11 миллисекунд

Адила изменился в лице. Он больше не выглядел невозмутимо, в его глазах была заметна злость. И в этот момент Акея впервые с начала своей речи перевела взгляд на Алатоя – он смотрел, не моргая, его глаза были как два неподвижных кристалла. Лэйкито посмотрел на младшего брата с осуждением.

– Вот как, – спокойно сказала Асфетея. – Значит, к нам пожаловали необычные гости. Быть может, вы удивите нас прямо сейчас? Устройте нам сеанс прыжков или исчезновения.

– Я думаю, что достаточно удивил вас, когда сообщил, что теперь вы должны будете работать на нас, – ответил ей Адила.

– С чего вы взяли, что мы что-то должны? Никто еще не сказал вам, что мы выполним ваши условия. Мы лишь выслушали воров, но окончательное решение нами не принято.

Адила рассмеялся.

– Я готов уважать вас, правительница Талиостии, но лишь только потому, что вы мне симпатичны и все-таки еще правите этим народом. Наверное, я был слишком мягок, объясняя вам ваше положение. Но я хотел бы, чтобы вы все правильно поняли: окончательное решение не может быть принято вами. Потому что оно принято очень давно нашим правителем. Мы предложили вам простой и безболезненный вариант. И если он вам не нравится, если вы пожелаете противиться, то навлечете на свой народ большие беды. Тогда мы просто захватим эту землю, и вы все равно будете делать то, что нам нужно, но только насильно.

– Захватите вчетвером? – спросила Акея.

– Эта смешная девочка, – парировал Адила, – отчего-то решила, что все, что сказал ей Алатой – правда. Это не так. Зато, как мы поняли, все секреты, которые ты охотно рассказывала ему, – они действительно правдивы.

– Я не знала, кто он! – воскликнула Акея. – Я бы никогда… никогда…

– Но ты все равно все рассказала, – сказал вдруг Даливиарт. – Поэтому все, что ты теперь можешь сделать, чтобы искупить свою вину, – рассказать все секреты и о них.

– Оставьте ее, – сказал вдруг Алатой. – Она ничего не знает. И секретов она мне никаких не раскрывала. Информация о том, как прекрасна мохнатка, как пахнет опунтр весной, и сколько корзин в день она метит разноцветными бирками, никак не полезна была в поиске книг. С ней мне просто было интересно поболтать, коротать время между поисками. А книги мы нашли сами! В том, что вы не смели уберечь их, нет ни капли ее вины, она юная и чистая девушка. Давины, советники – вот кто в этом виноват.

Адила зло посмотрел на Алатоя. Тот крепко стиснул скулы и удержал взгляд.

– Однако девочка хорошо кормила его, – рассмеялся Адила, и именно при этих словах Алатой почему-то почувствовал самый сильный укол совести. – Благодаря ее кормежке, он стал так похож на вас, что вы приняли его за своего. Но довольно на этом! Мы говорим с вами слишком долго, и это становится утомительно. Итак, вот наши условия: вы должны подготовить к поездке четверых ваших ученых, которые отправятся с нами. Они должны взять с собой образцы всех растений, весом не более своего собственного. Через два дня мы уедем. Когда они изучат наши условия и разработают план, мы вернемся, чтобы взять все остальное, что потребуется для строительства у нас Зала кристаллизации. Среди четверых ученых – должны быть три ваших давина. Варианты можем обсудить завтра утром, когда снова придем сюда. А пока разрешите проститься с вами.

Он развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Акея перевела взгляд на Алатоя, и их глаза снова встретились. Он смотрел на нее не так, как в первые минуты, как она вошла в зал. Теперь это был почти прежний взгляд, и Акее даже показалось, что в этом взгляде было сожаление. Лэйкито последовал за Адилой, и Алатой, после недолгого замешательства, тоже направился за ними.

8

– Что происходит, Адила? – спросил Алатой, как только догнал его на склоне горы Саави. – Почему ты не говорил нам о том, что собираешься потребовать от них?

– Требую не я, требует Феруджо, – ответил Адила на ходу, не поворачиваясь.

– Но мы имели право знать!

Адила резко остановился и повернулся к Алатою.

– Ты слишком юн, чтобы говорить о том, на что ты имеешь право. Твое дело – подчиняться мне, мое – подчиняться Феруджо. Ты прекрасно справился со своей работой, поэтому я сейчас не стану обращать внимание на глупости, которые слышал из твоих уст только что и слышу сейчас. Но я не желаю услышать подобное еще хотя бы раз.

