И смех, и грех… Сборник стихов

Работают с рассвета до заката,

Прекрасные и крепкие ребята.

Янтарное созреет вновь зерно,

Дороже золота и жемчуга оно.

Идиллия. Сурова нынче проза,

Когда землей владеют кровососы.

В ходу у них угрозы и обман,

Чтоб обобрать и разорить крестьян.

Не для того, чтоб выжить,

Змея-нажива дармоедом движет.

И потому латифундисты

Подобны крохоборам и садистам.

Холеные их клешни, а не руки,

Не знают плуга, только ноутбуки.

Мелькают цифры, суммы на экране

С семью и девятью нулями.

Нет, не рублей, а долларов и евро.

Сдают, порою, у безумцев нервы.

И прячут деньги в тайные оффшоры.

О, эти ненасытные обжоры.

У фермеров в экстазе беспредела

В судах продажные скромные наделы

Цинично и жестоко отжимают,

Ни доброты, ни жалости не зная.

Помещики они? Латифундисты.

А для крестьян, бесспорно, аферисты.

ТV ликует, славословит пресса,

Что собран урожай чудесный.

Сто миллионов тонн, даже свыше,

Амбары все загружены по крыши.

От пристаней уходят сухогрузы

С пшеницей в трюмах, а не кукурузой.

От станций убывают эшелоны

С пшеницею элитною в вагонах.

Рвачи-барыги, руки потирая,

На экспорт отправляют урожаи.

Гребут, гребут лопатою валюту,

Крестьян при этом презирая люто.

На Западе и на Востоке тоже

Халтура не пройдет, она негожа.

На Севере и Юге настороже.

Там квоты на пшеницу экстра-класса

И из России уплывает масса

Добротного, отличного зерна.

А что же остается в закромах?

Пшеницы доля небольшая

От высшего по классу урожая.

А в основном – фураж,

Который за валюту не продашь.

И по логистике нет резона

Гнать за рубеж по морю и в вагонах.

А значит, в элеваторах хранится

Повсюду пятисортная пшеница.

Когда мычал на фермах скот,

Налаженный зерна был оборот.

Быков кормили, хрюшек до отвала,

Пшеница не гнила, не пропадала.

Без импортного обходились мяса, сала.

А в птичниках рябило от несушек.

Им было что склевать и скушать.

Буренки прежде на селе мычали,

А нынче села просто одичали.

И после сокрушительной разрухи

Остались там лишь старцы и старухи.

Свой доживают в ветхих избах век,

Срываться с места, посчитав за грех.

А молодежь попадалась в города.

Растут в дворах лопух и лебеда.

А раньше сняв пшеницы урожай,

В печах пекли чудесный каравай.

Духмяный аромат, как мед, струился.

И хлеб дышал, румяный, золотистый.

Куда же подевать теперь фураж?

Чиновников вдруг охватил мандраж,

Его сменил служебный раж.

Решили снизить госстандарт,

Чтоб для пшеницы не было преград

По качеству без ограничений.

Пусть мукомолы не ворчат, а мелют

Муку из сорняков, зерна отходов,

Во имя благоденствия народа.

Кустарно хлеб тот испечен,

Зовут его небрежно «кирпичом».

Он мягкий, рыхлый, словно вата.

Жуй, как мочалку, и зубов не надо.

Так дрожжи, разрыхлитель и краситель

Вкушает часто «химии» любитель,

Что поневоле хлеб фуражный ест

И консерванты тоже есть.

Ни вкуса, минимум калорий.

И едоку не избежать запоров.

От мякоти, бумажной, легкой

Как кирпичи, хранятся долго,

Его пекут, сбывая ловко.

В селе другого хлеба нет,

Возьмут и этот на обед.

В кишечнике возникнет пробка.

Бесплодие и прочие болезни

На человека, как клопы, полезли.

Одышка, ожирение, лишний вес,

Когда в желудке дьявольский замес.

А на витрине выложены в ряд

Не натуральный хлеб, а суррогат.

Наш хлеб буржуи за бугром едят.

А зачерствеет, твердый, как булыжник,

Им можно гвозди забивать на крыше.

Мука ведь из фуражного зерна

По клейковине, качеству бедна.

Списать ее бы стоило в отходы

Скоту на корм, чтобы иметь доходы

От молока, приплода и привесов,

А не кормить людей пустым замесом.

