Полная версия
Любовь и войны полов
Владимир Иванов
Любовь и войны полов
КНИГА – КОНСУЛЬТАЦИЯ
Невидимые законы семейного счастья
«Большинство людей влачит жизнь в тихом отчаяньи».
Г.ТороБушующая на Земле эпидемия разводов, свидетельствует, что люди невежественны в вопросах брака и не имеют реального представления о том, что ждёт их в нём. У 60 % их иллюзий хватает на 2 года – где и расположился пик разводов. Остальные присоединяются к неудачникам чуть позже или мучаются всю оставшуюся жизнь. Но даже и те, чьи семьи успешны, часто лишь не демонстрируют свой вал проблем, неизбежных в браке. Большинству и в голову не приходит, что в браке возможны столь сложные отношения – они выросли в уже сложившейся системе семейных отношений и других не знали…
А тут ещё и отношения интимные, которые столь глубоко раскрывают генетику, что сильно изменяют и психологию человека. И обоих травмирует сознание того, что ухаживал он за одним, вступал в брак с другим, а живёт с третьим. Их не предупреждали, что поведение людей в разных психологических средах, совершенно различно. Не знали они, что любое добрачное поведение всегда неискренне по самой своей природе, так как зависит от генетики! Что ни кто не бывает в своей жизни так лжив, как в добрачном поведении, где демонстрирует не себя, а свои представления об идеале, пытаясь соответствовать им хотя бы на этом отрезке своей жизни…
Ничего этого не знают люди, поэтому сталкиваясь с обилием нового и не всегда приятного, попадают в стресс и замыкаются. Так появляются первые очаги непонимания и страха, которые потом могут расти и расширяться…
И уж, тем более, не знали они, что и в новой семье каждый ведёт себя точно так, как вёл в своей – другого поведения он просто и не знает – и ни в чём не подвинется, даже если это будет касаться его отношений с другим.
А тут ещё люди сталкиваются и с главным ужасом неудачных браков: с бушующей в них, тайной Войной Полов. В которой, пустяки, обретают смысл, а казавшееся важным, вдруг, куда-то, исчезает… А ведь большинство семей создаётся по любви! Почему же она столь слаба, что не выдерживает даже того, к чему люди в ней и стремились – к совместному проживанию??!
Во-первых, то, что называют «любовь», как давно замечено, имеет несколько видов. И в быту, религии, постели и литературе – это всё совершенно разные виды любви. А главное, что у каждого духовного разряда людей (кластера) она своя, совершенно отличная от людей других кластеров! У людей существует 7 совершенно разных видов любви!!.
Но почему, всего этого не было известно раньше и что изменилось, если прежде браки были более прочными?!. Изменился сам брак, точнее, метод его создания. Ведь если раньше он был сословным, где выбор пары определяли родители, то исчезновение приданного, упразднило участие и их, и свах. Что и добавило в браки конфликты культурные – прежняя общность культур в них исчезла, уступив общности чувств – эмоциям. А они весьма нестойки…
И, так как большинству не известен ни их кластер, ни при каких условиях он проявляется – то и сталкиваться с культурными и кластерными проблемами люди начинают уже только в своём браке – во время сожительства. Отсюда и и поздние разочарования, и срок – 2года. Ровно столько требуется большинству, чтобы понять суть своей проблемы…
Но браки стали новыми ещё и изнутри – в них радикально изменилась роль его участников и вид их отношений. Если раньше, когда кормильцем был муж, с властью в семье всем было ясней ясного, то экономика изменила и семейные роли. Однако, вскоре выяснилось, что статус отца в семье в воспитании детей много важнее даже статуса экономического. Без отца «неполным» семьям грозит участь стать «неблагополучными» уже и независимо от их обеспеченности. Ведь главное отличие «полных» и «неполных» семей вовсе не в их финансах, а в том, что они создают детей, как совершенно разные психологические продукты, что неизбежно проявляется уже и в их собственных семьях, делая и их существование постоянно балансирующим на грани развода…
Но и это ещё не всё. Оказалось, что без нормальной физиологической роли и чётко очерченных в обществе, гендерных ролей каждого пола, в нём неизбежно возникает «квазиполовая» среда. В которой оба пола деградируют, утрачивая сначала культурные признаки своего пола, потом своё нормальное половое поведение и, наконец, теряют уже и внешние половые признаки. Общество становится нежизнеспособным и погибает, лишённое способности к нормальному воспроизводству…
Новая семья – это всегда и совершенно новое психологическое пространство, которое хотя и строится индивидуально, но по одним и тем же, законам. И в нём, можно, как захотеть остаться и навсегда – почти, как в Раю, так и бежать из него, как из Ада, бросая всё, куда глаза глядят!.. Вот почему то, что считалось до брака мелочью, приобретает смысл, а прежде главное, утрачивает свою ценность. И новая семья… Становиться бессмысленной и исчезает – любовь угасла, не получив продолжения в браке. Не выдержала совместной жизни, на практике показав, что любовь – это одно, а брак – уже совсем другое!..
Как же – ещё и до свадьбы – спрогнозировать свою будущую семью, как новую систему отношений: определить, какой она получится именно у вас? Какова вероятность её распада и что ждёт вас в браке? Как, что, как, как??!
Этому посвящена книга, претендующая – за неимением лучшей – на «Энциклопедию поиска брачной пары, семейной жизни и развода». Она была задумана как помощь на всех этих этапах, неизбежных в жизни каждого: и в выборе его пары, и в создании его семьи, и в воспитании детей, и в интимных вопросах…
Она должна помочь, расширив те знания, которыми пользуется сегодня каждый при создании семьи. Тогда и главная цель её, будет достигнута…
Автор.
ЧАСТЬ I. ВОЙНЫ ЦВЕТОВ
Глава 1. В поисках Пятниц
«Я иду с правильной, я иду с правильной стороны холма!»
Приветствие эскимосовЧеловечество ничего не сделало для своих детей! Это изречение я бы сделал лозунгом и носил на демонстрациях, обсуждал бы его в…(только не в Думе), выступал с ним по ТВ, сделал его бы смыслом жизни. Поразительно, как быстро взрослые забывают свои детские проблемы, хотя именно из-за них большинство и вырастает такими закомплексованными, мелочными, желчными, жадными и злобными тварями…
В детстве я рано столкнулся с необходимостью решать самостоятельно проблемы сложной психологической совместимости: семья, школа и улица требовали от меня разного поведения. Совершенно, на мой взгляд, не совместного, друг с другом. Не знаю, существовали ли такие проблемы у других – были ли они, в этом смысле, более пластичными или толстокожими – не ведаю. Но убеждён, что многое тут определялось семьёй. Точнее, воспитанием в ней…
Моя, в мамином лице, требовала от всех нас, всегда и во всём, максимальной честности и искренности, расценивая любую шаткость наших детских жизненных позиций, как слабость, слабость как двоедушие, а двоедушие – как предательство и капитуляцию. Считалось, что это и есть падение, и никаких дел с таким человеком, иметь уже нельзя. В любых обстоятельствах, у тебя должна была быть своя собственная, единственно возможная, линия поведения. Бесхребетность – это не существование! Этот тезис, был, чем-то, вроде прописной семейной истины, которой было необходимо всем, всегда и во всём, придерживаться…
Однако, я находил, что в каждом отдельном случае, даже и у нашей мамы, это жёсткое правило, всё-таки, изменялось. Правда, у неё это называлось «умением вести себя в определённом месте». Целесообразность такой гибкости, я иногда оценивал. Допустим, в узкой компании – на пикниках или охоте, запросто дозволялось то, что было категорически запрещено «на людях» – в гостях или театре. Дома эти нюансы поведения казались мне разумными – было очевидно, что они призваны облегчить вам жизнь, но там я и находился среди родных, которые не требовали от меня превращения в электрочайник…
Но, совсем другое дело, была школа, которая, по моему глубочайшему убеждению, мало чем отличалась, от тех застенков гестапо, что я видел в кино. Фашисты – везде фашисты – в школах учителя мучили детей, примерно, так же, как в кино немцы гноили своих партизан. Заплечных дел мастеров, орудовавших по обе стороны экрана, роднило одно – обе зондеркоманды требовали от своих заключённых бездумности, бесхребетности, полного подчинения и абсолютной безликости. Больше всего, моих штурмбанфюреров раздражала моя полная неспособность превращаться в мебель.
Более жуткого заведения, я не встречал, вплоть, до института, где оказалось не многим лучше. Зато сына своего я отправлял на этот фронт уже основательно подготовленным – ещё в 3-м классе я дал себе клятву, что буду честно предупреждать своего будущего ребёнка обо всём. Я буду его главным консультантом по этой жизни!..
Прежде всего, я объяснил ему, что та детсадовская лафа, где они матюгались, как извозчики, и дрались мебелью, (очень престижный детский сад!) закончилась, и следующие 10 лет своей жизни, ему предстоит провести в дурдоме. То, что его называют «школой», не должно расслаблять – это, всего лишь, русский национальный обычай посильного умолчания. Плохо, конечно, что это время уйдёт даром, так как, те полу-знания, что в тебя там вдолбят, вряд ли где, уже пригодятся, но что необходимо знать, прежде чем переступать порог этого гнилого места?!.
Во-первых, что в учителя идут, только люди малокультурные. В сущности, это интеллектуальные отбросы общества. Те, кто не поступил в МГИМО, МГУ, МВТУ, МИФИ и МАИ. А также, в университеты, мединституты и на юрфаки. И, наконец, не попал даже на биофаки и в политех! Всё это добро дружно валит в пед…
Далее. Все школьные программы неудачны. Дубовы они потому, что их и пишут дураки. Учебники неполны и примитивны, сами занятия тупы – там гонят лишь план, заталкивая в детские головы, никому не нужную, старую информационную кашу. Чего стоит одна идея, что языку может обучать не его носитель?!!
Итак, учителя. В основном это женщины, что означает, что настроение у них, и без того неуравновешенное, подвержено месячным, а поскольку половина из них ещё и старые выдры, то у всех них, климакс. Отчего они особенно непредсказуемы, раздражительны и злы. Учеников они ненавидят уже за то, что они ученики, но ещё больше за ум, так что показаться там умным уже опасно. С ними нельзя спорить, раздражать, а уж, тем более, отвлекать от собственных мыслей, задавая вопросы, потому, что они постоянно думают лишь о том, где что купить, поскольку дома их ждут свои такие же лоботрясы. Если не хуже…
Все они мстительны, зануды и истерички. Скрепя сердце, я открыл сыну страшную тайну, что подавляющее большинство взрослых, вовсе не умны, а некоторые, так и просто, идиоты. Я просил его заранее простить людям их будущую дурь – каждый имеет право на ошибки, независимо от возраста…
Ученики. Эти будут, скорее всего, не лучше. Во всяком случае, в его классе будет, по меньшей мере, 3 откровенных чикотило, которые будут намного здоровее его. И при каждом удобном случае, эти жертвы абортов, будут стараться продемонстрировать свою силу, чтобы испортить ему настроение. Тут необходимы уже крайние меры – неплохо быстро показать нахалу лезвие бритвы, как можно ближе к его глазам или к горлу, а в драке постараться пнуть по голени или яйцам. Ну, и конечно, поскольку ты проигрываешь в физической силе (где отжимания и приседания, о которых я тебе постоянно долбил?!!), то и драться тебе придётся с максимальным напряжением сил и предельным упорством – с о с т е р в е н е н и е м!..
Я показал некоторые приемы драки лёжа, особо обратив внимание первоклассника на правильный захват стопой чужого голеностопа, болевые удержания и пережимы сонной артерии и глазных яблок. Идеально быстро заработать репутацию «психа»– таких боятся и лишний раз не трогают. Я перечислил ему все шоковые точки, которые здесь опускаю, настоятельно посоветовав иметь при себе нож…
Позднее, я снабдил его элегантным вариантом «раскрутки», которую носят в кино, все уважающие себя гангстеры, показав, где храню газовый пистолет. Я дал ему карт-бланш на любые его действия, клятвенно заверив, что заранее нахожу их оправданными: «Делай по ситуации всё, что сочтёшь нужным – в тюрьме за тебя отсижу я! И никогда, ни из-за чего, не переживай – мы всегда сможем нанять тебе репетиторов и домашних учителей. Школа тебе нужна не для знаний. Это «Учебник Жизни» – без неё любое твоё образование будет не полным: надо, Федя!..
В крайнем случае, я всегда смогу её взорвать»…
Сын, зная, что я вылетаю птицей из окон, когда его обижают, не усомнился, ни в одном из моих обещаний. Забегая вперёд, скажу, что и боялся все эти годы, мой ребёнок, лишь одного – как бы я не узнал ненароком, кто и где его обидел…
Я провожал его в престижную – одну из лучших школ России, находившуюся через дорогу, в маткласс, в школу для местной элиты, действительно, приличную, одной из первых. получившую диплом «Школы ХХI века».
Тем не менее, в нескольких случаях, мне пришлось драться самому и даже, демонстрировать ствол. А 2–3 главарям местных банд, я подробно разъяснил, где и как именно, я их при случае, грохну…
Словом, для того, чтобы мой ребёнок не получал в школе не нужных, психотравм, от меня, как любящего родителя, потребовалась некоторая предварительная работа…
Зато, когда лет через 5, я зашёл туда за какой-то справкой, его там все ещё прекрасно помнили, как исключительно вежливого, внимательного и воспитанного юношу. «Ну, ещё бы…» – подумал я, не став объяснять, что у него был лучший в мире консультант по всем школам мира. А воспитателем – абсолютная правда!..
Мой ребёнок заранее знал, куда и зачем его посылают, но знал также и то, что весь его родной дом, со всеми своими ресурсами, придёт к нему на помощь в момент – его спина была мною уже надёжно прикрыта…
Этого моего «заряда», ему хватило до самой его аспирантуры, вплоть до самого его диссера, тему которого, он, по своей обычной дурости, со мною, не согласовал!..
А уж как выбирают себе аспирантов – не мне объяснять. Это, вообще, уже, что-то, запредельное. В аспиранте, его научного руководителя не должно раздражать, абсолютно ни что! Ни голос, ни манеры, ни, тем более, внешность, ни даже биография. Пожалуй, тем более – биография… Где, уже и все его родители не последние люди…
А, уж отбор на кафедру в Москве, где одних академиков больше десятка?! Это уже, как говорят, в футболе, Космос! Полёт на Луну. Бродяга Штирлиц тут отдыхает. Вот куда бы уж, он точно, никогда бы не прошёл – это тебе не в Рейхканцелярии балду пинать… Это тебе не гестапо, и даже не абвер. Там уже всё по-взрослому!..
Разумеется, о таких глупостях, как оценки и опаздания, не было и речи – я знал по опыту, что из застольных бесед дома, он почерпнёт больше, чем во всех школах мира. Так оно и было – главная трагедия его жизни начиналась, когда дом полон гостей, застолье в разгаре, а мать отсылает его спать – как это было мне знакомо! Я боролся с этим как мог!! Пропусков занятий я не замечал, считая, что в школу надо ходить только по желанию, плотно перекусив и хорошо отдохнув – в своём детстве я дал себе клятву, что не позволю будить своего ребёнка по утрам. В его школе за 10 лет я был лишь однажды – когда забыл ключи!..
Но, сразу после этой экскурсии, провёл с домашними беседу, что дитё необходимо освободить от всех домашних обязанностей, переведя на щадящий режим из игр, прогулок и отдыха. За обедом я принялся его тайно смешить, пока его же, из-за стола, и не выгоняли. Это вошло в привычку, и он стал есть, закрываясь от меня рукой…
В его школе оказалось хуже, чем даже в жуткие времена моего ужасного хрущово-брежневского детства! Учителя там орали на детей, как бешеные!!.
Я вспомнил маму, утверждавшую, что «учитель, хотя бы однажды повысивший на ученика, голос, уже не имеет права преподавать!». Слышала бы она там их рёв!..
Меня и заботило совсем другое – мой ребёнок должен всегда чувствовать в своей семье абсолютный тыл – место, где его примут любого и оправдают, чтобы он ни совершил. Это и есть ДОМ – единственное место в мире, где тебя все всегда любят, и где все всегда за тебя. Так готовил я к школе сына, хорошо помня, как мытарили в ней меня – у меня-то, как раз, такого тыла тогда и не было: моя мать выступала против меня. Она была на чужой стороне. Она была преподавателем в той самой школе…
Конкурировать со школой моего детства, в моём представлении, могла только местная живодёрня. Впоследствии, институт несколько расширил мои представления об обществе, в котором меня угораздило родиться. Хотя, и тогда, я уже знал, что живу в концлагере, который располагается в другом концлагере, который… Ну, и так далее…
Короче, я находился в системе правильных, всё более концентрационных лагерей, в которой, любой гауляйтер от педагогики, мог сделать с тобой, что угодно. В школе я всего ещё не знал, хотя о многом и догадывался. Не удивительно, что ненависть ко всем школам и институтам мира, въелась в меня уже и на всю мою жизнь!..
Школа, где меня тогда мучили, тоже считалась образцово-показательной и была у начальства на очень высоком счету, так как, малейшие проявления индивидуальности, искоренялись в ней, уже в самом зародыше. Так, что конечный продукт, этого славного учреждения, являл миру вполне законченного «строителя социализма»: полу-забитого полу-робота. Естественно, что третьим полюсом – как выпускным клапаном всей этой моей невыразимо драматической жизни, оказалась улица – наиболее отпетые соседские мальчишки, особенно привлекавшие меня своей полной распущенностью. Гекльберри Финн, по сравнению с ними, был эталоном благопристойности…
Три этих мира были яростными антагонистами, но мне некому было об этом сказать и, помятуя чёткие мамины наставления, я постоянно искал в них максимально приемлемую для всех трёх, «единую форму поведения». Как, «единственно правильную»…
Лишь много позже я осознал, что детская эта борьба моя, была глубоко естественным инстинктом сохранения самого главного, что есть в каждом – его психической целостности. Мой юный организм противился, как мог, любым формам неискренности, как главным угрозам своего мира внутреннего. Он стремился и хотел быть везде максимально естественным и одинаковым – только самим собой!
Постепенно, я принялся наблюдать, как выходят из этой ситуации другие. Особенно меня удручало, что для большинства людей этой проблемы не существовало и вовсе. Вообще!..
Самыми счастливыми, по моему убеждению, были те, у кого было, хоть какое-то своё – всё равно какое – любимое занятие или увлечение, которому они самозабвенно и предавались. Один день и ночь мастерил, какие-то модели чего-то, другой собирал свои невероятные радиостанции, третий увлекался музыкой и коллекционированием пластинок, четвёртый был повёрнут на спорте, пятый бредил рыбалкой и природой, шестой был неистовым рабом своей собственной всеобъемлющей жадности…
Я понял, что если, хочу быть счастлив, то мне необходимо срочно найти себе, какое-нибудь, собственное любимое дело. Всё равно, какое…
Для начала, я лихорадочно занялся, чуть ли не всем сразу, но того всепоглощающего кайфа, который читался на лицах моих знакомых, почему-то, не испытал. Собственная непригодность к различным хобби, меня порядком подрасстроила, и я стал ещё внимательней наблюдать, что заставляет людей, балдеть от вещей, оставлявших меня равнодушным…
Вторая категория представляла собою, наоборот, наиболее несчастную, на мой взгляд, породу жителей Земли. Эти просто уже не знали, куда себя деть и что им вообще делать со своим свободным временем. Была, правда, ещё и третья, в которой собрались совсем уж, отвратительные типы – в основном, это были дурашливые клоуны и врали, которые или тупо и жестоко дурачились, или дурашливо приставали, мешая жить другим…
Я торопился. Не за горами было время выбора специальности и мне требовалось, как можно быстрее, найти себе «занятие по душе». Я уже понимал, что от того, как я смогу совместить свои увлечения с профессией, и будет зависеть радость и от всей моей жизни. Радость от всего, что мне в ней встретится!..
С другой стороны, выбор профессии, представлялся мне делом трудным и нудным, поскольку моим мечтаниям об архитектуре и археологии, не суждено было сбыться. Да и им, в свою очередь, предшествовал долгий разлад меж землёю и небом: физиком-теоретиком и лётчиком-испытателем…
Оставалось одно – давно проторенная сёстрами и многими другими моими родственниками, прямая тропа во врачи. Во всяком случае, это занятие, хоть как-то, гарантировало мне близость к живым существам, поскольку от всех формул и железяк в мире, на меня тянуло замогильным холодом. К тому же, пользуясь моею доверчивостью, меня иногда надували разные пройдохи. Так, что мой интерес к человеку, был уже, где-то, и сугубо практическим…
Как бы это – мечтал я – так научиться бы разбираться в людях, чтобы распознать человека, ещё до того, как он раскроет свой рот?!!
К тому времени я уже имел некое подобие классификации людей, мало чем, отличавшейся, впрочем, от таковой у остальных – все люди подразделялись в ней на «плохих» и «хороших». Правда, дополнительно, я различал ещё «душевных» и «злых». Первые были, как бы, «тёплыми». Им можно было открыться, и у них были чувство меры и юмор. С ними можно было и подурачиться и не страшно оказаться в сложной ситуации. Им никогда от тебя ничего не было нужно – они всегда больше давали, чем брали…
А вот, вторые действовали уже, на манер, пиявок. Эти присасывались к тебе уже основательно и не отлипали, пока не получали своего, после чего уползали к себе в тину, и ты их больше не видел…
Но был ещё и разряд людей, мотивы которых, казались мне сложными, но прочесть их намерения я был не в состоянии. Так появились «открытые» и «закрытые»…
С первыми можно было быть откровенным, а вот от вторых надо было держаться подальше – эта публика была себе на уме. Но одно я уяснил уже чётко – на каждом всегда остаётся отпечаток его поступков: он не только их генератор, но и носитель. Отпечаток человека, отчётливо сохранялся на всех его вещах, животных, но, особенно, на его жилище. Много позже, уже работая участковым, я всегда поражался, как много говорила о людях их прихожая…
Любопытно, что хотя я и хотел быть «очень умным», интеллект в моей классификации, заметной роли не играл. Или играл… Довольно сложную. Во всяком случае, проявления его различались, так как имели массу градаций.
Наряду с пониманием и мгновенным «усеканием» проблем, существовали ещё сообразительность, смётка в делах и практическая смекалка. Не говоря уже, о чисто житейских, практичности и ловкости. Существовала разница и между профессиональными знаниями и практически навыками. Так как, я часто наблюдал, что даже толковый специалист, не может устроить свою жизнь. Да и вообще, люди с деньгами и дипломами были сплошь несчастливы. Знания часто порождали, как бы, самогипноз – человек, напичканный формулами, уже не мог уразуметь, часто, простых вещей, если они отличались от того, чему его учили…
В самом интеллекте, как способности мгновенно схватывать суть, я различал две части – одна требовала лишь логики и здравого смысла, зато вторая, была, как-то, связана с элементами предвидения, и была сродни какому-то, не очень понятному и трудно определяемому мною, неясному чувству…
Причём, если первая никак не зависела от поступков человека, являясь скорее, технической стороной его мозга – как математические, музыкальные и шахматные таланты, способность к наукам и технике, то вторая была прямо связана с чистотой его слов и дел. Её человек утрачивал сразу, как только начинал лгать или делать подлости. Но и она, как и первая, тоже как-то зависела и от тренировок…
Например, я знал, что по «атмосфере» в комнате, можно довольно точно определить, что в ней происходило, а по переплёту книг – догадаться и вложено ль, в них, что. Некоторые события предупреждали о себе почти незаметными знаками, а счастливому стечению обстоятельств, предшествовали мелкие потери…
Мир казался сложным и первым серьёзным шагом в нём и должно было стать моё образование. Надо было выбирать такое, которое, хоть как-то, развивало бы…
Одновременно, с развитием способностей, я хотел перенять ещё и опыт моих незаурядных – это я уже тогда, отчётливо, понимал – родителей, представлявших пару, стойко переносившую все подарки и злоключения своей неровной судьбы.
В них я наблюдал такое сочетание черт характера, которое потом уже, не встречал ни где. Мне нравилось в них всё, но больше всего, как здорово они умели выбирать себе друзей, которые не бросали бы их в беде. Своих таких у меня, тогда ещё, ещё не было, поэтому мне ничего не оставалось, как дружить с родительскими, особенно же, гостить у них…
Самое время заметить, что оба моих родителя, довольно рано, наполовину осиротели. И, в свои неполные 14 лет, уже были кормильцами своих полу-семей. Это были самые отпетые работоманы, которых я, когда-либо, видел. Они не могли прожить без работы и часа, затихая лишь к вечеру, за грудами своих газет и книг, шурша ими часами за большим столом в гостиной, словно большие усталые мыши…
