Дорога в ад

Валик, на очередной прогулке в аллее, сказал:

– Когда я увидел тебя первый раз после ломки, ты так похудела, что я решил – все, у тебя действительно СПИД.

А СПИД у меня, как выяснилось и у него тоже, был не действительно. У нас пока что ВИЧ. И, хотя раньше я думала, что это две разные вещи, что от первого умирают, а от второго нет, а теперь я знала, что это все одна болезнь, все – равно умереть я должна была еще не сегодня и не завтра. У здорового человека иммунитет 900, при ВИЧе норма 500, а СПИД считается, это, когда иммунитет ниже 200.

Через несколько дней мы с мамой стали ходить в институт, сдавать зимнюю сессию. Кое—что я таки сдала, кое—что еще осталось сдать.

У меня сейчас была одна большая проблема – сильно болело в боку. И я ходила, держась за бок.

Пока я кололась, только начиналась ломка, я не могла сдвинуться с места. Теперь же приходилось пересиливать себя.

Тяжело было мне, а маме тяжело было со мной.

Когда я начала опять колоться, было жалко этого времени, когда я так мучалась…

Глава 6

День Влюбленных

Подходило 14 февраля. День влюбленных. И я его очень ждала, чтоб выйти, наконец, вечером, и праздновать, праздновать, праздновать до ночи.

И я отпраздновала.

Все наши друзья собрались возле магазина, который находился в 20 метрах от моего дома. Не было только Валика. Он опаздывал на 10 минут. Это было в его привычке. Потом он опаздывал на полчаса, потом еще и еще. Никто не суетился, как будто все понимали, почему ждут. А я не понимала.

Среди наших друзей были не только наркоманы, но, как на дурочку, на меня посмотрел наркоман. Мол, чего тут не понять?

Я вопросительно на него посмотрела, а он мне ответил:

– Ну что я могу тебе сказать?

Валик задерживался потому, что варил. А это дело такое. Он сильно не успевал ко мне на встречу, да еще и в такой день, но ничего не мог поделать. Главное будет – перед тем, как посмотреть в мои глаза, закапать каплями свои, чтоб расширились зрачки. А то, если зрачки в темноте из—за ширки будут в точку, я конечно же пойму, что он – таки не спрыгнул, а продолжает колоться.

Я потянула Олега за руку, и мы зашли в магазин. Сели за столик и стали выяснять отношения. Олег не отрицал, но и не подтверждал, что Валик колется, и за это я решила его наказать. Я рассказала ему о том, что у нас у всех СПИД.

Если он и испугался, то не подал вида.

Так получилось, что на вечер моим парнем стал Олег, а не Валик, потому, что когда Валик пришел, его зрачки еще не успели расшириться. Он торопился. И я врезала ему еще пощёчину. Дальше я кричала, а он все отрицал. Он орал мне в ответ, что я ненормальная, с чего я все это выдумала? Идиотка и дура. За что я так с ним?

«Папу по лицу»…

далеко идти не было настроения. Мне его испортил Валик, я – всем остальным. Поэтому мы купили водки и отправились в пустой подъезд.

Валик играл свою роль дальше. Он подошел к Даше и спросил у нее:

– Даша, посмотри, какие у меня зрачки?!

– Большие, – согласилась она.

– Ну, так чего она…

Теперь зрачки и вправду были большие. А так, как Валик был неповторимо правдоподобен, я на секунду засомневалась. Но что-то меня, все равно несло дальше, и я не могла остановиться.

Я глотнула спиртного, взяла Олега за руку и увела из этого подъезда. Я больше не могла находиться рядом с тем, кто так грубо меня обзывал.

День влюбленных…

Мы шли, шли, просто шли, и я попросила:

– Пожалуйста, расскажи мне правду.

И он мне рассказал:

– Он не переставал «двигаться». Это ж Валик! Да, он тебя все время обманывал. Я не понимаю, как ты могла ему верить?

– У меня есть деньги, ты не знаешь где сейчас можно купить ширки?

– Зачем тебе это?

– Не только мне, и тебе. Хочу.

Далеко идти не пришлось. В моем доме, в соседнем с моим подъездом подъезде можно было купить наркотик. И Олег купил. Я его подождала на пол пролета ниже, а вмазываться мы отправились к нему домой, в следующий подъезд.

Между прочим, я с этим Олегом встречалась недолго до того, как познакомилась ближе с Валиком.

