Добрые люди

Ем долму, а сам вспоминаю разные-разные мамины блюда… И ароматный суп кюфта-бозбаш с крупными мясными шариками, внутри которых цельный чернослив, с крупным горохом – нохуд. И плов с мясом в каштанах, и каурма-плов, и сабза-каурма-плов, и кялям-долмасы, и холодную с зеленью довгу, и пити, и душбара, и лявянги (особенно кутум-лявянги), и, конечно, кутабы – с мясом и зеленью… Ипярямяча (ну, разумеется!).

А сладости? Боже мой, сладости, которые мне давно уже нельзя есть, увы… От простого лябляби (смеси орешков и изюма), до кяты, шекер-буры, пахлавы и даже шор-когала (он солёный, его мне, наверное, можно немножко)!..

А потом я включаю музыку «Яных-керем», потому что помню её с детства, и грущу. Почему я, сытый, в тепле, а всё равно грущу? Я не умею делать маминудолму. Наверно, поэтому? Нет, не поэтому. Не скажу – почему… Не хочу говорить. Это моё. Извините…

Доброе сердце

Был у меня двоюродный брат Вова. Однажды в детстве, морозной зимой, когда ему было еще лет пять, не больше, взял Вовкин отец его с собой в лес за дровами. Бабушка связала Вовочке как раз в тот день варежки из козьего пуха. Красивые, пушистые, новенькие. Поехали они с отцом на санях, запряженных лошадкой. Отец дров нарубил и вернулся с сыном домой, а варежек нет. Куда подевались? Смотрят все на Вову: как так? Неужто потерял? А бабушка ведь так старалась! Эх… Вова ладошки замерзшие в карманы прячет и тихо отвечает: «Нет. Я их не потерял. Я их зайчику оставил на кустике. Зайчик все время в лесу живет. А там холодно. Мороз крепкий. Увидит зайчик мои варежки, обрадуется, оденет на лапки и согреет их». Посмеялись взрослые, не стали Вову ругать за его доброе детское сердце. Много лет с тех пор прошло… Нет уже на свете ни бабушки, ни Вовиного отца, ни его самого. Но историю эту буду помнить и другим рассказывать сколько смогу. О добром нельзя забывать.

Северяне

Северянин – это характер. Северянин – это мировосприятие. Северянин – это расстановка приоритетов. Как выглядит Северянин – не важно. Он может быть высоким и низкорослым, бородатым и бритым, полным и худым. Внешний вид не играет никакой роли, потому что в Северянине важно совсем иное – внутреннее духовное содержание.

Когда заходишь в ничейную охотничью избушку, а в ней не только чисто, но и соль, и мука, и крупа, и подсолнечное масло, всё самое необходимое человеку, имеется. А возле избы – полная дровница с наколотыми дровами, которые сложены не для себя, а для любого, кто здесь окажется, это – Северяне.

Когда в голой заснеженной тундре пять мужиков восторженно рассматривают лыжный след, радуются тому человеку, который его оставил, вовсе ничего о нём не зная, обсуждают всё ли с ним в порядке так, будто здесь прошёл кто-то родной, прикидывая его маршрут и понадобится ли помощь – это Северяне.

Когда в чужом незнакомом доме среди случайных чужих людей забываешь на видном месте кошелёк со всеми своими деньгами, уезжаешь и возвращаешься через неделю, и видишь свой кошелёк нетронутым там же, где оставил – это Северяне.

Когда покрытые инеем незнакомые мужики подъезжают к тебе на снегоходе, проехав Бог знает сколько вёрст по безлюдью, и первое что спрашивают – «есть ли спички?», не для того, чтобы их взять, а для того, чтобы поделиться с тобой, если тебе нужно, – это Северяне…

Вот почему я пишу это слово с большой буквы.

Раньше, живя на Большой Земле, время от времени, от случая к случаю, слышал, как некоторые люди, жалуясь на свою тяжкую безденежную беспросветную жизнь, говорили о каких-то своих знакомых с некоторой долей презрения, кривя губы: «А! Эти-то – на север за длинным рублём подались». Так и представлялось воображению: некий длинный рубль, свисающий бесконечной лентой, вроде туалетной бумаги, и жадные, ленивые люди вокруг него, «понаехавшие» на Север.

Только сейчас, годы спустя, понимаю, как это всё глупо и несправедливо. Люди на Севере работают порой в таких, мягко говоря, некомфортных условиях, о которых некоторые господа, обитающие гораздо южнее, и представления не имеют.

И работают на совесть. Я горжусь этими людьми, горжусь тем, что они – мои товарищи. Запомнитеэтих прекрасных мужественных трудовых людей. Они тут работают. Просто работают. Каждый день. В мороз, в метель, в стужу, днём и в темноте. Вглядитесь внимательней. Это – лучшие люди на земле. Они не бросят в беде. Они всегда подставят плечо. Сомневаетесь? Приезжайте. Я вас познакомлю. Здесь другие – не ходят.

