Хроники Дерябино в трех частях. Часть 2. Дежавю

Аркадий Дмитриевич с силой прикусил нижнюю губу, так что показались капельки крови. Порывисто вскочил, плотненько закрыл парчовые шторы на окнах и расхрабрившимся павлином вернулся в обтянутое холодной кожей кресло. Мнимых пиарщиков шокировала невыразимая мерзость его слов. Они боязливо переглянулись, и бывший бомж Захарка со скрежетом гвоздя о матовую поверхность роскошного лимузина проскрипел:

– То есть, вы хотите, чтобы мы… Но ещё товарищ Сталин, говорят, считал: «Если случайность имеет политические последствия, надо бы присмотреться – случайность ли она?» Это же белыми нитками по чёрной рогоже будет шито! А вдруг погибнут люди?

Аркадий Дмитриевич ящерицей слез с кресла, подкрался к сидящим на кровати господам и как бы избавился от хвоста:

– Боже упаси! Надобно только устроить народные волнения. Власть струхнёт и выборы отменит… Применит акт административной твёрдости!

Сан Саныч понимающе кивнул и как бывший хирург вскрыл сердечные чаяния Безвольного без парализующего наркоза:

– Ага, там, глядишь, нынешнего мэр «уйдут» за допущенное безобразие, а вы будете исполнять его обязанности до конца года. Как самое доверенное ему лицо… По обоюдному непротивлению сторон.

Тогда приближённое к градоначальнику лицо слегка зарумянилось поджаренным окорочком и выдохнуло паром:

– Вот именно.

Для сокрытия подпаленного состояния Аркадий Дмитриевич разгладил складки брюк и высморкался, придав своему лицу дубовое выражение.

– Кстати, укроп в целости довезли? – с французским прононсом поинтересовался он, аккуратно складывая в карман пиджака надушенный носовой платочек. – Это – «баксы» от известного фонда на умиротворение городского люда перед выборами, дабы не взялись за топоры и вилы. Ваш шеф Гарманюком доволен и жаждет видеть его мэром ещё пару лет. И не мудрено – самые лакомые куски дерябинской собственности тот отправил ему прямо в ненасытный рот. Дайте, что ли водички испить – в горле пересохло.

Красин подмигнул Гладкову и в образе поймавшего на блесну жирного сазана рыбака устремился к пузатому холодильнику в холле люкса. Тот изрыгнул из чрева запотевший крутобёрдый графинчик с изумрудного цвета жидкостью. И замысленная бывшим бомжом Захаркой мыльная опера по нейтрализации идейных противников как бы начала пениться.

– Надеюсь, это не абсент? – тревожно вскинулся всем телом Аркадий Дмитриевич и залпом осушил неизвестно как затесавшийся в имперский интерьер люкса граненый стакан с предложенным напитком.

А мнимые пиарщики замерли в ожидании действия дурманящей жидкости капельками стекающей из поломанного кухонного крана воды. Уже через несколько минут Безвольный прикрыл глаза и с интонацией перебирающего чётки буддийского монаха тягуче заговорил. Из его вялотекущего речевого русла «попёрло» следующее:

«Оказалось, что начальник отдела по социальной политике администрации Дерябино не был томим желанием второго пришествия во власть своего нынешнего шефа и не собирался этому способствовать. Но для начала препарировал причины народного слива в унитаз тройного «г».

Георгий Германович Гарманюк был ставленником партии порядка: своих не трогал, чужих «гнобил». И до весны текущего года был обожаем горожанами за поощрение им огородного стояния раком. По инициативе градоначальника дачникам в Дерябино разрешалось выращивать продукцию на своих грядках в промышленных масштабах и продавать на рынках с высочайшего его позволения. Но заложенная ещё вождём народов мина замедленного действия под коммунистическую идеологию при Гарманюке разорвалась».

