Витой Посох. Хроники Севера

Береговая тропа была опасна при таком разгуле стихии, пришлось по скользким от дождя камням, спотыкаясь, карабкаться наверх, на стежку, ведущую по холмам. Выбравшись на нее, Сорейн осмотрел мальчишку, тот находился без сознания, но видимых ран и переломов не было, и граф поспешил к дому со всей возможной скоростью. Но в такую погоду две мили, отделявшие его от дома, заняли в три раза больше времени, чем обычно.

Когда принесенный морем пришел в сознание, Сорейн спросил его: «Кто ты?» Мальчик ответил: «Халег». Объяснить, откуда он и как оказался в море, малыш не смог.

А через три дня шестьюстами милями к западу прибило старую лодку с обезображенным до неузнаваемости человеком, скорее всего подростком. Дело было днем, и жители поселка, узнав о находке, высыпали на берег. Однако, увидев незнакомца, все застыли в нерешительности. На первый взгляд юноша казался мертвым, и селяне спорили в основном о том, что могло оставить на нем такие чудовищные раны. Они тихо переговаривались, некоторые женщины всхлипывали, но никто не осмеливался приблизиться.

Однако через некоторое время в толпе раздался ропот, и она раздалась, пропуская высокую худую женщину лет сорока пяти на вид, темноволосую, в черном балахоне, с некрасивым, но властным лицом. В поселке ее прозывали Карада, вряд ли это было имя, но так уж повелось, она и сама отзывалась на это прозвище. «Ведьма, ведьма», – пронесся легкий шепоток. Женщина в черном только криво усмехнулась, прекрасно слыша даже самый тихий шепот в толпе. Впрочем, ей не было никакого дела до глупых селян.

Ту, кого называли Карада, уважали и побаивались, хотя за все тридцать с лишним лет жизни в этом забытым богами поселке она ни разу не причинила зла ни одному живому существу. Да, в порыве раздражения, например, на подростков, устроивших в пылу игры гвалт возле ее дома, она не раз обещала проклясть их всех, а потом снять проклятие с невиновных, буде такие случайно попадут под горячую руку. Но ни разу пока никого не прокляла, а, наоборот, лечила селян травами и заговорами, не раз ставила охрану и отвод злых умыслов, если поселку грозила опасность извне. Но досужие слухи все равно ползли по домам. Говорили, к примеру, что она самая настоящая черная дорская ведьма, которая проиграла своей сопернице и вынуждена была отправиться в изгнание. Правды не знал никто, поэтому домыслы были самые фантастические.

Учениц ведьма не брала, да оно и понятно, все местные с даром ведающих были светлыми, а дар Карады – темным. Это единственное, что известно было наверняка. И вот сейчас, пройдя через расступившуюся перед ней толпу, она, не останавливаясь, подошла к несчастному, лежавшему в лодке, и наклонилась над ним. Через несколько мгновений выпрямилась и сказала, повернувшись к селянам:

– Он жив. Жизненная искра еще не покинула тело. Я беру его к себе. Есть здесь хоть один мужик, кто поможет мне донести парня до моего дома?

Селяне громко зашушукались. Было что-то зловещее в принесенном волнами юноше, да и сама Карада внушала опаску. А не исполнить просьбу ведьмы – навлечь беду наверняка. В конце концов кто-то не выдержал и стал пробираться вперед.

– Я подсоблю, да-нери Карада, – вышел вперед крепкий мужик с какой-то клочковатой бородой и растительностью на голове.

В толпе кто-то хихикнул.

– Сован-непутевый несчастий на свою голову ищет, – послышался бабий голос.

– Али приглянулась ему ведьма, – добавил другой с издевкой.

– Молчали бы, беспутные, глядишь, и обойдет вас несчастье, – обронила, ни к кому не обращаясь, ведьма, и все голоса тут же стихли, стало слышно, как жужжат насекомые.

– Ну дак что ж? Беру это я парня? – спросил тот, кого назвали Сованом, поклонившись темной ведающей.

– Бери, раз вышел, – хмыкнула та, рядом стало видно, что ведьма чуть ли не на голову выше помощника, да и в плечах не у́же. – Бери под руки, а я с другой стороны возьмусь.

– Дак, может, я сам? Я сам донесу-то, в убогом и веса-то нет.

– Делай, как велено! – оборвала его Карада. – Да неси не как мешок!