Я поплакалась ему в жилетку, а потом приняла решение. Пойти к Валику домой и рассказать его маме о том, что ее сын – урод. Кстати, пусть она его закроет дома и подлечит. Ему не повредит.

Я сказала о своем желании Олегу, и тот стал тянуть меня в другую сторону и отговаривать. Когда это не получилось, он сказал:

– Какой я дурак, что тебе это рассказал! Я с тобой не пойду, – и он ушел в другую сторону перед самой дверью в подъезд Валика. Я же приехала на лифте на его этаж, позвонила в его дверь, и, когда его мама мне открыла, я на одном дыхании все высказала. Вроде я пеклась о Валиковом здоровье. И обвинила его мать в том, что она такое допустила.

Все. Я дело сделала, а она мне ответила, что вроде я и сама не знаю Валика.

В общем, я еще больше поразилась, а она – как ни в чем не бывало.

Этот обман стал первым в моей жизни. Никто и никогда еще не поступал со мной, как Валик. Я, наверно, в этот день влюбленных сошла с ума, и перестала быть наивной дурочкой. Навсегда. На сегодня, но не на завтра, когда я не смогла пойти в институт, а позвонила Валику и спросила, как он мог? Он попросил меня зайти к Олегу домой, и мы там все вместе эту ситуацию обсудим.

Я была словно на автопилоте. Я чувствовала себя даже хуже, чем тогда, когда узнала, что у меня СПИД.

Вот, что Валик первым делом мне сказал:

– Саша, Олег тебе вчера сказал неправду.

У меня, у дуры, отлегло от сердца.

– Зачем?

Мы сидели на кухне, я сидела на табуретке, как бедный родственник. Я знаю, почему я ему поверила. Потому, что Олег вчера испугался и не захотел идти к маме Валика. Значит, Олег врал, зачем – то.

– Олег, это так?

Он непонятно пожал плечами. Но ничего не сказал. Как будто Валик здесь был сам по себе, а Олег сам по себе.

– Кому из вас мне верить?

Олег ответил:

– Кого ты любишь, тому и верь.

То есть, я должна была поверить Валику. О, радость! Конец света меня еще не затронул. И даже можно дальше жить.

Однажды я у Валика спросила:

– Зачем Олег так поступил?

И Валик мне сказал:

– Потому что он любит тебя.

А что еще ему было говорить?

Так и пошло по кругу. Мы кололись, потом бросали, потом я узнавала, что Валик так и обманывает меня, я рыдала, и мы начинали колоться вместе.

Конец света давно наступил, но я продолжала существовать.

Сначала родители знали о наших встречах, но время шло, и мы стала от родителей скрываться, потому что они встречаться нам запретили.

Когда дома начался ад, я взяла кое – какие вещи и ушла из дома. Хорошо, было лето и ночевать можно было под небом. В первый день мы с Валиком обкололись, потом первый день плавно перешел во второй, и мы обкололись так, что у меня поехала крыша. Уже ночью мы с ним продвигались к речке, когда я очнулась от собственного крика и поняла, что только что видела вокруг себя змей, а потом словно упала – потому, что шла по мосту, а упала в реку. Оказалось, что все это лишь галлюцинации. Я словно сошла с ума. Валик сначала отнесся к моему состоянию терпеливо, и даже пытался успокоить, что все нормально. Но я продолжала теряться, а потом кричать, вдруг просыпаясь. Я так испугалась… а кто бы не испугался, поняв, что это уже все, предел, за которым… никто не знает – что там. Потом Валик начал на меня кричать, что б я не сходила с ума. Наконец мы пришли на речку, он пошел в лес за ветками, что б разжечь костер. Я опять провалилась в пропасть. Я знала, что схожу с ума, и ничего не могла с этим поделать. Я начала громко звать Валика, но он уже понял, что с меня никакого толку, и просто не реагировал. Я сама была виновата в том, что мы потом поругались. Но я просто не могла взять себя в руки, и в этом я была сама виновата. Я вторые сутки не спала, а только кололась снова и снова. Когда наступило утро, и начали приходить люди на пляж, мы собрались и пошли домой. В нашем дворе я поняла, что меня ищут, и стала прятаться. Валику я надоела, и он послал меня на три буквы. Я сидела в подъезде, резала себе лезвием руки и ревела, как вдруг увидела свою сестру. Она подошла, взяла меня за окровавленные руки и потянула домой. Я против нее была слаба и не могла сопротивляться. Дома никто на меня не кричал и не ругал меня. Я была в таком возбужденном состоянии, что и спать не могла. Мама дала мне две таблетки амитриптилина…

Потом Валик признал себя настоящим наркоманом и перестал меня щадить. То есть перестал обманывать и скрываться. Я же перестала его казнить, и мы постепенно стали независимыми друг от друга людьми.

