Зеленый автомобиль

Граф молчал: серьезность положения была ему теперь ясна. Но он попытался сохранить хладнокровие и даже попробовал иронизировать.

– Преклоняюсь перед вашей проницательностью и добросовестным отношением к делу,  – ответил он.  – Хорошо… допустим, что дело обстоит именно так, как вы говорите. Что же вам угодно от меня, если вы и без того так хорошо осведомлены?

– Простите, граф. Прежде чем ответить на ваш вопрос, мне хотелось бы выяснить положение. По всей вероятности, вы имели причины внезапно покинуть Вену и поселиться в Швейцарии. Доискиваться до сути этих причин не входит в мою задачу. Во-первых, я не имею на это предписаний, во-вторых, законы страны, в которой мы находимся, не дают мне на это права.

– Совершенно верно,  – спокойно отозвался граф.  – Что же дальше?

– Я весьма заинтересован убийством на Грилльхоферштрассе,  – продолжал комиссар,  – и обращаю ваше благосклонное внимание на то, что Швейцария в уголовных делах выдает лиц, подлежащих суду, и не допускает никаких послаблений. Поэтому предоставляю вам на выбор: или отвечать на мои вопросы, или вернуться со мной в Вену, где вас заставят наряду с этими вопросами отвечать и на некоторые другие.

Граф откинулся на спинку кресла, задумчиво устремил взгляд в потолок и спросил затем по-прежнему спокойно:

– Как вы можете заставить меня вернуться с вами в Вену?

– Я обращусь к содействию здешних властей.

– В каком же преступлении вы меня обвините?

– Ни в каком. Я потребую вашего ареста по подозрению в соучастии в убийстве!

– Так! Другими словами, если я откажусь отвечать или ответы мои покажутся вам неудовлетворительными, вы арестуете меня при посредстве здешней полиции. Ну а если я буду иметь счастье заслужить своими ответами ваше одобрение?

– Тогда я сегодня же уеду в Вену, а вы можете делать все, что вам заблагорассудится.

Граф Гейнен подошел к балконной двери и устремил задумчивый взор на синевшее перед ним Женевское озеро.

Затем он решительными шагами вернулся к своему креслу и занял прежнее место против доктора Мартенса. Спокойным голосом, не выдававшим охватившего его волнения, он проговорил:

– Будем говорить откровенно. Я в ваших руках. Спрашивайте, я скажу вам все, что знаю.

– Повторяю вам, я интересуюсь лишь убийством на Грилльхоферштрассе, ничем другим.

– Я скажу всю правду. Спрашивайте.

– Вы были у Кастелламари в момент убийства?

– Да. Было половина девятого вечера. Георг сидел у стола, на котором стояла маленькая лампа. Я стоял около него. Мы разговаривали. Вдруг послышался звон разбитых стекол, и Кастелламари безжизненно откинулся на спинку стула. Я не мог понять, что случилось. Выстрела я не слышал. Мертвенная бледность разлилась по лицу Георга… он схватился рукой за голову. Я помог ему приподняться, думая, что ему сделалось дурно. Тут только заметил я его остановившийся взор и кровь, каплями стекавшую из ранки на левом виске. Он захрипел у меня на руках… и все было кончено. Не желая быть застигнутым в такой обстановке, я бросился бежать. Я решил отправиться на маскарад в Софийский зал, где должна была быть сестра Кастелламари. Ее я не нашел, но встретил госпожу Зельгейм и поручил ей передать баронессе ужасную весть. Вот все, что я знаю.

– Вы помните наверно, что не слыхали выстрела?

– Наверно. Даже звон стекла был так тих, точно с улицы бросили в него камешком. Короткий, резкий звук, будто лопнуло стекло.

– Не можете ли сообщить мне каких-нибудь дополнительных обстоятельств, которые могли бы пролить свет на это дело? Не виделись ли вы, например, с Кастелламари в другом месте, кроме его квартиры на Грилльхоферштрассе?

– Как же, виделся. В Вену он приехал первого января и поселился сначала в отеле «Блерн». Случайная и, должно быть, неприятная встреча заставила его переехать на Грилльхоферштрассе, чтобы замести следы. Не знаю, имеет ли это отношение к его смерти, не думаю. Кажется, дело касалось какой-то старой любовной истории.

– Он никого вам не называл?

– Называл, но повторяю, это к делу не относится. Он встретил подругу дней былых, как говорится, и, не желая, чтобы его тревожили, решил лишить ее возможности его разыскать.

