Витой Посох. Хроники Севера

Древние легенды упоминают о повелителях моря и неба. «Неведомы глубины морские, но еще больше тайн хранят небеса, а земля – только ступень между ними», – так они говорят».

Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»

Война за «присоединение» Дойна к Дору отошла в прошлое. Дорский полуостров успел стать Дорской провинцией королевства Игмалион. Мирная жизнь со скрипом вошла в обычное русло, когда из пограничных селений у подножия Стайского хребта и продолжающей его к западу Архенарской гряды неожиданно начали пропадать дети. В основном это были мальчики лет трех-четырех, хотя среди них оказалась и одна девочка того же возраста. Пропажи происходили с обеих сторон – и с основной территории Дора, и с территории области Дойн, поэтому те, кто обязан был следить за охраной порядка, не знали, что и предположить. Население пребывало в панике – ни заборы, ни охрана не были препятствием для неизвестного похитителя. Чаще всего дети пропадали под вечер, но когда перепуганные родители стали пораньше уводить своих чад за стены домов, похищения продолжились и днем. Даже у местного владетеля – Тарио Л’Ани, одного из немногих аристократов Дойна, сохранивших свое положение благодаря лояльности к дорской короне, пропал трехлетний младший сын.

Со стороны Дора не было известно ни одного прохода через Стайский хребет в сторону Дойна, там громоздились только отвесные скалы, прорезанные глубокими трещинами. Редко кто из местных охотников, да и то со специальным снаряжением, ухитрялся подняться наверх и пробраться через это каменное месиво на другую сторону хребта. Можно было бы списать исчезновение детей на дикого зверя, но на месте похищений ни разу не видели следов крови. Поэтому подозревали, прежде всего, пришлый люд из Центрального Дора или охотников за живым товаром, но и тут возникало некоторое недоумение, ибо работорговцы обычно предпочитали детей постарше, редко кто зарился на таких-то вот маленьких.

Усиление охраны поселений и патрулирование окрестностей сначала результата не дало, похищения детей продолжались. Правда, пару раз видели промелькнувшую серую тень какого-то крупного животного, а местные следопыты находили очень крупные следы, похожие на кошачьи. Со слов старожилов, крупные дикие кошки некогда водились в этих горах, но никто и никогда их живьем не видел.

Однако через месяц с небольшим исчезновения детей прекратились. Похищенных, а их к тому времени насчитывалось одиннадцать, к сожалению, так и не нашли.

Релио с трудом выбирался из объятий тяжелого сна, всплывая вверх, к солнечному свету. Когда ему удалось все же приоткрыть глаза, оказалось, что этот свет бьет в узкое отверстие пещеры, в которой лежал юноша. Четких очертаний зрение почему-то не давало, все расплывалось перед его глазами, не желающими сфокусироваться. На мгновение что-то темное заслонило свет, а вскоре он почувствовал на своей спине шершавый язык и услышал басовитое мурлыканье. Его дрожащая рука наткнулась на кого-то, покрытого мягким густым мехом, мурлыканье стало громче.

«Гальдра», – всплыло в сознании имя зверя.

– Хальдра! – произнес юноша шепотом, потому что голос его тоже не слушался.

Обладательница густой шерсти и басовитого мурлыканья шутя опрокинула приподнявшегося и начала тщательно вылизывать его целиком, как маленького котенка. Релио порой пытался увернуться, но в целом жесткий язык вызвал прилив крови к коже и мышцам, и юноша постепенно начал более отчетливо воспринимать окружающий мир.

Примерно через полчаса он смог сесть и кое-как оглядеться. Небольшая пещера была вся расписана странными символами, наружу вел довольно узкий проход. Как он сюда попал? На задворках памяти теплилась уверенность, что залез он сюда сам, невзирая на протест Хальдры, просто очень хотелось спать, а заснуть на открытом месте, даже под присмотром карайна, опасался. Чем дольше он пытался вспомнить, тем больше уверялся в том, что помнит очень мало. В чем же дело? Возможно, эта пещера заколдована, и он случайно попал под действие неведомого заклятия? Сколько времени прошло? Судя по теплому солнечному свету и окружающей температуре – сейчас лето, а забрался он сюда в начале осени… или весны?.. В общем, было мокро и холодно.

