Моя жизнь. Моя исповедь

Приехав домой, мы пошли в гости к тете Таисии, двоюродной сестре мамы Сони. Они очень хорошо, по-родственному относились друг к другу. Я бежала в новеньких ботиночках, прыгала, радовалась. Бежала не по тропинке, а по росистой травке. Ботиночки мои промокли и потемнели. Мне конечно, попало по первое число, но тетя Таисия успокоила. Протерла мои ботиночки, просушила. Они приняли прежний вид. Я была наказана зря.

Когда мне исполнилось 6 лет, моему любопытству не было предела. Меня всегда удивляло, как же это горит электрическая лампочка. Решила проверить, поставила стул, на него маленький стульчик, взяла алюминиевую ложку, вскарабкалась на стулья и в патрон сунула ложку. Что было дальше не помню. Только лежала на кровати, а вокруг меня стояли взрослые. Наверное, Богу было угодно, чтобы я осталась жива.

На этом мое любопытство не заканчивается. Мне очень нравилось наблюдать за тем, как Сергей Федорович курит. Мне нравился запах табака. Однажды, когда мама Соня и Сергей Федорович ушли в свою комнату, я начала свой эксперимент. Взяла бумагу и кисет с табаком, свернула папиросу и как Сергей Федорович, решила прикурить от уголька в печи. Папироса горит, но пока я усаживалась на стул, закинув ногу на ногу, так делал Сергей Федорович, папироса погасла. Я пошла снова, поджигать папиросу от уголька. Эту процедуру я повторяла несколько раз. Дверца от печи очень стучала. Я так увлеклась, что не видела, как за мной наблюдали, мама Соня и Сергей Федорович. Вдруг услышала слова мамы Сони: «Накажи её Сергей Федорович».

Очнулась я от испуга и боли, приложенного к моему телу ремня. От страха у меня поднялась высокая температура. Я пролежала в постели несколько дней. Ждала маму, знала, что она меня пожалеет и мне станет легче. И мама пришла. Я узнала ее по голосу, доносившемуся из кухни. Но мама ко мне не подошла. Она, как всегда, спешила. А может, ей и не сказали, что я давно болею. После ухода мамы, я много плакала, слезы лились по щекам ручьем, подушка была мокрой. Но об этом знала только я.

Я почему-то всегда была голодной. Мне всегда хотелось кушать, особенно сладостей. Однажды мама Соня купила кругленьких конфет, угостила меня, а остальные спрятала. Стоило ей только уйти по делам, я стала искать конфеты и нашла в шкафчике. Взяла конфетку в рот, и вошла мама Соня. Конфетку я от неожиданности и испуга проглотила, и громко заплакав, сказала: «Я скоро умру». Мама Соня поняла, в чем дело. Отчитала меня и громко смеясь, рассказала все Сергею Федоровичу.

А еще я искала мед, спрятанный от меня, а нашла бутылку с керосином. Так спешила, что не поняла в какой бутылке мед и вместо меда, попила керосин.

Моим любимым занятием было лазить по деревьям. В результате была порвана одежда, а зимой и варежки. За что попадало по первое число. Когда мне было пять-шесть лет, брат Саша стал брать меня в клуб. Там молодежь готовила концертные номера. Саша был умелым организатором. Сам хорошо пел, играл на гармошке и на балалайке. Ему было 16—17 лет, уже комсомолец. Я на сцене читала стихи, пела песни, участвовала в гимнастических номерах, делала мостик, колесо, а еще взрослые ребята подбрасывали меня на самую высоту построенной пирамиды, откуда я махала флажком.

ПЕРВЫЙ КЛАСС

Сестру Раю в 7 лет записали в первый класс. Мне исполнилось шесть. Я умела читать, была записана в библиотеку, в которой брала книги для чтения. Никому ничего не сказав, я пошла и сама записалась в первый класс. Под именем Туева Галина Сергеевна. Документы у меня никто не спросил. А в свидетельстве о рождении я Соколова Галина Алексеевна. С этой фамилией я проучилась до пятого класса, когда меня родители забрали домой.