– Не произносил ли он при вас имя Мары Цинцинатти?

Граф Гейнен с удивлением взглянул на говорившего.

– Совершенно верно, произносил. Но откуда вы это знаете?

– Я должен попросить вас подробно передать мне все, что известно вам об этой встрече, так как Мара Цинцинатти вот уже несколько дней, как обратила на себя особое внимание полиции.

– Кастелламари справлялся у меня, не знаю ли я дамы, урожденной Мары Цинцинатти, бывшей наездницы. Я ответил отрицательно и в свою очередь полюбопытствовал узнать, почему он так интересуется этой особой. «Она когда-то сыграла большую роль в моей жизни,  – ответил он,  – и принесет еще мне несчастье. Вчера, когда я переходил улицу около церкви Святой Марии заступницы, она вдруг вышла мне навстречу из какого-то модного магазина. Я узнал ее сейчас же, хотя она довольно сильно изменилась. Сердце у меня сжалось, когда она внезапно появилась передо мной, и я увидел ее сверкавшие ненавистью глаза. Позднее я узнал, что она была у швейцара и спрашивала господина Кастелламари. Но швейцар ответил ей, что такого жильца не имеется, так как я был прописан под именем Адольфа Штребингера». Кастелламари, как сейчас помню, закончил свой рассказ следующими словами: «Если со мной в ближайшие дни что-нибудь случится, то вам не придется ломать себе голову, чтобы открыть виновника, обратитесь к Маре Цинцинатти – это будет делом ее рук».

С этого дня брат был в постоянном волнении и страхе. Он задался целью возможно скорее уехать из Вены. Отъезд был назначен на вечер тринадцатого января, несчастье случилось накануне.

– Это все, что вы имеете мне сказать?

– Все. Я по совести сообщил вам все, что знал.

– Мне хотелось бы задать вам один вопрос, хотя он и не имеет прямого касательства к преступлению. При убитом найдена была записка со словами: «Завтра… вызвать Фернкорна». Что это значит?

– Я могу вам это объяснить,  – отозвался Гейнен.  – Вы, наверно, думали, что речь идет о капитане генерального штаба Фернкорне? Даю вам слово, что это не так. Это имя, или псевдоним, одного политического агента. Люди эти часто называются именами более или менее известных лиц, чтобы скрыть свое настоящее. Но к делу об убийстве он не причастен.

Комиссар взялся за шляпу, граф с подчеркнутой вежливостью проводил его до дверей и с облегчением вздохнул, когда они захлопнулись за комиссаром венской тайной полиции.

Письмо, доставленное полиции баронессой Штернбург, и результаты беседы с графом Гейненом направили внимание полиции на таинственную Мару Цинцинатти.

Письмо к другу, начатое Кастелламари, ясно говорило, что покойный встретился с роковой женщиной незадолго до своего переезда на Грилльхоферштрассе.

Все более и более улик собиралось против Мары Цинцинатти. Прав был начальник тайной полиции Вурц, когда с самого начала предположил любовную подкладку преступления!

Все, что до сих пор удалось выяснить, подтверждало его догадку.

Теперь нужно было найти Мару Цинцинатти.

Сначала Вурц пошел обычным в таких случаях путем.

Справки в адресном столе никаких результатов не дали.

Затем были произведены розыски в гостинице, где жил Кастелламари до своего переезда на Грилльхоферштрассе.

Швейцар, к счастью, помнил посетительницу и мог дать описание женщины, справлявшейся о Штребингере.

Описание это, однако, не совсем согласовывалось с тем, как изобразил Мару Цинцинатти друг молодого Кастелламари.

Правда, неизвестная посетительница тоже была высока и стройна, имела темные глаза, но волосы ее, в противоположность сведениям, сообщенным в письме, были золотисто-рыжего цвета.

Этим, вероятно, и объяснялось присутствие Fleur d'or на волосах, найденных при следствии.

Еще одно обстоятельство говорило в пользу того, что, несмотря на разный цвет волос, речь шла об одной и той же женщине.

Швейцар описал незнакомку необыкновенно элегантной и изящной дамой, а рассыльный, которого с большим трудом удалось разыскать, так он робел перед полицией, показал, что посетительница вышла из экипажа около церкви Святой Марии Заступницы и послала его в отель «Берн», чтобы передать Штребингеру приглашение прийти в цирк Шумана.

