– Я – в теме… Труп-то принадлежит киллеру… Мы подозревали его в двух заказных убийствах, в том числе главного инженера оборонного завода. А теперь… Склонен думать, что после исполнения третьего заказа, сегодняшнего – убрали, как отработанный материал.

Генерал уточнил:

– Полагаешь, что это он убил Лаврентьева?

– Нисколько не исключаю, – подтвердил Воробьев. – Пойдем и в этом направлении… Ждем результатов баллистической экспертизы… Уж очень хочется знать, из того ли пистолета убит полковник Лаврентьев, что найден на месте преступления?

– Просьбы? Вопросы?

– Одна просьба… Хочется, чтоб и следственное управление сразу же подключилось.

Тихо открылась дверь кабинета, вошла секретарша, подошла к Воробьеву и что-то стала шептать тому на ухо. Воробьев, молча, кивал.

Генералу эти перешептывания не понравились.

– В чем дело?

– Извините, – сказала секретарша и вышла из кабинета.

– Тайны? От меня?! Подполковник, объяснись!

– Не от вас… – Воробьев растерянно смотрел в глаза генерала. – Неприятность… И большая…

– Еще одна?

– Так точно… К сожалению…

– Имеет отношение к убийству полковника Лаврентьева?

Воробьев развел руки.

– Увы…

– Каким образом? Говори, не стесняясь. Тут – все свои.

– Ну… Проверка «ПМ»… Оружие числится за… Разрешите доложить с глазу на глаз? Сведения такие, что…

– Нельзя даже в этом кругу? – подозрительно спросил генерал.

– Можно, однако считаю преждевременным.

– Хорошо… Идем дальше… Скажи мне, подполковник, вот что: не просматривается ли связь между убийством Лаврентьева и расследованием какого-то дела. Может, месть? Ликвидация активного игрока?

– Не думаю: если по каждому уголовному делу будут убивать по полковнику, то… Хотя проверим, конечно…

– У тебя все?

– К сожалению… Пока что…

Воробьев присел на стул. Присутствующие активно выдвигали версии, но Воробьев слушал равнодушно, точнее – совсем не слушал. Он явно был погружен в свои мысли. Тем более, что ничего дельного не предлагали. Версии, которые люди высказывали, не яснее одна другой. Кто-то высказался в том смысле, что имеем дело со случайным убийством, с убийством по ошибке: хотели, мол, убрать одного, а ликвидировали случайно подвернувшегося под руку. Другие склонны видеть мотив убийства в ограблении: не могли знать злодеи, что в карманах их потенциальной жертвы нечем будет поживиться.

Генерал, сощурив левый глаз, ехидно спросил:

– А «ПМ», найденный на месте убийства? Грабитель и с такого рода оружием – это уж слишком.

– И этому можно найти объяснение.

– Например?

– Пистолет выпал из кармана убитого… Его табельное оружие…

Никто не обратил внимания, что во время разговора о «ПМ», найденном на месте преступления, Воробьев ёрзал на стуле и как-то загадочно ухмылялся.

– Подвожу итог, – сказал генерал. – Ясно лишь то, что ничего не ясно… Тушин принял уголовное дело к своему производству… Возглавит следствие полковник юстиции Алексеев… Просит, если, говорит, мы сильно заинтересованы (издевается Тушин), помочь, отрядить наиболее опытных… За этим дело не станет… Подберем и отрядим. Кстати, – генерал о ком-то вспомнил, – «святая троица» все загорает?

Ответил заместитель по личному составу, первый догадавшийся, кого имеет в виду начальник главного управления:

– Три дня осталось.

– Отозвать! Сейчас же отправьте факс… Пусть наши коллеги разыщут… Первым же самолетом – в Екатеринбург.

Генерал Еремеев, курирующий в главном управлении следствие, стал возражать, догадавшись, что «святой троице» отведено место в следственной бригаде:

– Но один из… В близких, чуть ли не дружеских отношениях с потерпевшим… Загорячится и таких дров наломает, что мало не покажется.