Аркадий Дмитриевич замолк, погрузился в созерцание своей коленки и по-старчески надломленным голосом пояснил:

– Дачи от русского слова «давать» появились ещё в петровские времена – Петр I раздавал оные как знак особой благосклонности. В советские годы личный клочок земли разъедал коллективистское сознание мирян, яко соляная кислота живую плоть. Пуповинная связь дерябинцев с личным огородом года от года крепчала, и резать её во имя призрачной победы коммунизма они не торопились. Да и в благодатные годы застоя идеология играла роль костыля для поддержания дряхлеющего государственного тела. Вот народ и позволил разрушить страну Советов под нажимом отожравшихся элит и под радостные крики заокеанских клик. Ибо не ведал, что творил…

Тело Безвольного выгнулось в знак протеста против наветов на англосаксов и тут же обмякло. Он-то как раз считал, что красная империя рухнула естественным путём без вмешательства враждебных сил. Аркадий Дмитриевич с трудом разлепил отяжелевшие глазные веки, с удивлением оглянулся вокруг и монотонно «осыпался» пожелтевшими осенними листьями:

– Когда городская казна скукожилась, градоначальник вознамерился поднять дачные сборы до неподъёмных для народа размеров. И Георгий Германович наглядно увидел народное недовольство из инсталляций на асфальте. То пучками петрушки выложат букву «г» в кубе перед его домом, то соорудят кучу из картошки перед крыльцом мэра. Все эти акты растительного неповиновения мне хорошо известны и я ощутил себя двугорбым верблюдом.

Начальник отдела по социальной политике попытался изобразить из себя жующего колючки странника пустыни и выплюнул на пол по чужой воле забредшее в голову сравнение:

– Подобно французскому мыслителю восемнадцатого века Жану Мелье. Будучи священником, он создал последовательное материалистическое учение в книге «Завещание». И покончил с собой, тяготясь противоречащим его убеждениям обязанностям. Есть такая версия.

Он горестно всхлипнул и сгорбился. Захар Тимофеевич придвинул кресло вплотную к Аркадию Дмитриевичу, поощрительно стукнув его по напрягшейся спине кулаком и как бы вытряхивая монетки из копилки. И тот «просыпался» денежным дождём на журнальный столик:

– Вновь занять пост градоначальника у Гарманюка столько же шансов, как и у библейского богатея пролезть в игольное ушко. Это с одной стороны. С другой – политые яйцами и измазанные тортовым кремом либералы ещё дальше от победы, чем бегущие через Березино наполеоновские войска. По материальным соображениям надо бы держаться за хвост лошади мэра, а по идейным – поддержать сброшенных с её крупа реваншистов. И я решился отринуть всех и на благотворительные столичные средства «вспучить» этот жалкий город…

Безвольный вздрогнул, встал с кресла и с видом зомби покинул номер мнимых пиарщиков. Глаза его были устремлены вперёд, а ноги шли сами собой. Удовлетворённо потирая отмытые гостиничным мылом руки, бывшие бомжи Красин и Гладов приступили к заслуженному пиршеству из доставленных в номер яств. При этом нарекая каждый отправленный в рот кусок именем идейного противника, ибо вскрытая подноготная тайна служащего в городской администрации чиновника позволяла надеяться и на съедение других соискателей на пост мэра. Кроме соратника, естественно!

Тем временем избранный единогласно председателем городской избирательной комиссии Чесноков Павел Дмитриевич пребывал в горьких раздумьях. Покинув с некоторым сожалением пост директора художественного музея, сей господин утратил здоровый аппетит. Он ещё раз обозрел список зарегистрированных кандидатов на пост хозяина города и испытал обезвоживающее тошнотворное чувство.

Избирательное меню включало в себя пять «блюд»: действующий градоначальник Гарманюк Георгий Германович от партии порядка, лидер молодёжного общественного движения «Интернет-нет!» Васнецов Иван Петрович от умеренных социалистов, редактор нелегальной газеты «Вилы» Кротов Прокопий Сидорович от радикальных коммунистов, директор местной гимназии Брюшкина Нонна Федоровна от либералов и от глубоко законспирированного криминала под маской представителя малого бизнеса владелец местных оптик Демьян Сергеевич Ненашев. Лично Павел Дмитриевич ни одно из представленных «кушаний» не считал съедобным.

Вопреки вожделенным ожиданиям партии порядка системная оппозиция кандидатов на пост мэра не выдвинула – боялась потерять лицо перед большим народным волеизъявлением. Сам Чесноков был ярым приверженцем такой организации государства, при которой «никогда ничего прямо не дозволяется и никогда прямо не запрещается». Он уже обзавёлся графским титулом из рук самозваных потомков Романовых и очень этим кичился перед родными и неродными детьми. Перед взрослыми пока не решался из опасения получить битой в накрахмаленную грудь.