Так как предполагаемая преступница была наездницей, на что, казалось, указывало и место, где было назначено свидание, то полиция принялась за поиски в соответствующих кругах.

Удовлетворительных результатов, однако, это не дало.

Имя артистки хотя и было хорошо известно, но уже несколько лет не встречалось среди имен лиц, подписавших ангажемент. Говорили, что молодая женщина бросила артистическую карьеру.

Был сделан запрос итальянской полиции.

Из Турина вскоре получили ответ, что Мара Цинцинатти, артистический псевдоним, на самом деле Виолетта Креспо, родилась в Неаполе 12 сентября 1873 года от отца акробата и матери танцовщицы. С детства вращалась девочка в артистическом мире и работала в труппе своего отца; затем сбежала с каким-то наездником, сделалась наездницей сама; путешествовала по Италии, затем приняла ангажемент в Париж, где, по слухам, вышла замуж.

Обратились в Париж, чтобы узнать фамилию мужа артистки, но тут Вурца ждало серьезное разочарование.

В Париже ничего не знали ни про Мару Цинцинатти, ни про Виолетту Креспо.

Приходилось все начинать сначала.

Снова командировали барона фон Сфора в итальянскую колонию! Он должен был прозондировать почву и постараться напасть на след…

Глава XVI

Барон фон Сфор снова обратился в усердного посетителя журфиксов, рьяного танцора и ухажера! Снова пришлось ему скучать в бесконечном множестве светских домов.

Во время своих вынужденных скитаний попал он к графине Кампобелло, на балу у которой впервые услышал имя баронессы Штернбург.

После двух-трех незначительных фраз он ловко перевел разговор на убийство на Грилльхоферштрассе.

Графиня знала об этом деле не более того, что сообщали газеты; граф вообще не вмешивался в разговор.

Заговорили о мерах, предпринятых полицией, и графиня спросила барона фон Сфора, куда нужно обратиться с заявлением о пропаже вещей.

– Вчера вечером,  – пояснила она свой вопрос,  – возвращаясь из отеля «Бристоль», я потеряла на Рингштрассе свой браслет с медальоном. Вещь старая и дорога мне как память… Может быть, ее кто-нибудь нашел и передал в полицию.

Барон фон Сфор любезно предложил навести справки и попросил точно описать ему пропавшую драгоценность.

– Браслет узнать нетрудно,  – сказала графиня,  – Он состоит из шести рядов тонкой венецианской цепочки, скрепленной в четырех местах аграфами. В замок вделан медальон, на котором находится эмалевый образок Божьей Матери. Я буду вам очень благодарна, если вы разыщете эту вещь; браслет фамильный, и я очень огорчена его потерей. Конечно,  – прибавила она,  – я с удовольствием заплачу нашедшему вознаграждение, хотя браслет и не представляет особой ценности.

Барон фон Сфор простился. На следующее утро перед обычным докладом Вурцу отправился он на поиски браслета.

Полицейский чиновник встретил его весьма подозрительно.

Выслушав заявление барона о пропавшей вещи, он обещал посмотреть и, бросив на Сфора недоверчивый взгляд, вышел из комнаты.

Вернулся он нескоро и в сопровождении сыщика.

– Описанная вами драгоценность у нас имеется,  – сказал он,  – прошу вас следовать за этим господином, он вам ее покажет.

К великому своему изумлению, барон очутился в служебном кабинете начальника тайной полиции Вурца.

Тот тоже был немало удивлен, неожиданно увидев перед собой Сфора. По-видимому, он ждал кого-то другого.

На столе перед Вурцем лежал потерянный браслет.

– Скажите на милость, барон, разве этот браслет принадлежит вам?

– Нет,  – с улыбкой ответил Сфор,  – я только уполномоченный законного владельца.

– Ах, вот в чем дело,  – протянул Вурц,  – странное, очень странное совпадение…

– В чем вы видите странное совпадение, можно узнать?

Начальник тайной полиции ответил не сразу.

– Расскажите мне, как обстоит дело? Кто поручил вам найти браслет и кому он принадлежит? – быстро и взволнованно проговорил Вурц после короткой паузы.

– Графиня Кампобелло поручила мне разыскать браслет, утерянный ею вчера на Рингштрассе.

– Так, так! Это интересно! Кампобелло, говорите? И что же, это ее браслет?