В это время вернулась Хальдра, он привычно произносил ее имя так, как произносят на родном диалекте. Она принесла тушку какого-то мелкого животного, возможно, дарси{Дарси – небольшой грызун, нечто среднее между крысой и кроликом. Живет небольшими колониями на лугах. Мясо вкусное и нежное, мех ценности не имеет.}. Юноша попробовал найти свой мешок, где должно было находиться огниво и другие походные вещи, и только тут понял, что на нем вовсе нет одежды. Это привело Релио в шок. «Почему?!» После обнаружения под собой небольшой кучки почти истлевших тряпок до него начало доходить ужасное – не несколько месяцев он здесь проспал…

«О, боги! Что же произошло со мной?!»

Релио всегда отличался способностью попадать в самые странные ситуации и так же странно выпутываться из них. Например, с Гальдрой он познакомился, когда в тринадцать лет, за несколько часов до начала торжественного празднования его дня рождения, решил залезть на скалу, чтобы полюбоваться долиной сверху, и застрял там, и очень серьезно. Камни, на которые мальчик наступал по пути вверх и казавшиеся абсолютно надежными, при попытке спуститься начинали предательски скрипеть и грозили сорваться со своего места, а высота была около трехсот локтей. Испробовав все, кроме спуска по веревке, которую он как раз и не взял, Релио сидел в узкой расщелине и тихо плакал, не столько от страха – его рано или поздно нашли бы, сколько от бессилия. И тут появилась Гальдра.

То, что огромную серебристую кошку зовут именно так, он узнал позже. А в первый момент увидел, как из-за выступа скалы локтями десятью выше его выглядывает удивленная, иначе не описать, кошачья морда с встопорщенными усами и с интересом рассматривает застрявшего подростка. Почему-то он не испугался неожиданной гостьи, и та, видимо, тоже почувствовала это. Потом он не раз уверялся в том, что карайна чувствует его эмоции и понимает многие слова, он и сам иногда понимал ее без слов. Кошка тихо мяукнула и качнула головой. Релио показалось, что она приглашает его к себе. Мальчик встал, кое-как разминая затекшие ноги, и попытался подтянуться на обломке скалы, торчащем сверху. Обломок держался крепко, и со второй попытки Релио удалось вскарабкаться на крохотную площадку, расположенную выше места, где он находился до сих пор.

Релио присел, переводя дыхание, и неожиданно встретился глазами с кошкой. Что-то нахлынуло на него, тоска и боль скрутила внутренности – вот тогда он узнал, что карайна по имени Гальдра недавно потеряла двоих котят, которым не было еще и месяца. Потом первая волна чувств, передаваемых кошкой, схлынула, и она задумчиво посмотрела на мальчика. Тот протянул руку и погладил кошку по голове, прижавшись к ней и передавая свое сочувствие. Карайна сначала дернула головой в попытке отстраниться, но потом разрешила Релио приласкать себя. Немного посидев с Гальдрой, мальчик поднялся со словами:

– Ну куда же мне теперь идти? Сюда? – и попробовал начать спускаться с другой стороны, но был аккуратно схвачен кошачьими зубами за ремень штанов и развернут в противоположную сторону.

Подросток попытался спуститься там, куда указывала кошка, но, увы, ноги не доставали до опоры, а прыгать на ненадежные камни он не решался. Тогда кошка, почесав себя за ухом, опять посмотрела Релио в глаза и мотнула головой в сторону своей спины. Он понял, что она предлагает садиться верхом. Это было что-то! Мальчику приходилось слышать, что существуют обученные карайны, которые возят своих напарников, но самому подобного видеть не доводилось.

Осторожно он вскарабкался и распластался на спине лежащей кошки, вцепившись в ее шерсть, как клещ. Карайна встала, слегка потянулась и прыгнула. Как Релио не перелетел через ее голову при таком прыжке, оставалось только удивляться. Дальше спуск пошел медленнее, зато без головокружительных номеров. Карайна пробиралась между скал, то поднимаясь, то спускаясь, пока наконец не достигла почти самого низа. Там на небольшом карнизе она снова легла, явно приглашая спуститься с ее спины. Релио слез и, осмотревшись, понял, что дальнейший спуск не составит труда даже для ребенка.