Но с тех пор изъяснялся с домочадцами витиевато и чванливо.

– Дорогая, изволь сегодня подать ужин в столовой, – неизменно говорил он обабившейся супруге, заходя на тесную кухню размером в четыре метра. – Да, и водочку перелей в графинчик и поставь возле канделябра.

На что доморощенная графиня дворовой девкой отвечала:

– Заведи себе прислугу и прикупи дом с мраморными колоннами. Стащил канделябр с прежнего места службы и барствует!

Надо заметить в скобках: в бытность директором дерябинского музея Чесноков украшал семейный очаг только безделушками из старорежимного быта. Цену современному искусству он знал – на его памяти скандалом закончился международный художественный конкурс в одном европейском городе. Признанная лучшей картина оказалась планом эвакуации при пожаре. Да и выставленная скульптура мужских ягодиц высотой в пять метров в британской галерее Тейт в Лондоне удостоилась токмо его плевков в бесстыдно раззявленную пятую точку.

И участвующие в выборах граждане и одна гражданка у Павла Дмитриевича вызывали стойкое неприятие и отвращение. Но существующий порядок вещей его устраивал совершенно, ибо позволил по-тихому расхитить музейные фонды во имя поддержания родовитого статуса. Однако у нынешнего хозяина города шансов не было, а от остальных несло порохом и застарелой вонью. И именно ему надлежало обеспечить победу партии порядка, дабы не поколебались государственные устои.

Как председатель избиркома Чесноков уже был ошпарен из закипающего котла народного недоверия. Проживающие с ним в одном доме соседи перестали с ним здороваться, а сидящие на лавочке у подъезда пенсионерки бросали подсолнечную лузгу ему в след: городской люд в честный подсчёт голосов не верил. Да и он сам, бывало, запихивал пачки бюллетеней за нужную партию в избирательные урны по велению служебного долга и во благо сохранения личного покоя.

На своём новом поприще Павел Дмитриевич чувствовал себя ведомым на бойню бараном. И первым предвестником его судьбы стал визит доверенного лица директора дерябинской гимназии Брюшкиной Нонны Фёдоровны. С вкрадчивостью змея-искусителя в эдемском саду и с наливным выражением свежевыбритого лица преподаватель компьютерной грамотности Илья Бессонов вторгся в кабинет председателя городской избирательной комиссии пополудни.

Снисходительно оглядел намеренно аскетическую обстановку, бросил заискивающий взгляд на портрет Первого лица государства Российского над головой Чеснокова и нарочито скромно уселся на стул перед ним.

– Позвольте вас спросить, уважаемый Павел Дмитриевич, как долго вы собираетесь обретаться в этом кресле? – со злоехидной интонацией вопросил он и подался к нему как бы почуявшим свежую кровь койотом.

Бывший директор художественного музея принял позу удручённой Алёнушки на берегу реки, глубоко вздохнул в ответ и стал отбивать пальцами такт похоронного марша по столу подобно цоканью лошадиных копыт.

– Я так и думал! – удовлетворённо убедилось доверенное лицо и вольно откинулось на спинку присутственного предмета мебели. – Нам известно, что ваш великовозрастный отпрыск Антон мечтает о гранте на исследование влияния психотропных средств на пассионарных граждан. На примере украинского майдана и разноцветных революций на отшибе мира. Мы готовы ему помочь…

С видом приносящих троянцам дары данайцев Илья Бессонов притворно прижал свои руки к груди и встряхнул волосами подобно троянский конь деревянной холкой. Души не чаявший в своём сыне Чесноков ойкнул, расстегнул верхнюю пуговицу двубортного пиджака и стал похож на пленённого в сети андского кондора. Плешивая голова его покраснела, горло напряглось, и он выдавил из себя старорежимные заверения:

– Не извольте беспокоиться… Мы уж порадеем!

Графские замашки Павла Дмитриевича смыло в канализацию денежным потоком. И тут мстительно забытый бывшим хозяином кабинета попугай с оранжевым хохолком на голове злобно выкрикнул из стоящей на сейфе клетки:

– За базар ответишь!