Вытащив юношу из лодки, они перехватили его поудобнее и пошли через широко расступившуюся толпу. Аккуратно ступая, Карада стала пятиться спиной вперед по направлению к своему дому, выстроенному на окраине поселка около скал. Идти было недалеко, и, несмотря на неудобную ношу, вскоре ведунья и ее помощник достигли дома. Карада велела заносить парня и класть прямо на ее кровать. Сован смутился было, но взгляд ведающей был строг и не допускал возражений. Вздохнув, мужчина исполнил приказ.

– А теперь иди сюда! – позвала его ведьма обратно во двор.

Сован послушно подошел.

– Останешься помогать мне по хозяйству, пока парень не оклемается. Мне потребуется много сил, чтобы поставить его на ноги, и недосуг возиться с хозяйством. Будешь делать все, как я скажу, и точно в срок – не обижу. На пока монету и иди колоть дрова.

Помощник промямлил что-то невнятное, но от монеты отдернул руку, как от ядовитой твари. Ведьма рассмеялась:

– Бери, не укусит! А впрочем, как хочешь… Топор возле поленницы. Наколи мелко, мне нужно много щепы, но не все, часть оставь половинками.

Сован покосился на нее, но монету так и не взял, направившись к поленнице. Оттуда вскоре послышались удары топора. Ведунья же направилась в дом, где без промедления занялась парнем.

Ее новый помощник по хозяйству во время передышек слышал то тихое, то громкое пение, прерываемое возгласами на непонятном языке. Сован уже корил себя за то, что вызвался в подручники, страх перед темной ведьмой был силен, а теперь она еще и привлекла его на постоянную работу. Кто знает, что еще ведьма придумает, а отказаться и того боязней. Поленья были нетолстые, как и везде в округе, ладно хоть такие есть, говорят, что дальше по берегу настоящие дрова – роскошь, топят торфом и плавником, если случается найти, а все дерево возят далеко из-за прибрежных холмов.

Переколов почти все дрова, но не осмеливаясь остановиться, пока не разрешат, Сован увидел вышедшую во двор Караду и ужаснулся – на ту было просто жутко смотреть, не видел бы пару часов назад – не узнал бы. Лицо побелело и осунулось, глаза впали.

– Эй, помощник! – хрипло произнесла ведающая. – Подай-ка ведро воды.

Увидев, как заметался Сован, не зная, где его взять, добавила:

– Не мечись! Вон там, у плетня.

Сован схватил ведро и подбежал к ведьме.

– Опрокинь на меня все!

Глаза мужчины расширились, но он исполнил ее просьбу. Вода была совсем не теплая – не лето уже. Карада охнула, когда Сован окатил ее, но быстро встряхнулась. «Кажись, полегчало», – с облегчением подумал тот.

– А теперь бегом за водой. Надо еще ведер пять. Потом топи печь на улице, вон – в углу. Грей воду. Парня надо обмыть. А я пойду в дом. Сделаешь все – постучишь. – И она, набрав охапку дров и щепы, удалилась.

Когда часа через полтора запыхавшийся помощник постучался в дом, то услышал голос:

– Заходи. Я хороший отвар заварила, сил придает. Тебе тоже на пользу будет.

Мужчина вошел. Ведунья уже выглядела отдохнувшей. Он бросил взгляд на парнишку, все так же лежащего на кровати, и, о чудо, кошмарные раны почти исчезли с его лица, только глаз, понятное дело, не появился. Теперь он уже вовсе не смотрелся мертвецом, как недавно на берегу.

– Проходи, вон в кружке тебе отвар. Пей, а я напою мальчишку. – И Карада направилась к больному.

От ее прикосновения паренек открыл глаза и стал удивленно озираться.

– Очнулся, пропащий! – по-доброму усмехнулась ведунья. – Вот пей – это целебный отвар.

– Где я? – Мальчишка попытался приподняться, но со стоном рухнул на постель.

– Не скачи пока, потерпи. Тебе надо набраться сил, да и раны твои не зажили еще до конца. А где? Так у меня дома.

– Я сел в лодку, и меня понесло в море… Куда я попал?

– А откуда ты плыл?

– Из Дора. – Юноша поморщился.

– Да-а… порядки в Доре не меняются, – скривилась ведающая. – Да ты пей, потом поговорим, будет еще время.

Она стала аккуратно поить найденыша из чашки, затем продолжила:

– А попал ты на Северные Пустоши, знаешь такие? Кстати, как звать-то тебя?