– На это вам может ответить сама графиня. Если вам будет угодно вручить мне этот браслет, то я дам вам ответ сегодня же.

– Конечно, любезный барон,  – с живостью ответил Вурц,  – конечно, мне угодно будет вручить вам браслет. Я более, чем вы думаете, заинтересован в том, чтобы найти владелицу этой безделушки. Да,  – прибавил Вурц, стремительно вскакивая с места,  – я заинтересован, страшно заинтересован! В этом браслете таится, может быть, разгадка всего, понимаете вы, всего. Да, да, не смотрите с таким удивлением,  – заметно волнуясь, продолжал Вурц.  – Вот как обстоит дело: браслет был найден третьего дня полицейским чином на тротуаре около отеля «Бристоль», полицейский передал вещь в контору и изъявил желание получить треть стоимости. Поэтому находку тщательно осмотрели и совершенно случайно нашли на медальоне маленькую выпуклость… ее нажали… крышка медальона отскочила… И, как бы вы думаете, что мы там увидели?

– Что же?

– Взгляните сами!

Вурц взял браслет, нажал на край медальона… и крышка с изображением Божьей Матери отскочила… показался портрет-миниатюра.

– Боже,  – воскликнул барон,  – вот уж не ожидал!.. Ведь это молодой Кастелламари!

– Да,  – утвердительно кивнул Вурц,  – это убитый на Грилльхоферштрассе.

Из полиции Сфор поехал к баронессе Штернбург, чтобы расспросить ее относительно графини Кампобелло.

В передней он столкнулся с капитаном Фернкорном.

– У баронессы есть для тебя приятные новости,  – крикнул ему капитан,  – Мария послезавтра будет в Вене и радуется, что тебя увидит!

Баронесса приняла Сфора в маленькой гостиной и сердечно протянула ему руку.

– Я должна передать вам множество поклонов от сестры. Она сегодня выезжает из Венеции. Надеюсь, вы не откажетесь пообедать у меня послезавтра.

Сфор с благодарностью склонился над белой ручкой баронессы.

– Что у вас нового?

– Много, баронесса, и весьма важного.

– Говорите скорей!

– Знаете ли вы графиню Кампобелло?

– Да… немного. Мы встречались с ней в обществе, но никогда не были близко знакомы.

– Вы меня удивляете, баронесса. Мне, наоборот, казалось, что между вами и графиней существуют самые сердечные отношения.

– На какой же почве они могли возникнуть?

– Насколько я знаю, она ваша соотечественница…

– Простите,  – перебила баронесса,  – муж ее действительно, а она сама…

– Не итальянка! – с разочарованием протянул барон Сфор.

– Нет,  – ответила баронесса,  – ее девичья фамилия… Ах, как ее… совсем забыла…

– Цинцинатти,  – подсказал Сфор.

– Ах нет! Гоббом… Гиббон… Габсон… что-то в этом роде. Не могу сейчас вспомнить. Она дочь какого-то очень богатого золотопромышленника или владельца копей из Чикаго.

– Не соотечественница,  – с огорчением повторил Сфор.  – Это меняет дело…

– Не говорила ли вам графиня,  – после минутного молчания продолжал барон,  – что она была знакома с вашим братом?

– Графиня с моим братом? В первый раз слышу. Как вам это пришло в голову? Разве она говорила с вами о нем?

– Не совсем так,  – засмеялся Сфор.  – Случай позволил сделать это предположение. Графиня потеряла браслет; его доставили в полицию… На браслете медальон, а в нем портрет… Угадайте кого?

С этими словами барон фон Сфор вынул браслет из кармана.

– Мой браслет! – воскликнула баронесса.

– Разве он принадлежит вам?…

– Да… или это точная копия моего. Подождите минутку…

Баронесса выбежала из комнаты и минуту спустя вернулась с маленькой шкатулкой в руках.

– Я ошиблась, но посмотрите сами, разве они не одинаковые?

– Позвольте взглянуть.

Сфор внимательно сравнил оба браслета. На браслете баронессы крышка медальона тоже открывалась, и в нем также хранился портрет убитого.

– Откуда у вас эта вещь?

– Брат прислал мне ее из Турина со своим портретом.

– Вот и разберись тут!.. Ведь этот медальон тоже…

Сфор нажал на пружинку и протянул баронессе открытый медальон с заключавшимся в нем портретом.

