
Полная версия
Ночная птица. Сборник стихотворений
А нужно еще прорываться через чужие калитки
и мегалиты. Вплоть до проспекта,
Сжимая в руке сигареты…
Вправо – и наискосок.
Через чужие молитвы – прямо в висок.
Знаешь, мне без тебя…
Знаешь, мне без тебя, здесь, даже дышать приходится по-другому,
Лестница примыкает ступеньками к дому,
И обрывается в море.
Ворохи-всполохи звезд, запах магнолий,
Казалось бы – рай – бери и живи без горя,
Но хочется поделиться этим с тобой.
Здесь корабли часто бросают якорь, и кошки наглее матросов,
В каждом укромном углу пьется вино, и дымят папиросы,
Но море такое синее, что прощаешь всем все и сразу…
По вечерам дом наполняется звуками джаза,
Подушки разбросаны пО полу, окна впускают ночные запахи карнавала…
Лето совсем как ты – его всегда слишком мало.
Катастрофически мало.
***
Отключение телефона, увы,
не означает побег из реальности.
Тень уныло бредет вдоль перрона,
мне, как всегда,
не хватает нахальности
первой сказать,
возвестить о своем присутствии,
сеть интернета, online,
в липкой запутанности
зеленого огонька.
Жизнь вяло тянется вдоль курсива,
стрелками, мегабайтами.
На века.
У меня ничего не выходит…
У меня ничего не выходит –
стихи не пишутся, ночью не спится,
кошка ходит по дому, мягко ступая лапами,
но я все равно ее слышу.
А ты там, без меня,
делаешь множество важных дел:
управляешь своими клонами,
пьешь коньяк, куришь,
а самое главное – дышишь;
Сводишь мосты с вагонами,
ловишь волны чужих сообщений,
веришь каким-то другим галактикам,
посылаешь кому-то открытки по праздникам,
уступаешь дорогу, пишешь отчеты…
а я до сих пор не могу понять: «Кто ты?»,
и как меня в тебя угораздило.
1
Ты пахнешь приключениями и карамелью.
Осенний воздух наполняет легкие до отказа,
Листья меняются между собой оттенками жизни,
Утром кофе, работа, а хочется просто всего и сразу.
Хочется снова тепла летнего моря, а, может, твоих рук…
.
Но это почти одинаково недостижимо.
Машины и птицы – все улетают на Юг,
А я – на Север. Вся жизнь проносится мимо
Тебя и меня.
2
Счастливый – не верит в случайности.
Это тонкая грань между «было» и «есть»,
перец в раны, обмен пустяковыми строчками.
Мысленно я с тобой, мы оба не любим крайности
в отношениях. Но тем не менее
сил не хватает поставить точку.
Шепчет вполголоса осень, каждому раздает
обещания и охапки листьев в подарок.
Если в городе есть вокзал или аэропорт –
быть расставанию.
Пиши мой e-mail без помарок,
иначе всему конец.
Сентябрь ведет под венец чьи-то мечты и надежды,
день протекает неспешно,
вдали от тебя.
Черешневое
Не лучше ли, просто не помнить о лете?
Гурьба искрометных черешневых ягод
Ссыпается мимо,
А в поезде дети, которые просто не знают, что плакать
Бывает полезно и вовсе не больно,
Что жизнь их проносится мимо вагонов,
Что им не вернуться тропою окольной,
Что их все равно поведут вдоль перронов.
Что лето забудется в пьяном угаре,
В раскрытых глазах оголенного моря
Утонет все детство…
И это едва ли является тем, что мы в силах оспорить.
Под моими пальцами…
Под моими пальцами – хрупкость твоей ключицы,
Сладкие запахи осени и мостов.
Время для нас с тобою дробится,
Реки и океаны выходят из берегов.
Я не могу дождаться звонка, письма,
совершенно любого оповещения о твоем приходе,
Беззвучно легка
походка твоя,
Одежда не по погоде.
Город опять против нас,
Все отношения – слишком большое излишество;
В пробках весь смысл увяз,
Мы же друг другу могли послышаться,
Только послышаться.
Самбука по Воскресениям
Тебе не кажется, что верлибр –
это нормальное состояние нашего поколения?
Никто из моих друзей не ходит на выборы…
Для чего? У нас есть самбука по Воскресеньям,
И сигаретный дым, заполняющий небо как Джексон Поллок.
