Самый далёкий тыл

Я стоял в тесном кругу болельщиков, когда внезапно услышал хрипловатый голос позади меня, произнёсший на ломаном русском: «В России играют в карты, а не в маджонг, правда?».

Я оглянулся. Высокий худой китаец, которого Чанг Йинг назвала «знаменитым учёным», стоял позади меня, улыбаясь и протягивая мне свою костистую руку. – Меня зовут Ао Линь, – сказал он по-китайски. – Я слыхал, вы многообещающий начинающий журналист, верно? У меня есть для вас интересное предложение…

Вот так я и встретился с человеком, приведшим меня через несколько месяцев к своему боссу, знаменитому председателю Мао…

…Лена сказала:

– Я читала недавно в «Правде» заметку о приезде делегации китайских коммунистов в Москву. Я помню, что главою делегации был некий Ао Линь. Возможно, это ваш китайский знакомый?

Я кивнул.

– Это он.

Интересно бы узнать, покончил ли Ао со своей привычкой курить опиум, как покончил с нею я девять лет тому назад, женившись на Элис…

…Когда я встретился с ним наедине, он держал в руках толстый том.

– Это собрание знаменитых китайских поэм, – сказал он. Мы сидели с ним в чайном домике на лужайке парка Ханджоу, прихлёбывая зелёный чай и глядя на редких прохожих. – Вы знакомы с поэзией Мао Цзэдуна?

Он взглянул пытливо на меня, как бы стараясь оценить, насколько удивило меня упоминание этого взрывоопасного имени.

– Мне нравится товарищ Мао, – солгал я. – Я не знаю его поэзии, но его идеи радикальной трансформации китайского общества кажутся мне грандиозными. – (Ради встречи с Мао Цзэдуном я был готов произнести любую ложь).

Ао кивнул.

– Я видел вас в студенческом соревновании по дзюдо. Вы, надо признать, эксперт!

Он налил себе ещё одну чашку и сказал мечтательно:

– Интересно, смог бы я, в моём возрасте, освоить тайны дзюд

Глава 23. Подполковник Йошинори Касахара. Лагерь японских заключённых Мэйфилд, штат Аризона. Август 1943 года.

 ТИХООКЕАНСКИЙ ФЛОТ СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ,

ФЛАГМАНСКИЙ КОРАБЛЬ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО.

28 июля 1943 года.

От: Главнокомандующего Тихоокеанским флотом США

Кому: Начальнику Военно-морской разведки США

Копия: Офис Стратегических Служб (ОСС)

Содержание: Допрос японских военнопленных, захваченных 12 июня 1943 года в районе островов Мидуэй.

Два японских морских офицера были сняты со спасательного плота в Тихом океане 12 июня 1943 года в районе островов Мидуэй и доставлены в Пёрл-Харбор для допроса. Их имена: Наоки Мутойо, майор, старший радиоинженер, и Йошинори Касахара, подполковник, главный инженер, – оба военнослужащие с японского крейсера «Морами». После их прибытия в Пёрл-Харбор майор Мутойо был отправлен в госпиталь с переломом руки и ноги. Дополнительный доклад о его допросе будет представлен позже. Подполковник Касахара был допрошен, и предварительные (частичные) результаты допроса представлены ниже. Создаётся впечатление, что этот человек говорит правду в пределах его осведомлённости о японском императорском флоте.

 Военнопленный заявил, что он провёл три ночи на плоту. Известно, что «Морами» был потоплен 9 июня 1943 года, будучи атакован двумя американскими бомбардировщиками. Взрывы авиабомб вызвали повторные взрывы морских торпед. Два спасательных корабля пытались оказать помощь пострадавшим, но были отогнаны огнём американских самолётов. «Морами» затонул, и Касахара оказался на спасательном плоту с семнадцатью другими моряками. Когда три дня спустя Касахара был спасён командой американского крейсера «Невада», он был один из трёх, оставшихся в живых. На плоту не было ни воды, ни продовольствия.

