Научите своих детей

Девушка вздрогнула.

Она поднялась напротив двери и нерешительно взялась за вставленный в замочную скважину ключ. Через некоторое мгновение в дверь еще раз постучались, грубый мужской голос сопроводил этот стук:

– Офелия, открывай.

Узнав в нём интонацию брата, девушка сразу же лихорадочно повернула ключ и отворила перед Романом дверь.

Перед ней стоял среднего роста, с широкими плечами мужчина. В некоторой степени он напоминал итальянца – густые черные короткие волосы, большой нос, смуглая кожа, множество морщин на угрюмом лице.

– Рома! – вскрикнула Офелия и тотчас заткнула рот руками. В порыве радости она чуть было не накинулась на брата, но что-то её остановило. Она замельтешила, сразу начав поправлять собственный вид, укладывать и выпрямлять русые волосы, протирать глаза, оттряхивать одежду. – Прости, я не ожидала так быстро…

– Я понимаю, – сказал брат.

Он был одет как бродяга – старая потертая кожанка, широкие штаны, держащиеся на поясе лишь благодаря толстому ремню, огромные сапоги подобно тем, что носят лесорубы.

– Можно войти? – спросил Роман ошеломлённую сестрицу, которая, онемев, так и стояла бы на пороге.

– Да, конечно, заходи.

Она открыла перед ним проход, и как только Роман вошёл, обогнала ему, не давая полностью рассмотреть весь «интерьер».

– Слушай, у меня тут слегка не прибрано…

– Где мальчик? – Роман игнорировал объяснения сестры.

– Ну, он спит у себя, – ответила Офелия, потирая шею и дурно улыбаясь.

Роман обошёл сестру и стал расхаживать по дому, заглядывая туда, куда не попадал свет. На всё он смотрел надменно, с презрением. Офелия понимала, что его приезд будет сопровождён недовольством и ворчанием.

Зайдя на кухню и не найдя чего-либо съедобного, брат посмотрел на сестру, и, не увидев в ней ничего, кроме дурацкой улыбки ребёнка, которого застали врасплох, направился к коридору, ведущему в детскую комнату. Офелия прошла за ним.

Слегка приоткрыв дверь, она показала Роману комнату Тома, где он увидел кровать племянника и впервые, живо, улыбнулся. Надо бы сказать, что этот человек очень редко улыбался, но эта улыбка стоила немалого, так как по-настоящему его мало что радовало.

Немного поглядев, Роман взял за руку сестру и её же рукой закрыл дверь:

– Ты куда-то собиралась? – спросил он, заметив, что сестра одета по погоде.

– Да, я как раз хотела сходить за завтраком Тому… – ответила она, опустив взгляд.

– Поехали, – сказал Роман еле слышно, – проедемся до города. – Вдруг брат резко остановил сестру: – Только прими душ, умойся, прошу тебя. Выглядишь совсем несвежей.

Офелия еле кивнула и направилась в ванную комнату, а Роман вышел из дома и сел в арендованный “Jeep”.

Приземлившись на сидение водителя, он достал сигарету и немедленно закурил. Осмотрелся. Пустая улица, наполненная характерным для октября мусором. По обе стороны переулка находились далеко не зажиточные домики и походившие на них трейлеры. Кое-где стояли до краёв забитые мусорные баки. Разбитый асфальт и местами отсутствующий бордюр придавали жути этому захолустью, лишая район надежды на внимание городских служб.

Где-то в конце улицы показался темнокожий человек в огромного размера вещах – ссутулившись, еле как перебирая ногами, он шёл в неизвестном направлении, воткнув взгляд в своё подножие. Роман узнал обречённого на страшную привычку бедолагу и тут же сплюнул за окно. Затягиваясь сигаретой дальше, он нехотя осматривал округу, то и дело закрывая глаза от усталости.

Когда сигарете пришёл конец, из дома вышла Офелия – блёклая девушка скромными шажками приблизилась к водительскому окну.

– Садись, – сказал Роман, заводя автомобиль.

Она обошла машину и еле как справилась с тяжело открывающейся ручкой двери. Затем, судорожно усевшись, она вопросительно посмотрела на Романа.

– Для начала просто проедемся, – предупредил её брат, выезжая на трескающийся под колёсами внедорожника асфальт.

Их выезд с улицы сопровождал холодный ветерок и звучащий на радио блюз, что побуждало Офелию к началу разговора. Роман же молчал.