Алкоголь в вены – это не распущенность,
не замещение книжных полок -
Это лишь одна из попыток заткнуть то орущее,
Гнетущее, что пялится на мир изнутри
Каждого из нас.
По ночам фонари
Напоминают забывшихся светлячков.
Редкий из нас готов
Рассказать другому сотню историй,
Вылить свои мега литры горя,
А потом шататься на тоненьких каблучках
мимо гостиниц, кинотеатров,
гоняя свой страх. Поездом по метро.
Мимо летящих осенних листьев
И частностей жизни,
Из монотонно-излишних остатков к утру
Превращаясь в Ничто.
У тебя соленые губы
Если ты меня спросишь: зачем я к тебе пришла?
Мне всегда представляются два ответа,
Но я останавливаюсь на пол пути: у меня дела,
У тебя индексы, а смешивать – плохая примета.
Тем более, что целой жизни не хватит
Объяснить тебе, как у меня сводит скулы и пропадает дыхание,
При одном только взгляде на твой готический профиль.
Подруги сетуют, что я пью слишком много крепкого кофе,
Курю, и читаю исключительно грустные книги.
А мне нипочем все слова…
Единственные вериги, доступные моему пониманию,
Запатентованы у Святого Петра.
А у тебя соленые губы, стальное сердце и расписание самолетов.
И сколько бы я ни старалась – мне не хватает квоты.
Мое имя не вписано, забыто, отложено до лучшего дня…
Я осязаю тебя внутривенно, подкожно…
И ты тоже чувствуешь…
Но не меня.
Расстилать горизонт у тебя на рубашке…
Расстилать горизонт у тебя на рубашке,
сушить наши вещи на длинной веревке,
ловить рыбу за хвост, вступать в борьбу с чайками
за место на леерах…
Посмотри, мы могли бы с тобой вести эту жизнь…
Бросить барские наши замашки:
бурбон, дорогую посуду, спаржу, снобов-друзей,
хрусталь на тонких дубовых столах…
Стоит только нажать на педаль –
И держись!
Мы могли бы с тобою вдвоем прожить эту жизнь…
Орфография отношений
Меня раздражает любое упоминание о его успехе.
Знаю, что это не верно,
Но эти огрехи в моей душе
Уже ничем не исправить.
Ведь это он учил меня пить и править
Журнальные тексты…
С ним всегда было исключительно интересно.
В кресло встроен мой позвоночник, дымит сигарета,
Потенциал беспределен…
Смешение тени и света
Было в его глазах, в жемчужинах не улыбок.
Не уберег и меня Господь от смешных ошибок
И от тупых вопросов.
Такие, как он всегда пользуются спросом,
А такие, как я – застряли на распродаже.
Поэтому меня и раздражают упоминания даже
О нем и его легендарных мыслях.
Бар закрывается, место прописки
Моих идей заклеймено…
Но я продолжаю любить его все равно.
Собирать тебя по кусочкам…
Собирать тебя по кусочкам
Пазлами разных чужих людей,
Ставить в карте Фейсбука точки,
Отметки счастья, любви моей.
Давать обещания, зная заранее:
Невыполнимы – нарушу,
Целовать тебя над виском на прощание,
Прорываться в твою неприступную душу.
В этом бреду, что твориться вокруг
Выискивать фейерверки,
Цветные вспышки.
Лгать тебе и себе, что мне все едино -
Ты просто друг.
И почти не вздрагивать, когда ты
Называешь меня, улыбаясь, своей малышкой.
В непосредственной близости от мечты
Именно здесь – в непосредственной близости от мечты
Сводит болезненно крылья,
Мне не хватает опять высоты,
Смысл всего прорастает пылью,
а пыль быльем.
Вечером мы вдвоем,
Утром тоже немного вместе,
Выбрать так просто…
Встречаемся в нашем обычном месте,
Курим, пьем немного шампанского,
Целуемся прямо на тротуаре:
«Милый, да ты сегодня в ударе…»
Музыка льется в уши безостановочно,
Смех, картины, фразы,
«Я завтра заеду после шести…»
Крылья пора снимать и ложиться спать…
«Знаешь, мне некуда больше идти…»
Рядом с тобой тяжелее дышать во сто крат…
Рядом с тобой тяжелее дышать во сто крат,
В тысячу раз, в миллионы системных орбит.
Боже меня упаси, ты, конечно же, не виноват,
Это совсем не твоя вина, что в тебе магнит,
Манит, а после как скотч разит.
Солнечный лоб твой и бледность моих зеркал
Несопоставимы.
Такую ли ты искал? – Конечно же, нет.
Вот, если бы мы познакомились раньше, на пару десятков лет.
А в нашем столетье, какой же страстей накал?
Я бы тебя обожала, ждала бы по вечерам,
Хочешь, варила бы суп или жарила тонны котлет,
Жизнь бы твою украшала, рожала тебе детей,
Верила бы в тебя и в скучнейший любовный бред,
Так, словно ничего в этой жизни важнее нет.
Если бы мы повстречались раньше.
На пару десятков лет.
Вечер в баре
Она смеется, он курит неспешно,
Смешивает куантро с коньяком,
Улыбается, еле приоткрывая губы,
В баре дым струиться под потолком,
И не ловит сигнал.
Ему хочется, чтобы она не была такой глупой,
А была похожа на ту, которую он обожал.
Поэтому он пьет одну за одной,
Давится сигаретным похмельем,
Оставляет на чай, выходит за двери,
Платит в такси за простой…
Везет незнакомку к себе домой,
Шепчет ей в самое ухо слова,
Которым и сам не верит,
Ждет откровений от естества,
Гордится телефонной книгой,
Переполненной номерами таких Офелий,
А сам их запоминает едва-едва…
И так последние года два.
Здесь, по холодному ветру и мостовым…
Здесь, по холодному ветру и мостовым
Можно выкладывать имя твое
Между полосок брусчатки, так по порядку…
По буквам.
Я рада каждому слову, каждому утреннему сообщению,
Смазанным текстам твоим,
Выражающим мнение
Относительно наших бесстрашных прощаний.
Взлетная полоса дарит немного перца в глаза,
В сердце, в мысли и душу…
Я не готова разрушить то, что сейчас прорастать начинает во мне…
Лишь бы увидеться снова или, хотя бы мысленно, прикоснуться к тебе.
Мы разработаны по плану…
Мы разработаны по плану,
Расписаны на три недели,
Пусть Джим зайдет, покурит плану.
А что такого, в самом деле?
Моим минутам время – вечность,
Сбегает молоко на кухне.
Любить тебя хочу, но нечем,
Дождись, пока ночник потухнет.
Я исписала сто тетрадей.
И столько же в кафе салфеток.
Скажи мне только, Бога ради,
Зачем и для кого все это?
Знаешь, что от меня до тебя…
Знаешь, что от меня до тебя почти ничего не осталось,
В каждом утопленном поцелуе ты проступаешь,
И под руку с зимами лето проходит,
И между нами все так не вовремя происходит,
Что хочется плакать,
Но, видимо, я разучилась.
Умные верят в любовь, глупым же хочется, чтобы она случилась.
Веселое
Ты пропадаешь под моей тоской,
И дым ложиться рядом с папиросой.
Скажи мне, милый, чем я хуже той
Кудрявой и с большим еврейским носом?
И если он улыбается мне…
И если он улыбается мне – жизнь кажется сладкой, словно слоеный пирог из детства,
И катится безостановочно по прямой, словно трамвай по рельсам.
Кажется, что никогда-никогда меня не коснется бОльшая благодать…
Я беспрекословно рада ему всегда – большего просто не в силах дать.
Мои чемоданы тянут в разные города…
Мои чемоданы тянут в разные города:
Тоскана, Падуя, Барселона…-
Да кто куда.
Я втискиваю их в различные расписания и самолеты,
Освобождаю от праздной частности и дремоты,
Пытаясь всем вокруг доказать, что я значу что-то,
И что мои слова прощает мне лишь пергамент,
И что меня всегда убивает все то, что манит,
И что все эти «Burberry» вмещают мой пыльный мусор,
Что небо над Грассом помазано джемом густо,
Так густо, что солнце становится неразличимо…
А эта жизнь недолга и в общем-то излечима.
***
Мне хочется, чтобы всем дорогам ты предпочел мои магистрали…
Ты пахнешь летом, Ван Гогом,
Такие дуют в тебе мистрали,
Что, несомненно, мои города устоять не в силах…
Они так много уже страдали,
Распознавали, видели, осязали,
И многие генералы сулили за них медали…
Но перед твоим мистралем мы устоим едва ли…
***
Внутри все превращается в труху…
Скажи-ка, милый, мне как на духу:
В чем разница бесчисленных уходов
И воссоединений?
Год за годом
Течет унылым затхлым ручейком
Существование под серым потолком
Моих ночных кошмаров и видений;
Я прихожу в твой дом как приведенье
И укрываюсь в тесноте дивана…
Когда-нибудь тебя я не застану,
Ты не вернешься в дом – и станет поздно
Просить о возвращении на звезды.
Навечно буду здесь погребена
И счастьем станет для меня стена
Прозрачная, как белый лист бумаги,
На ней я буду предавать все флаги,
Все армии и всех вождей Земли…
Вернись однажды, сядь… и посмотри.
Воспроизводитель яркого света…
Воспроизводитель яркого света,
Моей неизвестной материи.
Яростный маг миллиардов невнятных частиц.
Продолжаю свой путь через земли твои и империи,
Стараясь не замечать, как другие армии
Сломлены
Падают ниц.
Зеленеют сады и поля у тебя в краю,
Бесконечны моря и реки наполнены чистотой.
Небо раздает авансом счастье и красоту…
Мне же приходится ночевать на холодной земле сырой,
Подавлять зевоту, скуку и пустоту,
И стараться верить, что это мой главный бой,
Что я выстою, завоюю и прорасту
Сквозь тебя и твои сады полевой травой.
***
Вкусом губ ты похож на спелую землянику.
Я готова тебя принимать в объятия,
Ловить за руку,
Надевать для тебя самые красивые свои платья…
В старости пить с тобой ром
И жить в деревянном доме,
В котором не будет мебели кроме
Двух мягких кресел и граммофона.
Ты даже пахнешь так дивно, словно пионы
Часть лепестков уронили в твой кровоток…
Я выпиваю тебя, как один глоток
Пресной воды после долгих морских скитаний.
Самый мой долгий и свежий глоток.
Лондон
Туманным Лондоном ты разберешь меня по частям:
Вокзалы, драмы и рдеющие закаты.
У нас тепло еще, осень приходит лишь по ночам,
И выдает деревьям неоновый цвет по блату.
А у тебя мосты через Темзу и четкий пульс,
Сентябрь дышит не охристым, но белесым…
Когда звонишь по ночам, я еще смеюсь,
Но, в тоже время, уже боюсь задавать вопросы.
Я здесь курю – у тебя пробежки по вечерам,
Мы словно два столкнувшихся антипода.
Пора бы остепениться, вернуться к своим мирам,
Но слишком меня влечет туманная непогода.
***
У меня есть дом возле озера на лугу,
Сюда часто приходят друзья, а я беспрестанно лгу.
Они только кивают и делают вид, что верят…
Зажигают свечи по вечерам, разливают чай, запирают двери,
И садятся с книгами по углам.
После кто-то приносит суп или там – салат,
Есть вино и сыр…Беседы. И каждый рад
Поделиться своими мыслями или снами.
Я не знаю, насколько правильно то, что твориться с нами,
Но я очень рад, что меня здесь потчуют чудесами,
Заставляют верить в «завтра» и верят сами.
Остается только дождаться, когда они все придут.
***
И у них получается как-то так:
Перелеты, отели, коньяк при встречах,
Разговоры смолкают, скрывает мрак
Губы, волосы, кожу, глаза и плечи.
Каждый раз, словно сердце сожмет в кулак
Кто-то трижды не важный и посторонний.
Молока доливаешь в кофе,
А он чудак, видно правда не видит слепящих молний,
Что пронзают тебя….
У него пиджак дорогой от Hugo,
А может GUCCI.
И копна волос, раздавившая весь покой
Он смеется в такт ее шуткам,
Он трижды круче,
чем любой другой.
***
Его тайминг расписан секунда в секунду:
Утром встречи, днем гольф, по вечерам – непременный бурбон со льдом.
У нее дети, дела, школа, еще нужно придумать костюмы к спектаклю,
И в то, что он существует, она верит с трудом.
Их несхожесть дает о себе знать в дорогих ресторанах,
Но пока ему все равно – он целует ее в висок при встрече.
Она не умеет вальяжно сидеть на диванах, выбирать вино к рыбе
И совершенно не знает, о чем говорить с ним весь вечер…
Но, когда он берет ее за руку, становится значительно легче
Жить, дышать, и она расправляет плечи,
А он улыбается ей в ответ и закуривает сигару.
Стамбул
Здесь влага стекает по окнам, мерно дробя
Мои непреступные крепости.
Кроме тебя здесь нет никого, ничего, сплошные нелепости
Лужицы оголенного недо-дождя.
На каждой улице день по-своему не течет, а поется,
Кому-то проще, кому-то труднее, но всем воздается;
И тем, кто чинит ботинок, и тем, кто, впиваясь зубами в инжир смеется.
Пахнет пряностями, Востоком, куркумой и крепчайшим кофе,
Жизнь бывает нежна, и бывает жестока,
Но в итоге каждый имеет свой скудный профит.
***
Мне всевидящего тебя
остается любить безбрежно,
стороной тебя обходя
целовать по прилету нежно,
и рассказывать серебря
им про город и шум дождя…
про линейные мостовые
и завет моего вождя.
Потому что они – живые
и красивые, уходя
оставляют во мне занозы
оставляют закаты дня.
***
Это уже начинает входить в привычку -
Раз в три дня билеты на новые самолеты.
Изменяется климат, одежда и лица пилотов,
Только мы не меняемся – письма и сообщения в «личку»
Все текут и текут,
Вне времени и законов,
Килобайты слов, картонные перфокарты.
Скудный мозг по-прежнему верит в любовь,
в потепление в Марте,
Приучает терпеть, смеяться, не видеть клонов…
И катиться пестрыми шариками попкорна
С ослепительных жизненных склонов.
***
А еще, когда рождается что-то такое в душе
И распадается на миллиметры…
Плавно искрится небо. Поздно уже
Письма пора паковать в конверты,
Свет зажигать на всем этаже,
Шторы выравнивать в такт ночному движенью,
Руки твои греть у себя на коленях,
Может быть, даже, ходить по комнате в неглиже,
И не отбрасывать тени…
Жить беспрестанно в твоем коллаже,
В тысячной доли мгновений…
Быть просто женщиной, с маленькой буковки «ж» ….
Anywhere but here…
Где угодно, только опять не здесь,
Ты смеешься, запрокинув голову, излучаясь весь…
И твоих безнадежных губ не коснулась спесь,
Где угодно, ты тоже был, только вышел весь.
Где угодно, но только не под моим крылом,
Ты влюбляешься, веришь, прокладываешь себя пером.
Мне приходится вырубать тебя из себя топором,
А ты улыбаешься мне на утро, словно со мной первый день знаком…
Словно мы не крестили детей,
Не сплетались пальцами, языком….
Словно мы, совершенно чужие люди,
Проникшие в этот лифт тайком…
В ожидании счастья под этим больничным, сияющим потолком…
***
У меня в груди есть огромный космос,
Пристанище смерти, звеняща пустота…
Но когда он меня обнимает под утро сонно,
Все срывается в пропасть.
Становится на свои места.
Им нет числа
Им нет числа… В моем бредовом сне,
Где молоко разлито по бумаге,
Где всадники проносятся извне
И оставляют липкие тетради,
Разбросанные здесь по простыне…
Им нет числа… они глядят из стен,
Из окон, из пьянящего стаккато,
Они молчат и шепчутся,
Им всем давно известно,
в чем я виновата…
Им нет числа… Им нет числа…
Ты нем. И смотришь на меня глазами брата…
***
Я пью «Schweppes», а должна бы бурбон со льдом;
Прошлое не сходит на «нет», но уже вспоминаешь с трудом.
Как мы лежали в обнимку под тихим, неоновым потолком,
Как бывали несправедливы к другим…
Молодость, как вчерашняя рыба – уже с душком.
Нам казалось, что мы опасны, смелы, что у будущего нет никакого лица,
Что существование в данной, конкретной минуте важнее
Какого-то там конца.
А теперь у тебя дорогой костюм, улыбка на пол лица,
Только вот отчего все не живется,
Так – со-гла-со-вы-вается.
***
Этот паром быстрее, чем все воздушные корабли.
Бхагавадгитой, памятью, молоком…
Беги от нее, беги!
Белее снега, пьянее ночи, глубже любой реки,
Губы, запястья, брови –
Переводи на все известные языки.
Вы все равно остаетесь немыслимо далеки.
***
Поезда проходят по запасному пути,
Интернет страницы становятся недоступны.
У тебя надо лбом загорается три звезды,
Муравей ползет по столешнице все перепутав,
Я живу в ожиданье прихода большой воды,
И огромного, изумрудного и справедливого Будды.
***
У брошенных не бывает имен, не бывает лиц,
Одно сплошное слияние с потолком.
Движенье музык, шуршание нотных страниц,
Белье, что соседка повесила на балкон.
Во всем этом целый мир, с которым ты не знаком,
Качается в белой лампочке со значком.