Полная версия
Птичий полонез
Птичий полонез
Валерий Дмитриевич Сибикин
© Валерий Дмитриевич Сибикин, 2017
ISBN 978-5-4490-0817-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Валерий Сибикин
ПОСВЯЩАЮ
Посвящаю эту книгу моим любимым внукам Максиму и Илье Сунцевым. Многое в этой книге появилось благодаря их участию. Это восторги и радость моих внуков, маленьких тогда еще первооткрывателей многих тайн природы, лежат в основе ряда моих новелл и рассказов. Благодаря детскому интересу и любопытству я попадал в миры, полные волшебства, и открывал их дивные тайны. И теперь точно знаю, почему люди так ждут и так рады появлению у них внуков и внучек.
Валерий СибикинОТ АВТОРА
Благодарю всех россиян, которые поддерживали во мне веру в моё писательское призвание, присылая в мой адрес и в редакции изданий свои отзывы о моих печатавшихся произведениях.
Выражаю огромное спасибо Кемеровскому отделению Союза писателей России, в своё время оценившему мои произведения как достойные быть представленными на Всероссийском семинаре детских писателей в Пицунде.
Сердечна благодарность моя Всероссийскому журналу «Роман-Газета» и его редактору – известному Российскому писателю Гарию Леонтьевичу Немченко, дважды удостоившим публикаций моих рассказов о природе.
Книга «Птичий полонез» необычна тем, что иллюстрации к ней написали дети – воспитанники Мысковской Детской школы искусств. Есть такой уютный чудесный городок на юге Кузбасса, в прекрасной Горной Шории, за величественную красоту прозываемую Сибирской Швейцарией. Произведения детей, на мой взгляд, куда важнее иллюстраций, которые могли бы сделать художники-профессионалы. Ведь дети, как известно, напрямую общаются с Ангелами и с самим Богом. А значит, в их видении действительности присутствует Божий след. И я выражаю особую признательность моим юным сотворцам – художникам, чьи имена вы прочтёте под иллюстрациями к книге.
Валерий СибикинАВТОБИОГРАФИЯ СИБИКИНА ВАЛЕРИЯ ДМИТРИЕВИЧА
Родился в селе Поповка Тамбовской области 1 января 1942 года в семье крестьян. В 1953 году моя мать со мною и тремя моими сёстрами по спецпереселению переехала в Амурскую область, поднимать сельское хозяйство. В городе Белогорске (бышем Куйбышевке-Восточной) я закончил 8 классов школы и начал трудовую деятельность.
В 1958 году в компании пятерых друзей приехал с Амура в Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области, чтобы… стать шахтёром! Такова в то время была романтика – трудиться в самых тяжких условиях. И все пятеро шестнадцатилетних: Владимир Шальнов, Геннадий Брацунов, Виктор Сороковых, Валентин Геращенко и я были приняты в двухгодичное Горно-Промышленное училище (ГорПУ 8). Его окончил я в 1960 году и был сразу занесён на областную Доску Почёта, как закончивший ГорПУ с отличием.
Боже! С каким душевным теплом я и мои «амурские кузбассовцы» вспоминаем ГорПУ – 8! Как нас там лелеяли и учили жизни. Какое родительское отношение испытывали мы, все четыреста воспитанников этого «родного дома». И город Ленинск-Кузнецкий гордился училищем. Это виделось во всём, особенно когда мы в парадной шахтёрской форме под звуки своего оркестра (в котором, кстати, играл и я), чеканили шаг на праздничных демонстрациях, когда город направлял в нашу столовую лучшие продукты, когда на шахтах строгие начальники нас, направленных на практику, принимали и опекали как родных детей, влюбляя в тяжёлый шахтёрский труд.
Как выпускник-отличник я был направлен в трест «Кузбассшахтавтоматика» – первую в Кузбассе организацию, занимавшуюся работами по автоматизации шахт, и принимал участие в автоматизации шахтных систем на Ленинск-Кузнецком руднике. Работал, видимо, неплохо, поэтому был назначен мастером электроцеха по ремонту и наладке шахтного оборудования в Центральные электромеханические мастерские г. Ленинска-Кузнецкого.