Баронесса в испуге отшатнулась:

– Ведь это… Георг… И этот браслет вполне соответствует сделанному мне описанию. Непостижимо! Она никогда ни словом не обмолвилась о Джорджио! Она, вероятно, была с ним очень близка, если не расставалась с его портретом… Это, как видите, очень старая карточка моего брата.

Портрет этот,  – продолжала баронесса,  – относится к тому времени, когда Джорджио был прикомандирован к кавалерийскому училищу в Турине. Это последняя карточка брата, которая у меня имеется. Боже мой… какая ужасная мысль… Господи!

Рука баронессы тяжело опустилась на руку Сфора и судорожно сжала ее.

– Я припоминаю теперь… прежде я не могла этого понять! Там, в Марконе… брат сказал мне… и с таким странным выражением: «Если ты когда-нибудь увидишь подобный портрет у какой-нибудь женщины, избегай ее: она наш враг. Никогда не говори ей, что я еще жив – она жаждет моей смерти». А теперь… вы вдруг говорите, что этот портрет принадлежит графине Кампобелло! Ведь если это правда, тогда, значит, она…

– Не произносите преждевременно это ужасное слово. Пока мы ничего достоверно не знаем. Я сейчас еду к графине, и через полчаса вы будете знать, ее это браслет или нет.

Сфор поднялся с места, но баронесса остановила его:

– Обождите немного.

Мета позвонила.

– Позовите Анну,  – приказала она вошедшему лакею.

Горничная не замедлила явиться.

– Взгляните сюда, Анна. Узнаете ли вы браслет бывшей госпожи?

– Как не узнать, барыня! Их сиятельство никогда с этим браслетом не расставались, даже спали в нем.

– Хорошо. Вы можете идти.

Когда девушка удалилась, баронесса и Сфор молча переглянулись. Оба были бледны и взволнованны.

– Значит… правда,  – дрожащими губами прошептала баронесса.

– Да. Нужно спешить. Скоро принесу вам уверенность…

Барон Сфор вскочил в первый попавшийся экипаж и помчался к графине Кампобелло.

– Как вы любезны, милый барон, что заехали лично,  – приветствовала Сфора графиня.  – Что же мой браслет, нашелся?

– Да, графиня. То есть я хочу сказать, что полицией найден около отеля «Бристоль» на тротуаре браслет, вполне подходящий по описанию на ваш. Но о том, ваш он или нет, никто, кроме вас, судить не может.

С этими словами Сфор положил браслет на низенький столик, стоящий перед диваном. Графиня поспешно схватила браслет.

– Эта вещь моя!  – воскликнула она.  – Ах, вы не знаете, как я вам благодарна! Как я рада, что вы мне ее вернули.

– Простите, графиня, «вернули» не совсем точное выражение. Я привез браслет только для того, чтобы показать его вам.

– Что это значит? Ведь это моя собственность!

– Конечно, графиня, но закон педантичен. Я не знал наверно, ваш ли это браслет, и не мог выдать себя за владельца. Поэтому мне дали эту вещь с условием, что я верну ее, как только установлю, ваша она или нет. Вам придется доказать, что вещь действительно ваша.

– Боже мой, барон! Каким… полицейским… языком вы говорите. Растолкуйте мне, что я должна сделать, чтобы получить обратно свою собственность? Какие формальности мне осталось выполнить.

– Вам придется лично съездить в контору, графиня. Не подлежит сомнению, что вашим показаниям поверят и вернут вам вещь после составления протокола и получения законного процента в пользу нашедшего.

– Ах так,  – насмешливо кивнула графиня,  – они будут так милы и любезны! Должна сознаться, что у вас здесь каждый пустяк сопровождается удивительными сложностями.

– Как и везде, графиня. Впрочем, я справлюсь, быть может, все эти формальности можно проделать у вас на квартире, не беспокоя вас.

– Конечно, это гораздо лучше. Я совсем не желаю ехать в полицию.

– Предупреждаю вас, однако, графиня, что полицейский чиновник и здесь будет весьма педантичен, тем более что речь идет о ценной находке. Вам придется доказать ему, что браслет действительно принадлежит вам.

– Ах, боже мой! Но как же я это сделаю? Достаточно ли будет свидетельства мужа и прислуги?

– Я думаю,  – отозвался Сфор. Он поднялся с места и протянул руку за браслетом. Графиня отдала его не без колебания.

Стрелой помчался Сфор в полицию, где поджидал его Вурц.

Поспешно передал ему барон свой разговор с баронессой Штернбург и графиней Кампобелло.

Вурц радостно закивал:

– Молодцом вы все это обделали. Значит, она американка, а не итальянка?

– Да! К сожалению.

– Уж и к сожалению?…

– Конечно… я, видите ли, опасаюсь… Ведь тогда… все снова рушится.

– Ничего не рушится,  – серьезно перебил его Вурц.  – Во-первых, еще не доказано, что она американка, а во-вторых, если бы это было доказано, то с этими сумасбродными бабами все возможно… особенно когда замешан мужчина. Дайте-ка мне браслет.

Начальник тайной полиции позвонил и приказал вошедшему сыщику пригласить какого-нибудь ювелира.

Тот внимательно осмотрел драгоценность:

– Фамильная вещь.

– Хороша фамильная вещь,  – проговорил Вурц, обращаясь к барону фон Сфору.  – На старинных вещах не бывает фабричного клейма, милейший. В прежние времена над такими вещами работали мастера, они не делались на фабриках.

Вурц открыл медальон и попросил ювелира вынуть находившуюся под стеклом миниатюру.

На обратной стороне портрета чернилами был нарисован крест, а под ним стояли слова: «12 января 1907».

Вурц осторожно положил миниатюру на прежнее место и, закрыв медальон, отпустил ювелира.

Сфор и начальник тайной полиции остались одни.

Вурц задумчиво ходил взад и вперед по комнате, пуская клубы густого сигарного дыма.

На ходу он время от времени делал замечания, точно думал вслух.

– Эти несколько слов… на обороте… красноречивее целых томов… Надпись старая… Женщина эта знала, кто убитый… много раньше нас… Каким образом?… Каким образом, спрашиваю я вас… узнала она… что Адольф Штребингер и Георг Кастелламари одно и то же лицо? Как она выглядит, эта Кампобелло? – спросил Вурц, прерывая свою прогулку и останавливаясь перед Сфором.

– Она выкрашена Fleur d'or – ответил тот,  – и описание, сделанное кучером и рассыльным, вполне к ней подходит.

Вурц подошел к окну и некоторое время молча смотрел на улицу. Затем он обернулся:

– Решительно, так будет лучше и проще всего! Я поеду к ней сам. Личное впечатление все-таки лучше самого подробного доклада. Прошу вас зайти ко мне около шести часов.

Около половины пятого графине Кампобелло доложили, что ее желает видеть полицейский чиновник Вурц.

Скромно одетого в штатское Вурца провели в гостиную, где уже ждала его графиня.

Проницательным взглядом окинул начальник тайной полиции молодую женщину.

Не поднимая глаз, попросила она его подойти ближе.

– Я приехал по поводу браслета,  – начал Вурц.

– Знаю… знаю… пожалуйста, без длинных предисловий… Сколько я должна выплатить нашедшему?

– Десять процентов стоимости.

– Скажем, четыреста крон. Получите.

Вурц взял деньги и выдал квитанцию в получении.

– Дадите ли вы мне наконец браслет?

– Сию минуту. Но не будете ли вы так любезны предварительно описать мне его?

– Ах, как это скучно!

Она подошла к дверям и позвала мужа.

– Пожалуйста, скажи этому господину, как выглядит мой браслет. А то он еще, пожалуй, подумает, что я запомнила его, когда барон Сфор привозил мне его показать.

На пороге гостиной показался граф, рассеянно кивнул полицейскому и дал уже знакомое описание браслета.

– Совершенно верно,  – сказал Вурц.  – Не можете ли вы указать какие-нибудь особые приметы?

Во время допроса графа жена его подошла к окну и нервно барабанила пальцем по стеклу.

При последнем вопросе начальника тайной полиции она быстро обернулась.

– Я никаких особых примет не знаю,  – прозвучал ответ графа.

– Ничего особенного нет в этом браслете!  – гневно воскликнула графиня.  – Если бы я знала, что из-за пустяка поднимут такой шум, я не просила бы барона фон Сфора затевать это дело.

– Простите, но моя обязанность точно исполнять данные мне предписания. Впрочем, я удовлетворен полученными сведениями, потрудитесь получить браслет.

Граф вышел в соседнюю комнату. Вурц протянул графине протокол, который она поспешно подписала.

Начальник тайной полиции откланялся.

Но не успел он выйти на лестницу, как его окликнул перегнувшийся через перила лакей.