невозмутимо. —
Иди-ка, агроном, подальше, мимо…
А утром в хате у Чечули обыск.
Увидели, машинку приспособил
Стиральную он для брожения сока,
Гоняет центрифугу с проком.
Тазы, бидоны, банки, бочки
Пропитаны все ароматом сочным.
Домашний винокурни цех
Чечуле приносил доход, успех.
Сок быстро превращается в вино
«Новатор» занимается давно.
Он древнее освоил ремесло.
И красное, и белое вино,
И ароматный розовый Мускат
«Дарил» ему колхозный виноград.
С тех пор, как сторожем назначен,
Сопутствовала верная удача,
Пока носил в корзинах гроздья,
Но стал доить с кустов их в ведра.
На этом оптимальном варианте,
Раскрылись для сельчан его «таланты».
СТРАЖ ПОРЯДКА
Пять соток, что у дома, Евдокию
От голода спасая, лишь кормили.
Телятницей трудилась в колхозе,
Приплод растила, чистя от навоза.
Как за детьми за ними был уход.
Коровы подрастали каждый год.
И орден ей вручили «Знак Почета»
За важную ударную работу,
За многолетний, добрый труд.
Теперь наград крестьянам не дают.
Друг друга награждают бюрократы,
Для них дворцы и царские палаты.
Почил несокрушимый вдруг Союз
И на старушку навалился груз
Проблем, невзгод житейских.
За сорок лет ей насчитали пенсию,
Что кот наплакал, воробей накакал.
Питание, лекарства и услуги
Съедают мигом пенсию старухи.
Спасают грядки, скромный огород,
Коль на базар дары она везет.
Какая прибыль? Жалкие гроши,
Но с ними бабке легче жить.
Петрушку продает, укроп и зелень,
Так добывая на лекарства деньги.
Смородину, малину и клубнику
Без алчности и выгоды великой.
По доброте и совести душевной
Для горожан доступным ценам.
Старается быстрее сбыть дары,
Чтобы в село вернуться до поры.
Сей «бизнес» Евдокию выручает,
Хоть кризис и инфляция крепчают.
Но нищета со всех сторон давила,
Ведь цены подскочили, как кобыла,
На свет и газ, услуги дорогие,
Лекарства, как монеты золотые.
А тут еще нагрянула напасть,
На Евдокию накатила власть.
– Стихийную торговлю прекратить!
Иначе штраф заставлю заплатить!
Я научу вас Родину любить! —
Кричал ретиво полицейский
Майор Борис Иванович Копейский.
Возник пред Евдокиею, как шкаф.
– Плати, гражданка, живо штраф.
Нарушила ты правила, торговка.
Скрываешь прибыль от налога ловко.
– За что налог, ведь прибыли на грош?
Сама растила, потому не трожь.
От нищеты, куда теперь податься,
А денег не хватает на лекарства?
– А мне, старуха, нужен "Мерседес",
Но без валюты в жизни нет чудес.
На "Опеле" подержанном катаюсь,
Не жульничаю, дурью я не маюсь.
Закон, как ты, не нарушаю,
А Уголовный кодекс почитаю.
Я справедливый офицер и строгий,
Плати гражданка за товар налоги.
– Лови, шынок, не бабок, а бандитов,
Они воруют, постоянно сыты.
– Короче, бабка, ты мне не указ,
Живее выполняй блюстителя приказ.
Вот, если генералом станешь.
То даже танцевать меня заставишь.
А нынче для тебя я генерал.
Возьму и конфискую твой товар,
Поэтому смирись, кончай базар.
Не лезь в бутылку бабка,
Дубинкою огрею для порядка.
Я – не пастух, а участковый,
Поэтому на действия готовый.
Он руку положил на инструмент,
Старушка испугалась в момент,
Гориллою представился ей мент.
В ладонь малины, высыпав стакан,
Охотно ягоды он смаковал.
– Вкусна малина, очень хороша.
Откуда, чей сбываешь урожай?
Посредница, наверное, спекулянтка?
Попробовал смородины стакан он.