– Не доверяешь? – спросил начальник главного управления.

– Не то, чтобы… Однако…

– Понял: не совсем… А я – доверяю. Как быть?

– Ну, – Еремеев замялся, – ваше мнение – решающее.

– Благодарю.

Еремеев не собирался сдаваться.

– К тому же не по чину… Больно жирно, – присутствующие догадались, что теперь Еремеев имеет в виду другого из «святой троицы». – Все-таки начальник следственного управления. На нем висит не одно дело, а сотни.

– Ничего, – усмехнулся начальник главного управления, – пусть тряхнет стариной и вспомнит былое. Да и он не один. А замы на что?

– Воля ваша, – наконец сдался Еремеев.

– Все свободны, – сказал начальник управления и бросил скомканную лохматую бумажку в мусорную корзину. И вспомнил. – Воробьев, а ты куда?

Воробьев вздохнул. Его информация не из числа тех, которые тешат начальственный слух. Он ждет бурной реакции, но надеется на удачу: а вдруг гроза пройдет стороной и все обойдется? Этот – не то, что прежний. Не дуролом. Горяч, ясное дело. Но кто видел спокойного и равнодушного генерала? Покажите и Воробьев с удовольствием посмотрит на столь редкий экземплярчик.

Встреча

Прокурор Тушин встретил полковника юстиции Алексеева по-барски, развалившись в командирском кресле с высокой кожаной спинкой. Что есть, то есть: любит демонстрировать свое превосходство всем, но почему-то с особенным наслаждением и упоением – именно Алексееву. Следуют привычная пауза и кивок в сторону одного из стульев.

– Извини, что потревожил в столь поздний час, однако…

Прокурора прервали, а он этого не переносит… Когда позволяют подобное подчиненные. Он поморщился, будто проглотил страшную кислятину.

– Понимаю… Слушаю…

– Что думаешь по делу? – спросил Тушин, глядя на собеседника с презрительным прищуром. И тут же позволил себе обосновать свой интерес. – Вон, – он мотнул головой в сторону включенного телевизора, – центральный канал уже передал новость. А завтра, – он скривился, ощущая себя в кресле стоматолога, готового без обезболивания выдрать у него здоровый зуб, – и газетёнки протрубят на всю страну. Общественное мнение, короче, будет взорвано. Будут нас трясти на всех перекрестках и кому только не лень.

Алексеев попытался изобразить на лице сочувствие, но, похоже, ему это не очень-то удалось. Он, тяжело вздохнув, сказал:

– Да уж… Прославились…

– Лучше, если б такая «слава» обошла стороной.

Алексеев попробовал пошутить.

– Не мы ее выбираем, а она нас.

– Афоризмами говоришь? – Тушин привычно прищурился. – Ладно… Ты не ответил на вопрос.

Алексеев обреченно развел руками.

– Не ответил, потому что сказать нечего.

– С твоим-то опытом?! – воскликнул Тушин.

Алексееву показалось, что в голосе прокурора проскользнула ироническая нотка. Привык Алексеев к неискренности шефа по отношению к себе и потому любую похвалу воспринимает скептически. И не без оснований.

– Перелистав на скорую руку первичные материалы, осталось много сомнений и недоумений. Много, очень много странностей. Вот пока и все.

Тушину захотелось утешить подчиненного, успокоить, обнадежить, ободрить.

– Брось! Не усложняй себе задачу, – Алексеев недовольно передернул плечами. – Я не собираюсь навязывать тебе своего мнения, но позволь высказать: думаю, что тут мы имеем дело с убийством на бытовой почве, – не преминул посоветовать. – Держись этой версии, как основной, – и порядок.

Алексеев – не в настроении. Ему неохота затевать спор, поэтому согласно кивнул.

– Пожалуй, что так… Версия имеет полное право на жизнь.