– Арен. Про Северные Пустоши я слышал. Я вот добрался, а они нет… – из единственного глаза парнишки потекли слезы.

– Кто «они»? – озабоченно спросила Карада. – С тобой был кто-то еще?

– Нет. Калена убили, его мать так и осталась в храме, а что с его отцом – не знаю. Это они собирались бежать сюда, я только попытался помочь, и вот…

– Так ты бежал из храма? Это там тебя так изуродовали? – В голосе ведьмы заскрежетал металл.

У Сована мурашки побежали по коже. А парнишка как ни в чем не бывало ответил:

– Да. Мать Калена забрали за долги мужа в храм, мы хотели помочь ей бежать и попались сами. – Арена затрясло.

Сован, изумившись сам себе, подошел ближе к мальчишке с Карадой и сказал:

– Да ты лежи, сынок, не вспоминай пока. Мы вот сейчас помоем тебя, а потом отдыхай.

– И то верно, – вздохнула ведающая. – А то вода остынет.

Вскоре, разведя воду в лохани, Сован с Карадой отнесли в нее Арена и осторожно обмыли. Открытых ран на его теле уже не было, чему новоявленный помощник ведуньи изумился еще раз. Вытерев и принеся юношу обратно в дом, Карада отпустила Сована, сказав, что дальше справится сама, и велев приходить завтра днем. На прощание она насильно сунула ему в руку большую серебряную монету[2]. На этот раз мужик не посмел отказаться. Всю дорогу до своего домишки он думал то о монете, на которую мог прожить чуть ли не полгода, то о мальчишке, который напомнил ему о так и не сложившейся семье, то о темной ведьме, которая явно отдала немалую часть своих жизненных сил, чтобы вернуть найденыша к жизни.

Вечером, после мытья, Арен все же рассказал Караде свою историю. Покормив мальчишку бульоном и напоив его успокоительным настоем, после которого тот вскоре заснул, ведунья еще долго обдумывала его рассказ.

По всему выходило, что вряд ли он в таком состоянии протянул бы даже два-три дня, за которые лодку могло принести в эти края при благоприятных условиях, не говоря уже о том, что парня вынесло прямо к дому одной из лучших ведающих всего побережья, каковой не без основания считала себя Карада. Интересно, кто из богов положил на парня глаз и за что ему выпали такие страшные испытания?.. Может, не случайно глупые молодые жрецы походя помянули Храга – Собирателя Душ? Не всегда одноглазый Собиратель дожидается душ в Нижнем Мире, не зря его так боялись клятвопреступники, лжесвидетели и нарушители обетов, ох не зря… Не любит он и тех, кто, прикрываясь словами о благе, творит зло…

Закатное небо отражалось в мокрой прибрежной гальке, играя на ней рыжеватыми отблесками. Море катило зеленоватые волны вдаль от острова, к берегам Дора. Внезапно черная молния прорезала небо над каменистой косой, уходящей в море, и на гальке появился скорчившийся человек в черной кожаной одежде и с такими же черными волосами ниже плеч. Когда человек, застонав, разогнулся, стало видно, что это юноша со светлой кожей и голубыми глазами.

Извернувшись в падении, как кошка, Ирион приземлился на ноги и сразу перекатился, но одну ногу он все-таки повредил: сказалась высота падения. Ощупав ее, юноша убедился, что перелома нет. Но больно, очень больно!

Он сорвался при прыжке и упал на краю плато в каменный колодец, у которого, как говорили, нет дна. Зря говорили – вот оно дно. Преследуемый нехсаре, Ирион прыгнул через край провала на другую сторону. Семь шагов для него не расстояние, но ненадежный камень вывернулся из-под ноги и потянул за собой. Нехсаре – полулюди-полудухи, чистая сталь их не берет, раны затягиваются слишком быстро, только заклятая особым образом на крови, но Ирион был еще слишком молод, чтобы владеть заклятым оружием, приходилось полагаться на свою ловкость и скорость.

Где же это он оказался? Наверно, это другой мир, столько воды до самого горизонта… Море – вспомнил он название. Там, где Ирион прожил предыдущую часть жизни, море существовало, но где-то далеко от мест, в которых прошло его детство. Море юноше понравилось, хотя видеть столько воды до самого горизонта было непривычно. О существовании других миров он слышал, но никто не рассказывал, как они выглядят. Юноша потянулся к воде и попробовал ее – солоновато-горькая, значит, пить ее нельзя. Надо найти обычную воду. Но как ему теперь двигаться? Лодыжка распухала на глазах. При таком повреждении надо бы плотно замотать ногу и желательно привязать к ней какую-нибудь деревяшку. Вокруг не было видно ни деревца, ни кустика, одни камни и скалы. Даже замотать ногу было нечем, все его хозяйство – кожаная одежда на голое тело и меч с кинжалом на поясе, не считая разных полезных мелочей в мешочке.