Училась я добросовестно. В моих тетрадях был порядок. До десятого класса уроки начинались с показа моей тетради. Какой порядок, как начерчены фигуры по геометрии, все было выделено разноцветными карандашами. Подчерк был красивый, учительский. Учение давалось труднее, чем Рае. Она училась отлично, за что получала грамоты и подарки от школы.

ПРО ЭСТОНЦА

В 1946 году к нам в село привезли большую группу эстонцев. Они были сосланы в Сибирь за неподчинение советской власти и за то, что помогали немцам во время войны. Комсомольцам дали задание организовать концерт. К нам пришли старшеклассники, попросили разрешение у мамы Сони взять меня для участия в этом мероприятии. Концерт показывали на площади. Все участники очень старались. Зрителями были не только приезжие, но и местное население. Но эстонцам было не до веселья. Они были уставшими, наверное, голодными и злыми. Аплодисментов мы от них не слышали. Пока шел концерт, в сельском совете решали, по каким квартирам расселить приезжих.

К маме Соне поселили молодого эстонца, под два метра ростом, ученика десятого класса. Звали квартиранта Рейн. По-русски он говорил плохо, но все понимал. Было видно, как ему плохо и как он всех нас ненавидит. Кушал он очень громко, пользовался ароматным мылом и зубной щеткой. Ходил он всегда в белой рубашке. Когда он кушал, от его пищи исходил такой сильный аромат специй. А мы, кроме лаврового листа, перца и аниса ничего не знали. Он вещи стирал душистым мылом, а мы стирали золой. Зубы мы начинали чистить, когда пошли в школу. Меня он очень невзлюбил. Всегда старался ударить или толкнуть. Может и было за что.

Однажды он, громко чавкая, поел тушеное мясо кусочками с ароматными специями. Я сидела вдали и глотала слюну. Поев он закрыл и убрал банку, погрозил мне большим пальцем, что бы я ничего не трогала и ушел в школу. Только он ушел, я достала его банку и съела всего один кусочек. Это было так вкусно. Закрыла баночку и убрала. Придя из школы, он сел кушать и громко чавкая, поманил меня пальцем. Я как мышь, медленно со страхом шла к нему, как к удаву. Повернув мое ухо, ткнул меня в банку:

– Зачем брала?

Я пропищала:

– Не трогала я.

Он показал на ямку в банке с мясом. Я поняла, что он заметил.

– Я точно съела только один кусочек.

Мамы Сони дома не было. Он снял ремень и несколько раз ударил меня. Я заплакала. Он пригрозил мне своим большим кулаком:

– Если пожалуешься, отверну твою башку.

Я испугалась, легла на кровать и тихонько плакала. Начала думать, как же ему отомстить. И придумала.

Его брюки висели на стуле. Я достала из кармана брюк три рубля, а это в то время были большие деньги. И решила спрятать, пусть поищет. Куда я только не прятала, все думала найдет. А потом сообразила, что мне ведь опять попадет. Но вместо того чтобы положить деньги на место, я бросила их под кровать. Он пришел, как чувствовал, полез в карман своих брюк и как закричит. На крик прибежала мама Соня.

– Что случилось?

Он тычет в меня пальцем и говорит:

– Она украла у меня деньги.

Мама Соня спросила:

– Ты взяла?

– Нет, – ответила я.

Они искали везде, но найти не могли.

– Может под кроватью? – сказала я, чем себя и выдала. Получила и от Рейна подзатыльник, и ремнем от мамы Сони. И так он продолжал за каждую мелочь большим пальцем щелкать мне в лоб, или толкнет, или ударит.