Работая мастером этого цеха, одновременно обучался в вечерней школе, окончив ее в 1962 году. В этом же году поступил в Новокузнецкий Государственный Педагогический институт на только что появившийся в стране инженерно-педагогический факультет, который окончил в 1967 году, и взял распределение в город Мыски. Туда же взяла распределение и моя супруга Людмила Евгеньевна – учитель немецкого языка. Здесь, в Мысках, у нас родилась, окончила среднюю общеобразовательную и Детскую музыкальную школу дочь Елена. Впоследствии она закончила Кемеровский институт пищевой промышленности и ныне успешно трудится технологом на Пермской кондитерской фабрике.
Дочь и зять, Александр Викторович Сунцевы подарили нам двоих прекрасных внуков. Старший, Максим, в 2016 с золотой медалью закончил среднюю школу и стал студентом Высшей Школы экономики. Младший, Илья, оканчивает среднюю школу, и тоже с прекрасными результатами. Максим в свои юные годы стал неоднократным чемпионом России по плаванию, победителем пермских городских и краевых олимпиад по химии и биологии. Но более всего разбирается он в компьютерных технологиях. Младший, Илья, что называется, «наступает на пятки» старшему брату. Только вместо спорта он занимается музыкой (аккордеон и гитара) и выступал уже в составе ансамблей в Сочи и Болгарии.
С первых годиков своей жизни внуки находились каждое лето у нас, у их дедушки с бабушкой, в Мысках. Куда только не заносила нас неугомонность внуков и их любознательность, поощряемые мной с бабушкой! Столько открытий было сделано нами в нашей сибирской природе, природе Горной Шории! И многие из них стали «строительным материалом» для моих новелл и рассказов в этой книге.
В Мысках я работал в общеобразовательных школах преподавателем физики, электротехники и трудового обучения. Более восьми лет преподавал в Томь-Усинском энергостроительном техникуме технические дисциплины: техническую механику, технологию металлов и металловедение.
Природа Кузбасса, и особенно природа Горной Шории, молодое бурление зарождающегося индустриального города Мыски зажгли во мне писательскую искру, и в начале 80-х годов прошлого века я стал публиковать свои новеллы и рассказы в областных изданиях. Вскоре меня пригласили на областной семинар молодых литераторов, где моё творчество было оценено как серьёзное. Кемеровская областная писательская организация направила меня на Всероссийский семинар детских и юношеских писателей в Пицунду.
Мои произведения публиковались в кузбасских газетах, в областном альманахе «Огни Кузбасса», дважды во всероссийском журнале «Роман-газета». Я был участником коллективного сборника произведений молодых литераторов Кузбасса «День обещает быть хорошим». О моих произведениях публично очень тепло отзывались ведущие писатели Кузбасса Владимир Куропатов и Геннадий Емельянов, называвшие меня кузбасским Бианки и кузбасским Пришвиным. Они и дали мне «путёвку в литературу». Оба они бережно пестовали во мне писательские способности и очень старались удержать меня от занятий политикой и журналистикой, усматривая в них губительные начала для художественного мышления. Но… уйдя с преподавательской работы, я стал именно журналистом. За общественно-резонансные публикации в защиту закона и справедливости был дважды удостоен почётного звания «Лауреат премии журналистов Кузбасса».
Как журналист написал книгу «Мыски», в которой с любовью рассказал о ставшем мне родным городе, о его замечательных людях, воистину выполнявших индустриально-культурную миссию на планете, и благодарен судьбе за то, что она свела меня с такими людьми и обстоятельствами. А таких людей в рождающемся городе, бурлившем энергией первостроителей, людей огромного душевного порыва и комсомольской, не побоюсь сказать, лихости, в Мысках было… Да все Мыски были из них!
Мыски город небольшой. Всего сорок пять тысяч жителей. Но в нём выстроены крупнейшая за Уралом тепловая электростанция – Томь-Усинская ГРЭС, здесь построена одна из крупнейших в мире углеобогатительных фабрик – ЦОФ «Сибирь» с технологиями 21 века. Построен Томусинский завод железобетонных конструкций, идущих в пятьдесят шесть стран мира, в Мысках открыты крупные угольные разрезы «Сибиргинский», Казасский, «Южный». Здесь крупные завод стройматериалов и металлоконструкций. И всё это, строившееся, проходившее пору становления в годы моей юности и зрелости, моей сопричастности не могло не оказать на меня своего влияния.
Основное же и несравнимое богатство для души – природа Мысков и его окрестностей. Это неповторимая по красоте Горная Шория. Приезжающие европейцы называют её сибирской Швейцарией. Да. Но, в отличие от пленённой цивилизацией Швейцарии, Горная Шория поражает красотой первозданной, прелестью непуганых птиц и дикого животного мира, разливанным серебром горных рек, музыкой летящих из-поднебесья потоков. Здесь сокрыты реликтовые энергии древней Гипербореи. И есть их материальные останцы в виде волшебных дольменов, стоунхенджей и пирамид.
Какой город, к примеру, может похвалиться двенадцатью реками, протекающими по его территории. А в Мысках они – вот они! Звенящие, целительные и пленяющие! Горы, нехоженая черно-лиственная тайга! Не влюбиться в такую красоту просто невозможно! И она не могла не зажечь во мне любви к природе, в чём и состоит моё главное писательское призвание.
В соавторстве с Борисом Ханаевым издал исследовательскую книгу «Сергей Есенин и женщины» об обожествляемом мною поэте – моём земляке. Почему о Есенине? Село в Тамбовской области, где родился я, отстоит от села Константиново, где родился Сергей Есенин, всего на 140 километров. И всё в поэзии Есенина мне понятно и настроено на мои сердечные струны, поскольку мы с ним – плод единой народной культуры и традиций, одного народного языка. Я с самого детства ощущал каждое движение души Великого поэта и любил и люблю до неизъяснимого трепета его поэзию, неповторимую нигде на нашей планете. Думаю, что это именно она прорывается и во мне какими-то крохами и подвигает меня, как сказано у Есенина: «Петь по-свойски. Даже как лягушка».
Деятельность журналиста с активной жизненной позицией, создававшего резонансные публикации в защиту добра и справедливости, привела меня к депутатской судьбе, о которой, говоря как на духу, я и не помышлял. И даже боялся, внимая предостережениям писателей – моих наставников Владимира Куропатова и Геннадия Емельянова. Но в 1990 году мою кандидатуру выдвинул на выборы в Облсовет депутатов коллектив Томь-Усинской ГРЭС, и большая делегация грэсовцев явилась ко мне с убедительной просьбой стать представителем их интересов в этом высшем в Кузбассе органе власти. И я не смог отказать моим землякам, думая: «С литературой ещё успеется, какие мои годы»…
В этом 1990 году я был избран сразу в два Совета народных депутатов разных уровней: в Кемеровский областной и Мысковский городской. В Мысковский Совет я затем избирался ещё трижды. А когда в России появился первый Президент государства, я был назначен помощником представителя Президента России по Кузбассу. И как мог, служил людям и своему городу.
Несмотря на огромную занятость депутата, я продолжал заниматься писательской деятельностью. Правда, писал «в стол». И на сей день мною сделаны четыре книги. «Птичий полонез» – третья, которую читатели, держат в руках, и уже сейчас они могут встретиться с четвёртой моей книгой – книгой о природе «Лунные пастухи». Она вышла в бумажном варианте в кузбасском книжном издательстве и перерабатывается мною в электронный вид.
Автор с внуками Ильей и Максимом
ВЕСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ
Весеннее настроение. Машева Катя, 12 лет
Мартовские каникулы! Мы с Мишкой идём на лыжах на берег Томи. Эх, там есть где покататься! С круч на берегах. И там взрослые всегда трамплины делают и лыжню снегоходом со специальными прицепленными к нему санями. По этой лыжне мы и шагаем не спеша. Надо же нам учиться с трамплинов летать. И на реке сейчас должно быть интересно.
Обычно мы с Мишкой любим болтать о том да этом, о всякой всячине, а сегодня идём молча. Наслаждаемся тишиной, теплом и солнцем.
До настоящей весны ещё далеко, а первые вестники её уже появились. Распахнулась над головой прозрачная лазурь, хлынули через небесные окна потоки света, а сами небеса точно присели на подсиненные снега.
Потемнели на раскатах наезженные зимники, которые нам приходится пересекать, набух и подсел снег, что ближе к дорогам. Зимой снег не пахнет. А вот сейчас уже чувствуется в воздухе его запах.
Вздувающимися почками окропили синеву неба встречающие нас берёзы и высветлились белью стволов. Ещё вчера дальний лес выступал чёрной громадой, а сегодня он вовсю окутан синим дымом. Это зазеленела кора у осин. Лес просыпается, начинает дышать. И, точно улыбкой, сквозь чуткий да сладкий сон озарилась наша сибирская природа.
На солнечной стороне звонко застрочили капелью крыши домов. По отмякшим дорогам заскакали синицы, выклёвывая вытаивающую из дорог съедобу. Голосиста в эти дни их радость. Да и к одёжкам их приглядываемся…
– Смотри, Витька, показывает Мишка на синиц на наезженной дороге, когда мы её пересекали, – какие-то уже не такие синички-то. Краски те же, но уже не такие тона у красок. Видишь?
– Ага, – соглашаюсь я, – точно почистили синички свои одёжки для какого-то торжества.
– Для какого… так для весны, вон, смотри, и сороки то же сделали.
И Мишка показал на пару сорок, севших на берёзу и застрекотавших как из пулемёта.
– Чего это они так заволновались, Мишка?
– Так у них уже начинаются свадьбы. Они от нашего села сейчас и отлетают, чтоб им не мешали.
– И правда же, соглашаюсь я, – сорок почти не видно стало в селе, а они вот они где…
– Смотри, Мишка, сорока хворостину в клюве несёт! Да большущую! Целую палку. А вторая сорока следом летит.
– Они уже ремонтируют свои гнёзда, – остановился Мишка, провожая взглядом сорок, – а вторая сорока, – тыкнул он лыжной палкой в небо, – помогать ей будет палку эту в гнездо встраивать.
И мы пошли дальше.
По всем приметам ощущаем: идёт Весна-Красна. И не зря нас с Мишкой неудержимо поманило надеть лыжи, пока снег не начал хватать их цепкими хапками, налепляя на них комья и не давая уйти к реке, к лесу или затеряться в полевом безлюдье. Тут, на дальних подступах к селу, зима ещё крепко удерживает свои бастионы. Вот они, закрепшие сугробы. Мы с проторенной лыжни да на них, конечно! А наши лыжи даже следов на тех сугробах не оставляют! Как по крышам домов ходим мы с Мишкой по их склонам!
И хотя слепит глаза солнце, налегли на снег голубые тени деревьев, а меня охватывает зябким неуютом, прокрадывается мысль: не далеко ли от дома мы забрались в лёгких наших одёжках?
К пойменному мелколесью направилась парочка серых ворон. Ой, как разухабисто летят, с заигрываниями, с выкрутасами.
– Мишка! – говорю я, остановившись рядом с ним на самой макушке сугроба, – смотри, прямо как наши пацаны расшалившиеся, эта парочка!
Мишка тоже любуется ими, задрав голову и заткнув лыжные палки под мышки.
– Витька, они сейчас знаешь что нам показывают?
– Что?
– А я могу вон на какую высоту! – взмоет одна, планируя и покачиваясь.
– Подумаешь, удивила, – перебиваю я Мишку, вообразив себя другой вороной и как бы продолжая его подглядку, – мы и повыше можем! А та другая, которую вообразил я, в этот момент подхватывается, расправляет на высоте крылья и устраивает воздушную болтанку. И пошли они играть в воздушный перехват, словно ситец неба размеряют…
А заснеженный окрест в это время оглашало воронье «каау! Кааау!» И столько оттаявшей ласки в этой вороньей свадебной песенке. Суровое «ка-рр!» точно расплавлено стронувшимся в природе теплом, которое вороны уже вовсю почувствовали.
И как-то уютно стало нам в снеговом просторе, словно кто ласковой и тёплой рукой прикоснулся. И не пугает уже холодами обессиливающая зима. Идёт весна! Вот они её первые приметы!
И нас с Мишкой первых известили об этом синички, сороки и вороны!
ВОРОБЬИНЫЙ ДУШ
Воробьиный душ. Егорова Оля, 12 лет
К середине дня дружно заговорила капель, зачастила и обрушила на землю звонкий поток. Весёлый, напористый, он быстро съел размякший от тепла дома снег, добрался до льда, намёрзшего ещё с первых морозов, и пробил в нём корытце. Через края корытца цветастыми салютами взмётывались брызги!
Первый день торжества воды и света! Я не мог оторваться от окна, соображая, к кому из ребят сорваться из дому.
В клён напротив нашего окна швырнуло воробьиный клубок. Клубок этот мячиком отскочил от одной ветки, мигом обежал вокруг другой и покатился по нашему утоптанному двору, исторгая оглушительную воробьиную брань, выстрельнул чёрным комком в наличник нашего окна и, взметнувшись вверх, мгновенно рассыпался по веткам клёна, звонко голося отовсюду уже с этих веток.
Упав на наличник окна, комок оказался… воробьём! И был тот воробей чернее трубочиста, не то от печной сажи, не то от угольной пыли. Мне, стоявшему в это время у окна, он был виден хорошо, а вот я ему через стекло не был виден. Из-за солнца, лившегося в стёкла окна. Видно, зиму обретался в заброшенной печной трубе или в совхозной кочегарке.
Я сразу окрестил его Трубочистом! Трубочист был в пылу и азарте потасовки. С воинственным «чвик-чивик!» он хватил на наличнике несколько замысловатых подскоков и грянулся прямо в то ледяное корытце.
Голубой поток с крыши задиристо окатил его с головы до хвоста.
«Как ошпаренный выскочишь, насмешливо подумал я, тут быстро чумовых-то отрезвляют».
Но Трубочист не только не убегал из-под ледяной струи, летящей с крыши дома, но лез под неё сам, приседал в корытце чуть ли не до половины тела и, бодро встряхиваясь, бил себя мокрыми крыльями, как заправский парильщик веником в бане. Потом он жадно напился, снова взлетел на наличник окна, истово отряхнулся и – пулей маханул незнамо куда!
А вслед за ним и я выскочил из дома и к Кольке Соколову. А у него уже был Мишка. Все трое мы договорились надеть лыжи и к роднику под холмом. С тех холмов мы на лыжах-то и носимся! Так что и на лыжах накатаемся, и родниковой воды в рюкзаках домой принесём.
Вечером дедушка меня очень похвалил за воду. А я всё думал: с переполоху это Трубочист под ледяным душем накупался, или… ой, не знаю я, почему.
Дедушка был в хорошем настроении, да ещё и похвалил меня…. И я от радости рассказал ему про воробья, который выкупался с перепугу.
– Во, как в потасовке его разогрело! – от души смеялся дедушка в конце моего рассказа, – даже водой охолаживаться пришлось. А потом посерьёзнел и сказал:
– Нет, Витя, это не просто забавный случай к тебе наведался. А подсмотрел ты заурядное явление из воробьиного житья-бытья. Ничто так не укрепляет силу и здоровье птиц, как наша сибирская снежница, – талая вода, то есть. Перезимовавшие в тёплых странах наши птицы весной специально прилетают раньше, чтоб застать эту снежницу. Лишения и невзгоды терпят, лишь бы вдоволь ею насладиться.
– Она же холодная ведь, ледяная, как в ней купаться?!
– Холодная, – согласился дедушка, – а ты ведь видел, как наша бабушка лёд к своей болячке прикладывала?
– Так бабушке доктор советовал, чтоб лечиться. А воробьи-то… они разве болеют…
– Болеют, как и люди. – удивил меня дедушка. – А ты в сказках читал про живую и мёртвую воду?
– Читал. Там волшебники богатырей оживляли. Сперва давали им мёртвую воду, а потом живую…
– Вот-вот. А для наших птиц снежница и есть настоящая живая вода. И ледяной душ наш Трубочист тоже не от чудачества принимал. Любовь, она и для воробья не картошка, как в поговорке говорится… Время первой снежницы – свадебный разгар у воробьёв. Ну, какая воробьиха посмотрит на замурзанного кавалера? На кой ей сдался в супруги – помазок!? Так на его месте и в бобылях останешься.
И не только разборчивой воробьихе не глянется его такой наряд. По воробьиному «понятию» это неполноценность, от которой весь воробьиный род может выродиться. Она-то и накликала на Трубочиста гнев претендентов на воробьиные «руку и сердце». Вот достойные соперники и всыпали ему. А уж потом где-нибудь они между собой отношения выяснили.
– О-о! Витя, – с любовью в голосе говорил дедушка, – да только ли воробьи потеряли голову сейчас от тепла и света? В таёжных крепях теперь приспущенными крыльями зачертил круги на снегу глухарь. Репетирует турнирные схватки. Тишину зорьки в ельниках разбуживает любовная запевка рябчика. Волчицы и лисицы неутомимо подыскивают логовища для будущих семейств. Осторожными, ой как, стали на удивление. Клочьями полезла шерсть с задних лап беляка, линяет наш длинноухий, меняет зимнюю шубу на летнюю.
И всюду, где теперь ни окажись, наблюдательный глаз да чуткое ухо отметят предвесенние перемены. То густой грудной голос сизаря-голубя вырвется в людскую сутолоку, то подсмотришь в мелколесье, как спускается с веток снежный паучок…
А пляски ногохвосток на снегу! В сильные холода они сидели на земле, под снегом. Но вот зачуяли тепло, вылезли на снеговую поверхность и заскакали, замелькали на синеватом его покрывале. Поглядишь ни дать, ни взять крохотные акробаты. Солнышко приветствуют!
– Деда, а кто такие ногохвостки? Где они живут?
– Да где они только не живут…
Лицо дедушки вдруг просияло находкой.
– Да вот пойдём к нашему кактусу! Что ты видишь? – спросил дедушка, когда мы подошли к кадушке с большим, почти до потолка, кактусом. Дедушка росток этого кактуса аж из Москвы привёз, когда я ещё в детсадик ходил. И ухаживал за ним не знаю как. А по мне так… я и подходить к нему боялся, с тех пор как один раз ещё маленьким накололся на его колючки. А тут присмотрелся… по земле в кадушке скачут крохотулечные букашки. С маковое зёрнышко такие, а то и меньше. Скок вверх! И упал на землю. В это время дугой, третий скок! И если приглядеться, так…
– Дедушка! Да тут целый концерт идёт… какие-то букашки через головы кувыркаются!
– А вот-вот. Вот этот самый скачущий народец, – довольный говорит дедушка, – и есть ногохвостки. Ну, точнее, одни из их породы. Собратья снежных скоморохов.
– Дедушка, а почему ты мне раньше про них не говорил?
– Про ногохвосток? Так ты и не спрашивал, – хитренько сощурился дедушка. – Вишь как беззаботно скачут. Но не легка доля всех жителей первовесния. Потому-то между ними на это время и устанавливается особый лад и взаимовыручка. Но об этом как-нибудь в другой раз.
ЛЕСНАЯ САНЭПИДСТАНЦИЯ
Тетерев.
По ранней весне в лесу ещё снега полно. А с муравейников он сползает.
Днём солнце сильно пригревает. Тишина. Если стоять без движения, станет слышно, как снежные корочки подплавляются и то тут, то там обрушиваются с тихим звоном, сверкнув на мгновенье слепящими огоньками. На проталинах выклёвываются кандыки, белоцветки-ветреницы. Тишина, и если хорошенечко прислушаться – слышно как мочажинки возле муравейника впитывают воду, щёточки черемши проклевывают лесную прель.
На первое тепло вылезают и сами муравьи. Как шубой муравейник укроют. Шевелится та шуба. А над шубой, если приглядеться, дымка висит. Запаши-и-стая. Мы с мальчишками наслюним палочку – и в эту шубу. Как навалятся на неё муравьи! Топчутся по ней, друг по другу усами метут, глаза лапками от удивления протирают. Через некоторое время лизнёшь ту палочку, а она – конфетка! Сладкая, кисловатая, и аромат от неё….
Мой дедушка говорит: «В такое время муравей на лекарство щедрый. А лекарство его очень даже целебное».
И он каждую весну полную банку муравьёв закупоривает. В банке они в месиво превращаются.
– А есть, – говорит дедушка, – такие муравьи, которые в своих муравейниках масло муравьиное делают. Раньше бывали специальные добытчики того масла. Раскапывали муравейники и на дне их добывали те куски масла.
– Разве ж так можно?! – удивился я.
– Ясное дело, не следует эдак. И за такой разбой их никто не жаловал. Но разбойников от этого не переводилось, – сказал дедушка.
В эту весну дедушка взял меня на муравейник.
– Дедушка, а от чего оно, муравьиное лекарство? – спросил я.
– Да любую хворь правит. Особенно хвори поясничные. Радикулит тот же.
Муравейники дедушка ещё с осени облюбовывает. В светлом березняке. Чтоб большие были. В больших муравейниках, как говорит дедушка, много муравьиной силы накапливается. И семья там сильная. Небольшой ущерб от незлого человека такая семья быстро правит.