Засим внезапно свалился с жёрдочки и задрал вверх когтистые лапы. И тут Павел Дмитриевич стушевался и отвратил взгляд от доверенного лица Брюшкиной Нонны Фёдоровны. Однако Илья Бессонов не смутился. Встал со стула, волнообразно обошёл начальственный стол и подошёл к опрокинувшейся навзничь птице.

– Между прочим, во времена Великой Французской революции был гильотинирован выкрикивающий контрреволюционные лозунги попугай и казнена искусавшая революционера собака, – проглотившим обезьяну аллигатором отрыгнул он вглубь птичьего пространства.

Политически подкованный попугай встрепенулся, щёлкнул клювом и скосил горящий гневом глаз на преподавателя компьютерной грамотности.

– Врёшь, не возьмёшь! Времена не те! – бойко возразила птица человечьим языком и выплюнула семечко ему в лицо.

Павел Дмитриевич рассеянно накинул цветастый платок на куполовидную крышу клетки, махнул прощальным жестом визитёру и застыл в кресле в образе русского богатыря на распутье. Впрочем, глаза его увлажнились при виде изображения Антона в рамке на столе в окружении гордых пальм и цвета кофейных зёрен мулаток.

Илья Бессонов с величественностью английской королевы поднялся с места и удалился вон шлейфом царственного наряда. Павел Дмитриевич пойманной золотой рыбкой остался в кабинете, тяжело дыша и жадно хватая ртом омрачённый предостережением попугая воздух. А в довершении ко всему полученная от партии порядка должность председателя горизбиркома как бы вонзилась ему в горло ставридовой костью.

По сказочному сюжету он должен был исполнить три желания, но в настоящий момент годилось только одно. Да и Чесноков предвидел – эта подсечка не последняя, будут ещё доверенные лица от других партий с жирными наживками на блесне. И председатель городской избирательной комиссии отдался на волю волн: авось, старик запил или невод его прохудился.

Глава 6

А в это время в городской дерябинской администрации случился форменный переполох. Вернувшийся из неведомых далей начальник отдела по социальной политике Безвольный Аркадий Дмитриевич бился головой о полированный стол мэра и орошал его горючими слезами. Вид госслужащего был ужасен – вырванные клоки волос листопадом падали на очищенный мастикой до блеска паркет, руки судорожно тряслись и подкашивались ноги. Сквозь бабий всхлип страдалец повинился: не корысти ради и не славы для затеял он столь мерзопакостное дело, а токмо во имя торжества глобалистских идей. Причём, какое дело и с кем – кающийся грешник начисто забыл.

Ныне действующий градоначальник и кандидат в мэры от партии порядка Гарманюк Георгий Германович от разыгравшейся на его глазах сцены был мрачнее грозовой тучи и безмолвнее горных вершин. Как будто на него надвигался айсберг и грозил протаранить бок, пока он беспечным капитаном раскуривал трубку. Ничего внятного не добившись от безвольной головы путём её омовения кагором, хозяин города призвал онемевшего за дверью секретаря. Жена потомственного местного либерала Мария Сергеевна Мошкина до сего момента блестяще справлялась с обязанностями наперсницы мэра и вновь не подвела.

Решительно прикрыв за собою дверные дубовые створки, она воинствующей амазонкой подскочила к Аркадию Дмитриевичу и привязала его сдёрнутым с талии пояском к стулу.

– Это происки радикальных коммунистов! – изрекла она с видом очнувшегося ото сна американского провидца. – И это только начало! Надо срочно переходить к плану «Б». Пластический хирург свою работу сделал, а как боялся! До сих пор, поди, дрожит. Будем выпускать на волю, а вы по паспорту двойника ночью улетите на Гоа… Супругу вашу я беру на себя!

И тут Георгий Германович сжал голову дрогнувшими руками, тоскливо оглядел милую сердцу обстановку и прошептал:

– Да, но он же должен будет с ней спать… Моя жена в постели рыба рыбой, но любит строить из себя гетеру. Как двойник без секса до выборов доживёт? Сбежит он от неё, и наш план раскроется.

И для иллюстрации своих слов зябко передёрнулся, содрогнувшись всем своим толстобоким телом в кресле. Мария Сергеевна села за стол и подобно заострённому мечу отрубила опасения мэра восклицанием:

– Обойдётся!