Как умел, на словах он поблагодарил спасительницу, а та, ткнувшись в него мордой, развернулась, и только серая тень мелькнула среди серых скал. Мальчик спустился в долину и, слегка поцарапанный к неудовольствию матери, явился на празднество, которое должно было вот-вот начаться. Испугаться за Релио не успели, все привыкли к его долгим прогулкам по окрестностям.

Месяцы шли за месяцами. Нередко в своих прогулках будущий владетель Лос-анха встречал серебристую карайну, казалось, нередко знавшую, когда и куда он направится. Тогда они вместе бродили по окрестным горам, где Гальдра показала спутнику немало укромных лазеек, о которых не знали даже местные охотники, и кучу других интересных мест. Тайком Релио сшил из ремней некое подобие упряжи, позволявшее удержаться на спине карайны при ее головокружительных виражах, после чего они смогли вместе забираться все дальше и дальше. Среди неприступных скал обнаружились крохотные долины с журчащими ручьями, поросшие диковинными цветами, не встречавшимися на равнине. Над цветной галькой в кристально чистой воде резвилась рыбья мелюзга. Потом эти ручьи уходили в узкие промоины в толще скал, чтобы появиться на равнине прямо из-под земли. Хотя встречались и широкие лазы, уводившие глубоко в скальный массив.

Подрастая, Релио стал уходить в горы и на несколько дней. Он ночевал, прижавшись к теплому боку своей спутницы, разводил небольшой костерок, на котором жарил кое-что из добычи, принесенной Гальдрой. Вскоре они с серебристой карайной научились понимать друг друга без слов, «словами» она с юношей почти не говорила. Они стали не то чтобы напарниками, скорее, спутниками, путешествующими вместе. Однажды карайна провела юношу по одному из проходов на дорскую сторону гор. Обратно они возвращались уже другим путем, слишком уж сыро и неуютно было в подземельях, где скоро начинало казаться, что кто-то невидимый в темноте смотрит на тебя. Гальдра, правда, этих пещер не боялась, хотя в некоторые проходы заходить отказывалась. К сожалению, объяснений от нее добиться было невозможно.

Релио сидел на полу пещерки, щурясь от дневного света. Он уже обшарил ее в поисках вещей, найдя у входа свой кожаный дорожный мешок и очень старые следы от костра. Огниво сохранилось, хотя железка слегка заржавела; сохранился и кинжал, с которым он в тот раз пустился в путь. Однако огонь он разводить не стал, решив не заниматься пока поиском дров, и перекусил сырым мясом, принесенным Гальдрой, как случалось и раньше. Несмотря на длительное время, проведенное во сне без еды, желудок нормально принял пищу.

Память понемногу начала возвращаться к нему.

Года три спустя после знакомства они с карайной, как обычно, отправились в горы и забрались довольно далеко от дома Релио. На пустом неприветливом плато их застигла внезапная буря с холодным проливным дождем. Путешественникам ничего не оставалось, как спуститься в одну из широких расщелин, разрезающих плато, и попытаться найти там укрытие от ненастья. Если бы не карайна, Релио рисковал бы сломать себе шею, спускаясь по таким скалам. Даже Хальдра то и дело поскальзывалась на скользких от дождя камнях и раздраженно шипела, а когда все же спустилась на дно расщелины, у нее от напряжения дрожали лапы. Релио был абсолютно мокрым, его трясло от холода.

В таких условиях укрытие нужно было найти как можно быстрее, поэтому, обнаружив первую попавшуюся пещерку, юноша решил залезть в нее, прихватив несколько не совсем мокрых обломков дерева. Хальдра попыталась оттащить его от входа, но юноша был не в себе от холода, и кошка сдалась, отпустив его одежду. Кажется, он пытался зажечь огонь, но руки не слушались, промокшие дрова скорее тлели, чем горели, и, видимо, Релио, натянув на себя всю одежду, которая была с собой, просто лег у чадящего костра и отключился.

Сколько же времени прошло? Что делать теперь? Родные наверняка решили, что их сын погиб по неосторожности в горах. Надо бы навестить их, чтобы, хоть с опозданием, но дать знать, что он жив. Вся тряпичная одежда истлела. Пришлось делать из мешка некое подобие набедренной повязки, а остальные мелочи запихать в импровизированный кошель, который Релио сделал из его же обрезков. Карайна не тревожила своего товарища в его занятиях, бродя где-то в окрестностях, но ближе к вечеру, когда солнце скрылось за краем ущелья, она стала настойчиво входить и выходить из пещеры, поглядывая при этом на юношу своими желтыми глазами.