Так закончился год. Я перешла во второй класс, а он закончил десять классов. И куда-то от нас съехал. О его судьбе я не знаю. Сколько же я получила от него щелчков и затрещин – не сосчитать. Может и я была в чем-то виновата. Но я несмышленый ребенок, а он взрослый парень. Бог ему судья.

Эстонские семьи прожили в нашем селе до амнистии. Мы больше узнали друг о друге, отношения изменились. Чему-то мы учились у них, а они у нас. Некоторые поженились или вышли замуж. Разрешение уехать на родину они получили в 1956—1957 году. Некоторые остались жить в Егорьевске.

В 9—10 классе я тоже училась с эстонцем – Реинсо Рейн. Мы с ним дружили и после его отъезда переписывались еще года два-три. Хочется отметить, что у них были большие белые зубы. Оказывается, они их чистили туалетным мылом. Все эстонцы, женщины и мужчины были высокого роста.

ВТОРОЙ КЛАСС

Мы с сестрой Раей перешли во второй класс. Очень любили свою учительницу – Никишину Александру Николаевну. Она была невысокого роста, рыжеволосая, с двумя длинными косами. Была к нам внимательна и ласкова. Ходила с нами в гости на заимку. Когда мы шли на заимку, пели песни, разговаривали и любовались природой. А природа у нас очень красивая, я об этом писала. Много полевых цветов, поля цветущего голубого льна, цветущей гречки, колосистой пшеницы, овса и ржи. Сверни немного с тропинки и найдешь грибы. А вдоль тропинки кустарники черемухи, рябины и калины. Утомившись, присели у родника, с прозрачной журчащей холодной водой. Пили пригоршнями, ничего не боялись, никакой заразы. А сколько вокруг летает щебечущих птиц. Слушали кукушку, загадывали свои желания. Когда я пишу эти строки, сердце рвется в наши края, а перед глазами моя любимая, незабываемая Александра Николаевна.

Однажды, когда мы уже жили в Казахстане, мы с сестрой Машей, ездили на свою малую родину. Поездка была вынужденной. Мы собирали утерянные в райсобесе мамины документы для оформления пенсии. В то время трудовых книжек не было. Справки собирали по свидетелям. Объехали всех маминых знакомых, которые жили в разных поселках. Заехали к маминой закадычной подруге Фиме, навестили своих двоюродных сестер Елену и Валю. Кругом такая разруха и нищета. В Егорьевске мы прожили три дня. За это время успели сходить за ягодами, за грибами. Домой мы вернулись с документами для мамы и с полными сумками маринованных грибов. Грибы мы собирали с Гутей и Симой, когда по пути заехали в Маслянино. Набрали грибов очень много. Гутя все замариновала и посолила, и еще своих грибочков добавила. Добрая душа, как и ее родители.

Но вернемся в мое детство. На зимних каникулах приехала мама. Она побелила квартиру у мамы Сони, купила продуктов полный мешок. Мама стала собираться домой и одевать Раю, чтобы взять ее домой на время каникул. Я со слезами бросилась к маме, обняла ее, плача говорила: «Мамочка возьми меня с собой». Мама Соня запретила мне идти с мамой. Они между собой поссорились, что было очень редко. Тогда мама Соня поставила меня на порог и спросила:

– К какой маме пойдешь?

Я, конечно, бросилась к маме с сестрой. В это время приехал Сергей Федорович, сказал:

– Ульяна Даниловна, на улице метель, дорогу замело. Я еду в вашу сторону могу подвезти.

– Нет, ты их не повезешь, – сказала мама Соня. Маме нельзя было задерживаться, так как дома были маленькие дети и скот. Сергей Федорович шепнул маме:

– Идите, я вас догоню.

