Горькое молоко – 3. Сайга для деда. В погоне за кардиналом

Арон, услышав фамилию Вовки, резко изменился в лице и зло сказал Шаху:

– Вы чего передо мной комедию ломаете старый рысак? – Вы знали, оказывается, чьи эти часики.

– Я много чего знаю, – многозначительно заявил Шах и попросил внука проводить гостя за кованые ворота.

Когда внук проводил ювелира и вернулся к деду. Шах посадил его около себя и сказал:

– Игнатий, я сейчас в руках держал большие деньги, но они ушли от меня. Думаю, на время. Арон должен возвратиться ко мне. Опасность есть, что он с ними может свинтить за границу, а там таким чудо – вещам цену знают. Он в последнее время часто посещает разные страны.

– Дедушка, ты про карманные часы говоришь? – спросил внук.

– Именно про них, их истинная цена не меньше полмиллиона зеленью.

– Не мало, – присвистнул Игнат, – так давай дед отберём их у Арона, – предложил внук.

– Это я и собираюсь сделать, но ты в это дело не суйся. Тебе это будет не по плечу. Пригласишь ко мне сейчас – же Трубу и Чомбе. Я с ними конкретно поговорю. А потом через Владыку мы их сбудем по хорошей цене.

Труба и Чомбе приехали незамедлительно к Шаху и в этот день покинули его дом в час ночи.

ТВОЙ БРЕГЕТ БОЛЬШИХ ДЕНЕГ СТОИТ

На следующий день Арон связавшись с утра по телефону с Колчаком, попросил его приехать к нему в магазин на другую сторону Волги. Вовка сел на переправочный теплоходик. Переплыв на нём Волгу, вскоре был у ювелира.

– Твоя вещица денег больших стоит, – сказал Арон, – я вчера после работы был у вас в городе у одного знатока. Он мне цену назвал за неё серьёзную, но у него есть привычка занижать цены наполовину. Назвал он двести тысяч, то, по моему мнению, выходит, стоимость этих часов не меньше четырёх тысяч зелёных. Очень плохо, что он знает, кому эти часы принадлежат. Скользкий он человек, хоть и разбирается в антиквариате, но пройдоха известный. Он предложил мне за них двадцать тысяч. Я ему отказа не дал, но и не пообещал ничего. Дал понять, что покупателя сам найду. Вчера он мне сильно не понравился. Я еврей и человека с гадкими намерениями вижу насквозь. У него глаза горели и тряслись руки от возбуждения. Я, грешным делом, думал, что не выйду от него. У него пятнистая кошка огромных размеров по дому гуляет. Думаю, сейчас спустит на меня, её и скормит моё безгрешное тело дикому животному.

– Ты, что у мента Ланина был? – спросил Колчак.

– Такого я не знаю, я навестил известного коллекционера Шаха. Он по дому ездит на инвалидной коляске, но ходить может не хуже нас с тобой. Меня кстати с ним познакомила твоя бывшая учительница Лара.

– Слышал я об этом Шахе, но она откуда знает этого прощелыгу.

– Этот прощелыга, как ты его называешь, купил у неё дом покойного деда, который у вас в городе называли и Рейхстагом, и домом Германии. Потом он этот дом перепродал большому чиновнику из администрации области. Чиновник впоследствии помог всей его семье поставить на рельсы нужный им бизнес. Да и сейчас я думаю, оказывает Шаху не малые услуги.

– Мне так же не понятно, откуда Шах узнал, что я хозяин часов? – задумался Колчак.

– Не ломай голову, – прояснил вопрос Арон, – эти часы были у него много лет назад в руках. И по его заказу их своровал проходимец у того человека, который тебе дал часы по фамилии Иван Романович Беда. При мне лично он звонил ему.

– Совсем как в детективе, – засмеялся Вовка.

– Пока нет, но может получиться и так. Поэтому я тебе их возвращаю. Пускай временно, до нужного момента полежат в твоём укромном месте. Я брегет сфотографировал, и начну работать с покупателями прямо сразу с этого дня. Для, этого нужно неопределённое время. Я честный еврей и как найду покупателя, обязательно тебя с ним сведу. Теперь я хочу знать после того, как ты узнал, чего стоит этот раритет. – Сколько баксов ты хочешь взять за него сам?

– Арон Семёнович, как вы сработаете столько, и захочу! Но вас я не обижу! Я не жадный – свои пятьдесят процентов вы получите.

– Володя твоим ответом я доволен. Мне приятно с тобой иметь дела, хоть ты в коммерции ничего и не смыслишь. Поэтому и в будущем полагайся всегда на меня. Не верь, никогда никому, что все евреи обманщики. Мы никогда не порвём ту верёвочку, которая нам спускает шекеля и ты, прежде всего не забывай про марки. Я всегда куплю их у тебя.

– Я помню. – утвердительно мотнул головой Колчак. – Мне про это можно не напоминать.

С этими словами Вовка вышел от ювелира, положив брегет в грудной карман пиджака.

Выйдя от него, он не подозревал, что видится с Ароном в последний раз.

Назад он ехал на том же теплоходе. Время было предобеденное, зов из глубины души напоминал своим урчанием, что пора перекусить. Колчак в буфете теплохода взял говяжий язык, бутылку ряженки и прошёл наверх кормы, облюбовав себе место на свободном диване. Он никогда не любил, кушать в непредназначенных для этих целей местах, но желудок настаивал, чтобы он немедленно приступил к трапезе. С жадностью откусив варёный язык он начал запивать его ряженкой.

– Можно мне с тобой присесть Владимир? – раздался приветливый и знакомый голос.

Вовка повернулся и увидал стоящего около себя подполковника Гридина с бутылкой пива.

– Присаживайтесь гражданин начальник, – подвинулся он, – вы же не в форме.

– С некоторых пор я уже тебе не гражданин начальник, а простой пенсионер без всяких заслуг. Ушёл на пенсию с шахматами и спиннингом.

– А, что так бедно провожают в ваших родных органов на пенсию? – спросил Колчак.

– Ну не совсем бедно дают некоторую сумму, чтобы мы могли безбедно годик пожить и позаботится о своей дальнейшей судьбе сами.

– Если бы я был президентом, я бы издал указ чтобы вам ни зарплаты, ни пенсии не выдавать. Не всем, конечно, а гаишникам и таким, как Ланин.

– Ты, что так зол на милицию за свою поломанную молодость?

– Чего мне на неё злится? Может и правильно, что вы упрятали меня за колючку. Спасли от армии с дурацкой дедовщиной, где мой характер обязательно бы проявился на пару с автоматом. Пришил бы там кого – то точно, и получил бы срок на всю катушку. А так отсидел на пряниках четыре года и избавил себя от большого срока. Но благодарности милиция всё равно от меня не дождётся. Что касается лично вас, то вы её получили.

– Владимир, ты многого не знаешь. Ланин крохобор и это ни для кого в управлении секретом не является, но ты не догадываешься, как он отличился в твоём спасении на заимке. К тому же он сейчас временно заступил на моё место.

– Знаю я всё, а спасал он ни меня, а свой дорогой спорт – байк. Он по-прежнему, думает, что мне известно, где он находится. Скоро наверно купит себе круче прежнего. Охрану себе завёл экзотическую из туркменских прерий.

– Если ты имеешь в виду гепарда, то это он ни себе его приобрел, а большому начальнику, который двигает его по служебной лестнице. Со мной Ланин откровенничает каждый день, ну и конечно советуется по многим вопросам.

Гридин допил пиво и бутылку аккуратно положил возле себя.

– Откуда у тебя такая осведомлённость про экзотику? – спросил Гридин, – можно подумать, что ты за ним следишь, а не он за тобой.

– Зачем мне он нужен, за ним следить. Ланин на виду у всего города. С шерстяной публикой якшается, объедки с их стола подгребает. Я на таких, как он начальников на зоне насмотрелся. Они псевдо блатным попки шлифовали до блеска, так, что бараки светились огнём по ночам даже при луне. А потом смотришь, какой – то зачуханный опер или начальник отряда на иномарке стал приезжать на работу.

Гридин сморщился от брошенной Вовкой фразы, так, что у него веко стала дёргаться.

– Это мне известно, но ты сам должен понять у них у всех семьи. А зарплаты, как ты, наверное, знаешь, не выдавались работникам правоохранительных органов годами. Жить надо каждому хочется достойно. Получилось, так будто милиция была искусственно введена властью в унизительные рамки.

– Выходит и вы прохаживались по этой унизительной тропинке? – спросил Колчак.

Гридин весело и громко рассмеялся, обратив на себя внимание других пассажиров.

– Чаек всех и пассажиров напугаете своим смехом гражданин начальник, – одёрнул его спокойно Вовка.

– Извини? – не сдержался, – оправившись от смеха, сказал Гридин. – Ты меня не обидел, а рассмешил. Владимир, я тебе же сказал, что на пенсию ушёл с шахматами под одной мышкой, а в другой руке спиннинг. У меня даже велосипеда нет. Мне всего лишь обидно выслушивать такие высказывания не только от добропорядочных людей о своих коллегах, но и преступных элементов. Представляешь, допрашиваем, какого-нибудь мелкого жулика, а он нам в ответ.:

– «Вам можно жить не честно, а мне, почему нельзя?» – и ты знаешь я, что такому отвечаю? Угадай с одного раза?

– А это смотря, кто допрос ведёт, – ответил Колчак, – если Ланин, то он запросто дубинкой отходит бедного жульмана, а вы, наверное, ему скажете, – воруй, но не попадайся!

– Сообразительный ты Владимир примерно так я и говорю. А твой претензионный текст в отношении моих коллег, – это негатив системы и мне трудно осуждать своих сотрудников. Понимаешь, при социализме, если у нас сотрудник пришёл в импортной сорочке на работу. Он всегда вызывал подозрение в чистоплотности своей деятельности. А сейчас ездят на работу в иномарках и массивных печатках на пальцах. Золотые браслеты и цепи прикрыты камуфляжем. Обидно! Прежде книги и фильмы создавали только о хороших милиционерах, а сейчас я сижу, каждый день в своей квартире около телевизора, как в зале ожидания и жду фильмов с передачами про плохих милиционеров. Отрадно слушать, что их выявляют, но больно слушать это ежедневно. Это фактор недостойного, я бы даже сказал, гнусного вознаграждения за труд работникам правоохранительных органов, – вот отсюда и прирост предателей в наших рядах. С такими штатами мы никогда не покончим с преступностью

– Вроде вы правильно говорите. Метафора честного милиционера. А на самом деле вы их всех защищаете. Если бы вы знали, сколько наших русских людей сидит в тюрьмах не за, что. В основном это люди без определённого места жительства, на них повесили всех дохлых кошек, чтобы показать процент раскрываемости нашей ментуры. Я сидел с одним несчастным, которому менты отбили дубинкой все пятки, после чего он лишился нижних конечностей ног. Они насильно заставили его взять убийство на себя, которое сами совершили. Поили его вплоть до суда боярышником на спирту из аптеки. Обещали его через три года освободить. А он когда оклемался, трезвым голосом заголосил, но поздно. Получилось, как в детской игре, первое слово дороже второго. И таких горемык по российским тюрьмам натыкано, как кукурузы на наших не удобренных полях. Кто за них бедных вступится? Правозащитники защищают только тех, у кого бабки есть. У тех мощная сила за спиной стоит. Телевидение, пресса, известные адвокаты. Если нужно общественность с транспарантами, пригонят, а этим обездоленным кто поможет? У меня недавно судили дальнего родственника, я был на процессе. Судью назначили жирного под двести килограмм – тяжеловеса по фамилии Кобзарь. Вы его конечно хорошо знаете. Он не мог вести процесс правильно и справедливо. От стоящей жары и предвкушения богатой взятки, которую засунул себе в карман перед началом суда, у него плыли мозги. Каждые пятнадцать минут он делал перерыв, чтобы испить бутылку минералки, и заменить потную рубашку. Суд, который мог закончиться в один день, максимум за два, он растянул на месяц. И в итоге Кобзарь по этим причинам приговор вынес нелепый для подсудимых. Менее виноватые подсудимые получили по девять – двенадцать лет, а тот, который всех больше отличился своей жестокостью в отношении детей и порезал жену депутата, сорвав у неё в туалете её квартиры серьги с ушей, получил всего пять лет. И папа этого отморозка кричал радостно около суда, что не зря он отслюнявил их чести несколько тысячи долларов. Вот вам один из примеров силы взятки и несправедливого судейства. Мне приходится иногда уделять внимание зонам, где сидят мои друзья. И под забором колючей проволоки наглядно видно, где берут взятки по наличию иномарок. Они за бабки дают свободу и козлам, и блатным, а моему родному брату Серёге Беде, не давали никаких надежд на свободу ни за какие деньги, хоть там кум Моисей был, живший когда-то в нашем доме. Выходит, есть честные дяденьки. С другой стороны подумаешь, не ко всем такую честность нужно проявлять.

– Это ты про себя говоришь? – спросил Гридин.

– О себе я молчу, – сказал Колчак, откусив кусок языка. – Моя доля на зоне была незавидная, буры, изоляторы, – вот весь мой путевой маршрут.

…Вовка доел язык и допил ряженку, после чего бутылку бросил за борт.

– Зачем Волгу засоряешь Владимир? – осуждающе спросил Гридин.

– Я не засоряю, – это я другу своему Витьке Петухову – водолазу посылку отправил, – пошутил Колчак.

Теплоход подошёл к пристани, они вместе с трапом сошли на берег.

– Я на работу пошёл гражданин начальник, – прощаясь с Гридиным, сказал Колчак и показал рукой в сторону порта.

– Я же тебя просил, не называй меня так никогда, – поправил Вовку подполковник. – Отвыкать надо от старых привычек.

Он напоследок глубоко заглянул в глаза Колчака и сказал:

– Скажу тебе Владимир по секрету, что пропажей коллекции марок до сих пор занимаются. Бывший супруг Нади, пишет жалобы во все инстанции, где он беспрестанно обвиняет только тебя и Надю.

Вовка отметил, что этот взгляд и речь были не дотошного дознавателя, а искреннего и честного человека, которому он ответил:

– Прошло пять лет, а он никак не может успокоится, дурак неслыханный. Я же вам скажу сотый раз наверное, что знать о них ничего не знаю. А вам всё равно спасибо, что предупредили.

И он направился по берегу в сторону порта.

ВОТ И ВСТРЕТИЛИСЬ

Серый приехал из Польши и никому ничего не рассказывал о поездке, ни матери, ни брату. На следующий день в жаркий четверг, – Серый, Колчак и Дед выехали за Жорой Хлястиком на зону. За рулём сидел Заур. Подъехав к зоне, они поставили машину в отстойнике, и пошли к вахте, где нос к носу столкнулись с Юрой Лбом. Встреча была неожиданной, все думали, что Юры нет в живых, прошло немало лет, как о нём ни слуху, ни духу не было. Он, встретив близких людей, прослезился от радости. Посетители, ожидавшие свиданий с родственниками, подумали, что Юра Лоб только, что вышел на свободу, и компания вышла встречать его.

– Юра ты, где пропадал всё это время? – спросил его Серый.

– Сказать, не поверите, – ответил он, – я за эти года, где только не был, а последний год был рядом с вами, но носа своего не показывал. Сегодня могу свободно навестить наш родной город. И у наших ментов думаю, вопросов ко мне не будет.

– И где же ты был последний год, – мотая удивлённо головой, спросил Иван Романович.

– Если помните Иван Романович, у Серого был друг Юрка Балашов из детского дома. Вот у него я обитал в деревне. Он фермером заделался. Я приехал сюда на его УАЗИКЕ. А встретил я его в городе Муроме случайно. Он там мукой и сахаром торговал. Я ему помог хорошо, а потом к нему уехал, помогал ему во всём, и к вам иногда наведывался инкогнито. Вас всех хотелось обнять до страсти, но не мог нужно хвосты за собой убрать.

– А про братишку Луку ты своего знаешь, что его замочили? – спросил Серый.

– Да, конечно, и Колька скрючился месяц назад от тубика на зоне. Так, что я один, как перст остался на белом свете.

– Юра, но сёстры у тебя живы, и родственник ваш Кадык один живёт, – напомнил ему Иван Романович.

– А что из этого? – они сами ждут помощи. Одна сестра двух детей воспитывает, другая на инвалидности сидит. Но сёстры не знают, что я живу и здравствую. И про Колюку им ничего не известно. Его в Иркутской области похоронили. Они ему за весь срок не могли ни одной посылки отправить. Только последнее время Юрка Балашов, высылал ему от своей фамилии подогревы, которые мы собирали вместе. А у Кадыка своих детей и внуков куча.

У Юры Лба на глазах от высказанной исповеди выступили слёзы на глазах.

– Ладно, Юра, ты успокойся? – утешал его Серый, – не надо сегодня расстраивать ни нас, ни Хлястика. У него дело совсем плохое. А про жизнь у Юрки Бороды, ты мне позже расскажешь. Как я понял ты с нами назад поедешь.

– Мне с вами надо съездить, подвал у тебя хоть живой, чтобы ночь другую там перекантоваться.

– О чём ты говоришь Юра, подвал переживает уже другое поколение, а устроить тебя место мы всегда найдём, об этом можешь не беспокоиться.

Юра обнял слегка Серого и склонил его голову к своему рту, и тихо прошептал:

– Как хоть я выгляжу не стремно, против вас?

– Всё нормально, если не придавать значения твоей постаревшей роже, – со свойской манерой, пошутил Серый.

– Спасибо за добрые слова, – улыбнулся Лоб.

…В двенадцать часов дня из массивных дощатых дверей вышел Жора Хлястик. Это был уже не тот поджарый и спортивный Жора, который несколько лет назад блистал на футбольном поле. Его лицо, отдавало нездоровой бледной окраской. Дряблая кожа, на груди и на лице лежала складками и была похожа на речную рябь. Пальцы рук были искривлены, словно ветки на аномальной сосне. Увидав родственников, он скупо улыбнулся, затем со всеми обнялся, после чего Дед обнял его осторожно за плечи и повёл к машине.

– Я всю жизнь мечтал быть счастливым, – сказал Жора в автомобиле. – Сегодня у меня счастливый день оттого, что увидел вновь вас всех и обнял, но душа у меня мёртвая. Насколько меня хватит, не знаю? Давайте так, сегодня везите меня куда хотите, а завтра на кладбище к матери.

– Съездим и туда, – сказал Иван Романович, – а жить пока будешь у меня в деревне, там чистый воздух, природа, и ходить там будет кому за тобой.

Жора в это время сильно зашёлся кашлем и схватился за бок. Колчак протянул ему бутылку с минеральной водой. Он взял бутылку и, пригубив её, выпил почти половину. Затем вернул её назад Колчаку.

– Ты знаешь Колчак, что Сева Пескарь эпатировал всю зону, – спросил Жора. – И его угнали неведомо куда

– Впервые слышу. Я у него давно не был. А так он на связь уже не выходит больше месяца. Но до этого всё было спокойно.

Жора вновь охватил приступ кашля, но ненадолго. Он достал из кармана носовой платок и прокашлявшись окончательно в него, сказал:

– Кончилась для него лафа, когда новый хозяин заступил на зону. Попытался он сломать Севу, но в ответ получил дезорганизацию, да такую, что во всех лесных зонах откликнулось. Хозяина после этого сразу убрали, а Севу на этап быстрёхонько собрали.

Заур давай остановимся на минуту? – попросил Жора, – мне к Юре надо. У него моё лекарство есть.

Заур встал на обочину дороги, сзади их ехавший Юра Лоб тоже затормозил.

– Что у него за лекарство для Жоржа? – спросил Иван Романович у ребят.

– Морфий или пантопон, – ответил Колчак, – я для него этот препарат доставал. У меня дома лежит двадцать ампул для экстренного случая. Ему больше ничего не помогает.

– У меня дома тоже целая хрустальная ваза припрятана этого морфия уже много лет, – тяжело вздохнул Иван Романович, – Манана, когда работала в онкологической больнице, складывала для страждущих. Выбрасывать жалко было. Наверное, испортились уже.

– Ничего с ампулами не будет, они век будут храниться, не сгниют, – со знанием дела сказал Серый, – а если Жора на кризис сядет, и они сгодятся. На медиков особо рассчитывать нечего.

…Когда Жора сделал себе инъекцию в машине Лба, он пересел в иномарку, и они продолжили свой путь.

– Теперь совсем, хорошо стало, – сказал Жора в салоне. Было видно, как его лицо покрылось румянцем, и он сам заметно оживился.

– Жора, главное душу подлечить, а здоровье вернётся, – сказал Иван Романович.

– Нет, Иван ко мне оно уже не вернётся, слишком всё запущено.

– Не смей никогда так думать, ты же жиган. Авторитетом был на зоне, а слюни распускаешь. Вся сила нашего рода в нашем духе, – отчитывал Жору Иван Романович. – Я же по возрасту недалеко от тебя ушёл. Смотри жив, здоров! Вторую группу инвалидности заработал и недавно женой молодой обзавёлся! Жизнь только начинается!

– Наверное, ты прав Иван, души нет, но железо внутри есть.

– Я всегда прав. За свою жизнь в любом случае надо бороться. В лапы добровольно костлявой старухе никогда не надо отдаваться. Коля Канаков лучший, когда – то вратарь, который пальцы себе в молодости на левой руке отрубил, десятый год живёт с твоей болезнью и ничего. А мать у него Марья Васильевна вообще бессмертная. Никто толком не знает, сколько ей лет, на неё как посмотришь и так не хочется рано уходить из жизни. – Помню я Николая и пальцы за сараями он при мне рубанул. Мы же все Иван на вас росли на футболистах, а Канаков был здоровый мужик, не чета мне. К тому же если Марья Васильевна у него ещё шустрит по городу, значит и Коле её сыну, век большой будет отмерен.

– Ничего Жора откормим тебя на изумительной природе и на чистейшем воздухе, тоже долго проживёшь. К тому же я тебе чистого керосину целую канистру прикупил. Будешь лечиться, разбавляя его водкой и маслом.

– Спасибо Иван, но мне всё равно марафет необходим. Я давно на системе сижу.

– На первое время есть, – сказал Колчак, – а там будем смотреть.

По пути к дому делали неоднократно часовые остановки, а около Волги вообще Жора просидел три часа. Ему никто не мешал, и никто его не торопил. Ему дали в полной мере насладиться свободой, которую он долго ждал. Несмотря на то, что длина пути была не больше тридцати километров, машина подъехала к Осинкам, когда уже смеркалось. Жора любопытно крутил головой. Смотря на него, создавалось такое впечатление, что его держали в заточении при полной темноте невероятно долго. Он тяжело дышал и глаза то открывал, то закрывал. Автомобиль, съехав с основной трассы, повернул к околице села, где около большого озера стояло всего четыре дома. Дом Сергея было не узнать. Это был не один, а два с парованные между собой дома. Один был скромный крестьянский домик, который принадлежал Деду, а второй настоящий боярский терем.

– Серый, да тебя раскулачивать надо, – сказал Жора, – я слышал, что ты развернулся, но, чтобы так богато, просто невероятно.

– Ещё не время удивляться, в доме будешь рот раскрывать, – сказал Сергей.

– Нам с Полиной тоже здесь нравится, и мы бы здесь согласились жить охотно, – заявил Колчак, – водоём, лес, и город рядом. Но есть масса личных позиций, которые я должен закрыть.

– А это, что? – увидав во дворе ещё один дом, спросил Жора у Колчака

– Я здесь редко бывал, – ответил Вовка Жоре, – а что там, в саду, уточни у хозяев, – кивнул он в сторону брата и Деда.

– Баня это – объяснил Сергей, – и думаю, она скоро затопится. Старые обогреватели пришлось поменять, слабоваты были. Сейчас после замены, небольшой косметический ремонт сделаем, и будем париться.

– Баня – это круто, – мечтательно произнёс Жора.

– А меня она мало прельщает, – сказал Колчак, – большого удовольствия себя хлестать веником не вижу. Приравниваю эту процедуру к садомазохизму. Вот лес рядом богатый – это круто.

Сергей вплотную подошёл к брату:

– Предупреждаю сразу, в этой местности есть одна опасность для незнающих ягодников и грибников, – это топкие болота, но, если ты оценил село, давай тебе дом подберём на продажу, – слегка ткнул он локтем Колчака. – Здесь много пустует домов. Купим, а всем гуртом поможем построить тебе такой же терем. Ведь я развернулся благодаря Захару. Он мне всё оборудование доставил бесплатно. Так, что считайте, что доля моего завода здесь у каждого из вас есть. Он мне всегда напоминал, «Серый, встанешь на ноги не забывай про родню, и главное младшего брата подними на ноги». Сегодня пришло время сказать тебе об этом. Построим дом из леса, он экологически чище кирпича и теплее. Здесь все коммуникации подведены, а главное город рядом.

– Мне нравится твоё предложение, его надо будет на досуге обсосать, – сказал Колчак.

– Никакого досуга, а прямо сегодня и обсудим, – бодро заявил Дед.

– Около дома их встречала Ирина.

– Узнаешь девушку, – спросил Дед у Жоры, показывая на нарядную Ирину.

– Эта красавица почти не изменилась, – восхищённо сказал Жора, вглядываясь в Ирину.

– Георгий я помолодела потому, что мы с Иваном Романовичем второй фронт открыли, – обняла она Жору.

– Поздравляю! – значит, это тебя Иван молодой женой назвал?

– Погоди, тебя ещё один сюрприз поджидает, – таинственно сказал Иван Романович. – Наш род пополнился сразу двумя членами семьи, через час другой увидишь, а сейчас проходи в дом.

– Ну про это я узнал четыре года назад, – с кривой улыбкой произнёс Жора, – или вы думаете, что меня Колчак не известил? Всё я знал, благодаря ему.

Иван Романович ударил себя тихо ладошкой по лбу, – совсем вылетели его визиты к тебе, мало того вы же перезванивались последний год с ним. – Он открыл калитку, от которой вилась бетонная дорожка к крыльцу его дома: