Вся правда о

Так и в самом деле до развода недолго. Не приведи Бахус, конечно. А ключ следует экспроприировать – в ее доме мужчины всегда были только гости, так это и должно оставаться. По крайней мере, пока не появится партнер по жизни. А Серджио – точно не он.

Она сварила кофе. Номер Алессандро нашелся не сразу – надо было имя в телефонной книжке писать, а не «Ловец Бабочек».

– Пронто! Б-б-бонджорно… Это правда вы? Неужели… Нет, разумеется, рад, просто неожиданно… Придете? Серьезно? Благодарю вас, Доминик!.. А? Работаю, да… О нет, не прямо сейчас… Совершенно не мешаете!.. Что? Как? Э-э-э… Съемки фильма… Ага… Когда? А-а-а, понятно… Что вы, ну какие деньги! Не стесните, абсолютно точно! Меня и дома-то не будет в этот день – я в Лондон после инаугурации улетаю. Я вам оставлю ключи. Уверяю вас, это наоборот – радость! Скажите, когда вам удобно… О господи! Конечно, подходит! Виа Аппия Антика9, двести двадцать «эс», вы записываете? Не перепутайте, «эс»! За монастырем направо, а?.. Найдете… Тогда до скорого! Буду ждать!

И всех делов. Не зря говорят: все гениальное – просто. Виа Аппиа Антика – это же замечательно! Там же исключительно потомственные Рокфеллеры обитают по соседству с Онасисами – голова сенаторши сразу успокоится. А сердце от сказочного пейзажа растает – древние надгробия, кипарисы до неба, сточенные миллионами ног двухтысячелетние булыжники…

– Чертовы булыжники… – ругалась себе под нос Доминик спустя сорок минут. «Смарт» качало из стороны в сторону, словно лошадь на неровной дороге. А каково седоку!

Народу по случаю понедельника на Старой Аппиевой дороге было раз, два и обчелся. Причем «раз» пробежал с собакой где-то километр назад (самый медленный в жизни Доминик), а «два» как раз приближался на велосипеде по параллельной булыжникам тропе. Может, объехать по ней это каменное болото?

Она подождала, пока рыжий велосипедист без каски протащится мимо – ну давай уже быстрей, червяк! – и влезла передним колесом на бордюр. В зеркале заднего обзора рыжий спикировал на траву.

«Вот для чего каска нужна, дуралей!» – посетовала Доминик. Больно, наверное. «Смарт» уже вскарабкался на обочину всеми четырьмя «копытами», а рыжий все не вставал.

– Эй, парень! Ты в порядке? – крикнула Доминик в раскрытое окно.

Тишина. Черт. Заглушив мотор, женщина выбралась из кабины и поспешила назад. Рыжий при ближайшем рассмотрении оказался совсем юным мальчишкой. Он лежал на спине с закрытыми глазами, неловко вывернув руку под спиной. Черт, черт, черт!

Медицинские познания в голове Доминик ограничивались случаями приема аспирина. Может, это обморок у него? Но вроде бы при обмороке бледнеют, а лицо велосипедиста было пунцовым. На всякий случай она легонько пошлепала паренька по щекам, уговаривая оклематься. Потом, стараясь не отвлекаться на бухающее в ушах собственное сердце, приложила пальцы к горячему запястью – пульс был. И что делать в таких случаях? Да просыпайся же!

Пока бегала в машину за телефоном, мальчик вроде бы даже побледнел. Этого еще не хватало! Доминик бухнулась на колени и, гладя рыжие кудряшки левой рукой, правой набрала 118. Ничего. 118 – гудков нет. Да что же это! Поднесла аппарат к самым глазам – сеть отсутствует. Черт!!! Влево-вправо головой – никого! Что же делать?! Вдох-выдох, вдох-выдох. Зажав бесполезный телефон в зубах, Доминик просунула руки под колени и спину и с мычанием подняла безвольное тело. Ого, а вроде худеньким казался! Левой-правой, левой-правой, вот уже открытая дверь. Протолкнув бессознательного через водительское кресло на соседнее, она выплюнула телефон и часто задышала ртом. Куда? Куда? Думай! Ближайшая больница? «Рома-что-то-там», – на той неделе забирала оттуда подвернувшую ногу Аличе!

Память еще не закончила кино о визите, а мотор уже взревел, маленький конь развернулся и понес своих седоков к шоссе во весь опор. Придерживая рыжую голову одной рукой, водительница виртуозно крутила поводья, прыгая с обочины на проезжую часть и заскакивая обратно. При выезде на человеческую дорогу ждал затор – к черту двойную сплошную! Доминик вырвалась на встречную и погнала – к трем красным светофорам, шести подрезкам и чудом спасшемуся мотоциклисту. Последний перекресток был буквой «Т». Машины с боков уже поехали, но на противоположной стороне дороги плавно закрывались электрические ворота под вывеской «Рома-мед».

Отняв руку от мальчишкиного затылка, Доминик что было мочи шарахнула по гудку и прошмыгнула между разномарковыми смертями прямо в закрывающуюся щель жизни. И с противным скрежетом вылетела с другой стороны – правое зеркало осталось снаружи. А с крыльца уже бежали люди в зеленой одежде. Мальчонку враз переложили на носилки – живой! – и принялись допрашивать Доминик. Однако кроме того, что с ней все в порядке, женщина сообщить могла немногое.

Пострадавший ей не знаком, сбила его не она, он сам упал с велосипеда, кстати, ехал без каски – может, ударился головой? Когда? Доминик полезла за айфоном. Руки тряслись, открывая регистр звонков. А потом затряслись колени – со времени неудачного вызова «скорой» прошло всего пятнадцать с половиной минут. Долговязый улыбчивый эскулап с невыговариваемой польской фамилией, оказавшийся главврачом, на секунду потерял улыбку, но тут же выставил обратно – видимо, автогонщики уже встречались на его профессиональном пути.

В отличие от спасательницы с безумным взглядом, информации у него было гораздо больше, и он ею охотно делился. На первом стакане воды Доминик узнала, что клиника «Рома-мед» – прямо ракета с вертикальным взлетом в области диагностики нейродегенеративных заболеваний и черепно-мозговых травм. На втором – что пилоты, то есть врачи, здесь тоже самые лучшие, особенно ведущий нейропилот доктор Боно, у которого как раз смена. А на чашечке больничного чая (эспрессо-автомат в баре сломан третий день да при такой концентрации адреналина в крови и не рекомендуется) главврач Яворски поведал самое главное.

На Марс летят не все желающие – только те, кто с билетами. Для безымянных же мальчиков есть государственный приемный покой, куда его, к сожалению, и придется переправить. Немедленно – сделать ему операцию еще можно успеть. Пока еще можно.

Доминик, проглотив остатки чая, посмотрела на врача пронзительным взглядом и полезла в сумку. Дрожащие руки, казалось, вечность выуживают портмоне.

– Имя – Рикардо Сантини, четырнадцать лет, оформляйте ваш чертов билет на Марс.

Обмен денег на бумажки в кабинете распорядителя полетов закончился только через час. Направление на МРТ с последующей расшифровкой, квитанции, анкета и договор на оказание медицинских услуг – неровная стопка не влезала в сумку, пришлось свернуть в трубочку.

Доминик вышла во двор и, пытаясь привести в порядок мысли, выкурила одну за другой три сигареты. Она всего лишь ехала к «энтомологу» и случайно оказалась на Аппиевой дороге в тот самый момент, когда «Рикардо» или как его там зовут на самом деле получил этот свой… как же доктор сказал? Разрыв аневризмы сосудов головного мозга. Вот. А потом они чудом ни в кого не влетели, пока добирались сюда.

Получается, жизнь этого парнишки сегодня спасла случайность. Или нет? Ведь это она решила ехать к Алессандро – то есть она сама привела себя на Аппиеву дорогу, так? И сама решила везти пострадавшего в «Рома-мед». И сама… – она ошарашенно-смущенно взмахнула рукой, мол, что уж там, и выдохнула сизоватый дым – оплачивает лечение. Выходит, она спасла человека. Доминик подняла к небу глаза, пытаясь удержать слезы: «Или как?»

Вместо ответа на подбородок упала капля дождя. Облака, утром бледно-сиреневые, за время спасения успели стать густо-фиолетовыми. Вдали предупредительно сверкнуло. Доминик вздохнула и вытерла глаза – философские мысли сменились практическими. «Скоро начнется дождь, и тогда там вообще не проедешь», – вспомнила она булыжники.

Ждать новоявленного сыночка все равно смысла нет – «пилот» сказал, операция продлится часа четыре, а то и все пять, разыскать настоящих родителей можно и позже. В полицию идти, конечно, все равно придется, но с этими ребятами лучше поздно, чем рано, по-любому целый день промурыжат. «Мудрее сначала навестить Алессандро», – решила Доминик и, кинув отломанное зеркало на кресло, где совсем недавно сидел «Рикардо», тронулась в обратный путь.

Велосипеда на месте падения мальчика уже не было. Серая лента Аппиевой дороги по-прежнему была безлюдна, так что упрекать Доминик за проезд по траве было некому. Словно в дежавю, «Смарт» затащил одно колесо на бордюр, второе, третье, и неожиданно заглох. И несмотря на то, что водительница приложила все усилия, попытки реанимировать железного друга ни к чему не привели.» Место, что ли, тут заколдованное?» – разозлилась Доминик. Или все-таки день?

Она взяла сумку, захлопнула дверцу и зашагала по стертым временем базальтовым камням: гладиаторы не сдаются!

Ливень нагнал – еще даже сигарета не закончилась. Сверху вдруг хлынули тяжелые вертикальные струи, и исторический пейзаж моментально превратился в гравюру самого себя. Доминик в восхищении сделала пару оборотов волчком и побежала к ближайшей развалине.

Развалина, самая высокая из наличествующих, напоминала собой каменную башню над туннелем. Туннель был коротким, метра три, и представлял собой прекрасное убежище от непогоды.

Немного коробил тот факт, что прежде здесь обитали урны с прахом современников Цезаря (из тех, кто с билетом на Марс), но тут уж дареной могиле в зубы не смотрят. Две тысячи лет назад тут вообще не так живописно было: по обеим сторонам от тех же самых булыжников высились кресты – шесть тысяч – по числу распятых на них соратников Спартака.

Кресты представлялись хорошо – особенно, когда очередная молния делала белым весь полукруглый экран туннельного свода. В глазах потом долго темные фигуры мерещились.

Дождь иссяк так же стремительно, как и начался, гроза отправилась на юг, а Доминик – на север, искать виллу под номером 220с. Но не тут-то было. После 220 шел сразу 222, а за монастырем (который вообще оказался без номера) шел почему-то сразу 260. Телефон сообщил, что вошел в зону покрытия, хоть и слабого, однако джипиэс при таком эфемерном сигнале работать наотрез отказался. Ну и ладно, вон как раз кафе на другой стороне, сейчас у народа узнаем.

Столики, стоявшие на улице, по раннему времени были пусты, если не считать спящих под ними многоцветных кошек. Шоколадно-абрикосовые пятна с черными и белыми полосками напоминали рисунки Миро.

Доминик толкнула вальявочную дверь и вошла внутрь. Столов не было, только витрины со съестным и небольшая барная стойка. Позади нее женщина, похожая на добрую сову из мультфильма, вытирала полотенцем стакан. Увидев Доминик, она тепло, по-дружески улыбнулась. Доминик улыбнулась в ответ.

– Здравствуйте, синьора, не подскажете, где тут номер двести двадцать «эс»?

Стакан и полотенце перестали вращаться. Оливковые глаза с интересом уставились на пришелицу поверх очков.

– Добрый день и тебе, Лаура. Хотя мы сегодня уже виделись, и тогда ты вроде помнила мое имя. Но вот как ты запамятовала, солнышко, что двести двадцать «эс» – это твой дом?

Доминик, растерявшись на несколько секунд, весело хохотнула.

– Спасибо, что подняли мне настроение! Я б не отказалась иметь домик в ваших краях, но, к сожалению, в моем удостоверении личности обозначен совсем другой адрес. И имя, опять же к сожалению, тоже другое. А еще у меня замечательная память на лица, поэтому я на сто процентов уверена, что вас, моя синьора, вижу в первый раз в жизни.

«Сова», склонив голову набок, изучающе смотрела на Доминик. Во взгляде появилась тревога.

– Может, надо вызвать врача? Ты кроме этого… пробелов в памяти, в целом как себя чувствуешь?

– Благодарю за заботу, синьора, но вы просто перепутали меня с кем-то. – Доминик перестала улыбаться. Если ее перепутали с кем-то из дома под номером 220с, то что же это получается? Похожая на нее женщина живет с Алессандро? Вот вам и рыцарь печального образа, хитроумный, черт возьми, идальго! Сколько же он уже ухаживает за Доминик (ну, ухаживает – громко сказано, в основном на выставки да концерты ангажирует)? Месяца три? Нет, больше – полгода уж, наверное, с тех пор как с ним случился инцидент в лице дочери перспективного заказчика.

А было так: несовершеннолетняя, зато совершенно избалованная особа, единственная наследница нескромных сбережений скромного владельца сети супермаркетов решила стать Дульсинеей. Не просто так решила, разумеется, а после краткого, но вдохновляющего знакомства с архитектором, который возводил продовольственному королю загородный замок. Ей Ловец Бабочек показался прекрасным рыцарем. Наверное, потому, что других рыцарей в окружении папочки не водилось. И пока единственный бесценный экземпляр думал о стропилах и эркерах, Дульсинея измышляла способы сердце идальго поразить.

И регулярно их практиковала: то в бассейн заявится купаться неглиже, то на шею архитектору запрыгнет. Алессандро, как мог, пытался противостоять внезапным атакам и призывал к платоничности, однако благоразумие не входило в число девушкиных добродетелей. Рыцарь был поставлен перед выбором: или пылающая страсть до конца каникул, или рассказ папе про пылающую страсть. С интимными подробностями. Скабрезными. Иди доказывай потом, что Дон Кихот.

Архитектор подумал-подумал, взвесил последствия и выбрал правду. То есть «Всю правду о». Ну а Доминик уж постаралась. Точнее, Джулиан. Он ведь тоже на идальго похож. Если надо. Фото архитектор Дульсинее сам предъявил и рассказал про два варианта: либо тут до конца строительства – институт благородных девиц, либо папа может его по-настоящему устроить, чтобы репутацию дочери спасти. От позора. Всеитальянского.

И вот теперь выясняется, что задекларировавший себя холостым джентльмен вовсе таковым не является? Доминик поводила губами влево-вправо. Представить себе Алессандро в роли изменника не получалось. Может быть, эта Лаура – не текущая пассия, а бывшая? Когда-то, может, и проживала в 220с, теперь – нет. А общепитовский персонал не в курсе. А что? Вполне логично. Это женщины любят разнообразие, мужчины же всегда влюбляются в похожих. Так что ее физиогномическому сходству с неизвестной Лаурой удивляться не приходится. Такой уж, видно, у архитектора любимый типаж. А что бывшая именно сегодня появилась именно в этом месте – так просто мимо проходила, вот и все. Ведь если б у них с Алессандро о встрече была договоренность, он бы ее, Доминик, уж наверное в гости не звал.

Озвучивать свои умопостроения «Сове» Доминик не стала. Женщина определенно плохо видит – вон, какие толстые линзы в очках. Подумаешь, перепутала, зачем же человека в неловкое положение ставить? А дорогу и у прохожих можно узнать.

«Что там на вывеске снаружи было написано? – покопалась в памяти Доминик. Ага, „Бар Лии“. Рискнем».

– Я просто пошутила, Лия. Хотелось рассмешить тебя в этот хмурый день. Могу ли я теперь рассчитывать на чашечку эспрессо?

«Сова» недоверчиво свела брови, однако полотенце отложила и направилась к кофейному агрегату. Доминик же, чтобы не продолжать диалог, переключилась на витрины. Из-за стекла ей подмигивали сэндвичи с моцареллой и прошутто, но рядом громко протестовал салат. Рука не поднялась купить ни то, ни другое, взяла в качестве утешения круассан. Без всего. Цельнозерновой.

Ну и гадость. Завернула в бумагу, засунула в сумку – выкинуть после где-нибудь – и попросила счет.

– Круассан и два эспрессо – на случай, если ты не помнишь, что исчезла, не заплатив, – мрачно проухала «Сова».

Хорошо, что Алессандрова пассия не умяла комплексный обед.

***

Проводить блиц-опрос прохожих не пришлось – джипиэс ожил и указал верное направление. К нужному дому вела грунтовая дорога, прячущаяся сразу за монастырем. При внимательном рассмотрении на ограде монастыря обнаружилась маскирующаяся под кирпич табличка. Стрелочка – 220 с. Наконец-то.

Забор вокруг виллы Алессандро был каменный, высокий, с малахитовыми прожилками мха. «Наверное, от предыдущих хозяев достался, – подумала Доминик. – Такую аутентичность за пару лет не нарастишь». Сверху вторым этажом разрослись представители флоры. На улицу высовывались «руки» с розовыми цветами, кудряшки эдеры и хоботы бугенвиллий. Над припаркованным у ворот «Линкольном» прямо из стены торчал одинокий мак. Неужели Алессандро ездит на этом «Росинанте»? Наверное, да, иначе с чего бы ему стоять у ворот?

Доминик позвонила, крутя головой в поисках камер. Но никаких камер не было – вместо них в выкрашенных зеленым воротах имелось крохотное оконце, которое приоткрылось на миг и снова захлопнулось. Потом заскрежетал замок.

– Ты не представляешь, что случилось. Какой-то пацан… – начала Доминик заготовленную речь и осеклась. В дверном проеме, придерживая створку одной рукой и уперев другую в бок, стояла Мария. В образцово-белом переднике горничной и с заколотым карандашом пучком волос на затылке.

– Что пацан? – И, не дождавшись от онемевшей гостьи ответа, выудила из кармана связку ключей. – Вот, возьмите и радуйтесь! Еле нашла! А все потому, что на столе у вас караул – сам черт ногу сломит. Вот выкину половину, будете знать. Эх, синьора Сантини, сколько мне вас учить, кажной вещи место свое найти должно. Будет в доме порядок – тогда и в голове, глядишь, порядок образуется.

– Мария, а ты что тут делаешь? – кашлянув, спросила Доминик. Мозг пытался отыскать для происходящего какое-нибудь логичное объяснение: Мария подрабатывает у Алессандро по понедельникам, например. Поэтому такая дурацкая форма – ужасный атавизм, сейчас домработницы носят брюки. К тому же это платье ее толстит.

– Вас дожидаюся, что же еще! Дверь-то кто бы вам открыл, интересно? – Мария выразительно постучала по голове. – Две связки возле дверей висят – для кого, спрашивается?

– А что, синьора Росси дома нет? (Странно, а машина на месте!)

– Это смотря у кого дома. У вас, к примеру, его точно нет. Я вам ужасно сочувствую, юная леди, но из ваших снов он вряд ли здесь появится.

– Из моих снов?

Мария вскинула подбородок и принялась завывать:

– Каким бы счастьем было для меня —

Проснувшись утром, увидать воочью

Тот ясный лик в лучах живого дня,

Что мне светил туманно мертвой ночью…

Прекращали бы вы уже эти ваши безумства, синьора Сантини. Что толку вирши сочинять, если никто все равно про них не знает? Либо уже откройтеся ему, наконец, либо перестаньте бумагу переводить.

– Мария, ну что за ерунду ты городишь? Какие, Бахус всемогущий, сны? Какая бумага? Прошу тебя, уймись, наконец, со своим сватовством, – отмахнулась Доминик, забирая у помощницы ключи. – Вызови мне лучше эвакуатор, «Смарт» недалеко от виа Эроде Аттико застрял. Да, и закажи такси – раз синьора Росси нет, я только гляну на дом и поеду в офис.

И Доминик направилась к дому по тропинке, выложенной меньшими братьями утренних булыжников. Успела сделать целых четыре шага.

– Какой офис, Лаура? Какой «Смарт»? И что означает – посмотрю на дом? Вы что, с утра его уже забыли?

Сердце словно облили горючим, и оно запрыгало с трехкратной быстротой, расшвыривая кровь по всем направлениям – мгновенно стало жарко, как в русской сауне. Вот как, оказывается, начинается безумие. Когда еще только секунду назад все было понятно, а теперь – вроде ничего не изменилось, но больше не понятно ничего.

– Да не Лаура я! Не Лаура! – Доминик отказывалась сходить с ума. Не в тридцать же лет! Хотя бы в тридцать четыре, как Мерилин Монро, а лучше как Вивьен Ли – в сорок!

Так, что происходит? Существует Лаура, с которой они жутко похожи (Мария не дала бы себя обмануть). Само по себе ее наличие не пугает – встретить своего двойника даже интересно… но страшно, когда этот двойник меняет контуры твоего привычного мира. Или не твоего? Доминик уставилась ошалелым взглядом на единственный имеющийся в наличии элемент ее мира. Мария казалась настоящей, хоть и вела себя престранно. Как это «какой „Смарт“?» – а кто за него регулярные штрафы платит? Уже не говоря про офис, в котором помощница практически живет. И главное – быть знакомой с двойником Доминик и ни разу ей не проговориться??? Значит, что? Это она – Лаура?

Доминик покрутила глазами, примеряя на себя новую роль.

А почему, собственно, нет? Например, в нее попала молния. Незаметно. И вызвала эту странную амнезию. Ведь если большинство (в которое пока входят незнакомая Лия и знакомая Мария) помнят то, чего не помнишь ты, есть некоторая вероятность, что правы они. Хм. И тогда, соответственно, это – мое, – Доминик перевела взгляд на дом.

Он был хорош. Даже живописнее, чем на странице журнала. И стройней – то ли из-за вытянутой вверх щипцовой крыши, то ли из-за почти квадратных блоков вулканического туфа. Блоки обнимали окна с лазурного цвета ставнями, все раскрытые. На втором этаже во всю стену, смотрящую в сторону Аппиевой дороги, шел балкон. Здесь жили растения всех оттенков фиолетового – от глициниевого до пурпура, прямо не цветник, а палитра ее любимых цветов.

Все логично? Нет, не все. В этой теории есть одна серьезная загвоздка – она ведь не потеряла память, она помнит – только другое. Например, что ее зовут Доминик. И квартиру с Амфитеатром Флавия в окошке. И полный обожания голос настоящего хозяина виллы. Женщина выдрала новый пучок травы. Однако ведь должен существовать сценарий, по которому все вот это имеет логичное объяснение – желательно, кроме ранней шизофрении.

И такой сценарий был. Немного странный, но зато все подходило. Она просто переместилась в будущее! Сменила, наконец, нелюбимое имя и выкупила у Алессандро дом. А деньги? Заработала. На том же Сильвио Бьянки. Живет теперь здесь, ходит в соседний бар, все логично. Ну почти все, влюбиться в ловца бабочек – это вряд ли. В общем, теория путешествий во времени заслуживала проверки.

– Какой сегодня день, Мария? – небрежно спросила Доминик, устремив взор к голубеющему слева бассейну.

– Понедельник, двадцать первое мая, дорогая Лаура, и если у вас выходной, то это не значит, что можно с утра напиваться. Ни один приличный мущщина пьющую даму замуж не возьмет!

– Год какой?

– И ваш ненаглядный синьор Росси не стоит цирроза печени…

Доминик обернулась.

– Мария!!!

– Две тысячи шестнадцатый, естественно, какой же еще! – с упреком выпалила помощница и, приставив пухлую ладонь ко рту, зашептала: – А это – Италия. Европа. Планета Земля. Может, вы еще что-то подзабыли, не стесняйтесь, спрашивайте! А потом отправляйтеся, пожалуйста, в кровать. И лучше никуда сегодня не выходите. Вам что-нибудь требуется, пока я не ушла?

– Газета.

Доминик на отяжелевших ногах поднялась по неровным ступеням и взялась за бронзовую ручку в виде льва.

– Хоть какая-нибудь.

Срочно следовало побыть в одиночестве и пораскинуть мозгами. Кабинет – тот, в журнале, был на втором этаже. Доминик, кинув беглый взгляд на гостиную (сиреневые шторы и валики на светлом беже дивана), свернула на деревянную улиточную лестницу. Через каждые несколько ступенек у балясин стояли маленькие горшочки с фиалками. В этой вилле точно живет женщина, – подумала Доминик, – и, судя по цветочкам, не я.

Или я? Ведь если сегодня – это сегодня, то это – не будущее. И сценарий происходящего с ней спектакля совсем другой. Где-то внутри, в районе желудка, как будто разлили уксус. Этот соматический сигнал Доминик был хорошо известен и не сулил ничего доброго. Его еще называют «нехорошее предчувствие».

И первая нехорошесть произошла буквально сразу же. Когда до конца лестницы оставалось всего две фиалки, в сумке мини-сиреной затрещал телефон. Доминик подпрыгнула – не от убивающего уши рингтона доисторических телефонных аппаратов (его она сама выбрала), а от мысли, что в этой альтернативной ветке истории работает ее айфон!

– Пронто10.

– Пронто! Ты меня слышишь? – задыхаясь, заорала трубка незнакомым голосом. – Это конец! Он меня чуть не застрелил! – Шипящий вдох. – Ворвался! Вдруг! С пистолетом! – Всхлип. – Не по сценарию! Господи, он убьет ее, он точно ее убье-е-ет!

Великий Бахус, да это же Джулиан, просто его бархатный тенор сейчас в истерике. И это страшило гораздо больше, чем невнятный текст – за все длительное время их знакомства актер ни разу не повышал голос. Но чтобы как-то помочь, перво-наперво следовало вернуть его если не в адекватное состояние, то хотя бы в четко-изъясняющееся.

– Джу-ли-ан, – медленно пропела лже-Лаура, – мы най-дем вы-ход. Но только после того, как я начну тебя понимать. Сейчас сделай пять глубоких вдохов – и начни сначала. Все, дыши.

Трубка запыхтела, словно атлет после стометровки. Затем суматошно и сумбурно начала выдавать информацию. Без восклицательных знаков и междометий она выглядела так: Джулиан в компании синьоры с незнакомым Доминик именем Ангелика как раз находились в постели, когда в спальне неожиданно материализовался ревнивый Ангеликин муж. Дальше смутно – крики, выстрелы, прыжок Джулиана в окно. Почти что в костюме Адама.