Касахара показал, что флагманским кораблём японцев является линкор «Ямато» под командой адмирала Исоруку Ямамото. Он подтвердил, что этот корабль имеет водоизмещение пятьдесят семь тысяч тонн, но он не знает подробностей артиллерийского оснащения линкора. Он не верит, что японцы строят в настоящее время крупные корабли типа линкоров, но ему известно, что японские верфи изготавливают подводные лодки в значительных количествах.

Касахара показал, что японские моряки считают своим долгом продолжать сражаться до победы. Он заявил, что гражданское население Японии испытывает те же чувства по отношению к необходимости воевать, что испытывают и японские военнослужащие. Он подтвердил, что японцы знают, что именно Япония нанесла первый удар в войне, но считают, что Америка виновна в том, что она вела экономическую войну против Японии.

Касахара заявил, что в течение семи месяцев в 1942 году он служил инженером в портовой администрации оккупированного Порт-Артура, где он узнал подробности нынешнего состояния Квантунской армии, расположенной в Манчжурии. Он сказал, что Квантунская армия потеряла своё значение для Японии, так как никто не ожидает, что Советский Союз начнёт военные действия в Манчжурии в период монументальных сражений против немцев. Поэтому, показал Касахара, Квантунская армия испытывает значительные недостатки в снабжении, так как Военное министерство сосредотачивается на снабжении воюющих армий в Индонезии, Бирме и на тихоокеанских островах.

Возраст Касахара – 42 года (41, по восточному календарю); он умён и полностью доволен своей судьбой в качестве пленника Соединённых Штатов. У него нет никакого желания вернуться в Японию до окончания войны; фактически, он предпочитает остаться в США даже после войны и получить американское гражданство. Он владеет свободно английским, который он изучил, будучи студентом Массачусетского технологического института до войны. Он часто выражает глубокую благодарность нашему флоту за своё спасение. По всей видимости, он полон желания сотрудничать с нашей разведкой в пределах его осведомлённости о японском императорском флоте.

Этот отчёт является предварительным и неполным. Подробный отчёт будет представлен в ближайшее время.

Подписано: Командующий Тихоокеанским Флотом США Адмирал Нимиц.

***

15 ноября 1942 года японский транспортный самолёт Кавасаки Ки-56 был сбит над джунглями индонезийского острова Целебес.

Четырёхдневный поиск американскими морскими пехотинцами увенчался успехом: было обнаружено место крушения. Однако из одиннадцати пассажиров и четырёх членов экипажа в живых остался только один – полковник Шинобу Хонджо.

Позже, сидя в тюрьме строгого режима в Спринг Лэйк (Северная Каролина), в камере с тремя японскими офицерами, и в лагере военнопленных в Мэйфилд (Аризона), где его сокамерниками были пять пленных японцев, – полковник Хонджо не уставал повторять, что чудо его спасения можно объяснить только как следствие его принадлежности к славному и древнему роду самураев.

Полковник Хонджо, прихлёбывая чай в обществе трёх майоров и двух подполковников, говорил тихим голосом:

– Мой отец любил рассказывать мне и моим братьям, что наше имя – Хонджо – происходит от древнейшего японского имени Хенжо. Преподобный Хенжо был одним из авторов знаменитой Кокин Вакашу, первой императорской антологии поэм, заказанной императором Уда и его сыном, императором Дайго, и завершённой в девятьсот пятом году. Именно тогда имя моего славного предка-самурая было упомянуто впервые.

Подполковник Касахара улыбнулся и кивком молча подтвердил слова полковника Хонджо. Не только числился Касахара одним из двух самураев среди пленных, но он был к тому же ближайшим другом Хонджо вот уже более двадцати лет.

Полковник продолжал:

– Набешима Наошиге, знаменитый самурай шестнадатого века, сказал однажды, что самурай, не рискнувший хоть раз своей жизнью, недостоин называться самураем. Пятьдесят и более человек не смогут одолеть настоящего самурая, сказал Наошиге. Ну, если пятьдесят человек не могут убить одного самурая, то, конечно, его не может погубить такая мелочь, как крушение самолёта…

***

За несколько месяцев до ареста полковника Хонджо американская Служба иммиграции и натурализации получила от правительства право на владение так называемым «аграрным миграционным лагерем» на окраине городка Мэйфилд в штате Аризона. Заброшенный лагерь, служивший в течение многих лет убежищем для легальных и нелегальных мексиканцев, был преобразован в рекордный срок в один из крупнейших лагерей для арестованных американских граждан японского происхождения.