Из щуплого зерна, считай половы,

Что для овец сгодится и коровам,

Животных сократилось поголовье

И фуражом теперь двуногих кормят.

Когда нет денег на элитный хлеб,

Мол, слопают, чтоб организм окреп.

И с видом озабоченно-печальным

Жует бедняк «кирпич» свой социальный.

Желудок полон, сытости ни грамма.

Такая вот кормления программа.

Случалось, что в порыве нервном

Опустошали хлебные резервы.

Все отправляли за рубеж буржуям

По дурости и глупости рискуя,

Солидным недобором урожая,

Впоследствии свой хлеб и покупая.

Но по двойной, завышенной цене

И золотым тот становился хлеб.

Доступной для людей была цена,

Россия все же хлебная страна.

Вожди на сей продукт не посягали,

Менталитет народа понимали.

А в царские былые времена

Ломились от пшеницы закрома.

Кормилицей тогда была Россия

Для россиян и еще полмира.

А нынче, когда власть в одних руках

Верховный жрец по статусу монарх.

Любые будут приняты законы.

Не трон ведь, а народ для трона.

Дай Бог, мне ошибиться,

Что не подскочат цены на пшеницу.

Для бедноты останется доступен

Лишь «хлеб» из всякой мути.

Не по зубам им будет хлеб элитный:

Бородинский, дарницкий и житный.

Пирожные и торты – редкость.

Берет за горло и нужда, и бедность.

И калачи, пампушки, кренделя

Не для тебя, батрак, не для тебя.

Судьба вдруг повернулась раком.

Не булочек с кунжутом или маком

И кексов с курагою и изюмом,

Поэтому убогие угрюмы.

Долой фураж! На корм скоту.

Не отравляйте «хлебом» бедноту!

БУЛЬДОЗЕР

Когда «элита» отмечает пир,

Идет на свалку зарубежный сыр.

Для своего в селе нет молока,

Из пальмы производится пока.

Отправили буренок на убой.

Село теперь без силы трудовой.

Остались старцы и старухи.

На фермах запустение, разруха.

В провинции работы не найдешь

И в города подалась молодежь.

Вещают демагоги, что реформы

Всех россиян согреют и накормят.

Уж четверть века ожиданий,

Но «денег нет», ума и знаний.

В утиль все европейские продукты,

Коль так решили бюрократы-плуты.

А овощи и ягоды, и фрукты

Бульдозер массой давит круто.

Пожалуй, сотни тысяч тонн

Отправили харчей на полигон.

На всю Россию кадры по ТВ,

Суров, поди, на санкции ответ.

Нас не сломать, мы гордые такие

И в этом непреклонная Россия.

Бульдозером по санкциям ударим,

Тверды, как сталь, и не базарим.

По горло сыты стар и млад,

Дела в стране идут на лад.

Нет бедных, и тем паче нищих,

Никто по свалкам с торбою не рыщет.

И в городах у мусорных бачков

Не видно исхудавших мужичков

И баб в «цветных» прикидах,

Засели в ресторанах очевидно.

Вокзалы не имеют побирушек,

Житуха у бомжей с годами лучше.

Как на погосте, тишь и благодать,

На хлеб не надо гроши собирать.

Меню в столовых для сирот чудесно:

Суп, каша и компотик пресный.

Вкус молока давно забыли,

Зато овсянку, пшенку полюбили.

А, что до фруктов, ягод, овощей,

Заменят порциею жидких щей.

У престарелых сытый рацион:

Вкушают кашку, чай, батон.

Для организма мясо вредно

Потерпит старичок не бедный.

Он – не шахтер, не сталевар,

Чтобы вкушать густой навар.

Молочные продукты то ж опасны,

Чаек попьет и жизнь прекрасна.

А для желудка очень трудны

И овощи с нитратами, и фрукты.

Расстройство неизбежно тракта.

Поэтому харчи долой, под трактор.

Бескормица в приютах и больницах,

Чтоб выжить, надо кушать и лечиться.

Палата, что барак с врагами,

Выносят жмуриков вперед ногами.

Где импорта, продуктов замещение?

Ответ один: в казне нет денег.

Реляций нет давно победных,

«Уж 20 миллионов с гаком бедных», —

Росстат твердит, по барабану

«Элите» дети, бомжи, ветераны.

Да здравствует, бульдозер!