В конце февраля в газете «Комсомольская правда» напечатали первую статью об арменикуме – армянском лекарстве от СПИДа.

Глава 7

Жить дальше и лечиться – лечиться и жить дальше

У мамы появилась надежда, у папы какая – то далекая цель отправить меня лечиться в Ереван, и с тем очередная проблема как это сделать? У меня в душе что – то шевельнулось, но веры в этот арменикум я в себе не обнаруживала.

У мамы было только одно желание – вылечить меня от СПИДа. У папы было пока другое желание – вылечить меня от наркотиков. Он говорил, что я живу в замкнутом круге: от СПИДа не вылечиться, пока не завяжешь с наркотиками, а с наркотиками не завязать, пока у тебя СПИД.

Папа не имел понятия как, но знал, что надо лечить меня от наркотиков. Поэтому он позвонил в какую – то дорогую клинику в Киеве и поговорил с врачом. Тот предложил ему лечение, которое мы уже проходили. Папа сказал ему, что может и без больницы так вылечить меня. Причем дешевле и быстрее. На трамадоле. Папа сказал, что это уже не первый, и не второй раз. И тогда врач сказал, что единственный способ – это увезти меня жить куда – то далеко – далеко… папа его поблагодарил за откровенность и понял, что это единственный способ. Вот только пока он этого сделать не мог.

Пришло лето, и меня отправили просто в село к бабушке.

Но перед этим…

Мы с Валиком подали заявление в ЗАГС. По-другому, я никуда ехать не соглашалась.

Деньги нам родители давать отказались, и мы должны были, если этого действительно хотим, найти деньги, что б заплатить в кассу, сами. Деньги мы взяли в долг у мамы Олега. В ЗАГСе же столкнулись с другом Валика, который пришел сюда со своей невестой, и стали вчетвером заполнять бланки. Была пятница, и касса уже оказалась закрыта, поэтому деньги остались при нас. Заплатить можно было после выходных, а я уезжала сегодня вечером.

После этого мы попрощались, и следующий несколько недель я с мамой жила у бабушки.

А папа в это время носился по Киеву по разным министерствам, где добивался, что б меня вписали в группу людей, которые должны были ехать в Ереван для испытания арменикума. Надо было только ждать, потому, что меня таки вписали.

Но, когда мы так ничего и не дождались, папа позвонил лично Геворкяну Левон Артемовичу и упросил того принять меня.

Л. А. – это тот, кто нашел арменикум.

Нам в село папа позвонил как-то неожиданно, неправдоподобно. И сказал собирать, потому, что завтра или послезавтра надо было лететь в Ереван.

Уже дома я спросила, а как же быть с Валиком? Его не примут на лечение? Папа ответил:

– Понятно, что тебе нет смысла лечиться одной. Поэтому, сначала, мы решим все с тобой, а потом ты там договоришься и о Валике.

Когда мы завтра были в аэропорту, мы еще почти ничего не знали. Папа продал микроавтобус за пять тысяч долларов. Но этого было слишком мало для того, что Л. А. взял меня, в качестве подопытного кролика в свою больницу.

На что мы надеялись? На бога.

Перед полетом в Ереван меня чуть ли не трясло, поэтому я выпила две таблетки амитриптилина, что б в самолете уснуть. В детстве мы с сестрой и мамой каждое лето летали на самолете к маминым родственникам в Россию, и меня сильно тошнило всегда.

В самолете, перед взлетом стюардесса прошла мимо пассажиров, предлагая им бумажные пакеты. Я взяла один себе. Самолет проехал медленно несколько метров, вышел на взлетную полосу и поехал очень быстро. Самолет набрал высоту, выровнялся, и я поняла, что это даже приятно. После съеденного обеда я уснула, вытянув на пустое кресло, стоящее между мной и мамой, ноги. Самолет был полупустой.

В Ереване мы сели в такси, водитель которого с нас стянул 20 тысяч драм. А красная цена дороги от аэропорта до нашей гостиницы была пять тысяч драм.

В двухместном гостиничном номере стояла невыносимая жара, но окна были закрыты, потому, что на улице буйствовал ураган. Город выглядел серым, а вид из гостиницы и вовсе приводил в уныние. Какие – то тусклые дома, пустые улицы… словно, только что после войны.

Утром во вторник мы вышли с мамой из гостиницы и направились в стороны телефона – автомата, что бы позвонить в офис Геворкяну. Мама договорилась о встрече.

Мы не знали улиц, не знали, в какую сторону идти, был только адрес офиса, и мы остановили такси.

Над дверью офиса было яркими большими буквами написано АРМЕНИКУМ.

В конце коридора надо было пройти налево. Там находилась секретарша, которая попросила сесть нас на стулья, а сама ушла сказать Л.А. о том, что мы пришли.

– Проходите.

Его кабинет от этой комнаты отделяли две толстые двери.

– Здравствуйте, – мы вошли.

Геворкян был невысоким мужчиной лет пятидесяти. Взгляд черный и страшноватый. Хорошо хоть русский язык здесь почти все знают. Даже названия улиц написаны по-русски.

Многие люди, которые знают этого человека, – врачи, медсестры, – потом скажут о нем, что он очень, очень хороший. Наверно так оно и есть. Хотя у этого человека были и свои отклонения.

Мы с мамой не знали, останемся здесь или нет. Все зависело сейчас от того, какое я впечатление произведу на него. То есть всецело от него. Он попросил маму выйти и стал расспрашивать меня:

– Как ты заразилась?

– Через иглу.

– Сколько времени назад?

– Я точно не знаю, но узнали мы об этом почти год назад.

– Сколько уже не употребляешь наркотики?

– Два месяца.

– Понятно.

Ему было понятно, что фраза «завязала с наркотиками» здесь не уместна.

– Парень у тебя есть?

– Да, – сказала я.

Хотя смутно догадалась, что о Валике надо замолчать и надолго. Не из—за этого врача, хоть он и не врач был вовсе, он просто создал арменикум. (С ним работал его ближайший друг, но того застрелят позже в здании парламента, вместе еще с семью другими.)

Валик из моей жизни терялся.

Но я была с характером, причем с плохим характером.

Я просто не представляла себе, что останусь одна, и мной двигала надежда, что как-нибудь, когда-нибудь мы еще будем вместе. Не смотря на то, что уже два месяца не виделись. И свадьба наша должна быть со дня на день…

– Но ты же понимаешь, что больше с ним тебе встречаться нельзя. Я промолчала.

– Дай, я тебя осмотрю.

Я ж говорю, человек со странностями. На кой черт ему меня осматривать, если он даже не врач?

Потом он попросил:

– Позови мне мать, а сама подожди за дверью.

Мамы долго не было, а вернулась она вся в слезах.

– Ну что, мам?

– все хорошо, пошли.

– Куда?

– Вот, тут адрес, надо ехать туда, а потом в больницу.

Я обрадовалась и удивилась.

– Значит, он меня принял? А деньги? Он же просил двадцать тысяч?

Но говорили же люди, что он хороший человек. Забирал у людей столько, сколько у тех было.

– Он согласился и за ту сумму, что у нас есть. Я пока отдала ему 4 тысячи, потом нужно будет привезти еще тысячу. Но ты должна знать, что согласился он, после того, как я его на коленях умоляла и криком упрашивала. Нет, говорит, и все! Езжайте обратно домой… Слышишь, Саша, о Валике ты должна забыть.

Хоть это было маме на руку.

– Почему? – Валяла я дурочку.

– Да потому, что не соглашался он ни в какую, когда услышал, что у тебя есть парень! Он же не идиот. Ну, вылечит он тебя сейчас, а ты вернешься к нему, и что?! Он прекрасно знает, что такое наркоманская любовь. И что колоться ты не перестанешь, если будешь с ним, он тоже понимает.

Он понимал другое. Что мне – молоденькой девчонке среди одних молодых наркоманов лучше бы не быть. По его меркам я была слишком красивой…

В принципе он был ведь прав.

Каюсь, я повела себя, как дрянь. Я заплакала и попросила маму взять билет обратно:

– Я не буду лечиться без него. Я все – равно буду с ним. Нет смысла.

– Подожди! Пройдет время. Если Геворкян увидит, что ты нормальный человек и что с тобой можно иметь дело, тогда и поговоришь с ним о Валике, может он и согласится.

Очень хотелось курить.