К маю 1943 года все триста пятьдесят акров лагеря, окружённых стеной со сторожевыми башнями по углам, были заняты более чем пятьюстами зданиями: трёхкомнатными коттеджами, пятиэтажными домами с однокомнатными квартирами, служебными помещениями, школами, продовольственными магазинами, складами, лекционными залами и просторным госпиталем.

Самый отдалённый северо-западный участок лагеря был окружён дополнительной десятифутовой стеной с колючей проволокой. Пятьдесят пять японских офицеров, взятых в плен в Бирме, Индонезии, на тихоокеанских островах и в Китае, сидели здесь, отрезанные от остального лагеря, нетерпеливо ожидая окончания войны, столь бездумно начатой их императором и японской военной кликой два года тому назад.

Когда полковник Хонджо прибыл в лагерь Мэйфилд, подполковник Касахара уже был там; незадолго до этого его перевели в Мэйфилд из тюрьмы строгого режима в Морристауне (Калифорния).

Полковник Хонджо провёл несколько месяцев в тюрьме Спринг Лэйк (Северная Каролина), не сообщив абсолютно ничего американским следователям, несмотря на беспрерывные дневные и ночные допросы.

Гордый потомок самураев, полковник Хонджо категорически отказывался отвечать на любые вопросы следователей.

***

Совершенно секретно

ЙОШИНОРИ КАСАХАРА

Подполковник (бывший) Императорского флота Японии

Лагерь Мэйфилд, Аризона, США

Кому: Полковнику Джорджу Кларку, ОСС

Через: Офицера Службы безопасности лагеря Мэйфилд

Содержание: Запись разговора с Шинобу Хонджо, полковником (бывшим) Императорской армии Японии.

 12 августа 1943 года

Полковник Шинобу Хонджо прибыл в лагерь Мэйфилд в июле 1943 года, будучи переведенным из тюрьмы строгого режима в Спринг Лэйк (Северная Каролина). В соответствии с Вашей инструкцией я пригласил его поселиться в моём коттедже. Хонджо был моим близким другом ещё со времён нашей учёбы в Императорской военной академии, где мы специализировались в изучении инженерных дисциплин. Позже мы оба продолжали учёбу в Массачусетском технологическом институте в США, после чего мы участвовали в операциях Шанхайской экспедиционной армии (1930–1934) и в боевых действиях Квантунской армии в Манчжурии. В 1936 году Хонджо был переведён в японское посольство в Москве на должность заместителя военного атташе. В Москве он досконально изучил русский язык. В 1941 году он был возвращён в Квантунскую армию как офицер для особых поручений при главнокомандующем Квантунской армией генерале Йошихиро Умезу.

Несмотря на усилия администрации лагеря занять нас полезным трудом, мы всё равно имели массу свободного времени. Полковник Хонджо, как правило, предпочитал проводить это время со мной, играя в шахматы либо в маджонг и наблюдая за игрой в ручной мяч через проволочное заграждение. Он часто размышлял вслух на всевозможные политические, военные и даже философские темы, испрашивая моё мнение по этим вопросам. Он, однако, не упоминал ничего существенного о деятельности штаба генерала Умезу. Помня Ваши инструкции, я не подталкивал Хонджо к сообщению более подробных деталей. Так прошли первые две недели.

В конце июля ситуация резко изменилась. Мы вдвоём с полковником Хонджо медленно возвращались в наш коттедж после длительной воскресной прогулки, когда Хонджо внезапно сказал: «Вы знаете, я хотел бы рассказать вам об одном важном и секретном эпизоде и услышать ваше мнение о его значении для нашей страны. Я уверен, что вы, будучи истинным самураем, будете свято хранить эту тайну». Он помолчал, а затем рассказал мне подробности своей поездки в сентябре 1942 года в советский порт Владивосток в составе высокопоставленной делегации, состоявшей из начальника штаба Квантунской армии генерала Тейичи Йошимото и начальника снабжения армии генерал-майора Эйтара Уэда. Полковник Хонджо был русско-японским переводчиком во всех последующих контактах с советскими представителями.