Продукты он смешал с навозом.

По мнению пирующей «элиты».

В стране все до отвала сыты,

Поэтому пусть терпят паразиты.

Господь терпел и нам велел.

Нам от буржуев не нужны подачки.

А дядя Сэм сойдет с ума с горячки.

И пусть у нищебродов, бедноты

Прилипнут к спинам животы.

Нас голодом не заморить.

Друзья-китайцы смогут закормить.

Ведь за сезон четыре урожая

На химикатах радостно снимают.

Плоды, понятно, сами не жуют,

Аборигенам лихо продают.

Ура, вперед! На санкции, угрозы

Оружие мощнейшее – бульдозер!

Хотя и куплен за границей,

Но в битве с контрабандой сгодится.

Увы, поныне импортный бульдозер

Харчи на свалках траками елозит.

А на детали надо разобрать,

На переплавку для болванок сдать

Иль с потрохами в землю закопать.

Произведен буржуями он тоже,

А принципы прагматики дороже.

Мне возразят: есть буржуа в России.

Нет, это криминала клан спесивых.

ГОРЬКАЯ УЧАСТЬ

Уж четверть века новая эпоха,

Увы, живут в России массы плохо.

Жулье, ворье лишь процветает

На базе недр страны и капитала.

А с ними депутаты, бюрократы,

Что заселились в царские палаты

Господь богатством одарил Отчизну

Для благодатной и счастливой жизни.

Слепых поводырей лишил  ума,

Хотя  они   забрали закрома.

Дворцы, поместья и хоромы,

Для них давно не писаны законы.

А совесть, честь не в тренде,

Богатый жулик презирает бедных.

К смирению церковь призывает,

На горестях народа процветает.

Чем тяжелей и круче кризис,

Тем больше прихожан и лучше бизнес.

И не свечной  завод, а холдинг

Попов при храме сытно кормит.

Крещение, панихида и венчание

Сулят им и харчи, и процветание.

Быть может со времен царя Гороха

И до сих пор в России массам  плохо.

К  богатству не пристало привыкать.

Дана такая  участь на века.

Пока вожди царят, как боги,

Народ,  как раб, останется убогим.

ВЕЛИКАЯ ОБУЗА

Не олигарх, наевший холку, пузо,

Пенсионер в России стал обузой,

Она такого не потянет груза.

Как лошадь в мыле,  надорвется,

Где постоянно тонко, там и рвется.

По сути, это «пятая колонна»

В сорок четыре с гаком миллиона

Старух убогих, нищих стариков.

Построятся вдруг в тысячи полков.

Полицию и гвардию сметут,

Ведь на подачки многие живут.

При остром дефиците денег

С цепи сорвались и взбесились цены,

Тарифы, капремонт жилья

И нет защиты от воров, жулья.

Совдепии запасы догребут,

Наступит и фиаско, и капут.

Кто создал экономику и блага?

Не чинодрал, что ворошит бумаги

И почивает радостно и сладко

На пансионе и любимых взятках.

А из руин войны поднял СССР

Рабочий и крестьянин, инженер.

Не «липовый» сей подвиг, настоящий!

Уж четверть века аферисты тащат

Без совести, укора и зазрений

Плоды труда советских поколений.

И у разбитых грабежом ворот

Остался снова трудовой народ.

Чем обеспечит жалкая пенсюшка?

Картошкой и похлебкой-юшкой.

Но без харчей нормальных и лекарства.

До срока можно оказаться в царстве,

Откуда нет на белый свет возврата

И потому столь велики утраты.

Рождаемость от смертности отстала.

Лишь процветает бизнес ритуала,

Где скорбь и траур правят «балом».

Кабальны коммунальные услуги,

Берут за горло граждан цепко, туго.

В стране богатой, там, где нефть и газ,

Людей нещадно обирает власть,

Твердя, что недра для народа,

Лишают перспектив и кислорода..

Лукавый реформатор Кудрин

Рецепт придумал шибко «мудрый».

Коль  не спеша, костлявая с косой

Дедов, старух уносит на покой,

То предложил, гарцуя рысью,

Им возраст трудовой повысить.

Пусть пашут, пока ноги носят

И гроши на кормление не просят.

Тогда ряды их поредеют,

А он получит орден за идею

Бредовую, но слава фарисею.

Да, Леха – царедворец бравый,

Уже казной российской правил.

