Научите своих детей

– Что-то нашёл? – спросил он, заинтересованно размешивая сахар в кофе.

– Нет, ничего, – Том снял и повесил влажную куртку на вешалку. – Что по этому Карлу?

Марвин оторвался он кружки, открыв перед собой папку.

– Пальцы сняли – нигде не замешаны, выдало информацию из русского посольства – Радищев Карл Альбертович, семьдесят второго года рождения. Родился в Воронеже, вторым ребёнком, в семье окружного судьи Альберта Александровича Радищева и его жены Екатерины Андреевны Смолиной-Радищевой, на данный момент владеющей Сколковской художественной студией в Москве. Через год вся семья переехала на постоянное место жительства в Москву, в связи с повышением отца. С начала развала Союза, в конце девяносто первого, мать вместе с дочерью Софией и сыном Карлом эмигрировала в Канаду, оставив отца на родине на некоторое время, в связи с проблемами посольства..

– У него есть гражданство?

– Должны выдать в следующем месяце.

– Отца не пропускают из-за должности..

– Скорее всего. На данный момент Карл является студентом Райерсона, пока что лишь усваивает язык, живёт на Ханнивуде, корпус первый, квартира 312, адрес матери – Ворчонко, тридцать три дробь пять, сестры – Коббл-Хилл, 6/117. Это всё.

Том призадумался. Отец – судья, мать – художник.

– Наверное, сейчас ещё рано о чём-либо говорить, – выразил мысли Поулсон. – Ладно, пойдём вниз.

Детективы спустились на нижние этажи, к камерам заключения.

Том с напарником вошёл внутрь комнаты, пристроенной к камере для разговоров. Через затемнённое окно было видно подозреваемого.

За столом, прикованный наручниками к его поверхности, сидел худощавый парень лет семнадцати-девятнадцати. Светлые волосы длины больше обычных. Одет он был в «тюремное», всю испачканную кровью одежду изъяли на экспертизу. Карл сидел неподвижно, томительно всматриваясь в пространство пола, разделяющее его со столом. Время от времени он подёргивал то рукой, то ногой, видимо, подавляя переживания.

– Тихо сидит, звонить никому не собирался..

– Его спрашивали? – задал вопрос офицеру Том.

– Да.

– Это хорошо. Дай ключ.

Завернув рукава рубашки, Том кивнул Марвину, взял дело со стола и вышел из комнаты. Прикоснувшись к холодной двери камеры, Том неожиданно столкнулся с волнением, будто входит в клетку с чудовищным зверем, хотя несколькими мгновениями ранее он представлял, как душит этого зверя голыми руками. Медленно повернув ручку, детектив приоткрыл дверь, затем бесшумно вошёл.

Карл не реагировал. Даже взгляда не поднял.

Сев перед ним, Том облокотился на край стола, куда положил дело подозреваемого.

– Здравствуй, – безэмоционально произнёс Том, пристально глядя в сторону Карла.

Том понимал, что перед ним – иммигрант, возможно, плохо понимающий английский, и старался говорить максимально понятно.

Но Радищев молчал. Никакой реакции.

– Я надеюсь, ты понимаешь, где находишься?

Том видел, что его игнорируют, и ему это не нравилось. Он встал, обошёл стол, стул, на котором сидел Карл. Немного постояв, он достал ключ офицера из кармана и освободил руки подозреваемого от оков, зачем вернулся обратно. В его интересах было вести дипломатический допрос, но он владел не только этим методом, помимо этого было и много других. Карл даже пальцем не пошевелил. Том чувствовал, что здесь нужно работать изысканно, и сдерживал себя. Марвин говорил ему, что экстренные анализы ничего не обнаружили в его крови, Радищев ни пьян, ни уделан.

Парадокс, но МДМА помогал сохранять терпение.

– Раз уж ты так хочешь, Карл, мы поиграем в твою игру. Но я гарантирую тебе – победа за мной. Мой последний вопрос перед началом нашего матча – зачем ты вызвал копов?

Время пошло. Карл не двигался – всё также смотрел вниз, демонстрируя полную обездвиженность.

Первый час пролетел быстро. Том не сводил глаз с подозреваемого. С убийцы. Он питал себя мечтой оказаться с ним один на один. Он ненавидел его.