– Как дела дома? – спросила она дрожащим голосом, ещё не привыкнув к компании родного человека.

– Не думаю, что ты действительно интересуешься моей жизнью, но матери, – в этот момент Роман повернул взгляд на сестру, – очень тяжело. На прошлой неделе у неё случился инсульт, я вовремя отвёз её в клинику. Она сейчас под наблюдением.

– Мне очень жаль… – выдавила из себя Офелия после минутной паузы.

– Враньё! – Роман резко остановил машину. Затем вцепился в ворот куртки сестры, та от страха вжалась в кресло. – Если бы тебе действительно было жаль, ты бы не пропала со своим… этим…

Он отпустил её, и медленно покатил машину дальше. Заглушив радио, брат достал сигарету и снова закурил.

– У тебя было всё. И сколько ошибок ты совершила? Если бы я знал, как вы сейчас живёте, я бы давно забрал у тебя Тома.

– Так почему же ты его не забрал?! – злобно рявкнула Офелия, рефлексируя на упрёки брата. – Где ты был всё это время, пока я была вынуждена работать шлюхой?!

– Потому что я надеялся, что тебе хватит совести вытащить если не себя, то хотя бы своего сына, из этого дерьма. А вчера ты позвонила мне, сказав, что Тому грозит опасность. И дай-ка я угадаю, по чьей вине он сейчас может пострадать?

Роман кивнул на окружающее их захолустье.

– Этого ты хотела всю жизнь? Этого заслуживает он?!

Офелия подняла взгляд – их окружало зыбкое гетто, без признаков счастливой жизни. Обитель грязи, пыли, страданий, что приносят трущобы уже зависимым людям, которые теперь навечно обречены коротать свою жизнь здесь, в единственном районе, где еще можно найти крышу за бесценок.

Ей стало отвратительно. Отвратительно от собственного вида, мерзко от того, куда она завела свою семью, своего человечка, которого оставила лишь ради того, чтобы дать шанс на лучшую жизнь, нежели ту, к которой пришла она сама. И вопреки собственным намерениям, она осознала, куда привела Тома, куда пришла сама за время собственного путешествия в мир удовольствий, лёгкости существования и безнаказанности потребления. Свеженанесённая тушь разбавилась девичьими слезами и, вместе с солёной водой, стекала по худым, бледным щекам, прерывая свой путь на подбородке.

Но это был не детский плач столкнувшейся с трудностями жизни девочки. В этих слезах таилось злое, очень злобное разочарование вкупе с самоистязанием за собственные иллюзии, которые Офелия строила и питала, пока существовала здесь.

Они ехали молча минут двадцать. Роман не переставал курить, а девушка уткнулась взглядом в свои худые ноги и не поднимала глаз. Проезжая мимо одинокой заправочной станции, что утыкалась боком в мост через местную реку, Роман резко завернул к колонкам. Остановившись, он предупредил:

– Я за сигаретами, тебе что-нибудь взять?

Она молчала. Не дождавшись ответа, брат захлопнул дверь машины. Вставив пистолет в бензобак, он направился к магазинчику, где находилась касса.

Офелия подняла взгляд и осмотрелась. За станцией резко начинался овраг, крутой берег которого вел к постепенно уходящей реке. На ближайшие метров двести от моста, по улице ничего и никого не было видно.

Но внезапно, с другого берега послышался громкий шум машин и визг, похожий на исполняемые пьяными людьми звуки. Через некоторое время к заправочной станции подъехали два переполненных молодежью автомобиля.

Шумная компания поддатых и не совсем адекватных молодых людей в сопровождении громкой музыки остановилась прямо у парковочных мест заправки. Повылезав из автомобилей, ребята не без шума направились к тому месту, куда только что ушёл Роман. Вглядываясь в лица прибывших, Офелия жадно выискивала лицо, чей вид не без страданий, но всё же доставил бы ей радость, однако, заметив и сторонних гадов, девушка еще больше вжалась в кресло машины, позабыв про свои изначальные намерения увидеть знакомых в этой кампании. Несколько взглядов из этой своры всё-таки достигли девушки, что и заметила Офелия, всеми способами пытавшейся скрыть глаза.

Около десяти человек медленно, пьяной походкой стягивалось к магазину у заправочной станции. Касса находилась внутри, и, как только молодёжь почти вплотную приблизилась ко входу, из двери, с обычной, недоброжелательной гримасой вышел Роман, и, оглядывая всю прибывшую компанию, прошел сквозь неё сухим, несмотря на некоторые провокационные моменты.

Дождавшись того, как подаваемый бензин закончится, он сел в машину. Заметив несколько иной, особенный грустный настрой сестры, Роман мгновенно предположил, что эта грусть была вызвана местными оборванцами.

– Они тебе что-то сделали?

Офелия негромко всхлипнула, сдерживая вновь прибывающие слёзы, однако ответила, что это остатки их прошлого разговора.

– Нет, всё нормально, просто я думаю над твоими словами..

– И что же ты надумала? – продолжая давить, спросил Роман.

Нервничая, прикусывая губы и играя скулами, девушка отвернулась от брата к окну и лишь негромко произнесла:

– Поехали.

Немногими мгновениями спустя, Офелия попросила у брата сигарету. Роман молча бросил ей на колени полупустую пачку из своего кармана. Там же она нашла и зажигалку.

– Я наверное, очень плохая мать, ведь позволяю себе не думать о Томе в первую очередь, – начала она, высунув руку в окно, пытаясь хватать ветер.

Роман молчал, позволяя сестре взять на себя инициативу.

– Ты ведь помнишь, как мы жили, будучи малышами, беззаботно, не отвлекаясь на ерунду и прочие возможные проблемы, о существовании которых просто не знали на тот момент. Лет до десяти, что твоих, что моих.

– Ты так жила.

– Ох, ну да, ты прав. Наверное, все эти слова про меня.

Она медленно, но сильно затянулась, осушив сигарету почти на сантиметр.

– Но все равно, потом мы, все ещё будучи детьми, постепенно выходили из родного гнезда, приобретая сторонних знакомых, друзей и подруг. Я приобретала новые интересы, желания, страхи… Я старалась быть хорошей девочкой, правда до тех пор, пока ещё была в контакте с мамой. После первых поцелуев, меня уже не волновали ни она, ни моё будущее , ни дом. Вдобавок ещё и эта шлюхи, чьим примером заразилось все наше поколение. Мальчишки хотели иметь таких, как Монро, а девочки хотели, чтобы их имели так, как хотели иметь её.

Ещё один затяг.

– И вот сейчас, только лишь ценой страданий, я начала понимать, что же происходило в эти пропащие десять лет, когда я из маменькиной дочки постепенно превращалась в дешёвую проститутку, сама не замечая этого. Скажи мне, Ром, как самому проследить это превращение, прервать его? Может ли человек, приближаясь к пропасти, надеяться на себя? Ведь я не замечала, как тону. – Она посмотрела на брата очень болезненным взглядом, искренне надеясь, что он даст ей ответ.

Роман молчал, не зная и даже не думая, что ответить.

– Нас всю жизнь учат. Учат всему, кроме того, как быть одному. А знаешь, что самое страшное?

Брат пожал плечами.

– Самый ужас в том, что я не знаю, как объяснить это Тому. Если бы не моя глупость, я бы вообще не позволила бы ему явиться в этот мир…

– Что ты имеешь ввиду? – нахмурился Роман.

– Ты видел ту компанию, ты смотрел на них с презрением, отвращением, понимая, на что способны эти ублюдки в том случае, когда их прижмут к стене. Ты знаешь, на что способна я, когда мне не хватает на героин. Но скажи мне, кто виноват в том, какими мы стали?

Роман внимательно посмотрел в глаза сестры, которые внушали лишь вопросительную интонацию, без капли оправдания.

– Но если мой сын станет таким же, я буду винить себя, так как знаю, что могла это исправить.

– Теперь ты понимаешь маму. – Строго сказал Офелии брат, позаимствовав у неё сигарету.

– Я не понимаю, зачем наши матери так рисковали, приводя нас сюда, в этот ад.

– Она надеялись, что мы их не разочаруем.

– Ты намекаешь на меня? Слушай, я каждый раз разочаровываюсь, и не только, в себе, когда даю засунуть в себя очередному ублюдку. Ты действительно всё ещё пытаешься донести до меня, что я есть разочарование в глазах матери? – Офелия начинала кричать.

Роман проигнорировал её вопрос.

– Я попросила тебя приехать за Томом. Пожалуйста, – Офелия взяла брата за руку, – постарайся научить его одиночеству.

Тут брат резко повернул на обочину:

– Ты решила с помощью меня избавиться от сына?

На глазах Офелии опять наворачивались слёзы. Сдерживая рыдания, она хаотично ощупывала его руки.