И шиковала, увезла братва

В оффшоры много золота, бабла…

Совфед не дремлет, тоже очень

Обузою великой озабочен.

И срочно принимает меры,

Считая саранчой пенсионеров.

Сенатор – жирный, сытый боров,

Изрек надменно и сурово:

«Кто добровольно занят малым делом,

Тот с пенсиею пролетает смело.

И выезд за границу запретить,

Чтоб научился родину любить».

Хоть платит и тарифы, и налоги,

На старость лет останется убогим,

До самой крышки гроба.

Зачем ему Америка, Европа.

Где старики бодры и белозубы,

Нескоро трансформируются в трупы.

По миру путешествуют успешно

И не гнет их  голос вещий.

Имеют на счетах деньжища,

Исход не угрожает нищий.

Чтобы картохой запастись к обеду,

На дачки старики с мотыгой едут.

Теперь у ветеранов сей удел,

До отдыха, круизов нету дел,

Ведь скудные и жидкие финансы

Давно забыли оды и романсы.

Похоже, заждалась держава

Возврата крепостного права.

А «неотложкам» надо предписать:

«Пенсионеров нечего спасать».

На 20 сел одна лишь «неотложка».

Успеть к больному невозможно.

В ухабах и колдобинах дороги,

Одна надежда на судьбу и бога.

Не пошевелят пальцем эскулапы,

Пока презент не сунешь в лапы.

Лишь сердобольно пожелают в ухо:

«Земля пусть будет мягким пухом!»

Статистика тогда воспрянет духом.

Без стариков страна омолодиться,

Угрюмые повеселеют лица.

Всеобщая охватит эйфория,

Поклон тебе, «Единая Россия»!

Как на кладбище, тишь и благодать,

Но не пристало ныне умирать,

Ведь это катастрофа, разорение

При остром дефиците денег.

Желаю всем я многие лета,

Не вечна нищета и маета.

Взываю: сохрани вас, боже.

Свобода честь всех благ дороже.

Ребром вопрос: как быть со стариками?

Пред тем, как выносить вперед ногами

Путевку надо дать на Нарайями

Последний, если выпал зуб,

То значит, не едок уже, а труп.

Не нужен доходяге стоматолог,

Дантист не по карману, дорог.

В Японии, в далекие века

Тащили в гору бабу, старика,

Чтоб ели звери и клевали птицы,

Им тоже надо свежиной кормиться.

Проблема будет быстро решена.

Обузу сбросит с хилых плеч страна

И,  сэкономив в фондах  денег  кучу,

Вновь станет и великой, и могучей.

Увы, пока еще в чести оффшоры,

Валюту снова уведут обжоры.

Вспоминаю с грустью и тревогой.

Время вспять, увы, не потечет:

«Молодым везде у нас дорога,

Старикам везде у нас почет».

ДВОРЦОВЫЙ БУМ

Когда на Украине правил Хам,

Судимый дважды, то царил бедлам.

В «Межигорье» он сидел на унитазе,

На золотом,  сверкали дивно стразы.

Резвился до телячьего восторга

И собирался править долго, долго…

Крым вотчиной замыслил сделать,

Желая отдохнуть  душой  и телом.

Чтоб обустроить «Домик чайный»,

Срубили уникальный виноградник

Под Ялтой, превратив в дворец.

И винзаводу наступил конец.

Коллекцию из раритетных вин

Угробил ненасытный исполин.

Там сотню лет умельцы-виноделы

Букеты вин творили  смело.

Была работа,  деньги шли в бюджет.

Но Хам приговорил: заводу – нет!

Никто не  смел перечить бонзе.

И снес объект истории бульдозер.

Расширили тогда его поместье,

Отжали земли в заповедном месте.

На митинги, протесты наплевать!

Он—гетман-зэк,  а люди, как трава.

Затем решил, что роскоши так мало,

На Фиолент раскрыл хлебало.

Дворцы имея, начал замок строить

И превратился в жалкого изгоя.

Панически в расстройстве чувств,

Сбежал в Россию, как последний трус.

Как дезертир, таится на Рублевке,

Суда, ареста избегая ловко.

Гнетет испуг, досада и обида,

А вдруг Россия украинцам выдаст?

Тогда пойдет по третьей ходке,

Там не нальют ни коньяка, ни водки.