И мы вышли. Ветер действительно сбивал с ног и больно порошил в лицо. Идти было очень трудно. Вскоре нас догнал Сергей Федорович. Мы сели в сани, нас укутали тулупом. Лошади шли с трудом. Дорога была занесена. Мы проехали километра четыре или пять, лошади дальше не пошли. Мама встала, взяла нас. Сергей Федорович сказал:

– Нельзя идти вам, Ульяна Даниловна, с детьми, да еще и с таким грузом. Пропадете в дороге. Вернитесь, а завтра утром я вас отвезу.

Мама решительно пошла вперед, ноги утопали в снегу. Я не знаю, сколько мы прошли, Рая и я стали плакать. Мама сняла одну шаль с себя, укутала Раю, сняла юбку, укутала меня. Мешок с продуктами закопала под кустом в снег. Мы шли, падали и скулили. Тогда мама взяла Раю себе на спину, а меня впереди на руки, и мы шли с передышками. Это трудно и больно представить, но все было так. Дома нас ждали. Брат затопил баню. И из окон они увидели нас, когда мы спускались с пригорка. Шли из последних сил. Боже, какая же сильная была моя мама! Мы уже ничего не чувствовали, нас сразу занесли в баню. Растирали снегом наши замершие руки, лицо, ноги. Крик стоял такой, что баня могла развалиться по бревнышку. Сколько же гордости и любви было в моей маме! Это не забывается. После каникул мы с сестрой снова вернулись к маме Соне.

СЛУЧАЙ С РАЕЙ

В свободное от учебы время мы с сестрой вязали, вышивали. У меня лучше получалось вязание, а у сестры вышивание. Сделав задание, данное мамой Соней, нам разрешали сходить погулять-поиграть. Тогда собиралась полная ватага детей и мы играли в снежки, в прятки. Играя в прятки, мы залазили на чердак, на сеновал. И вдруг сестра провалилась через соломенную крышу и упала прямо на рога коровы. Корова Зорька у мамы Сони была большая, рогатая давала много молока и всегда бодалась. Сестра проткнула рогом ногу под коленкой. Пока на крик прибежали, сестра все время сидела на голове у коровы, корова металась, пытаясь ее сбросить. Раю вынесли всю в крови, синяках и ссадинах. Унесли в больницу, где зашивали ей рану. И она пролежала там около месяца.

ДЕТСКИЕ БУДНИ

Дети подрастали. Стало много школьников. Первым с заимки в Егорьевск уехал дядя Володя с семьей. Мама Соня уступила ему половину своего дома. Кое-что перестроили, сделали отдельный вход. С семьей дяди Володи переехала и баба Агафья. Она была уже совсем слепая, совсем высохшая, мало говорила и тихонько плакала. Наверное, очень скучала по деду Даниле и оплакивала своего погибшего сына Афанасия. Ничего не просила, ничего не требовала. Как-то мы с Раей хотели ее угостить конфетами, а она не брала. Тогда мы вложили ей в одну и в другую руку по конфетке. Вечером, когда тетя Надя, пошла покормить бабушку, она была уже холодной. В ее руках были зажаты подтаявшие конфеты. От одной она успела немного откусить. Наша любимая бабушка ушла тихо, как и жила. Умница, рукодельница, всеми любимая и уважаемая. Вечная ей память.

Позднее мама с отцом тоже купили домик в Егорьевске. Низенький, он состоял из большой комнаты, около 25 квадратов, большой кухни с русской печью, сеней и кладовой. Был большой огород, соток двадцать. Но половина его была заболочена и заросшая травой. Сколько же было приложено труда, чтобы осушить болото, повыдергать корни осоки, удобрить и уже года через два получать большой урожай. Построили баньку. Оборудовали хлев для скота. Все накрыли общей крышей. Зимой двор не заносило снегом. Позднее, так же накрывала Валя свой двор, а потом и Нина. За порядком во дворе следил отец. Работать он устроился на конный двор, так как в экспедиции ездить ему было уже трудно. Да и маме, оставаясь с детьми, а их было уже шесть, нелегко.

