Марина Цветаева: человек, поэт, мыслитель

Цветаева прямо связывает проявление чувства любви с проявлением божественной природы человека, с тем самым божественным восторгом, позволяющим видеть мир правильно: «Любить – видеть человека таким, каким его задумал Бог, и не осуществили родители. Не любить – видеть человека таким, каким его осуществили родители». 64

Когда Бог проявляет себя в человеке, это всегда вызывает восхищение Цветаевой. Она полагает, что сила Божией благодати должна быть сильна в человеке настолько, чтобы человек не сделался скотом или демоном. Если нет Божией благодати, он делается тем или другим. Только с Божией благодатью человек – человек. Человек – скот – демон, никогда – ангел. Ангел, по разумению Цветаевой, выше человека.

Преобладание божественного начала в человеке делает его поэтом или пророком. Проявление божественного начала в человеке не поэте Цветаева считала чудом ещё большим, нежели проявление его в поэте: «Бог в человеке – да. А ведь это несравненно больше и точнее. Бог в вашем эмбрионе, а не поэзия. Поэзией станет, когда вы его в стихах явите». 65

Как бы ни роптала Цветаева, упрекая людей и Бога в своих бедах, она была всегда благодарна Ему за то, что Он сделал её поэтом в это время и в этой стране: «Я ненавижу свой век и благословляю Бога (я знаю, что нельзя благословлять Бога, но так я так говорила в детстве. (. <…> Итак, благословляю Бога за то, что ещё застала ТО, конец ТОГО, конец царства человека, т. е. Бога, или хотя бы божества: верха над!». 66

Благословить Бога – быть благодарной Богу.

В цветаевских произведениях красной нитью проходит триада: тело – душа – дух. Эта тема с юности волнует Цветаеву. Не один раз в своих произведениях она упоминает о бессмертии души. Бессмертие души для неё – непреложная истина. Может показаться с первого взгляда, что мы можем говорить о христианском мироощущении Цветаевой, ибо как сказал ап. Павел: «Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес, а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Коринф. 15: 13,14). Вера в воскресение из мертвых, в бессмертие души есть краеугольный камень христианства.

Однако при более внимательном рассмотрении этой проблемы мы обнаружим, что цветаевское понимание триады: тело – душа – дух несколько расходится с христианским.

Прежде всего – тело. Ап. Павел заповедует относиться к телу, как к храму Святого Духа. В послании коринфянам он говорит: «Разве вы не знаете, что тела ваши суть члены Христовы?» (1 Коринф. 6, 15). Через несколько строк он повторит: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм» (1 Коринф. 6, 19).

Тело – свято и относиться к нему христианин должен с почтением и любовью, как к Господней святыне.

Отец С. Булгаков следующим образом рассуждает о теле: «Христианство заключает в себе совершенно иное понимание телесности. Телу придаётся в нём положительное и безусловное значение. Оно не есть только следствие греха или отпадение во что-то низшее, <…> но есть первозданная сущность. <…> Но христианство есть религия не только спасения души, но и духовного прославления тела. <…> Христианство есть апофеоз тела и даёт великие обетования относительно его искупления». 67

Булгаков предупреждает, что нельзя противопоставлять телесность – духу, потому что они не противопоставлены; существует духовная телесность. Ап. Павел говорит о том, что человек существует во всей полноте через тело, душу, дух, которые надлежит сохранять в целости и чистоте.

Цветаева тело (плоть, телесность) не отвергает, но не любит и не признаёт его притязаний на первенство. Тело мешает ей, как стена, через которую не видно души. В молодости тело – одежда души, её наряд, а в старости – гроб, из которого рвёшься. Наряд – внешнее, которое Цветаева никогда не чтит, ибо он не всегда соответствует тому, что прикрывает, т. е. душе, которая может превосходить тело во всех отношениях красотою.

Замечу, что Цветаева никогда не была довольна своей внешностью, считая её недостойной её души. Она сама говорит, что в детстве была беспощадна в своей самооценке и стыдилась своей внешности. Цветаева находила утешение в строке Гёте: «O, lasst nich scheinen, bis ich werde» («Какой кажусь, такой я стану»).

Цветаева надеялась, что в ином мире её телесная оболочка станет соответствовать её душе. Несоответствие богатства и красоты души – телу казалось Цветаевой величайшей земной несправедливостью.