Хонджо рассказал, что японская делегация пересекла советскую границу возле озера Хасан, как было заранее обусловлено в контактах японского консульства во Владивостоке с начальником Приморского управления НКВД генерал-майором Фоменко.

В течение двух дней советская и японская делегации обсуждали вопросы, связанные с возможным ослаблением напряжённости между советской и японской армиями, расположенными по обе стороны границы.

Советская делегация состояла из генерал-майора Фоменко, его заместителя подполковника Дроздова, начальника Владивостокского морского порта (он присоединился к советской делегации на второй день) и русско-японского переводчика.

В ходе переговоров выяснилось, что обе делегации заинтересованы в диаметрально противоположных результатах. Русские, опасаясь внезапного нападения японцев, потребовали подписания секретного меморандума, содержащего обещание японской стороны поддерживать мир по обе стороны границы; японцы же требовали широкого экономического сотрудничества в качестве платы за этот мир. Отвечая на просьбу Фоменко разъяснить термин «сотрудничество», генерал-майор Уэда представил список товаров, которые японская сторона хотела бы получать от России на долгосрочной основе.

Немедленно после этого генерал Йошимото внезапно добавил, что Квантунская армия испытывает нужду в военных поставках, которые российская сторона может осуществить путём частичного использования программы американской помощи России по плану ленд-лиза.

Советская делегация была захвачена врасплох этим предложением, которое генерал Фоменко немедленно отверг. В ответ на это генерал Йошимото заявил, что, по японским разведывательным сведениям, советская сторона уже снабжает китайскую коммунистическую армию Мао Цзэдуна ленд-лизовскими материалами. Генерал Йошимото добавил, что в случае русского отказа японская сторона доведёт до сведения американцев подробности советских махинаций с ленд-лизом.

Генерал Фоменко попросил отложить переговоры для получения необходимых инструкций из Москвы. На следующий день заседания возобновились. Генерал Фоменко заявил, что, согласно полученным московским предписаниям, он подпишет секретный меморандум, содержащий обязательство поставлять Квантунской армии военные материалы из программы американского ленд-лиза по утверждённому списку. Меморандум будет содержать японское обязательство не переводить эти материалы в распоряжение японских армий, ведущих боевые действия против Америки.

Совершенно секретный меморандум, получивший кодовое наименование «Операция Шанхай», был подписан в тот же день, и японская делегация вернулась в Манчжурию. Полковнику Хонджо известно, что согласованные русские поставки через порт Владивосток идут полным ходом, и ему также известно, что часть этих поставок отправляется японской стороной в распоряжение армий, ведущих боевые действия против американцев в районе тихоокеанских островов и Папуа.

Полковник Хонджо сказал, что он считает предательством любые виды японского сотрудничества с русскими, включая контакты, содержащиеся в меморандуме, и он просил меня высказать моё мнение по этому вопросу.

Подписано: Йошинори Касахара

Глава 24. Серёжка. Владивосток, Консульство США. Июль 1943 года.

Мне теперь завидуют все пацаны на нашей улице. Я хожу в консульство к американцам как в свой дом. Мама начала работать там медсестрой и будет получать классные бабки. Её устроил туда мой спаситель – ну, тот американский мужик, который врезал по морде моему боссу Маркову и получил за это пулю в ногу. Не могу забыть, как он развернулся на одной ноге, быстро поднял другую вверх, крутанулся и въехал суке Маркову по скуле своим ботинком на толстой подошве. Он сказал мне, что это такой надёжный приём в борьбе дзюдо. Я сам неплохо орудую ногами в драке, но, конечно, мне далеко до этого янки.

Его зовут дядя Алёша. У меня по отношению к нему, как любит выражаться начитанный умник Мишка, двойственные чувства. Как говорит наша училка по истории, «с одной стороны это… а с другой стороны то…». Однажды она рассказывала в классе о Французской революции – то есть, когда лягушатники-французы дошли до полной нищеты, жрать им стало нечего (даже лягушки, видно, кончились), и вот они подняли хай, отрубили головы королю и королеве, изобрели гильотину и стали рубить головы эксплуататорам и помещикам налево и направо. Это, сказала историчка, было очень справедливо; это, говорит она, революция, с одной стороны… А с другой стороны, в результате этой революции к власти пришёл кровопийца Наполеон, который полез на нашу Россию… Хотя, сказал Мишка, «хорошо, что он полез, потому что без этого Лев Толстой не написал бы «Войну и Мир».