– Послушай, я не…

– Нет, это ты послушай, я не позволю тебе отступать от собственного ребёнка. Я приехал сюда, я согласился помочь, но ни за что не стану оправдывать тебя перед ним. У него есть шанс, как и у каждого из нас, и вся твоя чушь, что, возможно, заставляет тебя думать о том, что ты не виновата, ничего не стоит, и я тебе скажу, что во всем происходящем в жизни человека виноват только человек! Можешь сколько угодно выгораживать себя перед собой же, но…

В этот момент Роман остановился. Что-то внутри переклинило у него, он замолчал. Гнев быстро пропал с его лица. Он медленно вышел из машины и, опёршись спиной на дверь, спустился на землю.

Из машины послышался дрожащий голос Офелии:

– Рома, я наркоманка! Какая из меня мать, какие у него шансы, о чём ты говоришь? Неужели ты желаешь ему того же, что светит каждому ребёнку, выросшему в этом дерьме? Я говорю так не потому, что пытаюсь от него избавиться, а потому, что пытаюсь избавить сына от меня…

Она медленно вылезла из джипа, обошла капот и присела радом с ним. Сильно прижав руку брата к себе, она с ещё большим напором слёз начала объясняться:

– Ты даже не представляешь, как я себя ненавижу за всё зло, что уже успела причинить моему мальчику! Не хочу, чтобы он и дальше страдал от такого ничтожества, как я. Будучи зависимым от меня, у него не будет шансов на нормальную жизнь, особенно сейчас, в той ситуации, в которой я нахожусь. Прошу тебя, хотя бы ради него, забери его, забери, чтобы он смог забыть всё что пережил со мной, пожалуйста, Ром!

Он нервно выдыхал дым от сигарет, смотря куда-то вдаль улицы, наблюдая за пасмурным пейзажем неба, долго не решаясь что-либо сказать сестре.

– Хорошо.

Офелия приподняла голову с его плеча и посмотрела в его глубокие карие глаза.

– Ты серьёзно?..

– Да.

– Спасибо огромное, – прошептала Офи в ответ.

– Одно условие. Не торопись отвечать. – Роман, едва моргая, взглянул на сестру: – Я думаю это будет наилучшим решением, если ты больше никогда в жизни не появишься у него на глазах.

Офелия, пребывая в легком шоке, не понимала, к чему ведёт брат.

– Ты никогда больше не напомнишь ему о своём существовании, никогда больше не встанешь у него на пути, никогда не появишься у порога его дома. Никогда не приблизишься к нему.

Роман говорил грозно, выделяя каждое слово, заставляя задуматься мать племянника.

– Я считаю это единственно возможным шансом на нормальную жизнь для него, и думаю, ты считаешь также. Подумай об этом.

Не обращая внимания на слегка ослабевшие объятия сестры, он, без проблем выдернув руку, встал, открыл дверь и сел в машину. Офелия смотрела в сторону, где только что находились глаза брата, не понимая, на что она соглашается, пытаясь снова и снова проговаривать у себя в голове эти условия.

– Ты так и будешь сидеть? Я думаю, что Том скоро проснётся, и нам стоило бы поторопиться к его завтраку.

Девушка не торопясь, опираясь на руки, будто пребывая в сильном головокружении, поднялась с земли, обошла машину, ощупывая с каждым шагом поверхность её холодного металла. С каждым мигом она приходила в себя, но этот ультиматум, что вывел Роман, поразил её до глубины души, где она почувствовала родство почти потерянного ею мальчика.

В самом деле, в следующие полчаса, Офелия снова и снова переживала самые запоминающиеся кадры её жизни с момента появления этого черноволосого чуда.

Она вспомнила, как, будучи в очень долгих отношениях, если это можно было назвать отношениями, с отцом Тома, Питером Рокхолдом, который стал самой сильной её любовью, который её и погубил, она, молодая и полная желания жить, несмотря на весь спектр опробованных средств изменения сознания, поняла, что беременна, дала себе клятву перестать быть жертвой кайфа и удовольствия. Как она любовалась собой, просматривая свой с каждым днём наполняющийся жизнью животик. Офелия презренно охватывала взглядом срам, который уже достаточно крепко прижился в её с Питером доме, и всё же надеялась, что с появлением мальчика всё изменится. Она пыталась исправить собственный образ жизни, и у нее это получалось, однако ублюдок, которого она столько терпела, тянул её на дно, с которого, протрезвев, она с ужасом бежала куда подальше.