А думал он в эту минуту совсем даже наоборот. Впрочем, начальству не след знать все его мысли.

Тушин встал с кресла и вышел из-за стола. Встал и Алексеев, полагая, что шеф намекает: аудиенция окончена.

– Ну, ладно… Я подписал постановление, которым определил основной состав следственной бригады по этому делу… Список неокончательный… Ты можешь его самостоятельно дополнить.

– Учли мои пожелания? – поинтересовался Алексеев.

– В меру моих скромных возможностей, – ответил Тушин и в его голосе Алексеев вновь почувствовал иронию.

– Кто руководитель?

– Ты, конечно.

– Благодарю за доверие.

– Не стоит благодарности… дело-то такое, что… Наряду с доверием, возлагаю на тебя и огромную ответственность.

– Понимаю… Не первый раз.

– Однако столь громкое дело – первое.

– Как сказать и с какой стороны оценивать…

– Да хоть с какой… Не помню, когда последний раз убивали одного из руководителей главного управления областного милиции.

– Действительно, случай редкий. Но для меня любое убийство…

Тушину не нравились обычные разглагольствования подчиненного, поэтому прервал.

– Кстати… – Тушин дважды шагнул в сторону и потом вернулся к столу. – Ты как-то заговаривал насчет ухода на пенсию. Не передумал, нет?

– Было и остается такое желание, – подтвердил Алексеев. – Пора на покой. Попахал и будет. Теперь пусть молодые ломают хребты.

Тушин ухмыльнулся.

– Ну, это – в ближайшем будущем. Раскроешь дело, схлопочешь орденишко…

Алексеев громко рассмеялся и вспомнил незабвенного Теркина.

– Зачем мне орден? Я согласен на медаль.

– Нет-нет! Обещаю орден. И вот потом – отдыхай на здоровье.

– Ловлю на слове.

– Зачем «ловить»? Не надо! Я – хозяин своего слова. Однако, – Тушин притворно вздохнул и попытался выразить на лице сожаление, – тяжело расставаться с опытными кадрами. Профессионала не встретишь на каждом шагу. Молодежь нынче, сам знаешь, какая.

– Молодежь, как молодежь, – заметил Алексеев и добавил. – Горяча… иногда не в меру, но это же хорошо. Все мы когда-то слыли максималистами.

Тушин кивнул.

– Да, были. Но мы чтили старших. Эти же… Для них нет авторитетов. Вчера один из молодых, но ранних, знаешь, заспорил со мной… Знаешь, кто? Стажер! Всего-то полгода работает. Чернила в дипломе не просохли, а уже мнение свое имеет. Смело высказывается. Не боится… Даже меня, прокурора области. Не понимает: стоит мне мизинчиком давануть и мокрого места от клопа не останется.

Алексеев пытается в ответ подобрать слова, не ранящие сердце прокурора.

– Ну… Сетования по адресу молодых не новы. Это наше, стариковское. Хлебом не корми, а дай поворчать…

– Это ты про себя, что ли?

– Естественно. А про кого же еще-то?

– Ладно… Свободен… И периодически докладывай. Ясно?

Алексеев согласно кивнул.

– Буду докладывать, – сказал он и вышел из кабинета.

Веселуха

В ночном клубе, что на улице Малышева, шумно и людно. Это понятно: пятница и впереди два выходных. Молодежь оттягивается по полной программе. Многие девчонки и мальчишки, если приглядеться, уже под кайфом: в глазах их сумасшедшинка. Прыгают неустанно (это у них танцы такие), как горные козлы и козлушки.

К столику, что неподалеку от барной стойки, вернулась после поскакушек обалдевшая юная парочка – Мишаня (по паспорту – Михаил) и его свежая совсем подружка Лана (по паспорту – Светлана), студентка политехнического университета.

Усевшись, Мишаня потянулся к бутылке с армянским коньяком, наполнил рюмки – себе и подружке.