– Мама, купи, мне сигарет.

– Но ты уже неделю не куришь.

– Мама!

– Ну послушай…

– Выкурю одну сигарету. В больнице у меня все – равно не будет возможности.

– Да.

Не поверила мама.

Я даже не задумывалась, а знала, что в палатах лежат взрослые мужчины и женщины… у них у всех такая страшная беда, и они ни с кем не общаются. Ничего худшего я себе и не представляла, но и не подозревала, как оно будет.

Я не верила, что там с кем-нибудь подружусь, и думала, что покурить мне просто будет не с кем.

Мама купила сигареты.

В другом здании у меня взяли из вены кровь на анализ, потом, когда нас попросили подождать, я потянула маму на улицу, что б покурить. А через 30 секунд за мной почти выбежал молодой парень. Он что, испугался, что я куда-нибудь денусь?

– Тебе что, плохо стало?

Ого, волнуется…

– Нет.

И мы пошли обратно.

Мне выдали составленную справку о том, что я являюсь пациенткой клиники Геворкяна.

Глава 8

Армения, арменикум

Геворкян просто забыл о нашем долге в тысячу долларов. И мы были не одни такие. Конечно, как и все армяне, он пытался из каждого выжать все до копейки, – если у вас есть 20 тыс., он брал 20 тыс. если же нет ничего, он забывал о деньгах, говоря: потом.

Мне повезло. Мы ведь могли приехать немного позже и уехать ни с чем, потому, что все группы были бы уже заняты.

Пусть, мы грешили,

Но где сейчас святых найти?

И грешники ж решили,

Что поздно нас уже спасти.

Пусть, мы плохие,

Хорошими нам трудно быть.

Но нам сказали: – «Вы чужие»,

И рядом с нами вам не жить.

Пусть, мы другие,

Но нам, как всем дано любить.

Душой теперь мы не такие,

Узнавши то, что не забыть.

Место, где лечили арменикумом, находилось на улице Муроцяна, в здании детской больницы. ВИЧ – инфицированным был выделен четвертый этаж, а гепатитникам первый. Верхняя часть дверей была стеклянной, но закрашенной голубой краской. Незакрашенным оставили «глазок». А рядом с дверью был звонок. Мы позвонили. Дверь открыл охранник. Взял мое направление и через минуту вернулся с врачом.

Перед моими глазами стоял телевизор. Перед ним были диваны, кресла и стулья, на которых сидели парни.

Смотрели в мою сторону. Было шумно. Доктор что-то говорил маме. К нам приблизились двое ребят, которые собирались выйти в город. Они ждали охранника, что б тот открыл им дверь.

– Привет, как тебя зовут?

Я ответила. Они представились Денисом и Димой.

– Ты ложишься?

– Да.

Широко улыбаясь, они выкладывали информацию. Мама задала единственный вопрос, что ее интересовал:

– Как? Помогает?

Денис расплылся в улыбке и быстро ответил, даже не задумываясь:

– Да! Помогает. Я уже после первого курса лечения получил отрицательный результат. Вот завтра лечу домой. Через три недели – опять сюда!

И так всего нужно было пройти четыре курса лечения. Что б раз слетать туда – обратно нужно 400 долларов. И так четыре раза… это, если летает один человек. И тут становится и дураку понятно, что мама со мной больше путешествовать не будет. Мне эта мысль понравилась.

Денис сказал:

– Не бойся, вылечат.

И я как – то сразу и всепоглощающе ему поверила.

– Еще увидимся, – сказал Денис, и они вышли в дверь.

Охранник указал пальцем на мою палату. Я там была одна. Мама ушла за моими вещами в гостиницу. Не зная, что делать, я открыла окно и закурила сигарету, стараясь дышать только в окно.

Открылась дверь, шум стал еще громче, и в комнату зашли несколько человек. Молодые парни начали представляться, все были с сигаретами, и я перестала дышать в окно. Имен я, конечно, не уловила, так нервничала, а вот вопросы их я уже знала назубок:

– Сколько тебе лет?

– Как заразилась?

– А парень у тебя есть?

– Ты с ним приехала, или сама?

– А почему без него? Зачем?

Я ответила, что у него нет денег.

– Ну, ладно, мы еще зайдем.

Вернулась моя мама с пакетом вещей. Охранники проверили, что внутри, а врачи забрали все таблетки, которые я принимала уже два месяца, в смысле, лечилась ими от наркотической зависимости. Снотворные они забрали тоже. Нельзя было оставить даже анальгин.