– Со своего земельного участка.
– Эх, бабка, эти басни слышу часто.
Ты справку принеси из сельсовета,
А то вас много ушлых и с «приветом».
Я требую отчета неспроста,
Из-за таких, как ты, казна пуста.
Скрываете доходы от налогов,
Ни прокурора нет на вас, ни бога.
Чтоб избежать ареста и позора.
Акт принеси из Роспотребнадзора
И справку от врача, что не заразна
Туберкулезом или же проказой?
Плати мне триста рубликов за место
И ягодок на пробу дай в довесок.
Имей в виду, терпя убытки,
Тебе одной я сделал скидки.
Держи язык, старуха, за зубами
И повезет тебе тогда с деньгами.
– Спасибо, ясный, ненаглядный сокол,
Ешь до отвала, в брюхо влезет скоко?
Из рук ее служивый взял купюры
И ягод килограмма три фактурой.
С тех пор блюститель – страж порядка
Пасется часто на крестьянских грядках.
– Не потерплю овцы паршивой,
Прикрою ваш базар блошиный.
Того, кто на меня начнет стучать,
Могу калекой сделать сгоряча.
Быка одним ударом убиваю,
Поэтому шутить я не желаю,
– предупредил майор строптивых. —
Не допущу торговли я без ксивы
Сбор рыночный лишь мне платите,
А, если нет, то к всем чертям валите!
Нет у него с поборами проколов,
Не ведает он совести укоров.
Вздыхают продавцы: «Ведь это рэкет.
Когда майор за произвол ответит?
В прокуратуру сообщить, аль в суд?
За клевету, пожалуй, загребут.
Майор, ведь не сержант, а шишка.
По всем местам наставят шишки.
С быком бодаться, лишь себе дороже.
Авось свинья не съест и Бог поможет».
С тугою холкой, сытый, гладкий.
Он пожинает бабушкины грядки.
И бизнесом, как оком, дорожит,
Под "мухой" пребывая он кричит:
– Я научу вас Родину любить!
ФЕДОТ И МАРЬЯ
Живет на хуторе аборигенов пара:
Дед Федот, да баба Марья.
Он – мастер золотые руки!
Изготовляет стулья, прялки, втулки,
Столы, шкафы, серванты и комоды
Из дерева любой породы.
Ведь инструментом, отродясь владеет,
Заказ клиентов выполнить умеет.
Всегда оригинален эксклюзив,
Удобен, прочен и красив.
Но этот бизнес вшивый, блоший,
Лишь жалкие приносит гроши.
Он часто для души творит
И щедростью своею знаменит.
А на досуге пару коз пасет
И молочко целебное он пьет.
Девятый у десяток разменял,
А смерть его боится, как огня.
Супруга лет на пять моложе,
Ведется себя Федота строже.
Исправная хозяйка Марья,
Два сапога, считай, что пара,
Ест хлеб и молоко она недаром.
Не без привычного зазнайства
Хлопочет баба по хозяйству.
От голода, как хомяки, опухли.
Лишь остается брагу бухать.
Зажиточных в селе нет стариков.
Перевелись давно стада коров.
Уныло, одиноко бродят куры
И без работы каждый злой и хмурый..
Задумался Федот о смысле жизни:
Года летят и на исходе тризна.
«Коль обращаться в скорбные конторы,
То раньше срока в гроб загонят.
Коммерция для них, всего превыше.
На джипах и каретах рыщут.
Покойников повсюду ищут,
Того гляди, что вломятся в жилище.
Чтобы срубить побольше денег,
Клиенты им нужны для погребения.
Тому радеют, кто на издыхании,
Вперед готовы вынести ногами.
Эх, в старости удел простой:
Сиди и жди, когда придет косая
Косою острой злобно сотрясая..
Не убежать, костлявая догонит.
Душа трепещет, сердце ноет.
В глуши, когда случаются несчастья,
То «Скорая» опаздывает часто.
У медицины – вечный дефицит.
Не белый ангел, черный прилетит.