Вот так и с дядей Алёшей. С одной стороны, нам с Мишкой он страшно нравится. Во-первых, он смелый и сильный, как Чапаев или Чкалов. Или как солдаты из кинофильма «Два бойца». Помните того здорового лба с Урала, которого играет Борис Андреев? И его напарника, хитрого рыбака из Одессы-мамы, который поёт «Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя привозил…»? Помните?.. Мужики что надо, верно!

Это во-первых. Ну а во-вторых, дядя Алёша красивый парень, вроде как Леонид Утёсов из «Весёлых ребят»…

Но с другой стороны, мне как-то становится неприятно при мысли, что он клеится к нашей маме. Вообще-то мы с Мишкой можем его понять – мама у нас такая красавица, что только полный дурак не станет клеиться к ней. Вы видели Любовь Орлову в кино? Любовались, как она танцует на пушке в «Цирке»? Видели? Это в точности наша мама! Я уже говорил вам, что нет на свете женщины, которая может сравниться с ней. Мы с Мишкой прямо балдеем от неё.

И вот Мишка вчера сказал мне по секрету, что он видел, как мама и дядя Алёша целовались.

Целовались?!.. Я прямо взбесился от злости! У меня аж руки вспотели.

– Где? – спрашиваю.

– У него в комнате.

– А как ты туда попал? Тебя что – пригласили как свидетеля?

– Я, – говорит, – пришёл к нему спросить насчёт хода ферзевой пешкой в староиндийской защите.

Я уже говорил вам, что мой чокнутый братец помешан на шахматах, а наш новый американский друг – отличный шахматист и учит Мишку всяким заковыристым ходам, которые нормальные люди ни за что не поймут.

– Я, – говорит, – постучал и открыл дверь. А они сидели на диване и как раз отклеились друг от друга. И мама, знаешь, покраснела как маленькая девочка.

Покраснела как маленькая девочка!.. У меня от злости прямо в глазах позеленело.

– А он, – спрашиваю, – тоже покраснел? Как маленький мальчик?

Мишка промолчал, и я не стал дальше расспрашивать. А чего без толку допытываться? И так всё ясно.

– Ты пойми, – заговорил Мишка, поправляя свои толстые очки – они молодые люди, и у них в организме играют гормоны.

Гормоны. Это мне известно. Мишка давно объяснил мне, что это за штука такая, гормоны, и почему они играют. Когда они играют изо всех сил, говорит Мишка, это называется любовь! И не платоническая любовь, добавил мой братец, а самая настоящая плотская! При этом было видно, что Мишке обалденно нравится произносить со вкусом эти книжные слова – платоническая и плотская…

Теперь вам понятно, почему у меня по отношению к нашему американскому другу такие двойственные чувства?..

…Но в общем, если б не мамины и дяди Алёшины гормоны, то всё было бы в порядке. Дядя Алёша, хоть и раненный и прикованный к постели, с удовольствием учит Мишку тайнам шахматной игры по американскому учебнику, а мне подарил книжку на английском языке, где были показаны все приёмы дзюдо. Я английского не знаю, – а Мишка даже говорит, что я не знаю и русского, за что я дал ему однажды в лоб! – но в этой книжке такие клёвые картинки, что всё ясно и без знания английского.

– Смотри, – говорил мне дядя Алёша, тыча пальцем в картинки – вот это шестьдесят семь приёмов нагэ вадза и двадцать девять приёмов катамэ вадза. – В дзюдо, – продолжал он, – применяются броски через спину или плечо (например, иппон сэойнагэ –  бросок через спину, с захватом руки на плечо), через бедро; а также подножки, подсечки и подхваты…

Когда он поправился и встал с постели, мы пошли с ним в спортзал консульства (вы бы видели, какой у этих янки шикарный спортзал!) – и там он стал тренировать меня во всех этих подножках, подсечках и подхватах, а также в болевых и удушающих приёмах.