Он снова продолжил путь, но через мгновенье еще раз повернулся к обоим парням, что поспевали сзади и твердо сказал:

– И я не желаю, чтобы кто-то из вас смел произносить что-либо подобное между собой или с кем бы то ни было! Если кто-то из вас станет высказывать сомнения, если кто-то впредь посеет в талиостийцах хоть каплю надежды на нашу доброту, тот очень рискует попасть в большую немилость, помните об этом!

Он посмотрел в глаза Алатою, потом Лэйкито и, убедившись, что к ним вернулась былая покорность, повернулся вперед, сделал прыжок и взлетел над склоном.

Алатой остановился. Лэйкито подтолкнул его локтем, призывая следовать с ними, и через несколько секунд тоже был уже далеко. Алатой закрыл глаза и стиснул зубы. Он все еще видел зал, в котором они только что были в окружении талиостийцев, видел Асфетею, стоящую впереди, и рядом с ней тонкую фигуру в окружении солнечных лучей. Он смотрел на нее так много в это странное утро, что изображение не покидало его внутренний взор, сколько бы он ни моргал. Она была словно блик от яркого света, который впечатался в глаза. Он хотел перестать ее видеть, он открыл глаза и смотрел на снежные пики, смотрел на вершины деревьев, на Талиост, извивающийся внизу, но Акея ни на секунду не покидала его. Она смотрела на него самым тяжелым взглядом, взглядом, на который он не смог ответить, который доставал до самых внутренностей и тяжелой тупой болью отдавал в груди.

Она была такой другой. Из юной девчонки с ясными глазами и густыми волнистыми рыжими волосами она превратилась в раненую женщину, ее скулы стали острее, а во взгляде было столько чего-то нового, непонятного и опасного, что в них ему больше невозможно было смотреть. Она отрезала волосы, и теперь, стоя на склоне, на небольшом отдалении от Дома советников, пытаясь избавиться от наваждения, Алатой остро почувствовал, что безумно скучал по этим волосам.

Но их больше нет. Нет доверчивого взгляда. Нет той девчонки, она исчезла… Нужно делать прыжок и отправляться вперед, к своим, ждать указаний, выполнять то дело, с которым он сюда пришел. А он не мог сделать даже простого шага, не говоря уже о прыжке. Он опустился на колени, постоял немного, собираясь с силами, прогоняя боль и стыд, что разгорались в нем все сильнее. Их нужно гнать, гнать быстро, прямо сейчас, потому что такому огню нельзя давать разгораться. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, потом поднялся с колен и вдруг услышал ее голос за спиной.

– Алатой, – сказала Акея тихо, но дыхание немного сбивалось, она бежала сюда.

Он повернулся и увидел ее, словно она и должна была тут быть. Такая же взрослая, такая же раненая, но еще ближе, чем прежде, и от этого причиняющая еще больше боли.

– Скажи мне, – сказала она. – Это все правда? Это ты украл книги? Вы явились сюда, чтобы сделать нас своим рабами? Чтобы получить кристаллы?

Алатой молчал.

– Скажи как есть, я пойму. Я приму, что мы мой враг, что ты был должен врать. Но только скажи сам – это так?

Алатой молчал.

– Просто скажи, – взмолилась она. – И хоть ты мне враг, за это признание я обещаю помнить только хорошее, иначе я не смогу… Я не вынесу.

Туукс не мог сказать ни слова, словно ему сковало грудную клетку, горло, язык. Он долго готовился к походу на эту землю, он знал много вещей, он сумел выкрасть книги, но он не знал, что нужно было готовиться и к такому, его никто не предупредил.

– Скажи, не молчи! Просто скажи, умоляю тебя, – отчаянно повторяла она, а голос ее был все тише, он выходил из грудной клетки с хрипом.

Они постояли несколько секунд, молча глядя друг на друга. Потом Алатой опустил взгляд, и Акея поняла, что все это правда. Она тоже опустила глаза, ей показалось, что земля качнулась под ней, но она взяла себя в руки, и снова подняла глаза. Посмотрела на Алатоя потухшим взглядом и, повернувшись, пошла прочь.