Дорога

Мы переехали в новое помещение несколько дней назад. Как обычно в таких случаях, стены после строителей и маляров совершенно пусты. Ребята подумали и решили заполнить пустое пространство картой, тем, что привычно и понятно каждому из нас. Нашли в электронном виде карту Ямала, распечатали её на плоттере и повесили на стену.

Ну, висит и висит. Но неймётся маркшейдерам и геодезистам. То один подойдёт, посмотрит, то другой начнёт разглядывать, изучать по карте северные места обитания нашего… через некоторое время и я не выдержал, подошёл. Как же – это ведь карта! Где-то там, на ней, находимся сейчас и мы сами. Стал разглядывать, читать, и взгляд сам невольно потянулся туда, где когда-то бывал. Вдруг замечаю на карте легкий пунктир – зимнюю дорогу от одного месторождения до другого, от одного поселка к другому, от одной скважины к другой…

Так, это же моя дорога! Это же я её проложил, отвел под нее когда-то землю, узаконил в местных органах власти и прошел первым от начала до конца весь путь! Тонкая пунктирная линия, словно венка у виска забилась, запульсировала внезапно. Забилось чаще сердце моё, запело, вспомнило. Вот она, пурга: метет – ни зги не видать. Мы идём в эту пелену снега и сумасшедшего ветра, зная, что впереди – ни следа. Страшно идти первым? Конечно, страшно. «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Только некогда об этом задумываться, надо смотреть вперёд, сверяясь с картой и тусклым экраном навигатора, надо руководить движениями вездеходчика, надо быть спокойным в любой ситуации, вселяя в своих товарищей уверенность, даже тогда, когда её не хватает самому.

А люди! Какие люди рядом! Простые, открытые, обыкновенные и в то же время – потрясающе красивой души люди. Хозяйственный обстоятельный азербайджанец Гамза и Денис-молдаван – вечно чумазый танкист-вездеходчик, отчаянный любитель одесских анекдотов цыган Ванька Куцуров – дорожник-строитель и мешковатый русский увалень бульдозерист Серёга Борщов, спасший мне жизнь… И другие были. И немало их было. И каждому из них – низкий поклон.

Я писал о них и ещё напишу, потому что они достойны того, чтобы о них знали и помнили. Тонкий пунктир на карте – дорога, это и их след на земле…

Борщов

Темно. Холодно. Очень холодно. Кажется, что от холода кости отслаиваются от мышц и болят каждая отдельно, как от ожога. Надо беречь тепло, печка греет воздух, конечно, но только возле себя сантиметрах в пятидесяти, максимум. Дальше – всё леденеет.

Гамза, Денис и я лежим в кабине от Газ-66, которая «сидит на плечах» старенькой Газ-71. Лежим в темноте, укутавшись во всё возможное, потому что на «улице» около минус пятидесяти. Наш «газон» стоит где-то посреди Западно-Мессояхской тундры. Там, словно памятники полярному зимнему ветру, высятся над тундрой причудливые снежные фигуры, изваянные ледяной позёмкой, змеящейся в декабрьской ночи: вот торчит наковальня, а вот снежный осётр, будто выныривающий изо льда. А там – метровые снежные заячьи уши. А неподалеку вообще удивительная сетчатая фигура, напоминающая муляж человеческих легких. Совсем недавно мы с Денисом наблюдали эту, созданную природой скульптурную «галерею» в прыгающем неровном свете вездеходных фар. Наблюдали, пока не заскрипел и не оглох внезапно двигатель нашей «газушки».

Наша ласточка-«газушка» погибла: старенький, многажды латанный двигатель – сердце вездехода, не выдержал постоянных бешеных нагрузок и буквально развалился на ходу. Слава Богу, хоть печка работает автономно…

Но путь на Запад проложен. Мы успели дойти до крайнего западного пункта – репера будущей скважины номер шестьдесят шесть. В одиночку дошли, потому что ТМ-ку, в которой я добирался до передвижного поселка дорожников, забрал по неотложным делам Филиппыч. Он обещал, если что, вернуться через два дня. Но у нас уже не было в запасе этих двух дней. Нужно было идти вперёд.

Тем более, что Владимир Станиславович, поджидавший нас в своем дорожном лагере на развилке «Восток-Запад», сказал, что даёт нам в поддержку всю свою технику: два «Кировца» и три «болотника» (бульдозеры с широкими гусеницами, позволяющими двигаться по заболоченным местам). Он же познакомил нас с дорожным мастером, которому поручил дорожное обслуживание всей западной дороги.

– Вот, знакомьтесь: Сергей Борщов, – представил Станиславович своего подчиненного странно сдержанным голосом.

Перед нами стоял здоровенный детина лет сорока в зимней спецодежде с надвинутой по самые брови шапкой ушанкой. Широкое, простоватое лицо с усами, похожими на моржовые из советских мультфильмов пятидесятых годов. Растерянный до робости взгляд большого ребёнка (Ох, ты, Господи! Начальство приехало! Что делать-то? Куда податься? Ох, пропал я, пропал!).

– Так, Сережа! Организуй всё как положено! Ты знаешь, что на тебя все жалуются?

– Кто? Где? Не знаю я ничего, Владимир Станиславович. Не знаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.