Тело Цветаева не считала полноправной частью человека. Тела, по её мнению, есть прежде всего вкусовые пристрастия человека, и поэтому они – бесчеловечны. Тело не должно главенствовать, а между тем, оно одно только и главенствует у людей. Это постоянно вызывало досаду и раздражение Цветаевой. Для себя она эту проблему решила раз навсегда: «Плоть, это то, что я отрясаю». 68

С телом связана проблема пола. Если плоть Цветаева отрясает, то пол должен быть переборот. Плоть, пол – низшее и они должны быть посрамлены, побеждены в человеке высшим в нём. Цветаева близко подходит в своём понимании победы над низшим к пониманию Эразма Роттердамского, который сказал, что добродетель не в том, чтобы не иметь страстей, а в том, чтобы победить их.

Тело растёт и развивается до определённого момента, а затем прекращает своё развитие и начинается обратный процесс постепенного разрушения. Эта ограниченность развития тела отражается в его способности насыщения. Его легко насытить и в этом также проявляется его ограниченность. Тело связано со способностью чувствовать голод, холод, усталость. Тело это хозяйство, насморк, случайные поцелуи, и проч., и проч.

Тело это всё, что не преображено. Не преображённое тело, по Цветаевой, это значит сырое, хаотичное, животное, стихийно-чувственное, случайное, не важное, не существенное, но вещественное, и в своей не преображённной вещественности – жалкое и недостойное человека. Не преображённое – убогое. Убожество – убывание божества.

Цветаева досадовала: «И я всегда ревновала к плоти: как воспета! <…> Душу никогда не будут любить так, как плоть, в лучшем случае – будут восхвалять. Тысячами душ всегда любима плоть. Кто хоть раз обрёк себя на вечную муку во имя одной души?

<…> идти на вечную муку из любви к душе – уже значит быть ангелом. <…> Почему я тебе говорю всё это? Наверное, из страха, что ты увидишь во мне обыкновенную чувственную страсть (страсть – рабство плоти)». 69

Цветаева всегда боялась, что те, кому она признаётся в любви, могут неправильно понять её. Если она вынуждена объяснять всё это поэту Рильке, то нечего и говорить, что не поэты её чаще всего не понимали, точнее, неправильно понимали, принимая высокие и страстные движения души за низкую чувственную страсть.

Тело Цветаева признавала только в деревьях. Тело дерева – чисто, целомудренно, свято, не жаждет другого тела. Через древесное тело ясно проступает душа дерева, тянущаяся ввысь всеми ветвями, всей кроной – прочь от земли. Тело дерева есть тело уже преображённое и оттого – прекрасно.

Тело человеческое, по Цветаевой, есть тело не преображённое. Похоже, что Цветаевой были близки мысли Плотина, стыдившегося, что у него есть тело, и Эразма, считавшего, что всё плотское – постыдно.

Душа, по Цветаевой, никогда не может быть насыщена и всегда способна к росту, развитию. Душа не знает, что такое старение и разрушение. Душа любима менее тела, ибо её не видно. Любовь к телу пропадает вместе с разрушением тела. Любовь к душе вечна, ибо душа не знает разрушения. Тело любит землю и земное. Душа любит заочное, то, что за пределами земного, то, что вне земли, над землёй, иной мир, где она царствует и властвует, торжествуя над телом.

Тело человека оставляет Цветаеву равнодушной, ибо тело есть сродни механизму, который необходим в земных условиях, но замечаешь его тогда, когда он начинает давать сбои.

Но душа и тело на земле не разрывны. Душа заставляет тело функционировать. Душа – выше тела. Душа это то, что болит. Телу Цветаева отказывает даже в способности чувствовать и ощущать, ибо через тело чувствует и ощущает всё-таки душа.

По примеру древних, Цветаева называет душу Психеей. Всё плотское, самочное воплощает Ева. Цветаева всегда утверждала, что от Евы в ней нет ничего. Всё – от Психеи.

Иногда Цветаевой приходится считаться и с телом – своим или чужим – но всегда на уровне презрительной уступки.

В письме к А. Штейгеру Цветаева даёт своё понимание души: «Душа <…> рождается готовая, не рождается – продолжается – со всем грузом бессознательной и бесполезной памяти. Бессознательной – так руки сразу узнают клавиши. плечи – волны. Бесполезной – все ошибки заново, как будто бы никогда не расшибался – и это уже можно проследить в короткой нашей, в короткой Вашей жизни: от чего Вы в жизни излечились, чему – научились? Ни от чего. Ничему». 70

В этом понимании души отчётливо ощущается влияние Платона. В христианстве принято положение о душе, которую дарует Бог, в то время как тело дают родители. С рождения до смерти душа сама обретает свой жизненный опыт.