Офелия вспоминала, как, через сутки после родов, была выставлена на ветреную улицу вместе с ребёнком, и, держа малютку на руках, несла его несколько километров к себе домой, где её ожидал, в компании таких же наркоманов и прихода, “принц”.

Без сомнения, в памяти девчонки проглядывались и те моменты, которых она прежде не вспоминала, да и не желала бы вспоминать, так как ничего, кроме отвращения и злобы на саму себя они не вызывали. Она вспоминала, как, представ перед собственным подрастающим мальчишкой шлюхой и наркоманкой, выискивала лишь деньги у себя дома, полностью игнорируя его существование. И только на данный момент Офелия увидела его тогдашний взгляд, его недоумение, непонимание того, что происходит, но ведь “мамочка меня любит, а я люблю мамочку”.

Как только Роман вышел из машины в маркет, оставив сестру по её желанию наедине с собой. Она взвыла от ненависти к собственному отражению, начиная царапать себя, сильно кусать щёки, рвать на себе волосы.

Глава 3

Ошейник предназначался лишь для Деметриуса, или как коротко звал его хозяин, Ди. Тианна же имела спокойный и пассивный характер, и эту девочку Том никогда не ограничивал поводком.

Улица была практически обездвижена, за исключением единичных машинок, везущих своих хозяев на рабочее место.

Том выволок Ди из собственного двора на тротуар, где беспокойный пёс начал мгновенно принюхиваться к конкурентным запахам, однако же на деле все местные псы не хотели связываться с ним. Тианна же повиливала коротким хвостом вокруг да около хозяина, и когда Томас остановился, раздумывая, куда бы направиться, девочка вопросительно посмотрела на него своими нежными глазками.

– Что, в парк или к реке? – спросил Том у Тианны, и кивнул на Ди: – Ему всё равно, топай куда хочешь, мы пойдём за тобой.

Тианна присела на асфальт, судорожно оглядываясь по сторонам, и через некоторые время её взор остановился на Морнинг стрит, неподалеку от которой находился парк.

– Веди, – сказал Томас, оттаскивая Деметриуса от мусорного бака.

Тому здесь нравилось. Он переехал в свой нынешний дом около трёх лет назад, сразу после перевода на новый участок. Ему нравилась здешняя тишина. Район этот богат, культурно насыщен, даже перенасыщен, если уж говорить о доступности городских особенностей.

Том глядел под ноги, время от времени одёргивая пса. Сильная фигура Деметриуса пыталась сопротивляться ещё более сильным рывкам поводка, но хозяин не оставлял шанса собаке гадить на местных дорожках:

– Потерпи, мы уже на перекрестке.

Тианна культурно шагала впереди неразлучной поводком пары, ведя её на любимую территорию прогулок. Том любил её за характер, потому как она напоминала ему самого себя. Он тоже одиночка, как и эта сука, которая за всю свою жизнь не подпустила к себе ни одного кобеля, более того, ни один кобель пытавшийся завладеть ей, или же хотя бы познакомиться, не уходил после этой встречи целым. Она – тёмная лошадка, остающаяся безопасной в стороне лишь до тех пор, пока её собственные интересы не будут затронуты.

С Деметриусом отношения у Тианны были скорее братские, чем дружеские, по причине того, что Ди попал в дом к Томасу намного позднее, чем Ти. Деметриус в двухмесячном возрасте был передан Тому ребятами из отдела, где он раньше работал, Тианна же была найдена им на старом пустыре – худой и голодающий щенок искал хозяев. Телефон на ошейнике не отвечал, и восьми-девятимесячная девочка поселилась бок-о-бок с одиноким копом. Первый месяц их совместной жизни был крайне тяжёл для обоих. Том как всегда работал сверхурочно, оставляя девочку дома одной, но в конце концов, Тианна приучилась к самостоятельности, а именно открывать холодильник и кладовку, а также окно для своевременных выгулов. Странно, но она ни разу не потерялась. После появления маленького конкурента за внимание, трёхгодовалая Тианна огрызалась то с ним, то с Томом, но в последствие привыкла к младшему брату, постепенно обучив его собственным умениям. Однако же она так и не научила его обладать железным терпением и контролировать собственное поведение. Ди очень сильно шкодил, да и сейчас он не способен сдерживать желания что-либо погрызть или испортить.