Она уходила все дальше, а Алатой так и не смог сказать ни слова. Потому что не было ни одного такого слова, которое могло бы описать то, что он чувствовал: досада, боль, тоска, стыд, отчаяние, ярость и что-то еще непонятное смешались воедино и комом застряли где-то между зажатыми скулами и затылком. Он закрыл глаза, потом повернулся в сторону склона и побежал так быстро, как только мог.

Часть пятая

Тайна о времени и пространстве

1

Каменная книга вовсе не была из камня. Кто-то назвал ее так потому, что в ней были изложены знания, о которых мало кто знал, а знания эти были порой тяжелы, как камень. И название прижилось. Большую часть ее написали двое ученых братьев времен еще прапрабабушки Асфетеи Вендоор и Таулий, занимавшиеся изучением земли и космоса, а некоторые главы дописывали их ученики тех времен. Ученых, пытающихся разгадать законы мироздания, в Талиостии было мало, потому что большинство считали своим долгом служить делу создания Великого моста. А Вендоор и Таулий, прослыв странными среди талиостийцев, посвятили свои жизни изучению явлений, которые остальным казались не столь важными.

Каменная книга была самой особенной из четырех, хоть и была намного меньше по объему, чем остальные три. И один из главных ее постулатов гласил, что Талиостия – как одна искра от могучего костра мироздания. Что есть одна искорка в большом пламени? Может ли она сделать огонь ярче? Может ли хоть как-то повлиять на горение?

Книга гласила, что Талиостия – это так же душа пламени: она живет в постоянстве красоты, в сохранении энергии. Но есть у пламени силы, гораздо более сильные, способные это пламя разжигать до бесконечных размеров, а потому и способные его однажды погубить.

В книге было много иносказаний, которые уже не одно столетие пытались разгадать те немногие, кто был посвящен в тайну ее существования. И знания, которые были в ней, давали немало печали, тяжело ложились на сердца слабых духом и неподготовленных. Поэтому со временем даже правители о ней предпочитали не вспоминать.

Но было в ней и хорошее. Например, то, что те живые души, которым доведется жить в Талиостии, обогатят мироздание самым важным, что только может в нем быть – умением чувствовать настоящее, владеть им в полной мере, чувством гармонии, в безуспешных поисках которого многие народы будут уничтожать себя и других. И как неизменно присутствие в мироздании всего однажды существовавшего, так неизменно и непреложно то, что Талиостия очень важна для него. Задача талиостийцев – бороться за свой порядок, чтобы огонь пламени горел с постоянной ровной мощью. И если однажды этому народу суждено будет потерять прежний уклад жизни, они должны перенести в будущее лучшее, что у них есть.

Обо всем этом Асфетея и Антал рассказывали советникам вечером того же дня. В каминном зале полукругом сидели все 11 верховных талиостийцев – советники, их ближайшие помощники, среди которых был и Даливиарт, 3 давина и 8 главных ученых.

И вот что еще обрушилось на головы собравшихся.

Вендоор и Таулий, оставшиеся в истории для многих как два чудака, некогда топтавшие землю Талиостии, значили для правительниц гораздо больше, чем предполагалось. Их революционных мыслей очень опасалась Даллея – мать Анты, и это из-за ее напутствий их учение держалось в секрете. Вендоор и Таулий верили, что попасть на другой берег Талиоста невозможно с помощью моста, но можно – с помощью науки управления пространством. И к этому они стремились. О том, как они собираются управлять пространством, никто толком не знал, но в Каменной книге описывался случай, как однажды Вендоор, стоявший в одном месте, на глазах у двух других ученых талиостийцев за секунду оказался на расстоянии 4-5 длин. Сами Вендоор и Таулий не желали раскрывать своих секретов прежде, чем не овладеют техникой в совершенстве, а потом просто пропали, поэтому их секрет так и остался секретом.

Их искали, ждали много лет, но ни один так и не появился снова. В их доме все оставалось так, словно они вышли ненадолго и скоро вернутся, даже некоторые их записи не были спрятаны и лежали на столе. Все, что имело ценность в их доме, Даллея распорядилась собрать и доставить на гору Саави, и потом уже никто не знал, в каком объеме они сохранились, но какие-то записи были подшиты к Каменной книге. Большую их часть сохранившегося никто так и не сумел разгадать. В них было слишком много цифр и мало объяснений, поэтому в какой-то момент – тогда Даллея была уже стара и готовилась передавать власть Анте – об этих расчетах забыли, их закрыли в тайный архив и не вспоминали. Первым, кто пожелал изучить их после долго перерыва, был Антал, но когда свертки извлекли, они были безвозвратно испорчены сыростью, и разобрать написанное стало уже невозможно.