Я переоделась из длинной юбки и черной футболки в короткий сарафан, красного цвета. Мама сказала, что Денис приятный парень, – они ехали сюда в одном такси. И ушла.

Зашел Денис.

– Ты одна?

Я кивнула. Повернулась к окну и выбросила сигарету.

– А ты как заразился?

– Так же, как и ты! Здесь все наркоманы. Ну, еще рядом с твоей палатой лежат, эти, «девочки». Не поняла? Мальчики – девочки. Ты видишь, на что ты смотришь?

– Нет.

– Да ты же в упор на нее смотришь!

Я видела только облака.

– Ну, посмотри, это же Арарат…

да, там росли горы, укрытые туманом.

Он отошел и улегся на свободную кровать. Затянулся сигаретным дымом и сбросил пепел на пол.

Все, что он делал, мне очень нравилось.

– Почему ты сидишь тут и не выходишь из палаты?

– Не люблю незнакомых людей.

– Так, может, ты и меня не любишь? Мне уйти?

И этот красивый мальчик с меня ростом серьезно собрался уйти.

Я его остановила, поняв, что сказала что – то не так.

– Да нет, с тобой – то мы ужу знакомы.

Да… курить я тут не брошу. Придется этим еще обрадовать и маму.

– Да ты не бойся. У нас тут и дискотека есть.

Он встал, сказал, что скоро вернется, и ушел.

А я подумала, неужели у них тут и бар – ресторан имеется?

Пока его не было, в палате побывало еще несколько человек, имен которых я не уловила, и которые задали мне все те же вопросы.

Не так я себе представляла это место. Не было никаких мужчин и женщин. Были молодые люди на год – два старше меня. Ну, на пять лет.

теперь я знакомилась с худым симпатичным девятнадцатилетним Сережей. Потом грянула музыка, и зашел Денис:

– Вот, пацаны включили специально для тебя.

Для меня пел Рикки Мартин:

«Ливин, ла вида ло – ка!!!»

– Пойдем, обедать зовут в столовую.

Я сильно нервничала, и есть не смогла б, но надо было идти с Денисом.

Мы зашли в открытую дверь, за которой возле левой стены находился длинный стол и стулья по обе стороны от него, на которых уже обедали больные. Места были только в торце стола и одно рядом с боку. Справа от двери было место поваров – двух женщин – армянок, которые подавали в поданные тарелки еду. Там же и готовили. Причем еда была не однообразная. Кому, что было по вкусу, тот то и брал. В любой момент чай, кофе, яблоки, груши, рядом пакеты с «джермуком».

Я ковырялась вилкой в еде. Кто – то меня спросил:

– Ты откуда?

– С Украины.

– А я живу за 10000 км отсюда.

– И каждый раз летаешь туда – сюда?

– Да я, как и ты, первый раз здесь! Еще будем думать.

Он был армянином. Он как – то так со мной разговаривал, что мне понравилось, что все 4 курса мы пройдем с ним вместе.

Наверно он был слишком веселый…

Он стал для меня тем, ради которого стоило идти в столовую, сидеть перед телевизором и т. д., и т. п.

Про него я читала где – то в какой – то книге: трехдневная щетина, смуглая кожа и низкий – низкий голос.

– Если не хочешь есть, не ешь.

Я взглянула на Дениса:

– А куда это деть?

Он печально покачал головой. Решил, что чем объяснять, быстрее самому забрать у меня тарелку и отнести к мойке. Когда он встал из-за стола, весь стол весело и громко поддержал его желание мне помочь.

Я знакомилась с больничной жизнью. Хлопцы, которые выпрашивают у охранников разрешение пойти погулять; охранники, которые ходят с пистолетами; непрекращающаяся трель дверного звонка…

Жаль было, что Денис завтра улетает домой. Без него я никого не знала.

Когда зашел разговор об арменикуме, он меня начал пугать:

– Капельницы ставят в понедельник, среду и пятницу. Через час после капельницы тебя будет трясти, поднимется высокая температура, что и будет продолжаться до вечера.

– А так у всех?

– Почти. Лекарство темно синего цвета.

Кроме того, сразу сжигает вену, и процесс этот очень болючий. Зато лекарство действует. Одного больного на носилках принесли, последняя стадия СПИДа. Так после первой капельницы встал и прошел расстояние от кровати до кровати.