– Ну что тебе так не терпится? – спросил он, слегка раздраженный ее навязчивым поведением.

Карайна сначала не отреагировала никак, но еще через некоторое время, войдя, села прямо напротив юноши, уставившись ему в глаза.

«Пора!! – понял он. – Ночью снова можешь уснуть…»

Релио слегка ошарашенно покачал головой – Хальдра удостоила его разговора. Значит, дело нешуточное. Вздохнув, он быстро приладил к поясу подобие одежды, кинжал с кошелем и выполз из пещеры.

За то время, пока он спал, как показалось юноше, местность заметно изменилась, хотя он помнил ее недостаточно хорошо, видел только однажды под потоками проливного дождя. Кажется, кое-где выросли деревья, а одна из скал обрушилась, образовав длинную осыпь, перекрывающую расщелину. Из-за осыпи, запрудившей маленький ручей, на дне появилось довольно большое озеро.

Уже выйдя из пещеры, Релио понял, что от нее действительно веет чем-то странным.

– Кажется, ты права, Хальдра, надо отсюда убираться.

Кошка подошла и одобрительно потерлась, глядя вверх на край расщелины. К сожалению, от упряжи карайны за истекшее время тоже мало что осталось, поэтому подъем предстоял очень тяжелый. Напоследок Релио решил искупаться. Хальдра на сей раз ничем не выказала своего неодобрения. Наклонившись к озеру, юноша увидел, как сильно он исхудал за это время. Впрочем, само то, что он невесть сколько времени обходился без еды, было непонятным. В остальном черты его лица почти не изменились, только светлые волосы стали чуть длиннее и выглядели свалявшимися и безумно грязными. Кое-как приведя себя в порядок, Релио напоследок обернулся к месту своего нечаянного заточения и, подозвав Хальдру, отправился в путь.

Закат уже догорал на горных пиках, когда человек и карайна наконец выбрались на злополучное пустынное плато. По относительно ровной местности карайна вместе с всадником продолжала двигаться и ночью, стараясь пересечь плато как можно быстрее, после всего происшедшего оно не внушало никакого доверия. Странники остановились на отдых, только достигнув края плато, когда после недолгой темноты вновь начало светать. Немного отдохнув, они продолжили свой путь.

Через четыре дня они добрались наконец до края гор. Дорога сильно осложнилась из-за отсутствия упряжи, что заставляло Хальдру искать наиболее простые спуски и подъемы. Релио хотел было сразу спуститься со скал и отправиться к родному дому, но карайна передала ему свое мнение, что лучше это сделать в ночной темноте, чтобы обезопасить себя от неприятных встреч. Юноша с трудом дождался этого времени.

Горы были совсем недалеко от жилища Релио, и уже на спуске он стал подозревать неладное, а, добравшись ближе, понял, что не ошибся, – дом оказался пуст. Более того, при ближайшем осмотре стало ясно, что пуст он уже давно и частично начал разрушаться. Или же его разрушили люди. Юноша не знал, куда бежать, кого спрашивать о судьбе родных. До восхода солнца он сиротливо бродил по останкам родовой усадьбы. Потом Релио решился все же поискать людей. Ближайшее селение сначала тоже показалось брошенным, пока юноша не услышал вдали стук топора. Осторожно, прячась за домами, они с карайной пробрались к этому месту.

Какой-то пожилой мужчина колол дрова на щепки. Оставив Хальдру на страже, Релио вышел на открытое место и двинулся к человеку. Он решил не раскрывать своего происхождения без нужды и, подойдя к мужчине, отставившему топор при виде юноши, сказал:

– Эллари, я долго не был в здешних краях, по пути решил завернуть в гости, но вижу, что все покинули это место, даже хозяйская усадьба разрушена. Не скажете ли, куда подевались все местные жители?

Мужчина вздохнул и присел на чурбак, на котором колол дрова:

– А что сказать, эллари, видно, вы находились очень уж далеко. Была война, потом грабежи. Кто не погиб и не попал в рабство, тот ушел. Говорят, что Дор потом тоже завоевали, да только здесь никто не появлялся.

У Релио затряслись губы, он еле сдерживался, чтобы не показать своего отчаяния. Но мужчина все равно все понял.

– У вас здесь были родные?

– Да… – едва выдавил юноша.

Внимательно посмотрев на него, мужчина сказал:

– Уходили бы вы отсюда… эллари… здесь часто останавливаются егерские патрули, а вы слишком похожи на прежних хозяев усадьбы… не ровен час…

– Спасибо, эллари. – Релио понял, что имел в виду собеседник. – Скажите только, война была с Дором? И не подскажете ли, где в округе можно достать одежду?

– Да, дорцы захватили наши земли… а одежду я вам сейчас кое-какую принесу, осталась от сына… – И мужчина ушел в хибару.

Через несколько минут он вернулся с охапкой одежды и положил ее на траву, потом, ни слова не говоря, посмотрел на юношу еще раз и снова ушел в дом, вернувшись на этот раз с заплечным мешком и куском хлеба.

– Вот, – сказал он, глядя в землю, – доброго пути вам, да-нери!

Релио не заставил себя ждать, догадавшись, что человек опасается того самого егерского патруля. Он быстро запихнул все в мешок и, уходя, тихо произнес:

– Да хранят вас добрые боги!

Зайдя за дом, где его ожидала Хальдра, он быстро вытряхнул одежду из мешка, надел штаны и рубашку, остальное запихал обратно. Одежда была широковата, но хотя бы что-то. Обняв карайну за шею, он тихо заплакал:

– Вот теперь мы совсем одни, Хальдра, и идти нам некуда. Лучше было бы не просыпаться!.. – добавил он в отчаянии.

Кошка посмотрела на него и легонько толкнула головой, что значило «пойдем». Релио грустно улыбнулся и, механически забравшись на спину карайны, отдал выбор пути ей. Хальдра, оглянувшись ненадолго, взяла курс к дальним отрогам гор.

Мужчина, коловший дрова, увидел, как мелькнула в конце улицы серебристая тень со всадником на спине, и все опять опустело.

– Да хранят вас добрые боги! – прошептал он вслед.

Некоторое время они неспешно путешествовали, стараясь избегать людских поселений. Дважды видели в отдалении егерские разъезды. Юноша кормился в основном мясом добытых Хальдрой животных, только изредка он заходил в отдельно стоящие дома, чтобы купить хлеба или сыра, благо серебро и золото оставались серебром и золотом, несмотря на смену власти. Кое-кто давал Релио еду просто так или в обмен на мясо. В конце концов он даже прикупил немного кожи и кое-какой инструмент и заново сделал упряжь для Хальдры. Так прошло лето.

К осени юноша восстановил силы и чувствовал себя прекрасно, только печаль по утраченному не давала ему полностью радоваться жизни. А еще он видел, что стало с его родиной за прошедшие годы. Всем теперь командовали дорцы. Большинство местных владетелей были лишены своих титулов, причем многие погибли или были захвачены в рабство и проданы в Дор. Крестьяне и мастеровые жили в страхе, не то чтобы налоги возросли слишком сильно, но дорские хозяева считали их людьми второго сорта. Да что говорить, если в самом Доре простые люди тоже жили в страхе, а дорские законы распространились теперь и на здешние земли. Правда, говорили, что Дор в свою очередь тоже захвачен своим южным соседом, где порядки более мягкие, но здесь это чувствовалось слабо. Единственно, что официально рабовладение было запрещено, но существовало немало обходных путей для закабаления любого человека. Про свою семью Релио узнать ничего не удалось, а выяснять напрямую он не рисковал.

Еще в конце лета они с Хальдрой присмотрели в горах старый, но еще крепкий домик, и Релио, убедившись, что там никто не появляется, начал делать запасы на зиму. К середине осени он почти перестал спускаться на равнину, радуясь последним сухим и теплым дням. Зазимовали они там же. Хальдре зима не мешала, иногда она пропадала на несколько дней, правда возвращаясь потом обязательно с добычей. Юноша порой волновался и ругал ее из-за этого, но, в общем, все шло тихо и спокойно, только скучновато.