Подавив боль, юноша, прихрамывая, побрел вглубь острова, где надеялся найти пресную воду, а может, и людей, которые смогут ему помочь.

Он прошел не так уж много, когда услышал вдали человеческие голоса, и направился на их звук. Приблизившись к источнику звуков, Ирион замедлил движение, человеческие голоса ругались между собой, что было понятно без слов. Однако искать других людей времени не оставалось – начинало смеркаться. Несколько раз споткнувшись, что вызвало острую боль в вывихнутой лодыжке, юноша вышел на источник голосов.

Посреди стоящих торчком скал раскинулся небольшой человеческий лагерь. Неопрятные люди сидели вокруг костра, на котором варилась пища, некоторые сварливым тоном разговаривали друг с другом, другие лежа обнимались с такими же неопрятными полураздетыми женщинами, третьи – со стеклянными бутылками с темной жидкостью.

«Эт шерх, нор ваэ?» – попытался произнести юноша стандартную приветственную фразу прибывшего в чужой лагерь, что означало: «Кто вы и куда лежит ваш путь?» – но его губы, к величайшему удивлению Ириона? произнесли:

– Какого вы рода? Я хотел бы быть вместе с вами.

Почти все без исключения люди, даже занятые чем-то своим, повернулись на его голос. Они были удивлены не меньше самого Ириона.

– Ты кто? – произнес один из лежавших рядом с женщиной. – И вообще, откуда ты взялся?!

Голос не предвещал ничего хорошего, видимо, мужчина был главным у этих людей. Юноша хотел сказать нечто другое, но снова неожиданно для себя произнес:

– Я пришел с моря. Надеюсь на вашу доброту.

Кто-то при этих словах хихикнул, но главный сказал:

– Если хочешь быть с нами, тогда садись к костру, бабы тебя накормят. А потом, – добавил он, – можешь и поваляться с ними.

Юноша понял только одно: его не прогнали и позволяют поесть из общего котла. Он как-то поблагодарил главного и присел к костру. Одна из женщин, не занятая ни с кем из мужчин, навалила ему еды в глиняную миску и отползла в сторону. Ирион с удовольствием поел и решил вымыть миску, как полагается по закону гостеприимства. Однако его порыв был уничтожен на корню – молодая женщина подсела к нему и обняла за плечи. Ирион не запомнил, о чем они говорили, но в результате остался с ней на всю ночь.

Утром ему было хорошо. До этого раза ему не приходилось быть с женщиной – это была привилегия старших. Нога уже почти не болела – юноша восстанавливался очень быстро, что всегда вызывало зависть у соплеменников. Лежа под шерстяной накидкой рядом с весьма привлекательным женским телом, Ирион вспоминал, что его народ, как ни странно, тоже относился к нему как к чужаку до поры, пока он не стал вместе с воинами резать всех, кто посягал на их территорию. Таковых было немало, начиная от безродных кочевников и кончая существами, мало похожими на людей. Сам Ирион вырос в лесу вблизи большого озера Онг. Его воспитательницей была пожилая женщина, лечившая травами и наговорами все ближайшие людские поселения. Своих родителей он не знал, но его приемная мать сказала однажды, что он более чем просто человек. Что это значит, юноша не понимал до сих пор. Большое озеро, на противоположном берегу которого лес выглядел кустарником, Ирион преодолевал быстрее всех раза в два. Воду он любил, и она любила его. Юноша зачерпнул горсть песка и всмотрелся в него, – на берегах Онга не было песка, только земля и древесные корни. Песок тоже посмотрел на юношу и запомнил его.

Люди начали постепенно просыпаться; кто-то ругался, кто-то звал кого-то. Юноша освободился от объятий женщины и попробовал встать. Ему это удалось. Нога уже почти не болела, но Ирион знал, что для полного выздоровления ему нужно еще не меньше двух суток. Кто-то пристально посмотрел на него, юноше этот взгляд не понравился, в нем чувствовалась неприязнь и еще что-то.