Теперь, когда в Талиостию явились враги, которые вероятно обладают способностью совершать длинные прыжки, а возможно даже и исчезать, Асфетея и Антал не могли не вспомнить о Вендооре и Таулии. Что если тууксы умеют то, чему пытались научиться предки талиостийцев? Что если Вендоор и Таулий были правы, и попытки построить мост действительно были обречены на провал? Тууксы сказали, что прибыли на лодках, но что если они сумели просто как-то перепрыгнуть Талиост?

Конечно, это звучало как бред. Перепрыгнуть Талиост! Но они здесь, как? После первого часа обсуждений, в зал пригласили Акею и ее братьев.

– Расскажите нам еще раз все, что вы видели, особенно расскажи Акея о том дне, когда Алатой исчез на твоих глазах. И все о его прыжках, – попросила Асфетея.

Акея с братьями пробыли весь день на горе Саави. После того, как тууксы ушли, их приняли сами советники, расспросили обо всем и сказали пока остаться. И теперь Акея снова вошла на встречу с Асфетеей, чтобы пересказать в деталях все, что ей довелось увидеть и узнать. Молчаливое признание Алатоя не облегчило, а только усилило ее страдания, но она знала, что должна думать о других, поэтому рассказывала все честно, вспоминая каждую деталь, которая могла быть полезна ее народу.

Она снова рассказала, как впервые она с братьями увидела фигуру какого-то прыгуна, но тогда все приняли увиденное за случайность, как потом видела кого-то в своем саду, но не придала этому значения, как впервые встретила Алатоя и как стала дружить с ним, как кормила его, о чем они говорили. Она рассказала то немногое, что знала о краях, откуда он бы родом, но и в этом теперь не было никакой уверенности. Он вполне мог врать обо всем. Она честно призналась, что никогда до сегодняшнего дня не видела других тууксов, искренне веря, что Алатой и сам не знает, отчего они должны пока скрываться.

И рассказала о том утре, когда Алатой словно сделал прыжок в воздух с ее балкона и исчез. Когда Акея изобразила движение рук, которое предваряло прыжок, Антал встал с места.

– Это точно! Так и есть! – воскликнул он. – Что-то похожее описывалось в каменной книге. Очевидцы, кто видел исчезновение Вендоора, говорили, что он двигал руками по воздуху, словно трогал раскрытой ладонью поверхность большого кувшина.

– Неужели, они владеют тем же мастерством, что наши предки? – спросила Асфетея.

– Скорее всего, если только этой девочке ничего не померещилось от несчастной любви, – сказал Антал.

Акея вскинула на него голову, но тут же опустила лицо, обожженное волной стыда. Они и сама себе не смела говорить ничего о любви, но тут сказали за нее, сказали в присутствии такой толпы так просто и буднично, словно обсуждали съеденный обед.

– Что успели заметить вы, юноши? – обратилась к Саафу и Парсану Асфетея. Но братья сказали, что Акея уже рассказала все, как было, и добавить к этому нечего.

– Я тоже видел кого-то из них в момент прыжка в тот день, когда отправился за Акеей, – сказал вдруг Даливиарт. – Но думал, что мне померещилось. Я пытаюсь вернуть в памяти ту картину, но, увы, – она была столь мимолетной, что мне нечего сказать.

Даливиарт был зол – на себя, на других. И за что-то – на Акею, потому что то и дело бросал на нее пристальные взгляды, полные колючих усмешек и пренебрежения.

Акея так мечтала уйти отсюда! После того, как Антал назвал ее чувства несчастной любовью, она словно сжалась в комок, чтобы больше ничего не видеть и не слышать. Неужели это было так? Она была влюблена? До встречи с Алатоем она была еще почти ребенком, хоть ей и была доверена работа на Белом Холме. Она играла с младшими, собирала цветы, была беспечной и веселой. И внезапно за одну только осень она повзрослела. Теперь она словно забыла, когда в последний раз любовалась цветущей мохнаткой, когда бегала беспечно по берегу реки, когда кувыркалась по полу, забавляя Асту и Маира.