Цветаева утверждает, что душа продолжается, обременённая грузом бессознательной и бесполезной памяти. Это совершенно платоновский взгляд. Платон говорит о существовании души до рождения, которая на земле наслаждается красотою идеального мира, о котором на земле очень смутно помнит. По Платону тело – раб, душа – госпожа, властвующая над ним. Тело – оковы души, его темница. («Федон»)

В 1920 году Цветаева пишет:

Да, друг невиданный, неслыханный

С тобой. – Фонарик потуши!

Я знаю все ходы и выходы

В тюремной крепости души.

Через пять лет ещё одно стихотворение на ту же тему:

Жив, а не умер

Демон во мне!

В теле, как в трюме,

В себе, как в тюрьме.

В этом стихотворении тело есть тюрьма, тога, ватный халат, стойло, котёл, топь, склеп, крайняя ссылка, тайна и тиски железной маски. Тело сравнивается со всем, что, так или иначе ограничивает душу, ставит ей преграды, стискивает со всех сторон, сжимает и удушает.

Цветаева разделяет мнение Платона о перевоплощении души, о том, что, отделившись от тела, душа, чересчур связанная с телесностью, возвращается на землю. По Платону, есть души чистые и легкие, не влекущиеся к телесному, ибо всю жизнь сосредоточивались на самих себе, избегая тесной связи с телом. Такие души после смерти тела возвращаются в божественный идеальный мир, где обретают блаженство.

Есть также души тяжёлые, обременённые телесными связями. Тяжесть и привязанность к земному миру тянет их назад, и они получают новое тело. Платон прибавляет: «Оковы эти, вероятно, всякий раз соответствуют тем навыкам, которые были приобретены в прошлой жизни». 71

Цветаева несколько раз высказала предположение о возможности снова родиться на земле:

А в следующий раз – глухонемая

Приду на свет, где всем мой стих дарю, мой слух дарю

Ведь всё равно, – что говорят, – не понимаю,

Ведь всё равно – кто разберет? – что говорю.

Бог упаси меня – опять Коринной

В сей край придти, где люди твёрже льдов,

а льдины – скал.

Глухонемою – и с такою длинной

Вот – до полу – косой, чтоб не узнал!

Родиться в России ей больше не хочется: «Может быть, в следующей жизни я до этого дорвусь – где-нибудь в Германии». 72

Из веры в перевоплощение души вытекает, что Цветаева считала свою душу тяжёлой, т. е. привязанной к телесному, и из-за этого обречённой вновь вернуться на землю. Между тем, землю Цветаева не считала подходящим для проживания местом. Во всяком случае – для себя. Нередко платонизм у Цветаевой смешивается с христианскими понятиями о смерти и посмертном существовании. В стихотворениях 20-х гг. Цветаева не раз выражала уверенность в том, что после смерти ей уготован ад, ибо много грешила:

Быть в аду нам, сёстры пылкие,

Пить нам адскую смолу, —

Отчего же, будучи высоко духовным существом, Цветаева относит свою душу к тяжёлым (Платон), а по христианским понятиям предопределяет ей быть в аду? Она ответила на этот вопрос так: «Область поэта – душа. Вся душа. Над душой – дух, не нуждающийся в поэтах, если нуждающийся – в пророках. Пророчество в поэте как соприсутствие, не как сущность – как поэзия в пророке». 73

Цветаева различает душу и дух. Каково отличие души от духа?

По определению Оригена: «душа есть нечто среднее между немощной плотью и добрым духом». 74

Комментируя Оригена, Эразм Роттердамский добавляет: «третьей и средней между ними он [т. е. Ориген] считает душу, которая способна к чувствам и естественным порывам. Она, словно в каком-нибудь мятежном государстве, не может не примкнуть к одной из двух сторон, её тянут туда и сюда; она вольна склониться куда хочет». 75

Душа должна примкнуть либо к телу, либо к духу. Тяжёлая Платонова душа есть душа, примкнувшая к телу. По христианским понятиям, душа, потворствующая телу, греховна и попадёт в ад.

Поэт, самой своей природой обречён душу свою привязать к телесному, иначе не будет стихов, не будет поэта. Цветаева смотрела правде в глаза: «Стихи, <…> третье царство, вне добра и зла, также далеки от церкви, как от науки. Стихи, <…> это последний соблазн земли (вообще – искусства!), её прелестнейшая плоть. Посему, все мы, поэты, будем осуждены». 76

Как душа – посередине, между телом и духом, так и поэт посередине, между природой и Христом, царством земным и Царствием Небесным. Область поэта – душа, влекущаяся к земной плоти, к земным соблазнам, душа, брошенная в водоворот стихий. Преодолеть стихию душе помогает воля и дух.

