«Ли Ле Ло»: детки из клетки. Первое дело

Мимо неслышно прошествовала Рената и стала подниматься на пятый этаж. Она была одета в самый обычный рабочий китайский костюм из тонкой плащевой ткани, на голове каскетка с надписью «Горэлектросеть». Почти точно так же был экипирован и я.

Энергопитание квартир (их было на площадке всего две – стало быть, четырёхкомнатные) пряталось в настенной нише с таким хлипким замочком, который, казалось, способен сам раскрыться от одного сурового взгляда. Предположение вышло несколько оптимистичным – мне пришлось всё-таки взять и подёргать его книзу. После чего я поднял крышку и решительно перевел четыре верхних тумблера в крайне правое положение «выкл».

Взаимодействие заряженных частиц в проводах пачулинской квартиры прекратилось. По нашим расчётам это не только не должно было остаться незамеченным, но и вызвать немедленную хозяйскую реакцию. Поскольку Василиса Дормидонтовна обожала смотреть американский сериал «Даллас», утренний показ которого начинался аккурат в 10—45.

Действительно, мой чуткий слух очень скоро уловил некое раздражённое оживление за толстой железной дверью. Я поспешил присесть на корточки и закурить – теперь в «глазок» снаружи был виден немолодой усатый ремонтник с кольцом разноцветных проводов через плечо и при раскрытом на полу чемоданчике с ремонтницкими же инструментами. Напоказ и откровенно бездельничающий.

Заскрежетали ключи, защёлкали запоры… Дверь распахнулась чуть ли не настежь – и на пороге возникла дородная молодящаяся бабёнка типично советско-мещанского облика: длинный шёлковый халат, горделивый четвёртый размер на вынос и пергидрольные кудряшки. Я равнодушно глянул в её сторону, сильно затянулся и выпустил обильную струю дыма в направлении потолка.

– Интересно, и долго вы намерены так прохлаждаться?! – (сразу стало ясно, что супруга у Пачулина предельно агрессивная и склочная). – Немедленно включите мне свет!!

Даже не поинтересовалась причиной поломки, а сразу в атаку… Очень кстати.

– Одна из линий, образующих многофазную систему переменного тока в подъезде, вышла из строя, – скучным голосом пробубнил я и с кряхтением выпрямился. – Фаза у вас в квартире пропала, понятно? И у соседей ваших тоже. Дома, конечно, никого нет, хоть час стучи – не достучишься…

– Я, как видите, на месте! Идите и чините! Да шевелитесь же, работничек! И цигарку загасите – у нас не курят!

Так, пока всё идёт просто идеально. Авантюру мы задумали или нет, но первейшее условие было таковым: впустить внутрь меня должны по доброй воле. В этой части нарушать Уголовный кодекс ни в коем случае не следовало.

Прихожая оказалось достаточной тесной: обычное трапецевидное помещеньице с кухней по правую руку от входа и совмещенным санузлом по левую. Так, трюмо, конечно… люстра с многочисленными хрустальными висюльками… А вот комнатных дверей оказалось три, что намекало на самостоятельную перепланировку.

– Ну и чего вы ждёте, хотелось бы знать?!

Опять на предельно повышенном тоне. Пора и укорот дать! Я повернулся к хозяйке анфас и плотоядно улыбнулся:

– Знаете, моя драгоценная, есть такая детская шуточная песенка:

Я спросил рабочего Петрова,Для чего ему на шее провод?Ничего рабочий не ответил,Тихо труп качал холодный ветер…

Кажется, до Василисы Дормидонтовны начало-таки доходить, что события развиваются несколько странновато – её глаза прилично округлились, а накрашенный рот сам собой открылся.

– Что это значит? – нетвёрдо произнесла она и попятилась. Я осклабился ещё вкуснее:

– Это значит, что вы трагически ошиблись: к системе ЖКХ я не имею ни малейшего отношения! Должок вот стребовать с вас пришёл – пора уже, все сроки вышли…

Наступила критическая ситуация номер два: сказать ей правду было необходимо, но не слишком пугая. Визг, истерика и падение в обморок нашему плану нисколько не способствовали – поэтому я остался на месте и принялся неспешно освобождаться от мотка оплетённой проволоки, стеснявшего движения. Таким образом, я давал время неосторожной любительнице сериалов малость прийти в себя.

Она с этим справилась значительно скорей, чем я полагал. Включив стремительный задний ход, пергидрольная мадама мигом скрылась за одной из дверей, которую защёлкнула на зауряднейший шпингалет.

И смех, и грех! Одно движение плечом…

Дверная сердцевина была выполнена из мутного стекла, что позволяло мне в общем смысле следить за происходящим в комнате. Первым делом расплывчатый женский контур сноровисто выстроил у себя перед входом баррикаду из нескольких стульев, а затем плюхнулся на диван и зашевелил отростками рук. Всё согласно новейшим достижениям эпохи: раньше при опасности открывали окно и голосили на всю ивановскую, а нынче хватаются за сотовик…

– Жека? Женька, блин, это ты? – донеслось до меня. – Немедленно возвращайся домой: на нас бандиты наехали! Пока один, но страшный до жути! Ага, чуркестанец! Долг требует! Да почём я знаю, какой – мало ли их у нас?! А стращает, стращает-то как! «Трупом холодным, – грозится, – ты у меня щас висеть будешь!» И Гришке, куму своему звони, пущай ментов высылает! Я тут заперлась, но долго, боюсь, не продержусь…

Просто замечательно! Именно этого я и добивался. И какая славная подробность: ведь не удивилась хозяюшка наезду! Стало быть, чует кошка раскалённую метлу…

Быстро вернувшись ко входу, я выставил наружу свой «дипломат»: условный знак для Ренаты снова включить в квартире электричество… ну и ещё кое-что сделать. После чего решительно вошел в центральную комнату.

Она не обманула мои ожидания: было совершенно ясно, что основную часть свободного времени семейство Пачулиных проводит именно здесь. Большая (метров тридцать) и до пределов забитая тяжёлой, вычурной мебелью – просто какой-то апофеоз мещанства. На стенах ковры такого качества, место которым только на полу, но торговец Евгений Иваныч наверняка продаёт их под видом ручной работы…

А оружия-то сколько повсюду развешено! Секиры, алебарды, бердыши, сабли, ятаганы, мечи… И современного изготовления: арбалеты, луки, пневматические и газовые пистолеты. И пара тульских дробовиков с вызывающе переломленными стволами – вопиющее нарушение правил хранения. И куда только участковый смотрит?

Однако подростковые комплексы у Пачулина налицо. На коллекцию эта оружейная солянка и близко не тянет.

Теперь главное, пожалуй: установка здесь подслушивающего «клопа». В прихожей и на кухне это сделает Рената.

Управившись, я достал из кармана «Моторолу» и набрал номер. Канер отозвался почти сразу же.

– Всё в порядке, сигнал есть, – сказал он. – Начинаю работать. Удачи тебе.

– Взаимно.

Отключившись, я снова вернулся в оружейный пачулинский мирок и проверил на всякий случай отсутствие в стволах «тулок» патронов. Затем перевёл взгляд на резной стенд с метательными ножами-«рыбками» – настоящими, не камуфляжем. Семь острейших стилетов, размещённых веером: лёгкие рукояти и тяжёлые лезвия в форме продолговатых рыб с заточенными плавниками (такой из раны без хирургического вмешательства не вытащить). И с разноцветными бусинками на хвосте. Это для красоты, как и положено итальянской работе. У нас подобных излишеств не бывает да и удобств тоже. До сих пор о «макаровские» обоймы ногти срываем…

– Ой, а у нас гость мужеского пола, оказывается! А я-то думаю, чего это мамаша климаксически голосит?

Вздрогнув от неожиданности, я обернулся. У распахнутой двери стояло довольно-таки миловидное подростковое существо в летнем мини-платьице – немножко заспанное, но уже с пытливым, внимательным взглядом. Слегка взлохмаченные, короткие тёмные волосы, узкое личико с аккуратным носиком, прозрачные морские глаза. Почти хорошенькая, если бы не острый выступ подбородка.

Судя по предварительной информации, передо мной красовалась единственная дочь Пачулиных – Людмила. Хотя тринадцатилетней ученице седьмого класса в обычный сентябрьский день положено было находиться в школе.

Неприятный сюрприз.

– Цинично и нагло прогуливаем уроки? – весело осведомился я (а что оставалось делать?). – И вдобавок спим аж до полудня?

– Ого! Личность зловещей кавказской наружности изъясняется по-русски не хуже меня самой, без пяти минут отличницы! – (за словом эта школьница явно в кармашек не лезла). – Всё законно: у меня легкий простудифилис. А может, и гриппер. Короче, температурка и сопли.

Я на секундочку растерялся с непривычки, ибо общаться с нынешней молодежью доводилось не часто. И подобная эпатажная манера разговора была не то, чтобы в диковинку, но…

– Поздравляю: мою мамахен ты напугал классно! – сообщили мне, сделав несколько лёгких шагов навстречу. – Так ей и надо! Но, судя по её телефонным завываниям, сейчас сюда примчится сам папахен, и у тебя будут проблемы.

– Послушайте, мадемуазель, но среди родственников встречается ещё и бабушка! – в противовес её развязности я решил держаться с нарочитой галантной ироничностью. – Та самая, которая надвое сказала! Это я к тому, что проблемы могу и сам обеспечить кому угодно!

– Во-первых, дядя Жека потяжелее тебя будет, как мне кажется. А, во-вторых, у него очень резкий и сильный удар правой, сама видела. Ты это учти.

– Мерси за предупреждение, – пробормотал я. – Однако с кем имею честь беседовать? Я полагал, что с дочерью Евгения Ивановича, а он, оказывается, дядей вам приходится…

– Гораздо хуже: отчимом! – презрительно ответили мне. – Некрасивым, вонючим и с педофильскими наклонностями. Я уже не раз жаловалась на его рукораспускания мамочке, но без толку. Впрочем, я и сама могу за себя постоять!

– Нисколечко в этом не сомневаюсь, – вполне искренне сказал я. – Но сегодня его попытается наказать ваш покорный слуга! Кстати, позвольте представиться: Дато Вахтангович. Можно и просто по имени…

– Люся, – (она небрежно ткнула пальчиком в свою румяную щёчку). – В будущей взрослой жизни – Людмила Александровна, фу-уу… Слушай, а тебе, случайно, не нужно алиби? А то вломился в квартиру, мамку довел до экстаза… Я могу присягнуть на Библии, что ты мой репетитор по грузинскому языку! Или, может, по армянскому?

– В Армении таких имен-отчеств не бывает, – заметил я. – Итак, из всего сказанного вами, принцесса, можно сделать вывод, что здешние семейные отношения дали хорошую трещину…

– Пропасть! Самую натуральную. Как раз с того дня, когда мой настоящий отец не выдержал тупого мамкиного быдлюганства и подал на развод. В результате стоящая перед тобой бедная девочка враз лишилась единственной понимающей её души. Зато через пару месячишек в семействе объявилось второе быдло противоположного пола – и началась борьба за выживание…

– С обеих сторон, надо понимать?

– А то! – Люся кокетливо заиграла глазками. – Захотели оставить ребёнка у себя – извольте с ним ладить! Иначе он может и остренькие зубки показать!

Она воображала вовсю, явно получая от этого процесса огромное удовольствие. Все девицы в таком возрасте обожают покрасоваться перед посторонним человеком, но у этой особы коммуникабельность просто-таки била через край. Что меня немножко озадачивало. А кроме того…

Додумать тревожную мысль мне не довелось, потому что на пороге комнаты неожиданно объявилась Василиса Дормидонтовна собственной взволнованной персоной. С перцовыми баллончиками в обеих руках и с выпученными зверскими гляделками. При виде своей единственной дочери, задушевно беседующей с коварным и зловещим бандитом, у неё немедленно взыграли материнские инстинкты, помноженные на пресловутый «женский патриотизм».

– Люська!! – завопила она. – С ума сошла, дрянная, испорченная девчонка?! Это же чёрный! Дикарь с гор! Он тебя запросто при всех изнасиловать может!!

– Не фига свои развратные сексуальные мечтания проецировать на невинное чадо! – хладнокровно отпарировала Люська. – И не фига оскорблять благородного разбойника из Шервудского леса Закавказского хребта! Кстати, господин разбойник, я забыла спросить: вы нас примитивно грабить собираетесь?

– Да разве может горец из княжеского рода пойти на подобную низость? – возмутился я. – Ни за что на свете! Всё гораздо интереснее: я у вас поселиться намерен.

После этого неожиданного заявления физиономии и у мамы, и у дочки заметно вытянулись: удивление обеих было неподдельным. Следовало прояснить ситуацию хотя бы в общих чертах, что я и сделал:

– Ваш супруг-папаша-отчим задолжал моей фирме круглую сумму в иностранной валюте, а отдавать не спешит. Точнее, взял денежки сразу и кучкой, а вертать намерен долго и небольшими порциями. Что ни меня, ни моих боссов никоим образом не устраивает. А поскольку упомянутый долг приблизительно равен стоимости комнаты в хорошей квартире, то одну из них у вас я и намерен занять!

Обескураженная дочь не известного мне Дормидонта с осмыслением предоставленной ей информации, как я заметил, явно не справлялась. Зато Люся ухватила за рога главную суть сразу.

– Свою обуютенную комнатку не отдам! – заявила она, гневно раздувая ноздри. – И только попробуйте на неё покуситься! Сами мигом станете покусанными – это как минимум!

– Какой же классический Робин Гуд обижает детей? – искренне огорчился я. – Так и весь наработанный имидж запросто потерять можно! В данном случае меня вполне устроит помещение, в котором мы сейчас находимся.

Обдумать предложенную шокирующую альтернативку госпожам Пачулиным помешал истошный визг тормозов под раскрытым по случаю теплой погоды окном. К нему Люся тотчас прилипла.

– Жека с двумя мусорами, – как ни в чём не бывало объявила она. – Ну, сейчас начнется, ух ты…

Василиса Дормидонтовна с радостным матерным восклицанием ринулась встречать долгожданных спасителей, а я обратился к разрумянившейся от предвкушения зрелища барышне:

– Настоятельно прошу вас покинуть эту комнату. Во-первых, на всякий пожарный: дабы меня не вздумали обвинить в захвате заложницы. А во-вторых, возможен так называемый «боевой физический контакт», что для посторонних тоже чревато.

– Последнее слово без дополнения обычно не употребляется, – поучительно сказала Люська. – Хорошо-хорошо, упархиваю… Но подглядывать-то можно?

– Сколько угодно, но на собственный страх и риск.

– Кто не рискует, тот «Вдову Клико» не целует! Кстати, весьма кисленько, хотя и без ночной изжоги… Ладно, к делу: не забывай, что я могу тебе пригодиться в качестве положительной свидетельницы!

– Очень тронут. Честное слово.

Любительница крутых мужских столкновений скрылась в прихожей, чем я и воспользовался, чтобы сбросить и спрятать фирменные брюки и куртку. Впрочем, под ними на мне было отнюдь не бельё.

Итак, на подходе критическая ситуация номер три. Самая опасная.

6. Дипломатия силовая и логическая

Из всех возможных вариантов наиболее неприятным было бы появление оперативников со стволами наперевес и с воплями: «На пол, быстро! Лицом вниз!! Руки за голову!!!» Подчиниться – значило проиграть сразу и по всем статьям; неподчинение грозило этой самой зловещей чреватостью, ибо рядовая российская милицейская дурь воистину безгранична. Поэтому я искренне надеялся, что здоровый, румяный и радостный вид ученицы Людмилы Пачулиной несколько охладит боевой пыл атакующей стороны.

Моя неожиданная союзница не подвела. Очевидно, ей страшно хотелось оттянуться на всю катушку, что она и озвучила звонко сделанным заявлением: «Уважаемые доблестные стражи капиталистического порядка! Я требую немедленно задержать и привлечь к уголовной ответственности моего гнусного отчима Пачулина Евгения Ивановича за неоднократное физическое насилие, совершённое им по отношению к моей матери Цапниковой Василисе Дормидонтовне!» После чего стало очень тихо.

Я медленно и добросовестно сосчитал про себя аж до пятнадцати, когда, наконец, услышал женско-визгливое:

– Доча, ты чё? Ты чего городишь?!

– Чевочка с молочком! А кто каждую ночь верещит из спальни: «Нельзя! Не смей! Только не туда!», а? Могу магнитофонную запись продемонстрировать!

Несмотря на серьёзность и непредсказуемость ситуации, я не удержался от улыбки. Теперь следовало ожидать ответной реплики от «папахена», которая через пару секунд и грянула мужицки-ревуще:

– Люська, дрянь, ты почему не в школе? Совсем охренела?!

– Я такую приправу не употребляю! Это, может, ты уху ел?

Судя по характерным звукам, донесшимся из прихожей, на сей раз усмехнулся не только я один. Оскорблённый Пачулин перешел на ломаный бас:

– Почему ты не на уроках, спрашиваю?!

– Я вся простуженно-контуженная и протужённо-заражённая! Соплю из носа показать?

Вот на выделения Люсиной носовой слизистой оболочки я взглянул бы с интересом… Но тут Евгений Иванович, кажется, вспомнил, зачем его выдернули из магазина, и ворвался в комнату, где находился я. Здоровенный, мордатый мужлан с мясистым, потным лицом и пустыми рыбьими зенками…

И застыл – ну, не по стойке «смирно», но очень даже ровно. Вошедшие вслед за ним оба сотрудника милиции с дубинками в руках замерли тоже. Уж кого-кого, а майора одного из спецназов МВД в полной форме и при медалях-орденах они явно не ожидали увидеть.

Протиснувшаяся откуда-то сбоку, Люся раскрыла от удивления рот с поразительно чистым розовым языком. Восторженно выдохнула: «Вот это да-а!..» Я не стал её разочаровывать: медленно шагнул к оперативникам и продемонстрировал им свое раскрытое удостоверение. Последовали озабоченные переглядки.

Гражданину Пачулину, не удостоенному этой чести представления, я, немного помедлив, передал копию его злосчастной долговой расписки. Чем мгновенно привёл в состояние неописуемой ярости:

– Ах ты, паскуда! Шестёрка нефиловская! Ну, я тя ща!..

Я слегка отступил в сторонку и назад, понимая, что Евгению Ивановичу прямо-таки не терпится испытать на мне свой «прямой правой». Он и попытался проделать это в такой последовательности: сначала крупно шагнул вперёд, потом развернул корпус вправо, потом начал замахиваться во всю мочь… Потом я нырнул под его левый локоть и одним движением подсёк сзади обе его ноги. Довольно высоко задрав их, Пачулин грохнулся спиной о пол и, кажется, вышиб из своих легких весь воздух. Еще и крестец отбил бы весьма качественно (и ковер не помог бы!), но я его предусмотрительно страховал.

Вот теперь оперов приходилось опасаться всерьёз: сбитые с толку, они могли немедленно вмешаться с непредсказуемыми последствиями. Но вновь, как нельзя кстати, помогла неугомонная Люська, которая вынырнула прямо перед ними на первый план и ликующе захлопала в ладошки. Затем она подбежала к поверженному отчиму, поставила свою ножку на его объёмистое брюхо и застыла в наполеоновской позе победительницы. К моему удивлению, оба милицейских сотрудника откровенно ухмыльнулись.

А ведь это означает, что они не из «бригады», подумалось мне. Просто оказались под рукой – вот их и направили к Пачулину оказать помощь и содействие. Если так, то ещё одна удача.

– Вот что, бойцы, – я обратился к ним, – какое именно распоряжение вам отдали?

– Доставить в участок, – коротко ответил старший по возрасту, разумно уклоняясь от любой конкретики. Я покачал головой:

– Ответ меня не устраивает. Просто в участок – или лично к подполковнику Григуленко?

Снова быстрые переглядки – теперь уже вполне определённые – после чего прозвучало лаконичное: «К нему».

– Очень хорошо, мне это подходит, – сказал я. – Пора уже с Григорием Трофимовичем встретиться tete-a-tete и всё обсудить! Поехали.

Ошибки не было: на лицах «бойцов» читалось явно облегчение по поводу удачно разрулившейся напрочь непонятной ситуации. Тогда, наклонившись к смирно лежавшему Пачулину, я раздельно сказал:

– Подумай до завтра, придурок. Если, конечно, у тебя в башке есть, чем думать. При полном отсутствии умишка возьми чуток взаймы хотя бы у своей падчерицы.

Донельзя польщённая Люся побежала меня провожать, а у выхода даже отдала честь. Правда, как-то странно: немножко по-военному, немножко по-фюреровски… Ладонью вперед, но у самого виска.

Мамаши не было видно.

На улице житейский карточный расклад стал окончательно ясен: у милицейских не оказалось своей машины! Стало быть, Пачулин созвонился с Григуленко, тот выделил двух парней из числа свободных – и вся недолга. Очень несерьёзно, чистейшая провинциальная любительщина.

«Моторола» быстро и качественно соединила меня с дежурившим неподалеку Нечитайло, и через минуту Тарас Давыдович подрулил к нам на своей сверкающей черной «Волге». Он был тоже в майорской форме, но армейской. Что могло пригодиться при попытке задержать меня силовым способом.

Теперь уже переглянулись мы – и едва заметным кивком Нечитайло дал понять, что Канер на своих «Жигулях» остался «слушать» пачулинскую квартиру. Там наверняка сегодня устроят военный совет…

До УВД Октябрьского района славного города Ольгова оказалось недалеко-неблизко: минут десять резвой езды в дневную пору. Вид его был стандартным: унылое трёхэтажное здание с переходом на втором уровне в другую точно такую же трёхэтажку. Небольшой парк личных и служебных автомобилей перед входом, забор из дырявой сетки-рабицы… Откровенно небогато по сравнению с областной милицейской конторой, которая роскошествовала в парочке прекрасных «сталинок» отменной сохранности и ухода.

Дежурная девица спокойно пропустила нас через «вертушку», ничего не спросив – обычное дело. Точно так же спокойно мы поднялись на самый верх и остановились перед скромным кабинетом с ничего не говорящим номером «13». Любопытно! Я ожидал увидеть вывеску, которая начиналась словом «Начальник…» или хотя бы «Заместитель начальника…»

Сопровождавшие меня «бойцы» попросили обождать минуточку (даже присеть было некуда!), а сами скрылись за дверью с несчастливым числом на коричневой обивке. Хотя для кого как – у всех людей разные покровители…

Предложенная минуточка довольно быстро повторилась пятитикратно, а потом и еще столько же. Очень даже понятно: связно изложить происшедшие события было бы несложно, если не упоминать про обвинения прогуливавшей занятия школьницы Людмилы и не повторять глупости её маменьки Василисы. Судя по временным затратам, про всё это не просто упомянули, а рассказали в подробностях.

Наконец, дверь приоткрылась, и меня пригласили войти.

Одного взгляда, брошенного на скромную обстановку небольшой комнаты, мне хватило, чтобы понять: подполковнику Григуленко оставалось быть в доблестных милицейских рядах не так уж и долго. Что, впрочем, не делало его менее опасным: я почти ничего не знал ни о его делах, ни о связях – тут даже Ренате пришлось отступить. Правда, кое-что она всё-таки нашла.

А вот выглядел хозяин кабинета впечатляюще – хотя отнюдь не в положительном смысле. Одновременно крупный и приземистый, но без брюшка; с грушевидной щекастой головой при плотном ёжике темных волос с заметной сединой, он напоминал сразу и гоголевского Собакевича, и щедринского Угрюм-Бурчеева. Вопрос, чего в нём было больше: кулацкого корыстолюбия или солдафонской тупости?

Я подошел вплотную к его столу и вновь развернул своё удостоверение. К нему почти сразу протянули руку – мощную, ухватистую, похожую на пятипалую клешню, обтянутую кожей в багровых пятнах. Противиться не было смысла: захочет – отберёт.

Григорий Трофимович изучил мой документ очень внимательно и даже понюхал. Затем он несколько раз медленно и ритмично постучал им по столу, не сводя с меня своих маленьких, глубоко посаженных чёрных глаз. Скосил их чуть в сторону и сказал сотрудникам:

– Обождите внизу.

Когда за ними закрылась дверь, Григуленко указал мне на стул напротив и вновь погрузился в молчание. Я вдруг ощутил тревогу: в этом мужичке чувствовалась тяжёлая, злая сила, которую пока что контролировали. Стало быть, начинать разговор придется мне – не стоит задевать его значительность, реальную или мнимую.

Однако он меня опередил. Спокойным голосом, чуть ли не сочувствующе, сказал:

– Надо же: элитное подразделение, боевой офицер, правительственные награды… И вдруг вульгарный рэкет! Как же ты докатился до такой жизни?

Опасен. Очень. Как с ним держаться – пока непонятно.

– Деньги срочно понадобились, – как бы извиняясь, сообщил я. – Собираюсь вот в ваших краях якоря бросить. Стало быть, траты предстоят…

– Осесть у нас – это запросто, – согласно кивнул Григуленко. – В два счёта. И надолго. Только не в самом Ольгове, а малость севернее – скажем, близ поселка Болотинска. Там очень хорошее ИТУ имеется – можно сказать, образцово-показательное! «Ментовская зона» – как раз для тебя.

– Опомнитесь, уважаемый, – снисходительно бросил я, – да кто ж вам позволит меня тронуть? Я хоть и не Джеймс Бонд с лицензией на убийство, но по мелочи могу нарушать Закон без особых для себя последствий. Тем более, при таких щекотливых обстоятельствах, когда замараны и сами потерпевшие, и их покровители. Может, поговорим серьёзно и на перспективу?

– Насчет высоких материй чуток погодим – нужно сперва в нижних пределах разобраться, – подполковник внушительно покачал указательным пальцем. – В течение пары часов вот на этот стол ляжет заявление потерпевшего и рапорт моих парней – сам понимаешь, там может быть такая версия событий изложена, что твоё начальство крепко в темечке чесать начнёт. Свидетели против тебя имеются железные: и незаконное проникновение в чужое жильё подтвердят, и угрозы, и, собственно, избиение больного человека. Людку Пачулину с её бреднями по малолетству никто слушать не будет, сам понимаешь… Так что влип ты очень надёжно. Перенаглел малость, как в народе говорят.