В школу ходить далеко. С одного конца села до другого более двух километров. Весной река Суенга разливалась так, что сносило мосты. Детей в школу перевозили на лодках. Во время половодья погибало много людей. Большие льдины переворачивали лодки.

Однажды шли люди с одного берега на другой по подвесному мосту, накатила большая волна с огромной льдиной, мост сорвало, все люди погибли. Помочь им никто не мог, они сразу ушли под лед. В летние дни ширина реки была метров двадцать, а в половодье достигала 80—100 метров. Когда река вошла в свое русло, власти построили большой, широкий мост, с красивыми перилами, по которому мы любили гулять.

В детстве у меня было очень много подруг, за мной всегда ходила целая компания. Я могла организовать какую-нибудь игру, младшие и старшие дети меня слушались. Я всегда объявляла, что я директор школы, или заведующая детсада, а иногда и артистка. Что интересно, мы никогда не ссорились и никогда не было драк или разборок. В начальных классах школы мы были октябрятами. В классах постарше – пионерами, а в старших классах – комсомольцами. Каждый имел свое задание. Одни занимались школьным огородом: ухаживали, пололи, поливали. Старшие дети ухаживали за лошадьми, которые числились за школой. В школе имелся большой живой уголок, в котором жили ежи, змеи, лисы, зайцы, кролики, даже рысь. За всем этим ухаживали пионеры под руководством вожатых. Вожатыми были ученики старших классов. Лучшие отряды награждались грамотами и красным переходящим знаменем.

За хорошее учение и отличное поведение нас с Раей направили в пионерский лагерь, выделив бесплатные путевки. Лагерь находился под Салаиром. В лагере у нас появилось много друзей. Нас объединяли общие дела и интересы. Устраивали походы, знакомились с жизнью родного края, играли в футбол и волейбол, организовывали концерты.

Хочу отметить, что после войны заметно легче стало жить. Снижались цены на продукты. Товары стали более доступные. Стали появляться одежда и обувь. А какой вкусный пекли у нас хлеб, запах которого чувствовался за несколько километров. Колбаса была настоящая, вкусная, как у нашей мамы. Зарплата была небольшой, но хватало накормить и одеть детей. Отец работал один. С этих же денег мама еще умудрялась делать заначку на крупные покупки. Если в доме заканчивались продукты, мама говорила:

– Дети, подойдите ко мне. У нас заканчивается сахар, крупа, мука. У отца через два дня зарплата, если потерпим – и доставала большую сторублевку из-под клеёнки – купим кому-нибудь из вас обувь или одежду.

– Потерпим! – хором отвечали дети.

Мама сторублевку клала на место, а обещанное всегда выполняла. И нас учила быть экономными.

Все мои младшие братья и сестры ходили в детский сад бесплатно. Это после войны-то. А если в зимние холодные дни не могли пойти в детский сад, кто-то из старших брал посуду и приносил из детского садика бидон борща, кастрюлю котлет, или плова, или еще что-нибудь, бидон компота или киселя, банку повидла или варенья, печенье, булочки, конфеты. Все это было очень вкусно приготовлено, и хватало поесть всей семье. А какие были бесплатные, новогодние подарки. Много конфет и сладостей. Мама могла их растянуть на целый месяц.

ВНЕЗАПНАЯ СМЕРТЬ ДВОЮРОДНОГО БРАТА

Когда родители переехали в Егорьевск, мне всегда хотелось домой. Но мне не разрешали. Было обидно и тяжело.

Семья дяди Володи переезжала в другое село. Ему предложили работу директором маслозавода, который находился в большом селе Суенга, в десяти километрах от Егорьевска. Дали ему большой дом. Дядя Володя приехал за семьей. У них уже было пятеро детей, младший был мальчик Витя, ему было четыре года. Красивый, пухленький, ласковый мальчишка. Его все любили. Он маму Соню тоже звал мамой. Когда семья дяди Володи собралась уезжать, маленький Витя обнял маму Соню, целовал ее и говорил: «Мама я не хочу от тебя уезжать. Хочу остаться с тобой». Но дядя Володя, всегда такой ласковый, добрый, не стал слушать сына. Силой посадил его в телегу, и они поехали. Долго был слышен голос Вити: «Мама забери меня!».