Весной, когда на склонах наконец начал сходить снег, Релио, насидевшись в одиночестве, стал предпринимать все более дальние прогулки по окрестностям. Хальдра теперь появлялась вообще редко, и юноша, ворча, занялся охотой сам. Большого пристрастия к этому занятию он никогда не испытывал, но кое-что умел, теперь пришлось восстанавливать навыки. Во всяком случае, охотиться с легким луком на птиц и мелкую живность Релио наловчился довольно быстро. Встречался он порой и с другими охотниками, кто-то спешил вернуться с добычей в долину, а у других просто был такой образ жизни, и они задерживались на одном месте даже по два-три дня, травя байки и обмениваясь последними новостями.

Уже в начале лета случай свел его с одним из таких людей, живущих в горах, как теперь и сам Релио. Они нашли общий язык и потом встречались намеренно. Однажды охотник увидел юношу вместе с Хальдрой, и тому пришлось рассказать Вердану, что это его карайна. Правда, Релио не опасался нового знакомого, зная его отношение к происходящему в стране.

В тот вечер, естественно, разговор завертелся вокруг карайнов. Сначала охотник рассказал несколько баек на тему, а потом разговор повернул в более серьезное русло. Вердан сделался задумчивым и часто тяжело вздыхал. Релио аккуратно осведомился, не случилось ли чего.

– В общем-то нет, – ответствовал охотник. – Просто накатило что-то. Неравнодушен я к карайнам. Слишком красивые, слишком свободные, чтобы идти на поклон к людям, кто бы они ни были.

Релио несколько удивленно посмотрел на Вердана, а тот продолжал:

– Некогда даже в княжеском питомнике, где специально отобранные и обученные люди заботились о содержании карайнов, далеко не все котята запечатлевали кого-то. Если этого не происходило в течение года, молодого карайна отпускали на волю. Мой отец был княжеским лесничим в этих местах. Он рассказывал, как однажды зимой, в лютую бескормицу из-за внезапно выпавшего глубокого снега, к порогу его кордона приползла умирающая от голода карайна с полуторамесячным котенком. Увидев вышедшего из домика отца, она вытолкнула к нему котенка и не препятствовала, чтобы тот забрал его в дом. Сама же отказывалась брать еду из рук человека, пока не умерла. Видимо, только забота о жизни котенка заставила ее выйти к людям. Котенок, правда, оказался очень игривым и добродушным. Он легко принял заботу отца и вскоре запечатлел его. Так у моего бати появился собственный серебристый карайн – роскошь, доступная единицам. Карайн выбирает раз и навсегда, хотя ходили слухи, что иногда, в случае гибели напарника, через какое-то время карайн может признать еще кого-то, но первая любовь остается первой. Батя рассказывал, что, взглянув в глаза котенка после запечатления, он просто утонул в этом море любви. – Охотник потер глаза рукой и приглушенно добавил: – Я вот только до сих пор не пойму, зачем им нужны люди…

– А сколько живут карайны? – спросил Релио, страшась за Гальдру, ведь непонятно, насколько подействовало на нее заклинание стазиса, под действие которого попал он сам.

– Говорят по-разному – кто шестьдесят, а кто и все сто. – Вердан нахмурился. – Мой-то отец погиб вместе со своим карайном при захвате нашей земли дорцами… Впрочем, тогда погибли все серебристые карайны и их напарники, участвовавшие в бою.

Охотник вскинулся, словно пытался кому-то что-то доказать:

– Ты думаешь, что в отряде принца были одни вельможи?! Как бы не так! Вельмож там было всего несколько, остальные либо из простых военных, либо вообще из простонародья. Конечно, специальное обучение прошли все, так что воинами были хоть куда! Дрались так, что только клочья летели от дорской швали! Беда вот – мало их было…

Вердан снова сник и продолжил уже на тон ниже:

– У серебристых очень странная избирательность. Во-первых, они предпочитают тех, кто помоложе. И, во-вторых, вообще никто до сих пор не понял, почему они выбирают одних и игнорируют других, таких же порядочных и честных людей. О подонках я не говорю – ни один карайн их не примет. А за погибшего напарника карайны мстили, пока не погибали сами. Дорцы за все это так возненавидели наших серебристых, что за каждую шкуру обещали заплатить золотом. Из местных мало нашлось говнюков, польстившихся на кровавое золото, а дорским охотникам туда и дорога – из гор не вернулся почти никто. А из вернувшихся, не знаю, заработал ли кто хоть медяк.

– Так получается, что в горах живут и дикие серебристые карайны? Потомки тех, которых отпускали на свободу из питомника, хотя бы…