Том тоже не двигался – ему это легко давалось благодаря многолетней практике медитации, хотя он всего лишь умел слушать себя. Полностью абстрагируясь от окружающих стимулов, он умел уходить внутрь, витать у себя в сознании, строить «сон наяву» в пределах собственной головы. И сейчас он наблюдал за целью своих раздумий, которая и порождала всё новые и новые переплетения мыслей в голове.

Он перерабатывал все возможные ситуации происходящего в голове Карла. Он рассуждал о проблемах и решениях этого парня, строил в голове обстоятельства его физиологического и личностного роста. Старался представить его жизнь. Но это тяжело организовать когда не слышишь речь исследуемого.

Второй час тянулся чуть дольше, но всё равно с успехом был преодолён.

На третий час эффект МДМА начал пропадать, оставляя в голове небольшие очаги «отходняка». Том всё сильнее и сильнее ощущал присутствие агрессивных побуждений, хотя успешно контролировал их.

Четвёртый час тянулся дольше предыдущих. Том несколько раз сменил положение на стуле. Марвин за зеркалом уже зевал, выставив ноги на стол.

Пятый час – Карл внезапно выпрямил спину и поднял голову, глядя на детектива. Поведение подозреваемого вызвало у Тома неконтролируемую реакцию интереса, из-за которой он несколько наклонился в сторону соперника.

У Радищева был слегка приоткрыт рот, глаза полны страха и тревоги. Руки его затряслись. Том сохранял спокойствие, понимая, что выигрывает.

– Я не… – прошептал про себя Карл. – Это не я. Это не я!

Он, смеясь, повторил эту фразу вновь и вновь, после чего его лицо вновь приобрело тревожный вид.

– Это не я сделал! – Было слышно русский акцент.

Том примкнул к столу:

– Что сделал?

Карл вопросительно посмотрел на Тома, недоумевая произнесённым им словам:

– Я знаю, почему я здесь. Но я не убивал её.

«Не убивал её, неужели он не помнит второй труп»

– Хорошо. – Том и злился, и радовался. – Тогда кто это сделал?

– Послушайте! – Карл заметался на стуле. – Я не должен здесь находиться. Я не виновен!

Том незаметно выставил руку под стол, чуть в сторону к зеркалу, ладонью дав понять проснувшемуся офицеру, что всё под контролем.

– Успокойся. Возьми себя в руки, твою мать!

Возбуждение Карла пошло на спад, он внимательно смотрел на Тома.

– Сейчас ты мне расскажешь всё, что произошло днём. По порядку. – Том говорил жёстко, подавляя возможное сопротивление.

Карл завертел головой, недоверчиво осматривая помещение, в котором находился. Опять ссутулившись, он повернулся к Тому:

– Я не помню.

Том вскочил со стула, еле сдерживая свою ярость. Он понимал, что этот жест нужно было продемонстрировать допрашиваемому, но ситуация по-настоящему выводила его из себя. Детектив взял стул, развернул его и швырнул рядом с Карлом. Приземлившись, сложив руки крест-на-крест на спинке стула, он посмотрел на убийцу.

– Я повторяю вопрос.

Карл был сильно напуган. Он боязливо посматривал в глаза Тома, то и дело опуская взгляд в сторону, не желая попадать в эту тьму.

– Я же говорю, я не помню! – Карл чуть ли не плакал.

Том устало уронил взгляд, наклонив голову к рукам. Он сильно сжал кулаки, в порыве ярости вскочил и швырнул стул об пол. Затем нанес несколько ударов по столу. Офицер за зеркалом спохватился, но Марвин остановил его, как всегда, внимательно наблюдая за работой напарника. Опершись одной рукой на помятую железную поверхность столешницы, Том взял другой, окровавленной рукой плечо Карла и сказал:

– Я – твой последний шанс.

Карл больше не смотрел в его сторону, сильно дрожа от паники.

– Вчера утром..

– «Вчера» это когда?! – жёстко переспросил Том.

– Тринадцатого сентября, где-то часов в десять утра я проснулся. Проснулся от шума, за окном. Я живу у Насситени, у Ханнивуда, там делали асфальт. В этот день, ровно в час дня у меня была назначена встреча, но она перенесла её на следующий день..

– Кто она?! – Том тяжело дышал.

– Миссис Дойл! В двенадцать я поймал такси и поехал туда, на Кинмаунт, больше я ничего не помню, клянусь! – Карл, ёрзая от жёсткой хватки, поднял голову и посмотрел слезившимися глазами на Тома. Оба понимали собственное положение в ситуации.