– Но помни, Сергей, – повторял он, грозя мне пальцем – применяй болевые приёмы только тогда, когда тебе грозит смертельная опасность. Запомнил?..

Я не мог тогда представить себе, что мне очень скоро понадобится применить парочку таких болевых приёмов, потому что мне на самом деле будет грозить немедленная смертельная опасность…

***

А тем временем на горизонте появился мой батя, которого мы с Мишкой уже стали забывать.

Однажды мама появилась в спотзале, села на скамейку и стала смотреть, как мы с дядей Алёшей, одетые в белые куртки и широкие штаны дзюдоистов, топчемся на татами, стараясь дать друг другу подножку. Я, конечно, видел, что мой партнёр играет со мной в поддавки, но мне было приятно, что мама видит, как я борюсь с ним вроде как «на равных».

Мы кончили борьбу, утёрли пот и сел на скамейку по обе стороны от неё.

– Серёжа, – сказала мама, – у меня был сегодня разговор о тебе с папой…

– Мне уйти? – спросил дядя Алёша.

Мама махнула рукой.

– Нет, посиди, послушай. Может, посоветуешь, как нам поступить. – Она помолчала. – Папа позвонил и сказал, чтобы я пришла к нему на работу…

– Он не ругался с тобой? – спросил я.

Мама грустно так улыбнулась.

– Нет, – говорит, – не ругался и даже угостил чаем с печеньем. А потом говорит, мол, Серёжа кончил семь классов, болтается без дела по барахолкам, развозит керосин по дворам…

– Я давно не болтаюсь по барахолкам! – закричал я. – Мне так стало стыдно перед дядей Алёшей, что у меня прямо руки задрожали. – Его гады-сексоты врут!

Мама встала и повернулась к нам.

– В общем, папа считает, что ты должен поступить в техникум, – промолвила она.

Я обалдел от неожиданности.

– В какой ещё техникум? В торговый или текстильный, что ли?

– Папа говорит, что ты с твоими тройками никуда сам не попадёшь, но у него большие связи, и он устроит тебя в судостроительный техникум. Будешь строить корабли, Серёжа, а не развозить керосин по дворам с тётей Настей.

Видно, я стал очень сильно раздражать маму, раз она решила так меня опозорить перед дядей Алёшей. Но наш американский друг при упоминании керосина расхохотался и говорит:

– Лена, когда я был в возрасте Серёжи, я тоже развозил уголь, керосин и дрова в манчжурском городе Порт-Артур. А спустя несколько лет – и в Шанхае.

– Дядя Алёша, вы были в Китае?! В Порт-Артуре и Шанхае? Я бы хотел побывать там…

Он засмеялся и говорит:

– Я, Серёжа, был, наверное, в двадцати странах. – Он посмотрел на стоящую маму снизу вверх и вдруг говорит: – У меня появилась идея – надо отдать Сергея в мореходную школу. Пусть станет моряком и узнает жизнь на море. И вот тогда он увидит и Порт-Артур, и Шанхай… А, Серёжа? Хочешь стать моряком?

Я вскочил на ноги.

– Правильно, дядя Алёша! – закричал я в восторге…

…Шанхая я так в своей жизни и не увидел.

А вот в Порт-Артуре мне вскоре пришлось побывать и чудом остаться в живых…

 Глава 25. Сталин. Москва, Кремль. Июль 1943 года.

Поскрёбышев всунул свою лысеющую голову в дверь и откашлялся, стараясь не слишком шуметь.

– Ну, – бормотнул Сталин, не отрывая глаз от бумаг на столе, – долго ты будешь тут харкать? Я тебе сто раз говорил: перед тем, как заходить ко мне, выплюнь свои сопли к чёртовой матери! И скажи нашему знаменитому полководцу Жукову, чтоб он не сморкался при мне. У него сморканье как артиллерийский салют…

Поскрёбышев сморщил желтоватую кожу на лбу.

– С Жуковым опасно связываться, – хрипло промолвил он. – Он у нас после Сталинграда – геро-о-о-й! Может и в лоб двинуть под горячую руку.