– Ник, тебе плеснуть?

Вопрос адресуется третьему за столиком, Нику (по паспорту Николаю). Он сидит, уставившись в одну точку, и давно уже молчит. Ему, в отличие от молодой парочки, совсем не весело. Может, возраст сказывается (на червонец точно старше). Может, с любимой женой полаялся (если женат, понятно) и теперь тоскует. Может, какая-то третья причина, неведомая другим.

Подошла миниатюрная брюнеточка, кивнула, как старой знакомой, Лане и бочком прильнула к Нику, выказывая свое расположение и желание познакомиться.

Мишаня хохотнул.

– Давай-давай… Попробуй растормошить битюга колхозного. А то весь вечер сидит и только рюмки опоражнивает.

Брюнеточка погладила по начавшей лысеть голове и попыталась обнять Ника за шею. Ник откачнулся.

– Сдурела, сука?! Чего льнешь к женатику, а?

Лана осуждающе качнула головой.

– Зачем так грубо?.. На лбу у тебя не написано… Девчонка хочет общения, мужского внимания. А ты…

– Зато я не хочу… ничего! – рявкнул Ник. Налил в рюмку коньяка и залпом выпил.

– Может, угостишь? – сказала брюнеточка и озорно взвихрила свои роскошные волосы. – Или не джентльмен?

– А, пошла ты!..

– Ну, извини, – сказала девушка и пошла в глубь зала, к своему столику.

Мишаня попытался успокоить Ника.

– Не злись, кореш, а? Гляди, как кругом круто? И девок – на любой вкус. Чего ты, в самом деле, бычишься?

– Есть причина, – буркнул Ник, налил рюмку и вновь выпил.

– Интересно, какая? – спросил весело Мишаня. – Баба по утрянке отказала, да? – он хохотнул.

– Не тронь мою жену, ясно?

– Хорошо, не буду… Может, шеф на хвост наступил?

– Не наступил, но… Зло берет… Ему – всё. А мне?.. А нары одинаково давили…

– Завидуешь? – Мишаня опять хохотнул. – Каждому свое…

Лана решила поддержать дружка. Она назидательно сказала:

– Судьбы у всех разные, а завидовать – большой грех.

– Видишь, Ник, у девки куриные мозги, а рассуждает здраво.

– Не в зависти дело… Обидно, – Ник наполнил рюмку и выпил, развернул шоколадку и надкусил с края.

Мишаня спросил:

– Много не будет? Не забывай, что за рулем. «Менты» прильнут и не отцепятся.

– А, – Ник махнул в сторону рукой, – в гробу их видел… Дешевки… Кину на лапу сотенку и даже честь отдадут.

– Пусть так: все равно опасно. Столбов по обочинам много и один из них может оказаться твоим.

– Обидно, – повторил Ник. – За людей нас не считают… Дерьмо разгребать – Колян, давай, окунайся с головой! А что другое – ху-ху не хо-хо? Брезгуют! А чем лучше, а?

– Ну, что ты, в самом деле? На х… перчика подсыпали, что ли? Выбрось из головы. Узнает, не дай Бог, шеф…

– Ты стукнешь? – красные глаза Ника уставились на Мишаню.

– Заложить? Тебя?! – увидев недоверчивый взгляд Ника, стукнул себя в грудь. – Никогда! Век свободы не видать.

Ник расчувствовался.

– Собираются в загородный кемпинг. Ну, я и говорю: возьмите меня? Шеф глянул в мою сторону так, будто перед ним козявка какая-то, а не человек, не кореш его.

– Ну не дурень, а? Что ты там не видел? Баб? Но их здесь гораздо больше. Мигни – косой десяток подскочит. А там… Ничего хорошего… Не в свой круг метишь, мужик, не в свой.

Лана поддакнула, вспомнив поговорку:

– Не в свои сани не садись.

– А чем я хуже, ну, скажи? Он – барин, голубых кровей, а я – плебей?! Хренушки! Одного поля ягодки. На одних нарах сиживали. Ему… Повезло больше и вся разница.

Ник встал, больше не говоря ничего, не твердой поступью направился к выходу.

– Проводить? – спросил Мишаня, а Лана дернула за рукав: сиди, мол, мужик знает, что делает.

Ник в ответ вяло, не обернувшись, махнул рукой.

– Осторожнее, пожалуйста, Ник, на дороге, – все-таки крикнул вдогонку Мишаня, опрокинул рюмку, наклонился к Лане и впился в ее губы. Поцелуй был долог. Оторвавшись, крякнул от удовольствия. – Сладкая ты моя… Может, и мы домой, а? – спросил он, заглядывая в глаза девушки. – Хочу тебя… Так хочу, что невмоготу.

Лана слегка отстранилась.

– Остынь… Рано… А туда – успеем еще.

– Тебе не на лекции разве?

– А, ну их к черту! Лекции от меня не уйдут. А вот молодость – так, говорят, скоротечна, что и глазом не успеешь моргнуть и уже старуха, морщины на щеках и везде – обвисшие мешки жира.

Мишаня хохотнул в ответ. Видимо, попробовал представить себе Лану в образе старой и немощной старухи. Представил и ужаснулся.

– Не надо, – сказал он.

– Годы не спрашивают, что нам надо, а что нет. Годы возьмут свое.

– Пусть берут, но как можно позднее. Ты предпочтительнее в качестве конфетки, чем в виде сморщенного и зачерствевшего сухаря.

Лана щелкнула его по спине и прильнула к парню.

– Сладкоежка…

Гостенек

Сержант на вахте с утомительным вниманием изучает удостоверение, предъявленное при входе. «Фирма» ему, по понятным причинам, внушает доверие и даже почтение, однако бдительность не может быть лишней, тем более, когда гражданин является в столь поздний час, когда в прокуратуре пустынно и жизнь почти замерла.

Иванов терпеливо ждет и не подгоняет сержанта. Иванов понимает, что тот всего лишь исполняет функциональные обязанности. К тому же он, Иванов, сейчас не на службе и идет частным порядком.

Сержант, убедившись, что удостоверение не фальшивое, что фотография в нем соответствует личности, поднял глаза и предельно осторожно спросил:

– Простите, вам кто нужен?.. Извините, что интересуюсь, но в отделе по расследованию убийств сейчас никого нет.

На чисто славянском округленном лице Иванова появилась улыбка. Он мягко возразил:

– Это не совсем так, сержант.

Сержант смутился: непорядок, когда посетитель знает больше, чем он.

– Вы созванивались? С кем?

– Не созванивался и предварительно не договаривался, – сказал Иванов, – однако точно знаю, что нужный мне человек у себя.

– А именно? Не секрет, нет?

– Полковник юстиции Алексеев.

– С чего вы решили, что он у себя?

– Профессиональная тайна, – рассмеявшись, ответил Иванов.

Сержант неодобрительно подумал: «Какой смешливый, а еще в такой серьезной фирме служит». Сержант машинально бросает взгляд на стенд, где сотрудники оставляют ключи от служебных кабинетов, обнаруживает свободный гвоздик. Он, краснея за оплошность, смущенно говорит:

– Кажется… Вы правы… Сейчас… Одну минуту… Я все-таки позвоню… – набирает трехзначный, видимо, внутренний, номер. – Сержант Соловьев… С вахты… К вам гражданин… Одну секунду: прочитаю… – чуть ли не по слогам произносит в трубку. – Подполковник Иванов Георгий Фаддеевич… Есть!

Сержант возвращает трубку на аппарат и протягивает владельцу его удостоверение.

– Прошу прощения… Формальности… Но они, сами знаете…

– Необходимы, – за него закончил фразу Иванов. – Так я могу?..