Том отпустил подозреваемого, и развернулся к двери. Взяв рукой дело, он в пол-оборота посмотрел на испуганного парня и сказал:

– У тебя пока ещё есть время всё вспомнить.

Выйдя из камеры, Том даже не стал заходить к Марвину, а сразу же направился к выходу с этажа.

Напарник окликнул его сзади.

– Ты ждал пять часов ради лжи? – недоумевая, спросил он.

Том остановился, повернулся к Марвину и тяжело поднял на него взгляд:

– Не надо было меня ждать. Мне пора.

С этими словами он откинул от себя дверь, ведущую на лестницу.

– Что я скажу major?

– Что всё под контролем.

Том вернулся к себе в кабинет и захватил куртку. Он хотел скорее вернуться домой, к своим псам. На часах было раннее утро.

Покинув участок, он выехал на Фоллени, затем направился к объездной.

На дорогах пустовало, поэтому, закинув целую таблетку, Том упёр педаль в пол.

Его голову не покидало внезапно появившееся, настолько сильное чувство одиночества. Он не припоминал у себя таких приступов с детства, а точнее, с того времени, как он уже свыкся со смертью своего первого друга.

Самым ужасным ему сейчас казалось то, что останавливаться ему не было ради кого. Никто его в этот момент не задерживал, будто он падал в бездну почти не сопротивляясь.

На спидометре было уже около ста миль. Девяносто. Ровно сто. Сто десять.

«Нет»

Он отпустил педаль, оставив “мерс” постепенно снижать скорость.

Обгоняя одиночные машинки, пустые перекрёстки, красные светофоры, Том решил сменить вектор своего направления.

Глава 10

Повернув в тёмный район Коллинз Хилл, он проехал несколько улиц до конечной. Попав на переулок, Поулсон доехал до светло-сиреневого одноэтажного дома, ограждённого высоким «частоколом» забора.

Аккуратно припарковавшись, Том тихо захлопнул дверь и, зная уязвимости ворот, вошёл на территорию участка. Газон был аккуратно подстрижен, в углу стояли летние качели, слева от дома был небольшой пруд, гладь которого бомбил дождь.

Подойдя к двери, Том не стал звонить, а уверенно надавил на ручку, и та поддалась.

Оказавшись внутри, он выискивал признаки жизни, но ни огня телевизора, ни зажжённых свеч, что часто сопровождали активность в этом доме, он не обнаружил. Обойдя широкую гостиную, он взглянул на диван – пусто.

Не найдя никого ни на кухне, ни в ванной, Том пересёк неприветливую гостиную и направился в сторону спален. За закрытой дверью слабо мерцали огоньки, отбрасываемые экраном телевизора. Том нерешительно, заранее сняв куртку, приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

На кровати лежали две девушки: одна – блондинка, европейской внешности, другая – азиатка, каштановые волосы. Обе девушки лежали раздетые, под лёгким одеялом, прижавшись друг другу.

Светлая девушка не была знакома Тому и не интересовала его вообще. Его цель сейчас – голое смуглое тело, что еле дыша лежало на кровати, перед ним.

Эту девушку звали Карина. Том считал её одним из своих «демонов», к которому он рано или поздно возвращался.

Заботливо приподняв одеяло, аккуратно, чтобы не разбудить, Том оторвал её от объятий нагой блондинки, затем пустил руки под худое, обнажённое тело девочки, поднял её с кровати и отнёс в другую спальню, где положил на чистую, приготовленную для него постель.

Как ни отвратительно было ему осознавать, что он использует Карину лишь тогда, когда возникает необходимость, напрочь исчезая из её жизни до того момента, пока не станет «невмоготу», Том по-своему относился к ней. Даже, в какой-то степени, любил.

Перед переводом в убойный отдел, он встретил её в одном из накрываемых им притонов, где она зацепила его собой. Томас захотел вытащить девушку из подобного смрада, и взял главенство над ней, по-человечески приобщая её к нормальной жизни, контролируя её, не давая сорваться на рецидив, ведь за предыдущий период жизни она сумела попробовать всё, что угодно. Тем не менее, подобный образ жизнедеятельности не так высоко сковал её, как, например, Офелию – и у девушки был и шанс, и желание жить. Она, также как и Том, рано осиротела, попав в руки к дикому дяде, сбежала от него, и никуда, кроме проституции, ей не было дороги.

Но Томас помог ей избавиться ото зла, получить право выбора, за что она была ему верна беспрекословно.

Как только Том вытащил свои тёплые руки из-под её нагого тела, Карина сразу почувствовала присутствие холода и, полусонно, выдавила из себя нежным голосом.

– Я так и знала, что ты придёшь.

Том вспомнил о собаках – он часто просил девушку выгуливать Ти и Деметриуса, когда подолгу оставался на работе. И хотя собаки выгуливали себя сами, девочка никогда не отказывала им в компании. После долгих, напряжённых суток на работе Том часто навещал её. Она была единственным «постоянным» представителем женского пола в окружении Тома. Она знала все его уязвимости, и принимала его таким, какой он есть, полностью, взахлёб пожирая его вниманием и лаской.

Карина была лесбиянкой. Нетерпимость к мужскому полу у неё осталась на уровне рефлекса. Этот невроз был порождён дядей-извращенцем, её единственным опекуном, от которого девочке посчастливилось сбежать в неполные семнадцать лет. Идти ей было некуда, и как все сиротки, она попала в руки отморозков, что изнасиловали её, подсадив на определённого рода стимуляторы, без которых Карине было сложно жить. Согласившись «работать» на условиях получения того самого допинга, она превратилась в сексуальную лошадку, и от клиентов ей не было отбоя. За этот горький опыт она повстречала немало людей, но люди эти были лишь биологически. Фактически, людей там не было, были лишь животного характера скоты, что подарили ей жестокость в числе черт её характера. После двух лет работы проституткой Карина, сама того не помня, повстречала Тома. Их первое знакомство сопровождал трип от лизергина, но как бы ей не было отвратительно от этих воспоминаний, она всё же хотела бы вспомнить тот момент полностью, ведь Том был исключением, самым дорогим, кто у неё есть. Он застрелил одного из ублюдков, что контролировали её работу, и работу ещё нескольких десятков девиц.

Сейчас она работала в модельном агентстве, пополняя свой телефонный список молодыми девочками, на которых, аналогично Тому, срывала всю агрессию и тревогу, ненависть и страх. Опыт прошлого помогал ей в её деле, и она довольно-таки неплохо зарабатывала, иногда возвращаясь к наркотическим началам. Оправдывая себя, она заявляла, что «в этом бизнесе по-другому никак».

Карина никогда не оставалась спать одна.

– Не беспокойся за ТиДи, – сказала она, дрожа, закутываясь в одеяло.

– Я приму душ. – Том снял рубашку.

Девочка не открывала глаз, пытаясь «одной ногой» всё же остаться в сонном царстве.

Поулсон зашёл в ванную комнату. Охватывая один из углов, в помещении стояла ванная, где можно было распластаться во весь рост даже такому высокому мужчине, как он. Вид такого объёма очень соблазнял, вдобавок здесь сладко пахло, неестественно приятно, что разбивало железную волю и стойкость Тома к примитивным удовольствиям.

Включив воду, под напор которой он налил жидкости для пены, сам тому удивляясь, Том подошёл к зеркалу над раковиной. Выглядел он довольно-таки здорово, но слишком нагруженный день придавал серости его чистому лицу.

Раздевшись, он опустился в горячую воду, окутывающую его фигуру испариной. Быстро потонув, примерно по шею, Том откинул голову назад и закрыл глаза.

Очередная попытка прислушаться к себе, игнорируя происходящее вокруг. Том летал по необъятному пространству его сознания, лавируя от метивших в него побуждений и беспокойств.

Этот дом существовал в его голове как призрак; в какое-то время он жаждал попасть сюда, пучину разврата и похоти, за организацию которой была ответственна его опекаемая. Но, наевшись сполна, дабы полностью не сгинуть в беспамятстве и трипе, Том выбирался отсюда, подолгу не являясь на порог, не давая никаких сигналов хозяйке дома о себе и своей жизни.

Их отношения с Кариной можно было назвать свободными. Хотя, в последний год-два он немного сменил локацию их отношений, пытаясь стать для неё то ли братом, то ли другом. Изначально он был для неё именно родителем, но девочка быстро росла, не желая видеть оценивающий сверху взгляд.

Произвольные уикенды, кроме долгого последнего, сопровождался отдыхом здесь. Сиреневый дом всегда наполнен девочками, которые были не против позабавиться в компании других, и одинокий мужчина, поставленный Кариной чуть ли не в чин патриарха этого дома, никого не смущал. Напротив, его личность и тело очень интересовало некоторых.

Хоть он и не принимал непосредственного участия в развлечениях, проводимых в доме, ему нужно было «психологическое сопровождение» приёма алкоголя и наркотиков.

Том обдумывал всё это, почти не стыдясь, не отрицая низменности некоторых моментов собственной жизни, и тут в ванную вошла Карина.

На её теле был белый махровый халат по колени; длинные, удивительных оттенков каштановые волосы были распущены и прямо свисали, покрывая собой практически всё пространство вокруг плеч девочки. Она казалась необыкновенно изящной, по-детски милой –слегка пухлые щёчки, забавно прижатый носик. Губы её тёмные, как будто всегда намазанные помадой; они имели причудливую форму – с первого взгляда можно было подумать, что Карина чем-то недовольна – мило поджатые, красивые губы.

Двигалась она заспанно, лениво, но с каждым мгновением оживала. На носочках пройдя к раковине, она будто бы игнорировала присутствие Тома в ванной. Нежно, но тщательно умыв своё личико, она воткнула его в висящее рядом полотенце. Видимо, сон её не так просто отпускал.

Затем она заметила валяющиеся посреди комнаты вещи Тома, подняла их и стала заботливо складывать на полку у стиральной машины.

Том улыбался, наблюдая за тем, как она совершает свои действия с закрытыми глазами:

– Прости, что разбудил.

Она мило пожала плечами и слегка скривила улыбку, не до конца придя в себя. Закончив с рубашкой, она вновь развернула её и спросила:

– Может её постирать?

Рассмотрев на ней рваные кройки и отверстия, девочка «оукнула», и, недоумевая, произнесла:

– Или выкинуть?! – За этими словами последовал дикий смешок, который был характерен только ей.

– Оставь, мне же нужно в чём-то возвращаться домой

Теперь Том разговаривал с ней засыпая, тая в горячей воде, приправленной пеной. Его голос хрипел, на что на миг обратила внимание девочка. Подсев сзади, скрестив руки на борту ванной, где лежала голова Поулсона, Карина лениво опёрлась на него.

– Я вижу ты не удержался. – Она потрогала двумя аккуратными пальчиками воду, немного поворошила пену.

– Устал, – выдавил из себя Том.

– Что случилось? – Карина выпытывающе смотрела на его затылок.

– Это работа,.. – Томас никогда не хотел говорить с ней о том, что происходит в часы его рабочего графика, поэтому каждый раз обставлял происходящее словами «это работа».

За один момент Том понял, что скрывает от неё не только обстоятельства произошедшего убийства, но и личное переживание, потерю в жизни. Он не хотел называть это по-людски трауром, но то, что было внутри, напоминало ему представление об этом.

Она практически ничего не знала о нём. Ни о его работе, ни о его окружении, ни о том, что происходит у него внутри. Всё, к чему она имела доступ – его дом и, иногда, если повезёт, тело.

– Расскажи мне, хоть в этот раз, – попросила она грустным, голосом ребёнка. – Пожалуйста.

Том не хотел делать исключений после её уламывающих, подобно этой, фраз, и уж тем более не хотел посвящать её в то, что пережил сегодня. Просто потому, что не мог.

– Я не могу, – отрезал он.

Она нахмурила бровки, обиженно опустив взгляд. В очередной раз почувствовав себя в стороне проигравшей, она решила завоевать его тем, чем удавалось ранее.

Девушка закатала рукава халата и принялась расчесывать пальцами его слегка вспотевшую голову. Естественно, первой реакцией его была неожиданность, после которой он пару раз отвёл голову от её рук, но Карина знала, что сейчас выиграет. И да, Том сдался, не в силах сопротивляться её ловким ручкам, ибо сам устал, и не был против нежностей.

Постепенно переходя от темечка к затылку, а там уже и к шее, девочка всё сильнее надавливала на Тома:

– Я скучала.

С появления воспоминаний о сегодняшнем дне, Тома начало слегка напрягать её присутствие сзади, будто бы она, касаясь чего, считывает всё, что ей было нужно. А доверить это он просто не мог.

Девочку он привлекал, ей нравилось быть ухаживающей за ним стороной, будто послушная и покорная жена, а Том – сильный и гордый кормилец, только что пришёл с добычи «жизни» для неё, и требовал сейчас только ухода и покоя. Но на деле было совсем иначе, и она, хоть и не понимая, какое положение занимает в его жизни, мирилась с тем, что имеет на данный момент.

А имела она перед собой его сильную и горячую шею.

Движения её пальцев обостряли подбирающееся издалека возбуждение Тома, хотя он совсем не хотел этого сейчас. Но Карина делала всё умело, в традициях работы конкретно с ним, ведь ей были известны алгоритмы подбора ключа к его желаниям. Он появлялся в последнее время в её доме не так часто, и, радуясь моменту, она не хотела его упускать, и бросалась всё дальше, на амбразуру.

Её руки только сошли с его плеч и переместились вглубь пены, к груди. И тут Том её остановил, жёстко схватив за кисти и медленно оторвав от себя со словами «Уйди».

Такой жест был воспринят ею хоть и без сильной обиды, но удар по самолюбию и гордости всё же был нанесён. Встав и отряхнув руки, она была уже готова выйти из ванной, но Том окликнул её:

– Остановись, на минуту.

– Что?! – обиженно прикрикнув, она обернулась на сто восемьдесят и взмахнула рукой.

Том завалился набок, в её сторону, схватив одной рукой борт ванной и, переждав некоторый момент, видимо, набираясь решительности, не глядя на неё, сказал:

– Ляжешь со мной сейчас?

Лицо девочки слегка покраснело, успокоилось, и она, ничего не ответив, а лишь незаметно улыбнувшись, так же незаметно вскинула глаза и вышла.

Спустя двадцать минут Том выбрался из ванной, сопровождая свой выход клубами пара.

Он вернулся в спальню, где его в сонном состоянии ждала Карина. Девушка лежала, почти полностью укрывшись одеялом.

– Спишь? – хриплым голосом спросил Том.

Не дождавшись ответа, видимо девушка заново заснула, и приземлившись на край кровати, Том сбросил полотенце и одел трусы. Полотенце полетело на тумбу, где Поулсон краем глаза заметил пепельницу, а подле неё завёрнутый «косяк». Тут же Том почувствовал какой-то особенный запах в комнате, доселе никогда не встречающийся ему.

– Что это у нас тут?..

Оживлённый находкой, Том мигом вставил папиросу в зубы, щёлкнул зажигалкой и сильно затянулся.

Но эффект от затяга несколько удивил его – совершенно отвратительный вкус, не сравнимый ни с одним сортом конопли, что он пробовал. Горло жгло, в рту оставалось мерзкое ощущение. В пепельнице же валялся еле заметный уголёк, видимо, оставленный Кариной.

– Что это такое? – давясь едким дымом, спросил Том у девочки.

Но она спала мёртвым сном.

Тогда Томас слегка потеребил её за плечо.

– Проснись.

Бесполезно. Том потрепал ещё сильнее и сильнее.

– А-а? Что такое? – Её заспанные глаза мило всматривались в тело перед ней.

– Что ты оставила на тумбе?

– Не понимаю..

Она утёрла нос о подушку, слегка придя в чувства.

– А, ты про «закат»? Девочки её так называют. Помогает уснуть.

Проговорив это, она подобралась ближе к Тому, повалила его и улеглась рядом. Её горячая щека прислонилась к его груди, туда же она положила свою не менее пылающую руку – девочка будто горела.

Докурив папиросу до конца, Том еле сдержался, чтобы не сплюнуть эту мерзость.

Странно, но эффекта он не ощущал. Это была какая-то необычная трава. После неё не бросало в дрожь, не хотелось есть, не было нужды поговорить. Тома слегка успокаивало, но и без этого дерьма он был согласен прилечь поспать.

«Странно»

Карина тихонько сопела рядом, прислонившись обжигающими поверхностями своего тела к Тому. Он же, в свою очередь, аккуратно приобнял девочку и сам не заметил, как заснул.

Проснулся он от какого-то дикого хохота, коим внезапно наполнило сиреневый дом.

Быстро придя в себя, Томас насторожился – рядом – пустая кровать, Карины здесь не было. Нацепив штаны, что лежали на тумбе рядом со злополучной пепельницей, детектив вышел из спальни в коридор.

Странное ощущение пришло к голове, когда Том покинул комнату – коридор был каким-то неузнаваемым, но в то же время знакомым – деревянный пол, который поскрипывал после его тяжёлых шагов, стены монотонно раскрашенные спокойными оттенками серого и коричневого. Спальня же находилась в конце коридора – напротив её чёрной двери была ванная. Том не помнил этой особенности дома Карины.