Анна Ярославна. Русская королева

Прошло полгода, а те зимние думы не развеялись, стали гуще, сумрачней. Но к лету, как показалось Ярославу, он увидел просвет. Еще по весне князь отправил в Германскую землю послов, чтобы узнать от короля Генриха его побуждения по поводу своего вдовства. Послы вернулись ни с чем, потому как Генрих смирился с долей вдовца, а наследники у него были. И тогда Ярослав решил выдать Анну за сына английского короля Эдмунда Железный Бок. Сей сын Эдвин и брат его Эдвард уже больше года находились на Руси в изгнании по воле своего дяди, нынешнего короля Канута, занявшего престол брата Эдмунда.

Принц Эдвин еще год назад добивался руки Анны. Когда сватовство не состоялось, Ярослав попросил Эдвина и его брата пожить в Новгороде у князя Владимира, подождать лучшей «погоды». Ярославу показалось, что такая погода наступила, и он на всякий случай послал гонца в Новгород за братьями. Жили в Ярославе сомнения. Он не мог утверждать, что английская корона достанется Эдвину, потому отваживался на риск. Знал Ярослав, однако, что Анна терпеть не могла этого грубого и лицом и нравом принца и не будет с ее стороны доброй воли стать его женой. Да тут уж Ярослав готов был проявить всю силу отцовской власти. Ведал он, что Анна уже какой год вздыхает по молодому воеводе Яну Вышате, младшему сыну новгородского боярина, который еще в княжение Ярослава в Новгороде был при нем воеводой. Сыновья у Савватея, что Глеб, что Ян, были богатыри, и умом Господь их не обошел. Положа руку на сердце, великий князь признался бы, что Ян Вышата мил ему: отважный воин, роду достойного да и лицом пригож. Не отрицал Ярослав того, что Ян Вышата похож на древнегреческого бога, высеченного из мрамора, коего византийцы привезли однажды на продажу в Киев. Голова у Яна золотыми кудрями украшена, глаза есть камень лазурит, на пламени согретый. Щеки словно яблоки румяные. И ростом вымахал под матицы, и силой Бог наградил. Мимо такого богатыря ни одна девица не пройдет, не сомлев от страсти. Вот и Анна споткнулась на нем. Поначалу и сам Вышата возомнил, что ему можно пялить глаза на великокняжескую дочь. «Ой, Ян, как смеешь зариться на чужое добро?!» – подумал однажды Ярослав и с глазу на глаз высказал молодому воеводе свою волю: «Ты, Янка, не ищи того, чего не потерял. Анна не про твою честь. А ежели пойдешь на рожон, то добра себе не сыщешь!»

Ян Вышата был честный и мужественный воин, признался Ярославу:

– Каюсь, князь-батюшка, сохну по славной девице, а что делать – не знаю.

– Я за тебя ведаю. Не быть тебе отныне в Киеве. Тысяцким ставлю, и пойдешь к земле Булгарской. Там булгары вольничают, усмирить надобно. И тебе сие посильно.

– Как велишь, так и исполню, князь-батюшка, – покорно ответил Ян, зная, что никогда не будет того, чтобы любая ему Анна стала его семеюшкой.

– В субботу поутру и уходи. Воины тебе будут готовы, – предупредил великий князь.

И летними погожими днями, когда вокруг Анны кружили женихи, Ян Вышата ушел с дружиной старшего брата к рубежам Камской Булгарии.

Однако все повернулось не так, как задумал великий князь. Не ведал Ярослав истинной твердости нрава своей дочери. Она отчаянно пошла наперекор своему отцу, не вняла никаким увещеваниям матушки. Узнав, что батюшка отправляет Яна Вышату к берегам далекой Волги, Анна отважилась уйти следом за ним. На тот дерзкий шаг ее побудила не только разлука с любимым. В эти летние дни вернулись из Германской земли посланники Ярослава. Они ушли от немецкого вдовца ни с чем. Дошел до Анны слух, что он боялся молодых и красивых женщин, потому предпочел жизнь вдовца. Когда посол Ярослава рассказал королю о прелестях княжны Анны, а в конце добавил, что она смела, любит охотиться на вепрей и буйволов, что метко стреляет из лука и крепко держит в руках меч, Генрих выпроводил посла из замка, сказав на прощание:

– Благочестивому королю такая жена не нужна. Она как язычница. И я не удивлюсь, если узнаю, что сия княжна отрубила мужу голову и отнесла ее на жертвенник.