Душа и дух не есть одно и то же. Цветаева разницу между тем и другим знает:

Знать: Дух – мой сподвижник, и Дух – мой вожатый!

Душа – то, что болит, волнуется, переживает, страдает, мечется, томится, радуется и восторгается.

Дух – вожатый тела и души. Дух бесстрастен, холоден, решителен, твёрд. Дух знает – что хочет. Дух свободен от волнений и страстей. Дух – господин тела и души. Он может дать им, если они того хотят, полную свободу самовыражения. Но если душа обращается к духу с призывом о спасении, он вступает в свои права, обуздывая её. Несомненно, Цветаевой было известно высказывание Марка Аврелия: «Тело, душа, дух. Телу принадлежат ощущения, душе – стремления, духу – основоположения». 77

В христианской литературе разделение на тело, душу, и дух даётся ап. Павлом: «Есть тело душевное, есть тело и духовное. <…> Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное». (1 Коринф. 15, 46). Дух – высшее в человеке. Дух есть сильная часть души.

Епископ Феофан Затворник говорит, что дух есть, прежде всего, способность человека различать высшие ценности: добро и зло, истину и ложь, красоту и уродство. Если выбор в этой области сделан, то дух стремится подчинить своему решению душу и тело. Через Святой Дух человек общается с Богом. Без общения с Богом дух человека не способен найти настоящий критерий для определения высших ценностей, т. к. только Бог, который сам есть абсолютное благо, истина и красота, может верно указать решение человеку.

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) в своей книге «Дух, душа, тело» учит, что ум относится у духу как часть к целому, что дух гораздо обширнее ума, что дух творит формы. Дух и душа человека нераздельно соединены в единую сущность. Душа есть совокупность органических и чувственных восприятий, следов воспоминаний, мыслей, чувств и волевых актов, но без обязательного участия в этом комплексе высших проявлений духа, не свойственных животным и некоторым людям. Душа как комплекс органических и чувственных восприятий умирает вместе со смертью тела. Бессмертны те элементы самосознания, которые связаны с жизнью духа. Бессмертен дух, который может существовать без связи с телом и душой. Самосознание есть функция духа, а не ума. Духовность есть высшее достижение человеческой души. Плод же духа, как говорит ап. Павел в послании к галатам, любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание.

Тело, душа и дух, если он есть, ибо его может и не быть, находятся в неразрывном единстве. Цветаева это превосходно понимала: «Любя шум дерева, <…> не могу не любить его ствола и листвы: ибо – листвой шумит, стволом – растёт! Все эти деления на тело и дух – жестокая анатомия на живом, выборничество, эстетство, бездушие». 78

Присутствие духа в поэте – обязательное условие существования поэта и поэзии, которая от этого присутствия зависит. Через дух поэт получает вдохновение. Дух контролирует душу и тело, вовремя пресекая их злоупотребления. Цветаева знала истину о духе – бессмертен он, а не душа:

Не удушенный в хламе,

Снам и дням господин,

Как отвесное пламя

Дух – из ранних седин!

Душа не должна быть удушена прихотями тела; дух не может быть удушен прихотями души, ибо в нём сосредоточена вся её сила и власть.

В этой иерархии: тело – душа – дух, тело есть низшее, душа – среднее, дух – высшее. Недаром так волновался В. Розанов, призывая укреплять дух.

Цветаева была уверена, что поэт не может быть атеистом. Но поэта она не стремилась привязать к определённой религии. С её точки зрения поэт – всегда многобожец, т. е. язычник, но особый язычник: «Я бы сказала, в лучшем случае наш христианский Бог входит в сонм его богов» («Искусство при свете совести»). Замечательна фраза «в лучшем случае», ибо она произнесена христианкой и только христианкою она могла быть произнесена. Цветаева убеждена, что такова природа поэта изначально и иной она быть не может. Нечего и говорить, что таковой она считала и собственную природу. Разумеется, вышесказанное не означает, что поэт всерьёз поклоняется Зевсу, Аполлону, Афродите, но может быть наивно, по-детски в них верит, как чистосердечно верует и во Христа. Явление Христа для поэта не перечёркивает всех языческих богов. Они для него являются воплощением земных, плотских страстей (кстати, недаром же греческие боги живут на Олимпе, на горе, но гора-то земная). Христос – воплощение духовной жизни. И если у поэта вера только в олимпийцев, то это – худший случай, ибо он не видит – Высшего. Над самой Цветаевой, как сказал о ней М. Волошин, сиял «двойной свет: последнего язычества и первого христианства». Цветаева всегда знала Высшего, влеклась к нему. Зная свою земную миссию, Высшим же ей предназначенную, покорно её выполняла.