И то, сказать, пожил и хватит, будя,
Пусть дальше лямку тянут люди, —
Давили думы тяжкие Федота
И принялся с азартом за работу.
Рубанком доски он стругал:
«Я сам себе клиент и ритуал.
Негоже, что сапожник без сапог.
Добротный изготовлю гроб».
Чтоб лишних не было хлопот,
Через неделю изготовил гроб.
С узорною резьбой и фурнитурой,
Себя считая важною фигурой.
Чтоб в час последний и печальный
Не били, как кувалдой в наковальню,
Не загоняли гвозди молотком,
Гроб превратил он в мини-дом.
Пристроил крышку на навесы
И плавно закрывается, прелестно.
Покойника ничто не потревожит,
А бережно и очень осторожно
Его от света белого закроют,
Чтобы не услышал музыки и воя.
Когда душа из тела – вон,
То будет он в гробу, как фараон.
Конечно, пирамиду не построят,
Ведь он мужик– создание простое.
Чтоб не попасть с изделием впросак,
Он гроб лебедкой поднял на чердак,
От глаз чужих подальше спрятал,
А то решат, что от маразма спятил.
– Скажи-ка, Марья, почему Степан
Вокруг тебя танцует, как баран.
Подмять и насладиться хочет,
Отлично вижу, не ослепли очи?
– Да, кофе и бананом угостил,
Признался, что страдал, любил,
Когда была я юной девой.
Эх, сколько зим и весен пролетело.
Стихи читал, конфетой угощал,
Любить меня до смерти обещал.
И в этом нет нисколечко греха,
Ведь много кур у Пети-петуха.
Степан на пять годков тебя моложе
Ишо стоит и хочется, и может.
– Бесстыжие набью вам рожи.
Тебе по тыкве глупой врежу,
А Степке-хахалю прибор отрежу.
Кастрирую блудливого кота,
Мне надоела ваша срамота.
И не позволю наставлять рога,
Держись подальше от греха.
Коль для тебя он шибко сладкий,
То к черту, забирай свои монатки! —
В сердцах Федот воскликнул
И головой седой поникнул.
– Я пошутила, Федя не серчай,
Дров сгоряча, гляди, не наломай.
Степан, как мячик, скачет,
Хотел бы, да женилка не маячит…
– Огорчена, откель ты знаешь,
Наверно в баньке с ним гуляешь,
Когда козу Анфису я пасу?
Я ваш роман на щепки разнесу.
В глаза мои, лукавая, гляди,
По сторонам зрачки не отводи.
– Угомонись же, наконец, Федот,
Мне не грозят зачатие и аборт.
Ты ревностью меня давно извел,
Как тот бодливый с бородой козел.
Не забывай, что Степка офицер,
Тебя возьмет он на прицел.
– Я постою за честь, в отместку
Возьму топор или стамеску.
– Хочу, чтоб ты не тосковал,
Как в юности страдал и ревновал,
Люблю я маскарад и карнавал.
Ведь молодые годы погубил.
С азартом мял, а если и любил,
То, словно серый волк кобылу,
Оставив рыжий хвост и гриву.
А сам ходил под мухою «налево»
К Марине, что внезапно овдовела.
– Кто всуе старое помянет,
Того придавит камень, —
Сказал Федот сурово. —
Не начинай чесать по новой.
Притихла, оробела Марья,
Ей подсказала старческая память,
Что будет шибко бита,
Когда Федот сердитый.
Она убеждена: кто не грешил,
Тот, как затворник, скучно жил
Без радости, без пылкой страсти,
Не ведая блаженства счастья.
Ее супруг такого мнения,
Кутил, гулял без сожаления
Где бабы, самогон, гитара.
Как говорят, два сапога, что пара.
Глазами часто хлопая, как жаба,
Приревновала деда к гробу баба.
– И для меня ты смастери такой же,
Не тесный, а просторный и хороший, —
Велела Марья твердо, властно, —
Ведь неизбежны впереди несчастья.
А может, изготовишь гроб двухместный,
Когда умрем, лишь Господу известно.