А во имя развенчания мифа о полезности для здоровья сексуальных отношений секретарь душевно поделилась с шефом фактами из жизни замечательных людей:

– Воздержание ещё никому не повредило. Вон и Николо Тесла, и Исаак Ньютон, и Леонардо да Винчи, и Галилео Галилей, и Микеланджело, и Бетховен выдающиеся мужи были, баб не имели и дожили до глубокой старости. Да и Николай Гоголь не по этой причине рано ушёл – сам себя мнительностью изнурил. А Оноре де Бальзак за полгода до свадьбы занемог и через два месяца после венчания скончался.

Ради окончательного закрепления возводимого в ранг теории тезиса, Мария Сергеевна взлохматила волосяной покров на голове и в образе странствующего монаха окропила градоначальника словами:

– Особенно отличились своим убеждённым безбрачием философы. И Платон, и Гераклит, и Шопенгауэр, и Декарт, и Спиноза, и Кант и Жан-Жак Руссо. Видать, женщины своей бездумной трескотнёй мешали им постигать бесконечную силу духа.

Причисление двойника к столь достойной компании произвело на градоначальника такое же действие, какое производит холодный душ из садового шланга на разгорячённых сварой злонравных тёток. Он колыхнулсяся, брезгливо взглянул на умолкнувшего Аркадия Дмитриевича и озадачил секретаря гнетущими его сомнениями:

– А если двойник победит на выборах? Я-то куда денусь? А пластический хирург не заговорит?

– И не мечтайте! – подавившимся куском мяса бульдогом пролаяла она в ответ на первый вопрос колеблющегося тополем в городском парке шефа. – Покупку на бюджетные средства барственной мебели в ваш кабинет народ вам не простит. Не говорю уже о намерении повысить дачные сборы! По данным опросов «Левада-центр» девяносто процентов россиян считают: максимальное напряжение в обществе сегодня проходит по линии «богатые – бедные». И большинство уверено, что разногласия эти будут только нарастать!

Она с удовольствием провела по выправленному хирургическим путём греческому носу изящным пальцем и знатной афинянкой заверила ведущего себя римским клиентом шефа:

– А о хирурге его супруга позаботится – та ещё горячая штучка. У нас на неё длиною с экватор эротическое досье имеется.

И заболтанный секретарём мэр не придал значения тому факту, что Мария Сергеевна грациозно уклонилась от обсуждения его судьбы в случае избрания двойника градоначальником. О чём впоследствии горько пожалел и изъял из местной библиотеки произведения всех перечисленных ею в беседе классиков.

Итак, разговор был окончен – скрытый от партии порядка план «Б» избирательной кампании вступил в решающую стадию. Вызванная бригада психиатрической скорой помощи погрузила прямо со стулом начальника отдела по социальной политике в белоснежную газель и с прытью лани умчала его в дерябинскую клинику. Главный врач мозгопатологического заведения Виктор Тереньевич Безбрежный принял госслужащего с восторгом – политически зрелые пациенты ему изрядно надоели. Этот же был тих и податлив. Впрочем, насладиться обществом нового пациента он не сподобился – на следующее утро Аркадий Дмитриевич пришёл в себя и покинул гостеприимную сень «психушки» в запахнутом наглухо больничном халате.

А далее следы Безвольного теряются в первопрестольном граде. Так ничего не вспомнив, он явился на приём к руководителю благотворительного фонда. Вёл себя очень странно: шарахался от яркого света, прикрывал шторами окна и прятался в шкаф до появления спонсора. Засвидетельствовать получение средств на умиротворение дерябинского городского люда перед светлыми очами благодетеля Аркадий Дмитриевич не смог, и засим потерялся где-то на окраинах Москвы без следа и звука. Во всяком случае, больше его никто в Дерябино не видел…

Между тем во внеочередных мэрских выборах обыватели углядели акт административного бессилия и вознегодовали. Сердца обывателей ожесточились, ибо переизбрание бывшего градоначальника не сулило им ничего хорошего и восшествие на престол реформатора грозило утратой последних перелицованных портков. Приход же к власти умеренного социалиста повлечёт за собой оскудение денежных потоков из центра, а с воцарением ставленника криминала можно и вовсе живота своего лишиться. Что уж толковать о радикальном коммунисте!

Общее смятение городского духа усугубили показанные накануне во всех телевизорах поселения поминки по стране, которые отмечали члены федерального правительства. Призванные ею управлять скудоумные господа посыпали голову перхотью и справляли тризну по российской экономике. Вообще гайдаровские птенцы хищными воронами кружились над поникшей русской головой, так и норовя вцепиться ей в темя.

А некий лучший министр финансов для англосаксов предлагал по возможности отказаться от Крыма и с урчанием мотопилы по явору сокрушался, что в «тучные времена» россиянам позволили «пожировать». Инда верноподданнический народ надо бы держать в «чёрном теле» и питать оный акридами и диким мёдом. Подобные ему и иже с ним примерзкодушные либералы в начале прошлого века короедами источили остов Российской империи и под его обломками уязвлёнными и погреблись. Но, видать, урок не пошёл им впрок!

И отягощённые исторической памятью пенсионеры со злорадством ожидали теледебатов по местному телевидению, дабы убедиться в своих мутных подозрениях относительно белоснежности помыслов кандидатов на пост мэра. Некоторые из них даже запаслись попкорном для плевания им на изображения соискателей высокой должности на телевизионном экране.

В числе таковых санитар местного морга Дим Димыч Кариес не значился. Задорно пробивающиеся сквозь маленькое оконце солнечные лучи придали его каморке весёлонравный вид. А автор индуктивного метода расследования преступлений в описываемый момент с нетерпением ожидающего полновесной индексации пенсии гражданина склонился над мирно почивавшим старцем на топчане. Грудь того приподнималась быстрокрылым стругом над гладью водного потока.

Посланец растущей луны под испепеляющим взглядом хозяина резко открыл глаза и сладко потянулся. Безмолвно встал, оседлал стул с царственной спинкой возле обеденного стола и замер в ожидании еды подобно перетрудившемуся волу возле загона. С настырностью требующего от терапевта бесплатного направления на ультразвуковое исследование желудка пациента санитар морга глистом проник в желудочно-кишечный тракт гостя:

– Чем вызвано ваше появление в нашем запылённом углу из вековых далей? Что-то грядёт?

И седовласый старец неспешно встал, вошёл в центр падающего солнечного света на полу, опёрся о свой много повидавший посох и промолвил:

– Я здесь, дабы не умножились беды ваши, не остервенились души и не померкли ваши слёзоточивые очи… И дабы жили без утеснения, яко вольные птицы живут.

После произнесённых животворящих слов он воротился за стол и взглянул на хозяина каморки неоценённым по достоинству самоотверженным героем.

– Я так и знал! – взлетел к потолку стремительным стрижом Дим Димыч и с несвойственной для его возраста прытью подскочил на одной ножке.

И тут же стал метать на обеденный предмет мебели доступные для санитарской пенсии кушанья. Сам он довольствовался сиротской пищей, но для благословенного гостя расстарался. Жадно глядя на пожирающего курицу со скоростью локомотива гостя, санитар морга проникся торжественностью момента и утратил мальчишеский вид. Однако воодушевление от появления старца стараниями кладбищенского сторожа сменилось на разъедающую его мозг ржавчиной тревогу.

А отяжелевший посланец растущей луны медленно поднялся с места и повлёкся к убогому топчану. И Дим Димыч вернулся в своё обычное состояние трезвомыслящего патриота. От внеочередных мэрских выборов несло мерзостью и чадом, но более всего тяготила санитара морга измена правящих элит. Они дрогнут и улетят на металлических птицах в тропические кущи, а народ на своей поруганной земле останется в навозной куче. Впрочем, по здравому размышлению санитар морга утешился высказанной им вслух мыслью:

– Видать, на спасение богом хранимого русского люда и направлен этот раскаявшийся кузнец в Дерябино. Не зря и многоопытный пёс Казимир его признал и возлёг к обутым в сапоги ногам старца.

Короткий стук в обитую дерматином дверь каморки всколыхнул многомятежный дух санитара морга. И внутрь проник следователь дерябинской прокуратуры Бессмертный Пётр Ефимович. Крайне озадаченный сонным бормотанием незнакомца на топчане, он слегка замешкался на пороге. Но уже через минуту опустился на старорежимный твёрдый стул у входа, упёр руки в колени и мглисто заговорил: