Ирония, грусть и ностальгия. Двадцать шесть рассказов и одна повесть

– Не говори, – поддержал его младший друг, – набили бы рожи просто и все дела…

Они были, на полном серьёзе, возмущены тем, что с ними поступили так «не по-пацански»!

– Интеллигенция! – усмехнулся их уличный атаман. – Что с них возьмёшь…

– Тебе попали хоть раз? – спросил Лёха, разглядывая друга в тусклом свете уличного фонаря и пытаясь найти следы побоев.

– Неа, – весело ответил друг, – не успели козлы…

– А мне нормально так в ухо прилетело! – ухмыльнулся Лёха, показывая заметно опухшее, после полученного туда удара, место. – И очкарик этот, сука, повис!

– Я бы этому очкастому с удовольствием грызло набил! – мечтательно сказал Ромка, и они громко рассмеялись.

– Самое интересное в том, что наш «пузырь» мы так и не открыли! – Лёха выудил из-за пазухи непочатую бутылку водки, из-за которой всё и началось.

– Ну, значит надо ещё куда-нибудь за стаканом сходить! – пошутил Роман, и они вдвоём, вновь рассмеялись.

Воспоминания о своей буйной юности унесли парня далеко и надолго. Однако пора было возвращаться в реальность. А она оказалась не столь весёлой и насыщенной. Прибыв на судно и поговорив с несколькими парнями из своего нового экипажа, Лёха опытным глазом смог определить – ловить нечего и нормально здесь не заработаешь. Люди пахали в очень непростых климатических условиях за голый оклад, ничего не получая собственно за сам улов. Половина экипажа находилась здесь уже по шесть-девять месяцев. Особенно поразили Лёху глаза этих парней. В них поселилась какая-то тоскливая безысходность, граничащая с нервным срывом. Любитель экзотики, наконец, понял – в какую задницу он угодил, убегая от долгов, в погоне за новыми впечатлениями.

…Его африканский вояж продлился всего три с половиной месяца. Это был рекордно короткий срок. Московская фирма, в аренде у которой находились их суда, получала здесь баснословную прибыль «чёрным налом», сильно не озадачиваясь тем, чтобы и моряки, обеспечивающие её, тоже были всем довольны.

Долго так продолжаться не могло. Последней каплей, переполнившей чашу терпения парней из команды, стало подписание Кэпом от их имени, явно кабального контракта, навязанного москвичами. Прочитав этот Договор, в котором, кроме обязанностей и штрафов для моряков, практически ничего больше не предусматривалось, «палуба» объявила забастовку.

Первая же пьянка на судне обернулась грандиозной дракой. Экипаж, как коллектив единомышленников, перестал существовать и был расформирован. Моряков начали небольшими партиями отправлять домой во избежание чего-то, более глобального и страшного.

Лёха, к тому времени уставший от дикой жары и совершенно выпотрошенный морально, был уже рад тому, что предстоит, хоть и почти безденежное, но возвращение домой. Парень впервые в жизни почувствовавший, что у него, оказывается, есть сердце, которое может биться в непривычном и пугающем ритме, сожравший половину всего запаса валидола на судне, с нетерпением ждал своей очереди на отправку.

Последнюю пару недель они работали в режиме «пассажира», доставляющего отработавшие партии моряков на берег и вновь прибывших – в море. После того, как основная часть бунтарей была отправлена домой, на судне стало спокойнее. Матросов из России временно заменили на местных парней. Боцман Санька – на баке и Лёха – на корме, вот и всё, что осталось от могучей палубной команды на эти недели.

Парню пришлось выучить несколько наиболее универсальных слов на португальском языке для того, чтобы управлять своими новыми, мало что понимающими подчинёнными. Однако вскоре и эта задача была решена. С помощью португальских слов и могучего русского мата, Лёха сумел добиться от своей чернокожей команды умелых и слаженных действий при швартовках. Кроме них, моряки больше ничем практически не занимались…

– Ринат, глянь, что это за хрень? – спросил Лёха, сидящий в кресле вперёдсмотрящего, у вахтенного штурмана.

Он поднялся на мостик среди ночи от безделья. Спать уже не хотелось, мысли о том, куда идти работать после пролётного рейса, одолели напрочь, и парень решил немного от них отвлечься. Судно шло в Луанду с тем, чтобы отвезти очередную партию отработавших своё моряков и забрать оттуда вновь прибывших. В несении ходовой вахты необходимости не было. Атлантика в этих местах вела себя на удивление смирно и покладисто. За все три с лишним месяца пребывания здесь, Лёха не мог припомнить не только шторма, но и самого небольшого волнения. Никогда и нигде больше Лёха не встречал столь спокойного поведения моря.

Видимость была отличной. На весьма приличном расстоянии от них светило яркое, переливающееся разноцветными огнями, пятно.

– Странно… – задумчиво протянул Ринат – спокойный и приветливый молодой татарин. – Никаких судов здесь быть не должно.

Прямо на их глазах, пятно неожиданно взмыло вверх и, на бешеной скорости переместилось на огромное расстояние. Теперь оно маячило уже далеко за кормой, за несколько секунд покрыв огромное расстояние.

Ринат посчитал приблизительную скорость передвижения непонятного объекта. Она получилась настолько внушительной, что штурман озадаченно почесал затылок.

– Ни одно транспортное средство на Земле не двигается с такой скоростью! – вынес он однозначный вердикт.

– НЛО? – спросил моряк.

– А хрен его знает! – просто ответил штурман.

Они взяли каждый по биноклю и выскочили на крыло мостика, пытаясь рассмотреть загадочный объект. Ничего, кроме бегающих по кругу, разноцветных огоньков, Лёхе разглядеть не удалось…

– Ну её в задницу – эту Африку – эмоционально воскликнул Ринат, который находился здесь уже десятый месяц. – Ещё пару месяцев и не то привидится!

– Ринат, но я ведь тоже это видел! – возразил Лёха. – И его скорость ты сам считал!

– Надо валить быстрее отсюда… – махнул рукой штурман. – А то крыша точно съедет!

– Это точно! – ухмыльнулся матрос. – Если не пошло с самого начала – надо валить!

Затем была долгая дорога домой. Они приземлились в Москве глубокой ночью. В ожидании своего рейса им предстояло провести там почти сутки.

Лёхиным соседом в самолёте оказался Володя – огромный бородатый мужик, напоминающий былинного богатыря. Вовка отработал в жаркой

Африке десять месяцев и был несказанно счастлив от того, что возвращается в родной город. За время полёта парни подружились. Вовку даже не смутило то обстоятельство, что Лёха был непьющим.

– Лёха, что ты в Москве хотел бы посмотреть? – заговорщицки спросил Володя.

– Да всё! – ответил матрос. – Я её только по телевизору и видел. – А что?

– Ты от меня не отсекайся, когда прилетим! – продолжал интриговать Вовка.

– Есть предложения? – поинтересовался Лёха более конкретно.

– У меня в Москве – друг детства! – начал Володя. – Дождёмся утра, позвоним ему, он нам экскурсию устроит. Я с ним уже разговаривал по этому поводу.

Лёха с радостью согласился. Прокатиться по столице было гораздо интереснее, чем сидеть в гостинице.

Они с нетерпением ждали того времени, когда можно будет позвонить Вовкиному другу. Едва часы показали восемь утра, бородатый реф-механик, согнувшись, протиснулся в телефонную будку. Вышел он оттуда угрюмый и озадаченный.

– Что случилось, Володя? – спросил Лёха, уже догадавшись о том, что интересной экскурсии не будет.

– Ты представляешь, мне его жена сказала, что друг детства – это не повод будить мужа утром в выходной день!

– Москва меняет людей, Володя… – сочувственно вздохнув, сказал Лёха. – Ты разве не знал этого?

– Это разве по-человечески? – с детской обидой сказал бородатый великан. – Я его лет тридцать не видел!

От огорчения и обиды Володя запил…

Он обладал поистине медвежьим здоровьем и какой-то чистой, почти детской наивностью, которая всегда подкупала и располагала к себе.

По Лёхиным приблизительным подсчётам, за эти сутки, Вовка влил в себя не менее литра водки, периодически заскакивая в многочисленные кафе «Шереметьево- 2». Но огромный мужик совершенно не выглядел пьяным!

– Володя, хоть деньги не транжирь! – рассудительно попытался образумить его Лёха. – Ты подыхал на жаре за них, а сейчас на водку тратишь! Семье довези больше…

– Да пошло оно всё, – грустно и рассеянно ответил реф, думая о чём-то своём.

Внезапно Вовка оживился и, больно пихнув Лёху локтем в бок, громогласно заревел на всю округу:

– Лёха, смотри, это же – Грызин!!!

Пожилая дама-иностранка, сидящая неподалеку от них, опасливо покосившись на «дикого русского медведя», поспешила пересесть подальше.

Известный эстрадный певец, стоящий у одной из касс аэропорта, обернулся на этот восторженный рёв и приветливо улыбнулся Володе.

– Да тихо ты, придурок! – трезвый Лёха тоже пихнул Вовку локтем. – Что ты орёшь на весь аэропорт?!

Однако реф не обратил на это никакого внимания.

– Слышь, мужик, ты ведь – Грызин? – не унимался простодушный мореман.

– Да, Грызин, Грызин! – успокоила Вовку эстрадная «звезда».

– Эх, жаль, что фотика с собой нет! – сокрушался Вовка.– Слышь, Грызин, а у тебя нет фотика с собой? Давай снимемся вместе, я тебе денег дам!

– Нет, к сожалению… – развёл руками певец.

С его лица не сходила приветливая улыбка.

– Грызин, братан, ты подожди, пожалуйста, пару минут, я сбегаю – аппарат и плёнку куплю!

– Вы извините, я очень тороплюсь, – вежливо ответил певец и, взмахнув рукой на прощание, поспешил на выход.

– Вот бляха-муха и здесь не повезло! – огорченно вздохнул Володя. – Пойду, ещё вмажу!

Потом снова долгий полёт до родного города, радость от возвращения и поиски нового судна. Долги никто не отменял!

С тех пор он навсегда зарекся влезать в подобные авантюры.

Странное дело, но, через много лет после тех памятных для него событий, Лёха вспоминает о нервном и неудачном ангольском рейсе с теплом и ностальгией. Весь негатив рассосался со временем, а в памяти осталось только доброе и хорошее.

Воспоминания о тех парнях, с которыми свела судьба, огромных акулах и барракудах, которых он видел там во множестве, местных моряках, раскрашенном причудливыми узорами, красивом ангольском небе и непонятных объектах в нём, навсегда останутся в его памяти.

И сейчас он уже совершенно не жалеет о том, что довелось посетить этот загадочный и прекрасный уголок Земли, ввязавшись в заведомо пролётный и авантюрный африканский рейс…

Всё, что ни делается – к лучшему. Это закон!

Корейские похождения

Тёплая летняя ночь неотвратимо вступала в свои права. Ласковый ветерок нежно струился по российскому флагу на корме судна. Огни огромного морского мегаполиса постепенно гасли, лишь разноцветные рекламные гирлянды продолжали зазывать припозднившихся гуляк до конца опустошить свои карманы.

Лёха, удобно устроившись в невесть откуда принесённом плетёном кресле, обложившись пачками поводцов и ящиками с крючками, тащил ночную вахту с пользой для дела. Он выполнял нехитрую, но очень необходимую для всей своей смены операцию надевания одного на другое. Время на промысле – на вес золота и отвлекаться на подобную мелочёвку никому лишний раз не хотелось. За время работы на ярусном промысле моряк миллионы раз проделывал эти нехитрые манипуляции, руки сами по себе выполняли несложную работу.

Парень поднял голову, увидел огромное звёздное небо и нашёл взглядом самую яркую звезду.

– Интересно, а видно эту звезду из окон моего Дома? А вдруг сейчас мои близкие люди тоже смотрят в небо? Наверно можно через эту звёздочку передать им привет – такие необычные мысли стали посещать его протрезвевшую голову всё чаще в последнее время.

Он никогда раньше не замечал за собой подобных романтических порывов…

– Да уж, друг, – мысленно обращаясь к самому себе, подумал Лёха, – ещё немного и начнёшь слезливые стишки в блокнотик записывать.

Он вдруг представил, что сказал бы их ехидный и острый на язык Петрович, если смог бы прочитать сейчас его мысли.

…Когда Лёха прекратил всякие отношения с «зелёным змием», кандей долго не мог в это поверить.

В первый же их совместный – «трезвый» для Лёхи рейс, Гуру пытался вернуть разбитного моремана в свои крепкие и сплочённые ряды ежедневными приглашениями на дегустацию собственноручно изготовленной «продукции».

Через несколько месяцев бесплодных попыток к Петровичу пришло понимание того, что многолетний весёлый собутыльник потерян для него окончательно. Сначала кандей ехидно подначивал парня, намекая ему на то, что «трезвая жизнь сродни онанизму», но потом, неожиданно для всех, превратился в ярого сторонника произошедших с молодым другом перемен.

– А, может быть, это и правильно! – задумчиво произнёс однажды Петрович. – Ты давай, держись! Увижу пьяным – уважать перестану!

– Спасибо, Петрович! – удивлённо ответил ему тогда Лёха.

– Ты ещё молодой совсем, тебе жить да жить! – грустно продолжил их, обычно острый на язык, судовой кашевар. – Ничего хорошего в этой гадости нет. Один «геморрой» по жизни…

– Петрович, так давай вместе!

– Чего – «вместе»? – не сразу понял его пожилой «гуру».

– Ну, завяжем!

Лёха понял, что сморозил глупость, и его тон стал не таким уверенным.

Петрович возмущённо хрюкнул и даже не смог сразу найти достойный ответ на подобное «святотатство».

– Лёха, у тебя уже точно все мозги высохли! – ответил парню уже их прежний – ехидный и остроумный кандей. – Это же надо было додуматься – мне такое предложить!

Возмущению идейного алкоголика не было границ…

– А что, Петрович, – подключился услышавший концовку их диалога Федя-Киргиз, – зато будешь образцовый дед – с внуками возиться и на огороде ковыряться!

Представив грозного и авторитетного «гуру» в этой ипостаси, Киргиз громко заржал.

– Чего ржёшь, придурок! – кандей переключил своё внимание на другого «молодого полудурка». – Я, между прочим, на дачу с удовольствием езжу.

– Ага… – недоверчиво протянул Киргиз.

– Вот тебе: и «ага», и «угу»! – насмешливо протянул Петрович. – Если сделать всё по уму, то и дача будет в кайф!

– Это как? – две пары ушей уже приготовились прослушать очередную неординарную историю.

И Петрович, естественно, не обманул их ожиданий.

Как оказалось, их многоопытный «гуру», по приходу из рейса, с первых денег, покупал ящик водки и, втайне от своей бабки, вёз его на дачу. Там он закапывал свой «клад» в разных местах, по всему периметру дачи. Подробный план-схема тоже при этом изготовлялся во избежание потери даже самой малой части ценного груза. Затем наш изобретатель-рационализатор с чистой совестью возвращался домой и, к величайшему изумлению своей дражайшей половины, по первому зову, с видимым удовольствием ехал на ненавистные раньше «сотки».

– А там – кайф… – Петрович мечтательно закатил глазки под дружное ржание двух глоток. – Всё под рукой и свежая закусь на грядке!

…Лёха дёрнулся, больно уколов палец острием крючка. Вокруг стало совсем тихо, лишь немногочисленные автомобили нарушали эту тишину, проносясь по расположенному недалеко от их пирса широкому и ровному шоссе.

Наскоро смазав палец йодом, вахтенный моряк продолжил свою работу, мыслями вновь уходя в относительно недавнее прошлое.

…Это была первая Лёхина «заграница» и первый заход в известный корейский порт.

Пить они начали ещё на рейде. Набросав подскочившему на катере корейскому «барыге» всякой металлической всячины, они получили взамен два ящика популярной местной водки «Соджу».

Данная водка была слабее традиционной «Русской», однако Лёха сполна испытал тогда всё азиатское коварство этого «продукта».

За спиной был тяжелейший полугодовой рейс, во время которого Лёха, в буквальном смысле, едва не «отдал концы»*.

Им, на удивление оперативно, выдали всю заработанную валюту, коей оказалось довольно приличное количество. И моряк пустился во все тяжкие.

Нет, он, конечно же, добросовестно ходил с друзьями по лавкам, покупая очень модные в то время корейские одежду и обувь. Парень, дойдя до определённой алкогольной кондиции, даже пытался приобрести ствол у местного барыги с бегающими глазками. Он не смог бы объяснить тогда – зачем ему подобная «игрушка», но именно в тот момент ему страстно хотелось иметь что-то подобное в своём арсенале. К счастью, судовые кореша оттащили его от барыги, послав того по универсальному русскому адресу.

Всё это время компания не забывала про существование небольших кофеен, в коих постепенно, всё сильнее и сильнее, накачивалась «слабенькой», на их многоопытный взгляд, «Соджу».

Воспоминания становились всё более фрагментарными.

…Вот Лёха, весьма нетвёрдой походкой, подходит к обочине ровной и широкой трассы. Никакого светофора в пределах видимости не наблюдается, однако все несшиеся по шоссе автомобили разом остановились по обе стороны, пропуская Его Величество – Пешехода!

Пьяному «в хлам» мореману жутко понравилась такая азиатская вежливость, поэтому он, дойдя до противоположной стороны, развернулся и пошёл обратно!

Неизвестно сколько времени пьяный русский моряк испытывал бы терпение трезвых корейских водителей, не окажись рядом верного друга Федула.

Киргиз материализовался откуда-то сбоку и уволок Лёху на тротуар вместе со всеми его баулами.

– Федул, давай ещё здесь походим! – со смехом предложил другу парень. – Смотри, бля – какие они здесь все культурные! У нас давно бы уже жбан расколотили!

– И здесь расколотят, если хорошо попросишь, не переживай! – успокоил Лёху более трезвый на тот момент друг.

Первый Лёхин день «за бугром» закончился не очень удачно. Очнулся он на таможенном посту под утро. Все его сумки с покупками исчезли в неизвестном направлении. Парень мучительно пытался что-то вспомнить и отследить их дальнейший путь, но «слабенькая» корейская водка намертво стёрла из его памяти все самые нужные моменты. Он смог лишь вспомнить многочисленных русских туристов, с которыми коротал время до прихода катера за бутылочкой всё той же «Соджу». Скорее всего, на том самом катере и «ушёл» весь Лёхин багаж вкупе со всей заработанной нелёгким трудом валютой. Пошарив по карманам, он обнаружил там лишь жалкие остатки «роскоши»…

…Металлический трап загремел и зашатался под чьими-то явно нетрезвыми шагами. Лёха очнулся от воспоминаний, отложил в сторону своё «рукоделие» и поднялся навстречу поздним гостям.

На палубе показался Чиф***. Судя по нетвёрдой походке и бодрому мотиву, который Борисыч насвистывал себе под нос, его вечер прошёл насыщенно и продуктивно.

Завершающим мазком открывшейся парню картины был гордо водружённый на плечо, огромный и красивый корейский вымпел, расшитый по бокам золотистыми драконами.

– Борисыч, ты где это взял? – удивлённо спросил вахтенный матрос.

– Где взял – там уже нет! – важно молвил Лёхин начальник, останавливаясь для того, чтобы прикурить сигарету.

На шум из рубки выбрались ещё несколько «полуночников». Среди них Лёха увидел Петровича, который внимательно рассматривал издалека драконов на вымпеле и что-то сосредоточенно обдумывал.

У них со старпомом были непростые отношения по причине излишней, с точки зрения Петровича, придирчивости последнего. И вот сейчас, похоже, у «Великого комбинатора» появился неплохой шанс для того, чтобы спустить заносчивого Чифа с небес на грешную землю.

Петрович ещё немного постоял, подумал и, хищно ощерившись своей золотозубой улыбкой, заговорщицки подмигнул вахтенному моряку.

Парень понял, что план созрел и утром ему не стоит слишком рано ложиться спать. Зная Петровича много лет, Лёха нисколько не сомневался в том, что задуманное кандеем представление будет соответствовать самым высоким требованиям незабвенного флотского юмора.

После завтрака немногочисленные свидетели могли наблюдать, как Петрович о чём-то недолго пошептался с прибывшими на работу корейскими переводчиками. Эти парни были родом с Сахалина, выросли в СССР и прекрасно ориентировались в хитросплетениях специфического российского юмора. В лихую годину они перебрались на историческую родину, но в душе всё равно остались русскими, хоть и со своеобразным разрезом глаз. Выслушав монолог Петровича, они прыснули в кулаки, но быстро взяли себя в руки, натянув на свои лица невозмутимые азиатские маски.

В это время Борисыч, под восхищённый шепоток собравшейся на перекур братвы, гордо вынес добытый ночью на чужбине красивый трофей.

– Откуда это у вас? – в голосе переводчика звенел металл, а его лицо, казавшееся восковой маской, не выражало ровно никаких эмоций.

Жёсткий немигающий взгляд требовательно сверлил «героя дня» и не давал возможности для отступления. Всё происходящее стало напоминать многочисленные фильмы про жуткую и неуловимую японскую «Якудзу».

– Славик, ты чего? – пытался разрядить обстановку почуявший неладное старпом.

В обычные дни переводчик Славка был «своим в доску» парнем, почти приятелем. Однако сейчас на Чифа, глазами Славика, смотрел совсем другой человек.

– Откуда это у вас? – повторил вопрос второй сахалинский кореец – высокий, крепко сложенный, спортивного вида парень.

– На улице подобрал… – быстро сообразил хитромудрый старпом.

– Вы не могли найти это на улице! – отрезал переводчик.

– Почему? – пролепетал Чиф, уверенности в его голосе явно поубавилось.

– Этот вымпел принадлежит знаменитой корейской школе тхэквондо. Для того, чтобы владеть им, вы обязаны сразиться с лучшим учеником этой школы и победить его в честном бою! – бесстрастно, как робот, отчеканил добродушный обычно Славик.

– Я занимаюсь в этой школе и могу помочь с организацией вашего поединка, – ровным голосом добавил крепыш.

На палубе, тем временем, собрался уже весь экипаж. Петрович, не спеша прохаживался в задних рядах, что- то неторопливо поясняя всем желающим. Послышались смешки…

– Славик, пойдём – чайку попьёте! – пригласил кандей своих заграничных приятелей.

– Спасибо, Петрович! – ответил второй переводчик и, обернувшись к поникшему Чифу, добавил:

– Подумайте, пожалуйста, о времени и месте поединка.

Борисыч был весьма далёк от спорта в целом и от тхэквондо – в частности. Богатырским здоровьем он тоже не отличался.

…До самого конца ремонта Чиф старался не попадаться на глаза суровым корейским спортсменам, во время рабочего дня редко покидал каюту, существенно облегчив службу не только Петровичу, но и многим другим морякам. Его крутой спортивный трофей судовая братия увидела лишь после выхода в рейс, когда берега гостеприимной Кореи остались далеко за кормой.