А вместо золотого унитаза

Ведро, параша или емкость таза.

Забавная, но странная карьера

У бывшего презента и премьера.

Но место свято не бывает пусто.

Три года Крым  под стягом русским.

И из него, как воровской «малины»,

Сбежали олигархи Украины.

Оставили и виллы, и дворцы.

Пришли на смену  мудрые «отцы».

И аппетиты у варягов те же,

На ЮБК опять участки режут.

Очередной нагрянул передел,

Опять чиновник одержимо смел.

И прав в конфликтах тот,

Кто бабок больше на карман дает.

Дворцы на юге, как бриллианты

В прекрасном ожерелье Ялты.

В Ливадии, Алупке и Массандре

Скульптура, готика, фасады

С фонтанами и львами у парадных

Их созерцать всегда отрадно.

В них зодчества, эпох музеи,

Туристы восхищаются, глазея.

Но есть еще помпезные госдачи,

Что ведают триумф и неудачи.

В Юсуповском дворце был Сталин,

С Рузвельтом и Черчиллем решали

Проблемы обустройства мира,

Там почитают до сих пор кумира.

А в комплексе «Заря» Фороса,

Был Горбачев с престола сброшен.

Союз  советский в Лету канул.

Пошла Россия за Борисом пьяным.

Бразды правления  уступил чекисту,

Что, как Дзержинский, очень чистый…

На Украине разразилась драма.

Народ метлой поганой   выгнал Хама

Фиаско потерпел, но  дело –  живо!

На юг  другая  прикатила сила.

Чтоб возвести очередной дворец,

И за ценой не постоит творец.

Хотя  кричат с трибун,  что денег нет!

Проекту срочно дан «зеленый свет».

Бульдозеры рычат, снуют машины

Крым остается в статусе «малины».

Какой там к черту спад и кризис,

Когда, как спрут,  власть и бизнес!

Коррупции тандем  несокрушим,

Финансы и ресурсы все под ним.

Дворцы царя, генсеков все пристойны

И  новых обитателей достойны.

Комфорт прислуга обеспечит.

Зачем казну палить, как свечи?

Но бдительностью вождь гордится:

В палатах старых не к лицу селиться,

Вдруг Сталин или Берия приснится.

Их  тени, призраки там  бродят,

Саркому, порчу, сглаз  наводят?

А с ними  рядом  Ягода, Ежов

Охватит жуть, парализует шок.

Не мистика, не шуточные вещи,

Витает в стенах дух зловещий.

Когда из мрака встанут в ряд злодеи,

От ужаса на месте околеешь.

Под мощною десницею тирана

Не устоит всесильная охрана.

Уж лучше в скромном шалаше,

Полезно телу и легко душе.

Чтоб не тревожил душу вещий знак,

Вожди желают новый особняк,

С фундамента  до  козырька и крыши,

Не видеть никого бы им, не слышать.

Пусть недруги кричат, готовя бунты,

Дворец – не хата, прочный бункер.

Любую смуту можно переждать,

По скайпу безопасно управлять.

Напитки и другие есть припасы,

Пока остынет кровь у биомассы.

Река в свое опять вернется русло.

И в этом суть политики искусства.

Заботятся о подданных отцы,

Крым обречен на новые дворцы.

Не будет ни лачуг, ни хижин.

Тенденцию уже такую вижу.

Увы, но для убогих денег нет.

И потому дворцам – привет!

В Геленджике дворцы и в Сочи,

Теперь крымчанам затуманят очи.

Чтоб созерцали, будто горы

Чужое  благо  на  просторе.

Для властолюбца это моды крик.

Коль есть дворец, то он велик.

А, если не один, то гений —

Кумир  для робких поколений.

Во власти Крыма прежняя «бригада»,

Гребет бабло и за него награды.

Поверишь твердо пламенным борцам:

«Мир – хижинам, война – дворцам!»

ИЗАБЕЛЛА

На загородной даче суть да дело,

Обильно уродила Изабелла

На лозах гроздья  блещут тускло

И виноград тот ароматно-вкусный.

Иван собрал в  корзину урожай,

Под прессом  ягоды отжал.

Бутыль наполнил алым соком,

Чтоб урожай был не обузой – проком.

И сусло  ожило,  взбродило,

Наполнило вино хмельною силой.

Он пробу снял: вино сухое,

И терпкое оно, и молодое.

Бодрит и тонус  улучшает,

Как винодел, он это понимает.

Чтобы оно не превратилось в уксус,

Он вставил в горло чоп искусно,

Но плотно, дабы воздух не проник.

Стал повод ждать и праздничные дни,

Когда вином наполнятся бокалы

И засверкает с блеском алым

Сквозь призму дорогого хрусталя,

Букетом, ароматом всех маня.

Любил Иван веселые застолья,

Когда напитков и закуски море.

Хмелел он от вина, супруги Дарьи,

Был  часто в творческом ударе.

Частушки он охотно исполнял,

И по-молдавски лихо танцевал.

Бутыль, теперь любовно озирая,

Воображал, как будто пировал он:

«На несколько застолий хватит,

Потом еще успею я заквасить

Из розового, нежного Муската,

Других сортом немало винограда,

Из Рислинга, Кокура, Саперави,

Чтоб дни рождения, юбилеи справить».

Был планов радужных он полон,

Вино предпочитая самогону.

От дел Ивана то-то отвлекло

И вышел по-хозяйски он во двор.

Его супруга озорная Дарья

Желая выпить, как и он, ударно

Вино усердно в кружку нацедила

Вкушая хмель и сладость, пригубила.

«Чудесен аромат, но очень терпко,

А мне напиток по душе десертный».

Чтоб был от Изабеллы больше прок,

Добавила в тот бутыль сахарок.

Старательно, закрыла плотно,

Чтоб не проник коварный воздух.

Она к напиткам пристрастилась,

Любила кальвадос и самогон, и пиво.

Допила кружку, сразу захмелела

Душой и телом тучным ослабела,

Ушла опочивать она в покои

И Ваня тоже появился вскоре.

Прилег он с Дашей  рядом,

В надежде на утехи и усладу…

Бабахнуло, аж стекла зазвенели,

Обои от вина побагровели.

Со стен  стекали струи  на пол.

Иван смотрел и безутешно плакал.

Как будто дегустации палата,

Наполнилась веранда ароматом.

И окна превратились в витражи,

В  мольберт для творческой души.

Взирал на лужу алую, осколки,

Хотелось выть, не понимая толком:

«Но почему вино опять взыграло,

Брожение накануне ведь пропало? —

Его терзали смутные сомнения,

А Дарья трепетала от волнения.

Ей не хотелось стать овцою битой,

Печалилась и хмурилась сердито.

Десерта бабе захотелось очень,

Лишь упрекнула,  не взирая в очи:

– Эх, Ваня, ну какой ты винодел,

Что сотворил, куда глядел?

– Наверно в чем-то просчитался, —

С досадой нехотя признался. —

Но почему оно опять взбродило,

Нечистая откуда  в доме сила?

Коту по хвост, аж 20 литров,

До слез досадно и обидно.

– Ах, Ваня, милый, нос не вешай,

Пошли на ложе, я тебя утешу…

ЕЖОВАЯ ПРОБЛЕМА

На партбюро «песочили» Ивана,

Но вел себя он почему-то странно.

Потешно, как жонглер шальной.

Вращал ладони пред собой.

Шептал молитву или покаяние,

Переживал о чем-то сильно Ваня.

Губами шевелить пытался,

Сцепив и расцепив тугие пальцы.

Был в эпицентре общего внимания

А порицали за прелюбодеяние

По жалобе жены ревнивой.

Мол, спутался он с девкою красивой.

К разводу может привести роман,

Снимете с Ваньки стружку за обман

– Коли жену любить не можешь,

То партбилет на стол положишь, —

По прокурорски секретарь изрек. —

И пусть тебе наука станет впрок.

За аморалку по заслугам пострадаешь,

Коль меры и стыда не знаешь.

Что скажешь в оправдание,

Ходил ли к  девке на свидание?

Тот, что-то промычал невнятно…

– Ходил, без слов понятно.

Никто признаться не захочет смело,

Что ходит и направо, и налево, —

Заметил секретарь лукаво. —

На стороне приятнее забава.

Запретный плод, ведь слаще.

Ты – бабник, человек пропащий.

– Я предлагаю: за измену

Из партии гнать надо в шею, —

Сурово и надменно заявила

Старушка-активистка Мирра. —

Подвел Иван жену и нас,

А значит, Родину продаст!

Чтоб было неповадно и другим,