Постепенно улицы наполнялись людьми, и уже ближе к седьмому часу, когда Том со своей компанией почти пересёк Морнинг стрит, толпа стремилась к центру города. Протискиваясь сквозь эту гущу, Томас ухмылялся тому, как идущие навстречу люди испуганными глазами осматривали его компаньонов. Однако же, сколько бы это не приносило удовольствия Тому, он старался обходить территории скопления большого количества людей. Ему становилось некомфортно от ощущения собственного злорадства над теми, кто страшился его собак. И хоть Тианна никогда не нападала на людей, лишь рычала, когда незнакомые дети приближались к ней слишком близко или, более того, начинали наглеть и цеплять её, Том в любом случае был ответственен за прогулку потенциально опасного животного без поводка и намордника.

Слегка дав волю собственному эгоизму, Том свернул поперёк вставшего от пробки движения на улице. Он ловил на себе пугливые и недовольные взгляды от случайных прохожих и водителей авто, но это было для него отнюдь не новым.

Через ещё полкилометра Том наконец достиг парка. Пройдя через аллею к сектору прогулок с животными, Том запустил собак на стадион и закрыл за собой калитку.

Когда маленький Томас проснулся, около двери, сложив руки перед собой, стоял неизвестный мужчина. Стоял и улыбался. Том не узнал человека и сразу вжался в одеяло, попутно высматривая в нём мать. Офелию он так и не нашёл, что привело мальчика в ещё большую панику.

– Тише, тише, Томми! – начал успокаивать его человек, раскрывая перед собой руки. – Это же я, дядя Рома, ты не узнаёшь меня?

Томас испуганно отодвигался от мужчины вглубь кровати, пока не свалился с неё.

– Аккуратнее!

Мужчина взял Тома под руки и быстро поднял с пола на кровать.

– Эй, послушай, тебе не о чем беспокоиться, твоя мама на кухне, готовит завтрак. Если хочешь, пойдём к ней?

Том молча слез с кровати и, направляясь к двери, быстрым шагом обошёл мужчину.

Играло радио. Попав в коридор, Том почувствовал пробуждающий аппетит запах. В то же время мальчик заметил, что пол в коридоре чист, и можно ходить босиком. Пройдя чуть дальше, к залу, Том узнал запах жареной курицы. На кухне он увидел хлопочущую за плитой мать, а в зале – полный порядок. Никаких следов вчерашнего бардака. В момент, когда Том вспомнил вчерашнюю обстановку, ему сделалось так худо, что он с сильным вдохом чуть присел на пол, однако сильные руки схватили и поставили его обратно.

– Ты чего? – спросил тот самый мужчина.

– Что случилось, Том? – Мать услышала громкий вдох сына и мигом примчалась.

– Всё… хор-рошо, – промямлил Том.

– Ты испугался своего дяди? – Офелия обняла сына и посмотрела то на него, то на Романа своими необыкновенно сияющими глазами.

Тома опять поправило – мама такая счастливая, она забыла всё, что вчера случилось? Офелия необыкновенно улыбалась, это пугало Тома.

– Нет, чего ему страшиться, он вон какой крепкий парень, – сказал Роман.

Том вспомнил, что ещё вчера мать собиралась звонить дяде Роме для того, чтобы он приехал за ним.

– Вы меня заберёте? – напрямую к Роману обратился мальчик.

Лицо Офелии поменялось в корне, улыбка и сияние в миг пропали, она вопросительно посмотрела на брата.

– Мой хороший. – Она взяла Тома за руки. – Мне нужно будет уехать, и оставить тебя здесь не с кем, а с собой тебя взять не получится. Ты чуть-чуть поживешь с дядей Ромой, вы поедете в Америку, город Бриллингс, домой к нему, а через некоторое время я прилечу и заберу тебя.

Томас серьёзным взглядом смотрел то на мать, то на Романа.

– Хорошо, мама.

Он приблизился к Офелии вплотную и обхватил её плечи. На глазах девушки выступили слёзы, линию губ поразила нежная кривизна, приправленная горем:

– Иди умываться, а затем приходи к столу, я приготовила тебе курочку с картошкой.

Довольно-таки давно в этом доме не накрывался полноценный завтрак. Офелия трясущимися руками хлопотала над столом. Она постаралась, аккуратно застелив светлую скатерть, разложив небогатый сервис на троих человек, смешав всё это тарелками с жареной курицей, печёным картофелем, овощным салатом и фруктами.