Траектории СПИДа. Книга вторая. Джалита

– У меня необычная проблема. Ты знаешь, я тебя стараюсь ни о чём не просить. Но тут хамство, которое я не могу терпеть, а сам справиться не могу.

– Короче, в чём суть?

– Мы были вчера в заповеднике с Настей. Ты её знаешь.

– С какой? С Болотиной?

– Да.

– Всё понял.

– Папа, ты слушай. Это не имеет значения, с кем я был. Что ты сразу дурацкие выводы делаешь. Там мы оказались вместе с лесником. В это время в лесу раздался выстрел, и лесник поехал проверить, кто охотится в заповеднике, а нас попросил перекрыть дорогу. Ну, я же тебе говорил, что я общественный дежурный по охране леса.

– Ну-ну, что дальше. Давай конкретно.

– Мы перекрыли дорогу шлагбаумом, а тут подъезжает со стороны леса председатель Ялтинского горисполкома с компанией. Все выпившие. Увидели шлагбаум и в крик матом. Я его слегка остановил по поводу мата, тут же Настя стояла, так он моё удостоверение, не глядя, разорвал и сказал, что б я убирался из леса.

– Так что мне новое удостоверение тебе выписать?

– Пап, я понимаю, что у тебя совещание и тебе трудно соображать о другом. Ты что не понимаешь, что я не шавка и не могу позволить, чтобы меня оскорбляли. Но тут я его прижать ничем не могу, так как он в городе шишка. Но и это не главное. Суть в том, что стрелял в заповеднике кто-то из этой братии. И только что я узнал, что один человек оказался убитым.

– Так. Это уже серьёзно. Тебя могут привлечь как свидетеля.

– Да, если будут разбираться.

– Что значит, если будут. Обязаны.

– Пап, ты в Москве, как в лесу живёшь. Ничего не знаешь о том, как обстоят дела в провинциальных городах.

– Подойди к своему директору Дженееву. Поговори с ним. Он меня знает.

– Подойду, конечно, но папа, он не станет ругаться с председателем горисполкома, жена которого у нас в институте старшим научным сотрудником работает.

– Ах, вот оно что? Ну, хорошо. Я сам займусь. Как фамилия этого председателя?

– Овечкин.

– Записал. После совещания включусь. Свои извинения он тебе принесет, и удостоверение выпишет новое, и сам подпишет. Это я тебе обещаю.

– А больше мне ничего не надо.

– С выстрелом нет ошибки? Шлагбаум ставили по команде лесника?

– Про убийство пока только слухи. Но это второй вопрос, к которому почти не имею отношения. А шлагбаум ставили мы не по команде, а по просьбе.

– Ну да, разница есть. Всё осознал. Как у тебя со здоровьем, сын? Лекарствами занимаюсь, но думаю, придётся тебе ехать сюда на консультацию. Кровь, как понимаешь, штука серьёзная.

– Всё понимаю.

– Ладно, узнаешь подробности о выстреле, позвони. У тебя сегодня концерт?

– Да. В пять часов.

– Так я желаю успехов! Не переживай, хама поставим на место.

Я переговорю с товарищами из ЦеКа.

– Спасибо, папа. Маме привет. Скажи, что Настенька здесь. Это просто фантастика.

– Ну, понял. Пока.

Трифон Семёнович надолго задержался на совещании. Позвонить знакомому зав. сектором ЦеКа удалось лишь после обеда. Изложив вкратце причину звонка, не называя имён и фамилий, он услыхал весьма неутешительный ответ:

– Дружище, я понял тебя, но вопрос не очень простой. Есть одна закавыка. Ты приходи ко мне завтра с утра. Я закажу пропуск.

Поговорим.

– Григорий Ильич, – сухо заметил Трифон Семенович, – я что-то не понял. Вопрос, по-моему, выеденного яйца не стоит. Что же мне к Егору Кузьмичу с такой мелочью соваться?

– Да ты не взрывайся. Приходи подумаем. Сделать-то сделаем, но посоветуемся как лучше. Говорю же тебе, что есть закавыка.

– Хорошо, в одиннадцать я у тебя.

– Вот и ладненько. Заказываю пропуск.

“Знаем мы ваши закавыки, небось, хочешь, чтобы пригласил на рыбалку да с выпивоном“, – подумал Трифон Семёнович и, глядя на своего помощника, развалившегося в углу в мягком кресле и мирно посапывавшего, в ожидании пока все соберутся на совещание, начал было соображать, что можно организовать, как тут же остановил себя другой мыслью, говорящей о том, что дело, кажется, не в рыбалке.

Недавно начался тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год. В стране ускоренными темпами шли перемены. Предыдущий год своими результатами по инерции ещё продолжал победное шествие в деле построения социализма.

В городе Ярцеве Смоленской области вступил в строй новый чугунолитейный завод мощностью в шестьдесят тысяч тонн отливок в год. В Туркмении открыли новые залежи нефти и газа. Горняки Кузбасса рапортовали о добыче открытым способом миллиардной тонны высококачественного угля. В Комсомольске-на-Амуре начал напряжённую работу новый грузовой порт. В Ашхабадской области пущен в работу завод железобетонных изделий производительностью двадцать пять тысяч квадратных метров конструкций в год. Протянулось и начало действовать автомобильное шоссе Уренгой – Ямбург. В Вильнюсе проложили новый мост через реку Нерис, в Молдавии – через Днестр. Выполнен первый беспосадочный рейс самолёта ИЛ-62М через всю страну от Москвы до Южносахалинска. В городе Зея открыт аэропорт. Медики впервые осуществили успешно пересадку сердца. Делались открытия, запускались спутники и космические корабли.

Хотя известно было, что годовой национальный доход в этом году не достиг планового, а по продукции сельского хозяйства показатели оказались ниже предыдущего года. Не радовали вообще никакие показатели. Дефицит продовольствия в стране сохранялся. Задания двадцать седьмого съезда партии выполнены не были. Но Горбачёв бодро заявлял, что третий год – решающий, он всё поправит. Оптимизм – дело хорошее, если бы он поддерживался реальными делами. Но таковых не было видно. Плохие дела в экономике приходилось скрывать словоблудием.

"Приостановлено нарастание негативных тенденций, грозивших перерасти в кризисную ситуацию. Удалось создать определённые предпосылки для дальнейшего устойчивого продвижения вперёд. Но позитивные результаты не дают оснований говорить о коренном переломе в социально-экономическом развитии страны".

"Ответственным в реализации планов двенадцатой пятилетки является третий её год. Предстоит обеспечить такие темпы роста экономики, которые превысили бы среднегодовые показатели на 1986-1990 годы".

Чёткие изменения замечались лишь в политической жизни, которой занимался непосредственно Горбачёв. Год был напряжённым по встречам и приёмам политических и государственных деятелей капиталистических государств.

В феврале Горбачёв встречается с видными политиками США, в числе которых в качестве учёного профессор Гарвардского университета, историк, бывший государственный секретарь США Генри Киссинджер. С ними встречается и секретарь ЦК КПСС, правая рука Горбачёва, Александр Яковлев.

В том же месяце принимаются в Москве государственные деятели Италии, Исландии и стран Варшавского договора.

В марте происходит широко разрекламированная встреча Горбачёва с премьер-министром Великобритании Маргарет Тэтчер, во время которой премьер иностранного государства преподносит урок воспитанности и образованности русским медведям.

В апреле Горбачёв летит в Чехословакию на встречу с Густавом Гусаком, а потом в Москве принимает делегацию палаты представителей конгресса США, затем Джорджа Шульца, бывшего государственного секретаря США, проводит переговоры с Хафезом Асадом, президентом Саудовской Аравии.

В мае Горбачёв принимает в Москве президента Франции Жака Ширака, встречается в Румынии с Николасом Чаушеску, в Берлине с Эрихом Хонеккером.

В июне Горбачёва посещает группа участников конгресса "Врачи мира за предотвращение ядерной войны".

В июле Горбачёв встречается с тридцать девятым по счёту президентом США Джимми Картером, с премьер министром Индии Радживом Ганди, принимает федерального президента ФРГ Вайцзеккера и президента Афганистана Наджибуллу.

В сентябре устраивается приём Горбачёвым группы представителей французской общественности.

В октябре Горбачёвым принимается президент Финляндии Койвисто, проходит встреча с руководителями правительственных делегаций стран – членов СЭВ и принимается снова Джордж Шульц.

В ноябре принимается великое множество делегаций по случаю празднования семидесятилетнего юбилея Октябрьской революции, с которой Горбачёву предстоит вскоре вступить в противоречие. Шагом к этому явилось представление в пресс-центре первого ноября книги Горбачева "Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира". Горбачёв претендовал на лидерство во всём мире. Потому ему было не до работников ЦК КПСС, не до их рабочих проблем. Руководить работой аппарата – не его дело. Коммунистическая партия интересует только во время докладов на съездах. Его главные партнёры – американцы, но, конечно, не коммунисты в Америке.

В декабре Горбачёв едет в США, где встречается с вице-премьером Джорджем Бушем и в третий раз за год с Джорджем Шульцем.

Большой друг Америки Горбачёв уже не стеснялся этой дружбы, полагая, что она ему всегда поможет. И с позиции лично собственной, человеческой, очевидно, он не ошибался. Но ведь Горбачёв – это не вся страна. Об этом он, видимо, не думал.

КОНЦЕРТ

Между тем Володя Усатов готовился к выступлению в зале клуба моряков, где уже несколько дней проходил городской конкурс молодежных ансамблей эстрадной песни. Организаторами конкурса были городской отдел культуры горисполкома, горком комсомола и газета "Советский Крым". Желающих выступить оказалось значительно больше, поэтому конкурс не смогли завершить в воскресенье и продлили до понедельника.

Собственно, сам Володя и не собирался принимать участие в смотре. Ни на какие премии претендовать не хотел. Но Женя, неутомимый возбудитель самодеятельности в институте, сказал, что очень необходимо представить институт на городском смотре не ради премий, а только для того чтобы заявить о себе, так сказать, сообщить городу, что в научном институте думают не только о науке, но и любят хорошо отдыхать, и имеют своих неплохих артистов. Кроме того, ему очень хотелось, чтобы голос Володи Усатова был услышан более широкой общественностью за пределами института. Короче говоря, он не без труда, но уговорил Володю, в чём ему усиленно помогали обе Татьяны, с которыми они и составляли неразлучное музыкальное трио, называвшееся по первым буквам имён "Та-Во-Та". Татьяна побольше и Татьяна поменьше обе были чуть старше двадцати, обе худенькие весёлые девчушки. Петь доводилось не так часто: на репетициях да на редких праздничных концертах. Поэтому выступление на смотре для них было огромной радостью.

Клуб моряков, расположенный в самом конце набережной, или в самом её начале, смотря откуда начинать, заполнился до отказа. Финальный день смотра.

Усаживая Настеньку в третьем ряду за членами жюри, Володя очень торопился, так как они выступали первыми, после чего в скором времени договорились вместе уйти погулять по городу.

Занавес шевельнулся, и на просцениум вышла миловидная женщина в строгом длинном платье тёмно-синего цвета с подчёркнуто белым отложным воротничком блузки. Это была заведующая отделом культуры газеты Татьяна Николаевна Барская. Спокойно, просто, исключая даже признаки официальности, словно оказалась среди друзей на вечеринке, она начала говорить мягким голосом:

– Добрый вечер, дорогие товарищи! Мы начинаем заключительный день нашего смотра эстрадных музыкальных ансамблей. Отрадно заметить, что в нашем городе их стало значительно больше. Такое впечатление, что все теперь хотят петь.

В зале раздался дружный смех.

– Но это не плохо. Смущает только, что ансамбли часто похожи друг на друга и порой стараются брать криком, усиленным современной звуковой техникой.

Татьяна Николаевна имела право так говорить. Много лет назад в начале семидесятых молодой девушкой она пришла в редакцию газеты из музея писателей Тренёва и Павленко. С тех пор ежедневно она занималась критикой стихов и рассказов, кинофильмов и театральных постановок профессиональных и самодеятельных коллективов.

Она любила открывать новые имена, с большим интересом наблюдала за теми, кто с её лёгкой руки завоёвывал известность и популярность в стране. Ей приходилось встречаться и с большими писателями, и с большими артистами.

Интересные люди проходили перед удивительно скромной красивой интеллигентной женщиной нескончаемой пёстрой чередой. Они приходили и уходили, а она по-прежнему оставалась одна, так и не создав своего собственного семейного очага. То ли по этой причине она отдавала всю себя работе, уделяя каждую свободную от газеты минуту подготовке к изданию буклетов и альбомов о Южном береге Крыма, о его литературных местах, об истории края. То ли потому и оставалась без семьи, что не находила времени о ней подумать.

А откуда могло быть свободное время, если жизнь города буквально кипела культурными мероприятиями, которые обязательно следовало срочно осветить в газете? То создание пушкинского музея в Гурзуфе, то Пушкинские вечера, то дни Чехова в Ялте, то всесоюзный фестиваль "Ялтинские зори", на которые приезжают суперзвёзды страны, конкурсы театральных коллективов, театральная весна, смотры поэтических талантов и чего только не было в прежние времена, что не позволяло находить свободных минут остановиться и задуматься о себе самой.

Вот и теперь смотр. Она бы хотела закричать, что плохо стало: не поют, как раньше, своими голосами, что все стали подражать западу, но не лучшему, а худшему, что у него есть. Ей хотелось напомнить, что в давние времена люди прекрасно пели без микрофонов и усилителей, а сейчас каждый стал певцом за счёт электронной аппаратуры. Её переполняла боль за уходящие добрые традиции, но она была официальным лицом и обязанной быть спокойной и уравновешенной. Потому и работала до сих пор завом, что умела сдержать себя и работать, не считаясь со временем.

Другие срывались, не выдерживали напряжения и уходили. Она оставалась. И продолжала говорить перед публикой то, что можно было сказать, а остальные эмоции выплёскивала на редакционных совещаниях, на заседаниях горкома и исполкома, в кабинетах и кулуарных встречах.

Сегодня она была перед самодеятельными артистами и должна была их поддержать, помочь не отказываться от искусства. Угнетало, правда, и то, что в последние годы на конкурсы стали приходить ансамбли, стремящиеся получить признание с дальнейшей целью зарабатывать деньги. Это и заставляло их брать не качеством исполнения, а внешними эффектами, необычностью звукового оформления, одеваниями и раздеваниями, доходящими чуть ли не до стриптиза на сцене. Что говорить таким? Ведь не поймут. Скажут, что давно отошла от интересов молодёжи. А так не хочется чувствовать себя уже не в том возрасте. Но, а могут ли когда-нибудь хорошие голоса и настоящие хорошие русские песни перестать быть интересными?

Вот о чём она решила сказать теперь.

– Я рада, что есть всё же и другие. Есть коллективы, которые любят хорошие голоса и наши замечательные русские песни. Сегодня мы открываем вечер именно таким ансамблем. Но я попрошу представить его вам руководителя художественной самодеятельности института "Магарач" Евгения Николаевича Инзубова.

Занавес начал раскрываться и на сцену уверенной походкой вышел, улыбаясь, как профессионал-конферансье, средних лет мужчина в чёрном костюме и больших очках. Волос на передней части головы казался торчащим во все стороны, что как бы совпадало с его стремительностью, с которой он подошёл к микрофону и начал говорить:

– Добрый вечер дорогие друзья! Предлагаю вашему вниманию непрофессиональный коллектив с непритязательным названием "Та-Во-Та – а!"

Он протянул восклицательно последний слог и развернул руку, приглашая на сцену своих ребят. Те вышли, смущённо улыбаясь, впервые оказавшись на незнакомой им публике.

А представление продолжалось:

– Перед вами квартет, который состоит…

В это время из зала донеслось несколько голосов:

– Трио!

– Евгений Николаевич, трио!

– Женя, их трое.

Но ведущий почему-то не смутился, а наоборот рассмеялся:

– Я так и знал, что вы меня станете поправлять, проявляя свои познания в музыкальных терминах. Но позволю себе всё-таки снова сказать, что предлагаю вашему утончённому вниманию квартет, состоящий из четырёх голосов, один из которых принадлежит нашему учёному, ставшему всего несколько дней назад кандидатом наук, Володе Усатову, второй – лаборантке Тане Голубовой, третий – секретарю директора Тане Чуб, почему наш ансамбль и называется Та-Во-Та, то есть Таня, Володя и Таня, а четвёртый голос, который вы тоже обязательно услышите и оцените, принадлежит…

Тут Евгений Николаевич сделал паузу, которую зрители опять не выдержали, и кто-то с места подсказал:

– Вам.

– Нет не мне, – сразу же, словно ждал этого, ответил Евгений Николаевич, – четвёртый голос, без которого не может быть ансамбля, принадлежит Володиной гитаре.

В зале раздался смех и одобрительные аплодисменты.

Ведущий выдержал паузу и закончил:

– Прошу вас слушайте весь ансамбль в целом и каждый голос в отдельности. В этом его особенность – необыкновенные голоса.

Как только артисты остались на сцене одни, как бы подтверждая только что сказанные слова, тихо полились звуки гитары. Это была обычная шести струнка, но Володя исполнял на ней мастерски. А ещё через мгновения вместе с гитарой, расширяя и наполняя мелодию мягким баритоном, поплыли всем знакомые слова: “Тёмная ночь, только пули летят по степи, только ветер гудит в проводах, тихо звёзды мерцают…"

Бархатистый голос захватил слушателей теплом и задушевностью, необычайной свободой и лёгкостью проникновения в зал. Никакого напряжения, никаких усилий. Голос солиста плыл вместе с голосом гитары, как вдруг на словах "ты, любимая, знаю, не спишь, и у детской кроватки тайком ты слезу утираешь" к этим двум голосам откуда-то издали присоединились, совершенно органично сливаясь воедино, ещё два голоса – высокий и низкий. Теперь пели и обе Татьяны, но лишь один звук "а-а-а", словно женский плач, который слышал солдат тёмной ночью.

Настенька много раз слышала, как пел Володя, но чтобы так, вызывая мурашки в теле, она слышала его впервые. В ней всё замерло и кажется замер весь зал, сидящее впереди жюри, утонувшие в серой мгле стены, длинные шторы на высоких окнах и упёршиеся в тройку певцов узкими лучами прожектора. Акустика работала только на них. На мгновения всё вокруг умерло, оставив лишь трёх артистов да гитару, которые не работали, не выступали, не представляли что-то, а жили одной только песней да губами любимой в ночи.

Едва смолкли голоса на последнем куплете, как полился негромкий мелодичный свист, который будто тоже пел фразу: “Тёмная ночь…" и тут же ему отозвались струны гитары, повторяя за свистом: "Тёмная ночь…" и три голоса сразу: "а – а – а – а" и снова свист, и последний раз, затихая совсем, грустно всхлипнула гитара: "Тёмная ночь…"

И только после этого, да и то, спустя ещё три секунды, стоявшие на сцене, как по команде, медленно поклонились залу, а он только после этого, словно внезапно очнувшись, взорвался аплодисментами.

Володя смущённо улыбался, пытаясь в тёмном зале разглядеть Настеньку, но это было невозможно из-за прожекторов. Обе Тани широко и счастливо улыбались, а зал не стихал, аплодируя, и тогда Володя опять заиграл, неся неожиданно в зал звуки популярнейшей французской песни Джо Дасена, которую он исполнял на французском языке. А девочки опять соревновались с гитарой в певучести. И снова зал держал певцов тисками аплодисментов, не выпуская со сцены, но они всё же ушли, сокрушённо качая головами: петь больше двух песен не полагалось.

Настенька посидела ещё минут десять, прослушав одну песню в стиле тяжёлого рока, которую исполнял ансамбль школы номер двенадцать. Гремели однообразными аккордами электрогитары, завывала ионика, бумкал ударник, по сцене вместе с певцами, не задерживаясь и минуты на одном месте, неистово носились разноцветные прожектора. Слова песни разобрать было трудно, и, как только она кончилась, Настенька поднялась и, протискиваясь через колени школьниц, безумно хлопавших в ладони и визжавших от радости, очевидно, своему ансамблю, проталкиваясь через стоявших в проходе опоздавших, которым не хватило места, выбралась, наконец, в фойе.

Здесь её ждали. Девочки, одетые в нарядные, но строгие костюмы, состоящие из тёмных юбок и белых блузок, несколько церемонно подавали руки, певуче произнося:

– Таня.

– Тоже Таня.

– А о вас нам Володя уже рассказал.

Евгений Николаевич встретил Настеньку более восторженно:

– О, вы и правда – фантастика, как сказал Володя.

Настенька, одетая в брючный костюм стального цвета, ярко выделявшим все изгибы её тела, с выпущенными на плечи волосами, в таких же стальных туфельках на высоких каблуках, в глубине души запаниковала, понимая, что оделась слишком ярко по сравнению с другими. Идя на смотр, она думала о Володе, но не о том, что с ним будут другие девушки и кто-то ещё. Её столичный лоск показался совсем неуместным, и она поспешила надеть шубку, которая, к несчастью, тоже никак не гармонировала с ялтинскими демисезонными плащами и лёгкими пальтишками.

В этот момент из боковой двери, а не из зала, появилась Татьяна Николаевна. Она бросилась к одевающимся девочкам:

– Молодцы, молодцы, ребята. Спасибо вам. А вы куда же убегаете? Женя, я задержу их на минутку. Хочу сфотографировать героев. Завтра в номер. – И, повернувшись, к сопровождавшему её молодому парню с двумя фотоаппаратами на груди, попросила:

– Валера, сделай мне эту троицу. Можно прямо здесь, пока они не сбежали. Женя, а ты запиши, пожалуйста, мне как кого правильно зовут и фамилии, как они сейчас стоят, слева направо.

Выйдя на набережную, все облегчённо вздохнули. Евгений Николаевич, оставаясь руководителем, предложил пройтись по набережной и, посмотрев на своих артистов с загадочным выражением на лице, улыбаясь, медленно расставляя слова, добавил:

– А потом, учитывая ваши заслуги перед нашим любимым головным институтом виноделия и виноградарства "Магарач", а также перед всем советским обществом, которое вас полюбило за песни и прочие хорошие дела, учитывая и тот факт, что наша дирекция, по ходатайству месткома в моём лице, выделила артистам за многочасовые успешные труды некоторую премию, короче говоря, приглашаю всех в ресторан расслабиться от сегодняшних переживаний, если, конечно, нет возражений.

Предложение было неожиданным, но приятным. Выяснилось, что у всех были намечены дела, но которые можно отложить по такому редкому случаю, когда можно посидеть этакой необычной чудной компанией.

Евгений Николаевич, получив всеобщее согласие на предложенную программу и узнав у Настеньки, что она в Ялте впервые, пришёл в бурный восторг от последнего, заявив громко:

– Вам удивительно повезло сегодня. Я, если хотите, могу рассказать вам о Ялте. Вряд ли кто-то это сделает лучше, ибо я прожил здесь всю свою сознательную жизнь. – И, как бы между прочим, спросил, – Ничего, если я вас возьму под руку? Наш ансамбль пусть идёт сзади, чтоб нам не перегораживать всю улицу стройным рядом. Я понимаю, что Володя меня потом побьёт, но это будет потом.

Всем было смешно и весело. Никто не возражал и Евгений Николаевич включился в роль гида.

НАБЕРЕЖНАЯ

Евгений Николаевич умел рассказывать и знал, что говорить. Дай ему время, он бы описал каждый уголок своего города, в котором провёл все детские и юношеские годы, описал бы не просто где что находится, но что происходило с ним самим именно в этом самом месте. Тем, кто живал или бывал в Ялте, не покажется странным, что большую часть жизни Евгений Николаевич увязывал в своей памяти с набережной.

Так уж случилось, что с самого начала жил он неподалеку от неё. Сначала это была киностудия, в которой работал отец, потом братья и он сам. В послевоенные годы территория киностудии своими верхними воротами выходила на улицу Коммунаров в той части, где был возведен памятник Максиму Горькому, то есть между входом в Приморский парк и самой набережной. Здесь, выйдя из киностудии, можно было спуститься сразу к морю, повернуть направо в парк или налево на набережную.

Почему-то это несколько возвышенное над морем место запомнилось особенно как начало начал. Сюда, будучи детьми, они выходили почти каждый день вечерами подышать солёным морским воздухом, вместе с родителями, бабушкой, многочисленными наезжавшими в гости родственниками.

Отсюда раньше начинался знаменитый парк киностудии, который был настолько хорош, представляя собой настоящий лес, что в нём снимали даже фильмы о разбойниках, а дети изображали из себя Тарзанов, прыгая с веток деревьев, пытаясь подражать герою только что вышедшего на экраны американского фильма о чуде джунглей. Чуть выше был глубокий бассейн, построенный для подводных съемок и инсценировки морских сцен. Когда-то в этом бассейне изображались ураганные штормы, тонули корабли, плавали подводные лодки. Многочисленные зрители захватывающих приключенческих фильмов и предположить не могли, что высокие волны и ужасные кораблекрушения разыгрываются в относительно небольшом искусственном бассейне со специальными камерами для подводных съемок.