Ей всегда казалось, что ее первая любовь будет особенной. Такой, как у родителей, например. Зоодр и Зана жили напротив друг друга, но в детстве особенно не дружили. Зане было 19 лет, когда она стала замечать, что соседский парень пристально смотрит на нее, когда здоровается при встрече. Он не решался сказать ей ничего, кроме слов приветствия почти целый год. А потом однажды Зана, собирая фрукты в своем саду, столкнула и рассыпала три огромных корзины с уже собранными плодами. Зоодр заметил это, и, перемахнув через ограду, собрал рассыпанные плоды за считанные секунды. «Куда поставить корзины?» – спросил он, когда закончил, и перенес все в дом. После этого они начали разговаривать, и когда однажды Зоодр позвал Зану прогуляться на реку и случайно коснулся ее руки, девушка поняла, что не хочет больше расставаться ни на минуту. Зоодр знал это уже давно, но только тогда, на берегу, когда его возлюбленная не отдернула свою руку, а, напротив, повернула в его сторону ладонь, и он осторожно взял ее в свою, они оба поняли, что влюблены друг в друга.

Акея знала, что ее история тоже будет трогательной, простой и красивой. И только теперь, стоя на допросе в Алатуме, она осознала, что ее первая любовь несчастна – из тысяч талиостийских девушек ей одной выпала участь влюбиться в чужестранца и обманщика. И теперь уже это никак нельзя было изменить.

Если бы она могла понять сразу, какая опасность кроется за этой дружбой! Ведь он был такой особенный, такой искренний, такой простой, смешной, его взгляд был чистым, разве бывают такие у воров? Талиостийской девушке было неведомо, какие они – воры. Но если они такие, то это так страшно, ведь ничего плохого в них не заметно.

Акея вспомнила Адилу и Лэйкито. Внешне они были похожи на Алатоя, такие же светлые, тонкие, высокие, сильные. Но все же они были другими. Их глаза, их взгляды, их голоса. Или это чувства туманили Акею так, что в ее глазах Алатой был особенным? Она вспоминала его лицо и речь снова и снова – нигде и ни разу она не замечала в нем лжи или жестокости. А когда она вспоминала, как он провел ладонью по волосам, когда они прощались, она готова была застонать, и едва сдерживала себя, чтобы не упасть на пол от бессилия.

Ей так нужно было уйти. Найти укромный уголок в одном из коридоров Алатума и в нем выплакать новые слезы, которые поднимались в ее груди. Там было их столько, что, кажется, начни она плакать, она не остановится, пока с ними не выйдет из тела ее душа. Но о ней словно забыли. Асфетея и советники обсуждали будущее Талиостии, искали лучшие слова, чтобы суметь договориться с тууксами. Акея слышала все, но словно была за стеклом – ей все происходящее теперь было безразлично.

И когда она все-таки вышла потом в коридор, она направилась куда-то, не разбирая дороги, шла долго, наткнулась на тяжелую дверь, открыла ее, и когда оказалась на улице, под ярким светом луны, побежала вперед – туда, где вдалеке виднелись семь деревянных статуй.

2

На горе Саави уже давно не переводились тайные гости, не опустела она и в эту ночь.

Когда Акея поднялась на самую вершину и вышла на скалистую террасу со статуями, лунный свет ярко освещал это место. Снежный покров на валунах вокруг блестел, как драгоценный песок, а тень от статуй была темной и резко очерченной. Холодный воздух немного остудил девушку, приостановил рвущиеся наружу слезы. Она подошла к самому краю утеса, опустилась на колени и посмотрела на небо. «Как теперь жить?» – прошептали ее губы, но звука она не услышала. Зато услышала знакомый голос за спиной.

– Ты можешь простить меня, Акея?

Девушка медленно повернула голову, увидела при свете луны стоящего чуть поодаль Алатоя и медленно поднялась на ноги.

– Я скоро покину это место, но только на время, чтобы сделать то, что должен, – сказал он. – Но прежде я хочу просить прощенья и готов умолять тебя простить, только сомневаюсь, что ты поверишь мне снова.

– Когда? – только и сумела прошептать Акея, но туукс ее понял.

– Завтра к вечеру, я думаю, – ответил Алатой и подошел ближе. – Я бы сделал это раньше, но не могу.

– На Левый берег?

– Не совсем, – произнес юноша. – Я не мог рассказать тебе всего прежде. Но если ты мне веришь – веришь, что я не хочу тебе вреда, что не хочу вреда вообще никому из местных, то скоро убедишься, что я честен сейчас, я докажу… Я смогу помешать планам Адилы и Феруджо принести этой земле вред.

– Ты можешь помешать ему?

– Я не могу просто не выполнить приказ, все слишком запутано. Сейчас я должен доставить давинов и всех остальных в Ином, а потом я попробую восстановить справедливость.

– В Ином?

– Ином – это наша земля.

– Это Левый берег? – снова спросила Акея.

– Это не просто Левый берег, Акея. Это Левый берег и другое время.

Алатой выглядел отчаянным. Он сжимал кулаки, колебался, он был готов сказать ей что-то важное, но словно боролся с собой.

– Что это значит? – спросила Акея.

– Все то, что ты сказала мне сегодня утром… Это все перевернуло. То, как ты смотрела, то, что ты говорила… Я словно прыгнул из огня в ледяную воду, потом снова в огонь, потом во мрак и бездну и снова куда-то… Я понял, что себе не принадлежу… Я и им не принадлежу, – он махнул куда-то в низовье рукой, потом провел по лицу руками, словно хотел проснуться. – Меня обманули, или я обманулся, теперь уже не важно. Я не хотел бы поступать с вами так… Не знаю, быть может я просто был глуп и не догадался подумать о последствиях. Теперь я знаю вас, я вижу этот необыкновенный край, эту красоту. Это трудолюбие, с которым вы создавали это все. Я вижу, что нам врали, направляя сюда, – вы могли бы стать друзьями, а мы сделали вас врагами. И я узнал тебя, Акея…

Он сделал еще один шаг вперед и смог видеть глаза девушки, которая слушала, не моргая.

– Я понимаю, как выгляжу в твоих глазах. Но я прошу мне поверить – я хочу попытаться все исправить.

Он замолчал на мгновение. Сделал еще шаг и взял Акею за руки.

– Акея, я не знал, какую ошибку совершаю. Мы отправлялись сюда за секретами кристаллов, но не любой ценой. И только Адила шел сюда, понимая свою цель. Они хотят власти над вашим народом. Феруджо хочет власти. А я… я не могу просто так воспротивиться, мое слово ничего не значит. Все, что я умею – преодолевать время, но я тоже раб своего народа. Если не я, они сделают это сами, поэтому лучше мне быть пока с ними, лучше не открываться.

– Алатой, объясни мне, что ты имеешь в виду? Что значит преодолевать время?

Алатой сделал вдох и долгий выдох.

– Я должен быть уверен, что ты сохранишь это в секрете. Обещай.

– Ты меня так обманул, а от меня просишь обещание?

– Да. Прости еще раз, прости меня тысячу раз. Но ты, и не дав свое слово, его сдержишь, я знаю. Это последнее, что нужно будет держать в секрете, и недолго.

– Нет, Алатой, – ответила Акея спустя несколько мгновений, и освободив свои руки, отошла от юноши. – Я уже солгала своему народу и поплатилась. Если ты не хочешь говорить остальным, то уходи прямо сейчас, тогда это не правда, а снова ложь. Иди к своим, и делайте ваше черное дело. А меня не трогай больше.

– Акея, ты не понимаешь! – воскликнул Алатой.

– Да, я не понимаю. Не понимаю, как можно наполовину хотеть правды, и половину скрывать во лжи.

Алатой не нашел, что ответить. Акея отошла в сторону. Было холодно, подул колючий ветер. Они постояли так с минуту, но потом Акея услышала самый удивительный рассказ в своей жизни.

– Я прибыл сюда с Левого берега, но это не просто другой берег бурной реки, что течет под нами. Я прибыл сюда из параллельного времени, Акея. Тебе, может быть, непросто будет понять, но это так. Если завтра талиостийцы построят свой мост и перейдут на другую сторону, они не найдут там ничего. До самых ледяных хребтов там нет ничего и никого, кроме камней, травы и диких цветов. Если хочешь, я перенесу тебя туда, и ты убедишься сама. И если о моих возможностях узнают твои правители, если они увидят, что столетиями стремятся поспасть туда, где ничего нет, то все ваши чаяния и верования превратятся в пыль. Талиостия стала такой красивой благодаря вере в то, чего нет. И это прекрасно, и ужасно одновременно. Для нас, тууксов вы немножко дети, за которыми забавно наблюдать, зная все наперед…