Мы с мамой стояли и плакали.

В этот же день он умер. А произошло это так.

Тетя Надя пошла топить баню. Витя пошел с ней. Но она была занята. К Вите подошла большая собака. Она его не кусала, а только положила на его плечи свои передние лапы. Когда тетя Надя обернулась, Витя лежал на земле, а над ним стояла большая собака. Он начал чернеть. Дядя Володя на машине, держа его на руках, повез в районную больницу. Он плакал над ним, но не понял, что сын был уже мертв. У него не выдержало сердечко от страха, как говорили в народе, разрыв сердца. Неужели ребенок в четыре года так сильно мог так сильно испугаться? Горе было большое. Много слез.

Мы, дети, часто ходили к ним в гости пешком 10 километров. Дядя Володя встречал нас всегда с радостью. Водил нас на завод, где показывал, как делают сгущённое молоко, сухое молоко, сливочное масло, творог, сметану и кисломолочные продукты. Щедро угощал. Дядя Володя никогда не делили своих детей и чужих. Он любил всех. Дети отвечали ему тем же. И куда бы он с семьей не переезжал, (а его отправляли туда, где дела шли плохо, он только наведет порядок на одном предприятии, его отправляют на другое место), рядом с ним была всегда его семья и немногословная тетя Надя. Добрая, ласковая, гостеприимная. Они навсегда остались в моей памяти такими. Вечная им память.

Августа и Геннадий умерли давно. С Ксенией и Ниной мы общаемся, иногда встречаемся. Очень хотелось бы увидеть Раю, которая жила у меня и помогала мне нянчить Павлика.

ДЕТСКАЯ НЕПОСРЕДСТВЕННОСТЬ И ЛЮБОПЫТСТВО

Хочу рассказать несколько случаев из моего детства.

Мама Соня по делам ездила в Новосибирск. В подарок мне привезла очень красивую гребенку и муфточку, чтобы носить вместо варежек. Волосы у меня были длинные, густые, заплетала я их всегда в две косы. Такой гребенки не было ни у одной моей подруги. Я взяла ее воткнула в волосы и пошла в школу. Когда я вернулась, мама Соня спросила:

– А где гребенка?

Я провела по волосам рукой и вынула маленький огрызок. Когда мне подменили, я и не заметила. Мама Соня была так рассержена, потому что она просила меня не носить ее в школу. А я всегда поступала по-своему. От возмущения и не послушания, мама Соня наказала меня очень жестоко.

Я уже перешла в третий класс. Однажды, пошла в библиотеку, поменять книги, а я очень любила наряжаться. Надела шелковые чулки мамы Сони, а их в то время можно было купить только в Новосибирске, привязала их веревочками выше колен, надела ее туфли на каблучке и счастливая пошла в библиотеку. Туфли большие, спадают с ног. Вошла в библиотеку, туфли шаркают, каблучки стучат. Я думала, что это красиво. Галина Ермолаевна, увидев меня, строго сказала: «Иди переоденься! Как тебе не стыдно!». Мне действительно стало очень стыдно. Бежала домой, падая. А как досталось от мамы Сони, за порванные чулки – это надо было видеть.