«Сор элге раш шме?! – произнес он. – Зачем ты смотришь на меня так?» – Но окружающие услышали:

– Какого дерьма ты на меня так смотришь?!

Этот некто вскочил и обнажил клинок, с которым, видимо, спал. Юноша взвился, как смерч над водой. Клинок в его руках казался живым продолжением плоти. Он не видел, как главный вздохнул и отвернулся к своей женщине.

«Снорг был не из лучших, и при этом давно нарывался, – подумал капитан, увидев движения новичка. – Что ж, отсев слабаков делает команду сильнее».

Спустя три мгновения острие меча Ириона вошло в сердце невольного обидчика, и все было кончено. Юноша даже удивился, что вооруженный человек так плохо владеет своим оружием, мастер Изгол за такое умение избил бы его клинком плашмя по неприятным местам, иначе на плоскогорье любой мужчина не выживет и полдня. Женщин это не касалось, их защищали мужчины. Но даже некоторые женщины владели своим оружием значительно лучше его противника.

Две декады спустя под истошный скрип мачт, стонущих под порывами восточного ветра, Ирион вспомнил слова воспитавшей его женщины: «Время там, где ветер». Пираты, а он теперь уже знал, кем являются люди, к которым вывело его провидение, были в панике: живой товар, на прибыль от которого надеялись все, похоже, надо было скидывать с борта – Мать Моря гневалась. Женщин по одной подводили к корме и заставляли прыгать в бушующие волны. Ирион не знал, умеют ли они плавать, как он. До берега ближайшего острова было шагов шестьсот, но на камнях вскипали пенные фонтаны.

Пираты юноше не понравились, хотя многие из них стали уважать его за хорошее владение оружием. Но сейчас, пожалуй, стоило помочь женщинам, да и общество пиратов надоело. И как был в одежде и с оружием на поясе, Ирион шагнул за борт.

Плавать в горькой воде оказалось гораздо легче, чем в обычной, но мешали волны. Немного приноровившись к ним, юноша стал оглядываться в поисках женщин. Вскоре он увидел их. Они плыли группой, явно стараясь держаться вместе, несмотря на волны. Они хорошо держались на воде, хотя двигались не очень быстро. Некоторые из них поддерживали друг друга, только одна из плывущих сзади постепенно начинала отставать все больше и больше, а остальные, похоже, не замечали этого. Ирион направился к ней.

Молодой женщине, кажется, было плохо, и она иногда судорожно хватала ртом воздух. «Не волнуйся! Держись за меня», – сказал ей Ирион и сам положил ее руку на свою талию, чтобы та не схватилась ему за шею, как это бывает иногда. Женщина сначала дернулась и удивленно посмотрела на юношу, но вроде поняла и уцепилась за его пояс.

Вдвоем плыть было намного тяжелее, но все же они постепенно приближались к остальным. Теперь главное было найти место, где нет больших острых камней. Поднявшись на очередной волне, которые у берега становились намного выше, будто вставая во весь рост, Ирион присмотрел такое место и стал грести к нему.

– Вы куда?! Гребите левее! – вдруг послышался громкий женский крик за его спиной.

Юноша очень удивился, но послушался: возможно, та, что кричала, лучше знала это место. В результате ему пришлось выгребать наискосок, что замедлило движение. Первые женщины, дождавшись большой волны, уже выбрасывались на берег, стараясь после этого отбежать вверх по склону как можно быстрее, когда Ирион со своей женщиной только приблизился к остававшимся в воде. Несколько женщин сгрудились на месте, поддерживая ослабевших подруг. Оглянувшись, он внезапно увидел огромную волну, приближавшуюся к ним, и в то же время услышал голос той самой женщины, что приказала ему грести левее:

– Девочки, это наш шанс! Хватайтесь за нее!

Через несколько мгновений волна докатилась до них, и все стали грести из последних сил, стараясь удержаться на ее мощной спине, неудержимо стремящейся к берегу. Было видно, как уже выбравшиеся на сушу побежали в сторону скал и стали карабкаться на них, чтобы не быть смытыми обратно в море этой волной. Волна ударила в подножие скал и стала откатываться назад, пытаясь утянуть с собой людей. Ирион схватился за какой-то обломок скалы, торчащий из песка, и сжал руки изо всех сил. Вода откатилась, оставляя его вместе с женщиной, судорожно вцепившейся в его пояс, на берегу. Но тут же он услышал крик отчаяния и, взглянув вниз, увидел, что какую-то из женщин, сорвавшуюся со скалы, утягивает обратно в море.

На то, чтобы расстегнуть пояс с оружием, хватило пары секунд, и юноша бросился вниз, утопая в мокром песке. Сзади послышались окрики, но он не слушал их. Понимая, что не успевает, в последнем рывке он упал, хватая скользившую по песку женщину за волосы, и тут же их накрыло новой волной. От неожиданности юноша наглотался горькой воды с песком, но, когда волна откатилась, рванувшись изо всех сил, он все же успел перехватить женщину за руку и протащить вверх по берегу, куда морские валы почти не докатывались. Там он в изнеможении упал на песок, а женщину подхватили под руки подоспевшие товарки.

Отплевавшись и отдышавшись, Ирион осмотрелся. Перебравшись несколько в сторону, где берег был повыше, женщины отжимали волосы и платья, тихо переговариваясь. Юноша встал и направился к ним.

Навстречу ему поднялась худая женщина средних лет, она держала в руках пояс Ириона. Юноша узнал ту самую, что командовала в море.

– Спасибо тебе за помощь! – негромко произнесла женщина, подойдя к нему и отдав вещь. – Если бы не ты, то мы потеряли бы еще двоих.

– Не всем удалось добраться до берега? – спросил юноша, ему было больно, что он не успел помочь.

Женщина, кажется, поняла его:

– Одна из нас не выплыла после прыжка с корабля, возможно, ударилась о воду и потеряла сознание…

Ирион тяжело вздохнул.

– Не кори себя! То, что спаслись остальные, уже чудо.

– А почему нельзя было выходить на берег правее? – решился он задать вопрос.

– Там зыбучий песок. Ты бы не смог выйти из воды. – А потом, поясняя непонимающему юноше, добавила: – Я родом с одного из соседних островов. На счету этого места немало погибших людей.

Ирион кивнул, и женщина спросила его:

– Почему ты ушел с корабля?

– Мне не понравились пираты, – ответил юноша.

Кто-то из женщин, услышав его ответ, истерически рассмеялся, остальные заговорили громче.

– Прости их! – вздохнула его собеседница. – Они еще не успели осознать до конца, что избежали страшной участи, которая их ожидала. Но почему ты тогда, придя в лагерь, сказал, что хочешь быть с ними?

– Надо же было что-то сказать, – дипломатично ответил юноша, понимая, что объяснение о случайно получившейся фразе только вызовет лишние вопросы, на которые он не сможет ответить. – У меня сильно болела нога, и не было воды, которую можно пить.

Женщина понимающе усмехнулась.

– Если хочешь, можешь пойти с нами, – сказала она. – На другой стороне острова есть два довольно больших поселка, там ты сможешь найти кого-нибудь, кто отвезет тебя домой.

Ирион грустно вздохнул. Собеседница поняла его по-своему и добавила:

– А если тебе некуда возвращаться, то, может быть, найдешь там работу для себя. Если что, я подтвержу, что тебе можно верить.

Ни молодой человек, ни женщины не видели, как рухнула на покинутом ими корабле задняя мачта, разрывая и путая паруса и такелаж передней. Неуправляемую пиратскую шхуну стало сносить к коварным Киранским отмелям, после каждого шторма меняющим свои очертания. Там она в конце концов и застряла в зыбучих подводных песках. Мало кому из команды удалось спастись, добравшись до окрестных островов. Спасшимся оставалось гадать, погубило или спасло их то, что неизвестно откуда взявшийся странный юноша непонятно почему выпрыгнул с корабля вместе с невольницами, сброшенными за борт.

На самом деле Ирион забыл и думать о корабле, покинув его. Добравшись до ближайшего поселка вместе с женщинами, он, не найдя ничего интересного там, отправился в странствие по островам Райнского архипелага, что находится к востоку от Дорского полуострова и к северу от земель, называемых Северными Пустошами.

Глава 2

Хальдра

«Путешественники рассказывают, что среди северных гор и в самих недрах Стайского хребта есть забытые храмы и города, а на склонах горных вершин вырезаны лестницы, которые не ведут никуда. В этих городах давно никто не живет, и неизвестно, кто жил там прежде. Стены храмов испещрены странными символами и надписями на неизвестном языке. Кому поклонялись там, о чем повествуют или предупреждают эти письмена? Сколько древних заклятий ждут своего часа, чтобы проявить себя?