Сержант торопливо кивает на турникет.

– Проходите, пожалуйста… Полковник Алексеев ждет.

Иванов молодецки, несмотря на годы за плечами, взбежал на третий этаж. Одна из дверей – нараспашку. В проеме – Алексеев. На его лице – удивление и немой вопрос. Вместо вопроса, следует приглашающий жест хозяина.

Устраиваясь на стареньком и потертом стуле, Иванов решил объяснить цель ночного посещения.

– Прости, Захарыч, – они – не друзья, но знакомы очень давно и потому на «ты», – за вторжение. Иду, гуляючи, мимо… Гляжу, знаешь ли, а в окне – свет. Дай, думаю, заскочу. Вот и… Если помешал, то…

– Подозрительное «гуляние» – и по месту и по времени.

– Как понимаешь, домой иду…

– Вот именно!

– Вышел на улицу. Черемуха цветет, откуда-то сиренью попахивает. Решил пешком добираться.

Алексеев ехидно поинтересовался:

– А не далековато ли, романтик?

– Путь не ближний, однако после сидения в четырех стенах полезный.

И вновь ехидный вопрос Алексеева:

– Значит, по пути, да?

– Ну, конечно, Захарыч.

– Значит, шел в один конец улицы Малышева, а очутился в другом?

– Ну… Два километра по ночным улицам – не крюк.

– Понятно, гостенёк поздний, – Алексеев пошел и включил чайник. – Кофе?

– А нет ли чего посущественнее?

– На работе – не держу… Сам знаешь, как я отношусь…

– Тогда – не надо.

– Прости, коллега.

Иванов рассмеялся.

– Юмора не понимаешь, да? – и повторил вопрос, на который хозяин не ответил. – Не помешал?

– Что ты! Нет, конечно! Хожу тут… Один-одинёшенек… И поболтать не с кем.

– Ну и шел бы в семью. Не иначе, как заждались. Дня тебе, стало быть, недостаточно?

– А тебе? Взгляни на часы. Чья бы корова мычала…

– Согласен: засиделся. Запурхался в бумагах. Не заметил, как наступила ночь.

На столе Алексеева затетенькал телефон. Алексеев, кивнув в сторону аппарата, заметил:

– Накаркал. Не иначе, как супруженция добивается. Он снял трубку и неласково бросил. – Да… Именно так… Внимательно слушаю… Понял… Так… Ясно… Теперь имею в виду… Копайте… Может, ты и прав… Не извиняйся… Сижу тут, потому что жду звонка, – положив трубку, Алексеев пояснил гостю. – Подполковник Воробьев позвонил…

– Воробьевых, как и Ивановых, что нерезаных собак.

– Заместитель Лаврентьева.

– Понятно, – хотелось Иванову спросить, о чем был звонок, но не стал. Подумал: захочет – сам скажет.

Алексеев захотел.

– Ты ведь знаешь, да, о «ЧП»?

Иванов кивнул.

– Наслышан… Конечно, в общих чертах, но мне больше и не надо. Кстати, прими соболезнования.

– Я?! Причем тут я? Лаврентьев – не мой родственник. И даже не сослуживец.

– Не в том смысле.

– А в каком?

– Как я понимаю, дело повесили на тебя.

– Ну и что с того?

– Дело это – с душком… Скандальное. К тому же непонятное и необъяснимое с точки зрения логики и здравого смысла. Короче, дело – очевидный «глухарь». Вот и поспешили сбагрить. Кто-то тешит себя надеждой, что ты на нем сломаешь себе шею. Хорошо, если я ошибаюсь и сгущаю краски. Однако…

– Пожалуй, ты прав, – Алексеев с сожалением покачал головой. После паузы добавил. – И я знаю этого «кто-то».

– А кто, скажи, не знает? – Иванов улыбнулся, но грустно. – Спотыкнулась коса о камень… Вот и несется по округе лязг и скрежет.

Алексеев смиренно заметил:

– Бог терпел и мне велел. Да и… Немного осталось… Еще чуть-чуть и развяжусь.

– Чего-чего, а этого от тебя и слушать не хочу, – Иванов недовольно фыркнул. – Готов лапки сложить? Уступить поле боя другим? Кому?

– Молодым, идущим на смену, – вздохнув, ответил Алексеев.

– Рано сдаваться. Годы твои – не ахти. На здоровье не жалуешься. Куда собрался?

Алексеев пошутил:

– Юрисконсультом в коммерческую фирму.

– Ну и шутки у тебя.

– А что тут смешное? Бабки – приличные. Рабочий день, – он ладонями отмерил на столе, – от сих и до сих. Жена, между прочим, только за.

– Жена – не аргумент.

– Как это «не аргумент»?

– Все жены одинаковы и хотят одного, точнее двух вещей: чтобы денег побольше приносил домой и работал поменьше, чтобы сидел у подола и никуда.

– Ладно, не будем про жен.

– Про своих? Да. А про чужих?

– Ты кого-то конкретно имеешь в виду?

– Жену погибшего Лаврентьева… Говорят: красавица.

– И ты туда же? – Алексеев показал пальцем в потолок. – Был совет.

Иванов, посмотрев в потолок, спросил:

– Начальника отдела имеешь в виду?

– Ну, нет! Алдошин давно не вмешивается… Предоставил автономию… Да и ему не до меня: с молодежью нянчится, юнцов натаскивает.

– Значит?.. Опять тот, «кто-то»?

– Он, Георгий Фаддеевич, он. Мягко посоветовал держаться одного мотива – бытового.

– Ясно. А ты, выходит, не согласен?

– Как всегда… Я вот думаю: может, во мне вновь говорит извечный дух противоречий, столь нелюбимый начальством?

– Противоречия, Захарыч, заставляют мысль двигаться вперед.

– Благодарю за поддержку.

– Сожалею, но могу лишь морально поддержать.

– Это уже немало. Да… Воробьев сообщил важную, как он считает, информацию, имеющую, по его мнению, отношение к убийству Лаврентьева.

– Ну-ну… Это уже интересно. Скажи, если не секрет?

– От тебя? Секреты? Не смеши! Ты и твое ведомство знает столько, сколько нам и не снилось.

– Не преувеличивай, Захарыч, не переоценивай.

– Так вот… Через несколько часов после убийства Лаврентьева (с небольшим промежутком) появилось два трупа. Первый труп найден в лесопарковой зоне и с очевидными признаками умышленного убийства. Второй труп – в районе Эльмаша: сорок минут назад в ДТП погиб еще один молодой мужчина. Тут, внешне, – несчастный случай: напившийся в стельку водитель не вписался в поворот и долбанулся носом в придорожный столб. Мгновенная смерть.

– Так, – Иванов сморщил лоб, – не вижу связи.

– А Воробьев видит!

– Ну, может, располагает дополнительной информацией.

– Именно. Дело в том, что (с его слов, конечно) наш уголовный розыск вышел на погибших, как на возможных киллеров… По другому, правда, делу. Их ликвидировали, по мнению Воробьева, из-за причастности к убийству полковника Лаврентьева. Кто-то убрал исполнителей, чтобы оборвать нити.

– Уже яснее. Воробьев подозревает, что ДТП подстроено, чтобы убрать соучастника громкого преступления. А что, если простая случайность?

– Воробьев не верит в подобную случайность, когда выстраивается цепочка: сначала – заказное убийство, потом, спустя буквально несколько часов, – ликвидация матерых киллеров.

– А ты, Захарыч?

– И я не верю.

– У тебя, судя по всему, есть основания.

– Да… Но, Георгий Фаддеевич… Вмешалось одно обстоятельство, которое перемешивает наши карты…

<1 2 3 4 5...7 >

На страницу:

Перейти

3 из 7