И еще один случай остался в моей памяти. Мама Соня была не только рукодельницей, но и умела ворожить. К ней приходили молоденькие девчонки и просили поворожить, что их ждет в дальнейшем. В канун Нового года пришли молоденькие девчонки, попросили погадать на суженного. Обряд был такой. Нужно было перед зеркалом зажечь свечу, поставить стакан воды и опустить в него обручальное кольцо. В комнате должна быть идеальная тишина. Меня уложили спать. Но мне было так интересно, загадочно и я выглядывала из-под одеяла. Первой села на стул перед зеркалом Валентина Устинова. Нужно было смотреть в стакан с водой, в котором лежало обручальное кольцо. Сидеть нужно тихо и смотреть в самую середину кольца. Была тишина. И вдруг, Валя громко закричала:

– Смотрите-смотрите, это же Сашка Соколов! От крика видение в стакане с водой исчезло, свеча погасла. Остальные девчонки гадали в полной тишине. С моим братом Валя не дружила. Так виделись на танцах и на концертах, которые готовила сельская молодежь. Вскоре они поженились, Валя была старше брата. Жили они в семье Вали. Жили очень плохо. Родилась дочь Надя. Они часто расходились-сходились. Жили вместе пока не подросла Надя.

МОИ ЛЮБИМЫЕ ПОДРУГИ

Еще в моей жизни были не очень приятные события. Я уже писала, что у меня было много друзей и подруг. Примерно с пяти лет и до четвертого класса я дружила с Лорой Дуркиной. Их семья приехала в Егорьевск еще во время войны. Им построили большой дом, который состоял из нескольких комнат. Дом был обнесен оградой, выложенной из крупной, красивой гальки. Весь двор был засажен цветами. Дуркин был начальником золотого прииска. Семья была большая: отец, мама, которая работала в школьной библиотеке, две бабушки, и двое детей: Николай, который учился в десятом классе и девочка Лариса – моя подруга.

Мы часто ходили друг к другу в гости. В их доме меня принимали хорошо, оказывали знаки внимания, часто угощали. В кухне на большом столе, покрытом белой скатертью, всегда стояли вазы с конфетами и фруктами, чего не было у простых людей. Учились мы обе хорошо и были активистками в классе. Когда Лора окончила четвертый класс ее отца перевели на другой прииск. Семья уехала и мы расстались навсегда. Я дорожила дружбой с Ларисой Дудиной. Если бы вы слышали, как она пела! Мне до нее далеко. У нее был такой добрый папа. Когда мне разрешали, остаться у них ночевать, это был праздник. Папа ее так обожал и баловал. По утрам он приносил нам в постель всякие сладости. Их основным блюдом были пельмени. Они их ели с молоком. Я до сих пор ем пельмени с молоком, в память о дружбе с Ларисой. Какое было бы счастье встретиться с ними. Но, закончив шесть классов, ее семья уехала. В наше село по реке Суенга, двигалась большая драга, это как огромный, двух-трехэтажный дом с большими ковшами. И золото уже добывали не вручную, а драгой. Был отменен гужевой транспорт по доставке золота. На Дубровке, что в пяти километрах от Егорьевска, был построен аэродром. Золото доставляли теперь самолетами в Салаир. Вместо Дуркина приехал начальником прииска Востротин со своей семьей. И жизнь моя резко изменилась.

В семье Востротина было две девочки Лариса и Наташа. Лариса была моей ровесницей. Ей сразу не понравилось, что вокруг меня много друзей и подруг. Она делала все для того, чтобы девочки со мной не дружили. Некоторые от меня отвернулись. Но я все равно не была одинока. Лариса искала случая, чтобы посильнее меня обидеть. Она узнала, что я воспитываюсь у тетки. В четвертом классе мы учили басню Крылова «Две собаки»: «Ну что, Жужутка, как живешь? С тех пор, как господа тебя в хоромы взяли?». Лариса стала меня называть «Жужу» и всех девочек просила меня так называть. Девочки думали, что если я живу у тети, значит, я такая счастливая и довольная и мне ни в чем не отказывают. Никто даже подумать не мог, что я там живу не по своей воле и сколько слез я пролила за эти годы. По имени меня некоторые девочки не называли. Конечно, подруг у меня было еще много, но этим они третировали меня несколько лет. Бог им судья.