Услышав от послов пересказ из неметчины, великий князь вознегодовал на Генриха:

– Он оскорбил меня, рыжий дьявол! Да буду ратовать за то, чтобы пожалел.

На дочь Ярослав тоже рассердился. При этом досталось и великой княгине Ирине:

– Это твоя кровь испортила девицу. Варягам всегда только бы разбойничать, народы смущать, и она от них не далеко ушла.

Ирина умела хранить спокойствие:

– Ты, князь-батюшка, не гневайся на доченьку. Все, что в ней есть – хорошее и плохое, – от твоей прабабки Ольги да от матушки Рогнеды. Потому надейся: придет час, и все в ней прорастет добром.

Чуть позже у Ярослава появится повод упрекнуть супругу за эти слова. А пока великий князь пригласил в терема английского принца Эдвина и повел с ним беседу о помолвке и свадьбе:

– Ты, принц Эдвин, давно добивался руки моей дочери Анны. Ежели жажда не угасла, мое согласие ты получил.

Эдвину польстило расположение к нему государя великой державы. Но он не понимал, что заставляло Ярослава Мудрого породниться с будущим государем бедной и маленькой страны. И сам он уже поостыл к прекрасной русской княжне. Он знал, что если ему даже удастся жениться на Анне, то их брак не назовут счастливым, потому как она никогда не полюбит его, некрасивого мужлана. Однако принц знал и то, что, если вино раскупорено, его надо пить. К тому же нищий принц надеялся получить за Анной богатое приданое. Понимал он и другое: породнение слабого и бедного английского королевства с Русью сулило многие выгоды и блага. Как бы далеко ни были острова Англии от великой земли, русы оказали бы его родине помощь. Какой она могла быть, Эдвин не знал, но верил, что Ярослав Мудрый не оставил бы свою дочь в беде. И он ответил:

– Князь-государь, ты велик во всем. Ты дал нам, изгнанникам, кров и пищу, ты ободрил нас надеждой. Мы верим, что с твоей помощью вернемся на родную землю и я по праву займу престол. И если рядом со мной будет твоя прекрасная дочь, смею сказать, что судьба не обделила меня милостью.

Ярослав и Эдвин еще обговаривали действа, как превратить княжну Анну в английскую королеву, как она, узнав о сговоре отца и английского принца, вознегодовала. «Видеть не могу этого чурбана! – воскликнула она. Да повинилась за глаза перед батюшкой: – Прости, родимый, но по-твоему не быть». И выбрала себе иной путь, ступила на него. У Анны были друзья и воздыхатели в дружине Глеба Вышаты, и кое-кто из них не ушел в поход. Все они были хорошо знакомы и Настене. Еще не остывшая от негодования, Анна позвала Настену в свою опочивальню и рассказала обо всем, что замыслила, дабы не стать женой Эдвина. Она знала, какой гнев обрушится на ее голову, когда задуманное ею станет ведомо отцу. Но уже ничто не могло ее остановить.

– И потому сейчас ты поезжай в Вышгород, – продолжала Анна начатый разговор, – там найди гридней Полюда и Олдана – новгородцев, еще Анастаса и скажи им, чтобы они к полночи были конными в посаде на подворье воеводы Обыслова. Там, на Почайне, и будете ждать меня. Еще скажешь Обыслову, чтобы снабдил воинов брашном на дальний путь.

– Велено – сделаю, – ответила Настена, но предупредила: – Токмо ты, любая, делая первый шаг, думай о последнем. Чтобы из близких к тебе никто не пострадал от гнева великого князя. Да и сама ты сумеешь ли выстоять перед батюшкой, когда твоя вольность дойдет до него.

– Господи, Настена, ты считаешь, что я из каприза взбунтовалась. Думала я, и не одну ночь. Преданием живу. Бабушка Рогнеда смогла уйти от мужа, ставшего ей нелюбым, нарушившего верность семье.

– А когда надругался, так и оружие на него подняла, – добавила с улыбкой зеленоглазая Настена.

– И я подняла бы, – отозвалась Анна. – Мне же грех на душу не брать, уходя от нелюбимого жениха.

– Но ты преступаешь волю батюшки. – Внучка берестовского священника была сильна в прозорливости. – Он же того не потерпит, хотя ты ему и люба.

– Не потерпит, то мне ведомо, – согласилась Анна. – Но что мне делать, вещунья?

Настена погладила Анну по спине. Ее судьбу она знала до исхода, потому сказала без сомнений:

– Иди своей стезею. Живи сердцем. Оно в побуждениях от Бога и посему не обманет.

– Спасибо, ладушка. С тобой я ничего не боюсь. Теперь в путь. И успей ко времени. Я же приготовлю воинскую справу.

Настена переживала: возьмет ли Анна ее с собой? В глаза княжне заглянула. Анна улыбнулась:

– Господи, и ты пойдешь со мной. Вижу твою жажду. В гридня, однако, переоденься.

Товарка ничего не ответила, лишь кивнула головой и скрылась за дверью. Анна молила Бога, чтобы дал ей удачу в пути. Она знала, что до Вышгорода, где стояла дружина Глеба Вышаты, конному полчаса пути, пешему – три. А Настена, легкая в седле, птицей долетит до городка. И потому Анна не мешкая принялась за сборы в дорогу. Она не раз собиралась в дальний путь и вскоре была готова покинуть терем. Оставалось малое: обвести вокруг пальца мамок Степаниду и Феофилу. Но и это не составило труда. Выйдя из опочивальни, Анна повелела им:

– Идите в мыльню, велите топить ее да проследите, чтобы жаркая была. Как солнце скроется, так мыться буду. Завтра с суженым встречаюсь. – И Анна улыбнулась мамкам.

Нудная и желчная Степанида и себе на уме Феофила переглянулись, плечами пожали, потому как никогда подобного не случалось, чтобы Анна отправляла их за дворовыми надзирать.

– Не наша это справа, матушка-княжна, – попыталась возразить Степанида. – Вот и Феофила о том скажет.

– Мы сейчас девок пошлем, – отозвалась Феофила.

Анна поняла их смятение и упрямство, топнула ногой и жестко сказала:

– Вижу, опять перечить готовы! Надоели вы мне, и завтра у батюшки попрошу дать покладистых мамок! А ну с глаз долой!

Боярынь как ветром сдуло из покоя.

Анна вернулась в опочивальню, быстро переоделась во все воинское, кольчугу надела, печенежской саблей препоясалась, темный плащ с капюшоном накинула на плечи, помолилась образу Божьей Матери и покинула палаты. Она успела выйти из ворот княжеского подворья, пока их не закрыли на ночь. И городские ворота миновала без помех, потому как таких молодых ратников в княжеской дружине было много. Оказавшись за крепостной стеной, Анна поспешила к речке Почайне, спустилась на берег и там укрылась в малой пещере, коих тут было множество. Вход в пещеру зарос кустарником, и найти его было трудно. Потому Анна сочла себя в безопасности от посторонних глаз. Ей оставалось дождаться полночи, зайти на подворье воеводы Обыслова, подняться в седло и вместе с Настеной, с воинами умчать к переправе на Днепр, уйти в степи, все на восток, на восток, вслед за любым. «А там пусть все течет, как Богу угодно», – подумала Анна, усевшись на камень близ входа в пещеру и перекрестившись.

Ей была видна река и быстрое течение, она видела, как кружились сверчки-воронки, улетая к полным водам Днепра. И Анна вспомнила, как переплывала могучую реку, когда впервые хотела удивить любого ей Яна Вышату, и как ей было отрадно, когда он нес ее на руках.

Глава пятая

Свидание в степи

Ярослав Мудрый узнал о побеге Анны лишь к полудню следующего дня. Правда, его удивило, что Анна не появилась на утренней трапезе, ибо ранее это за княжной не водилось. Боярыни Степанида и Феофила, смертельно перепуганные, искали ее всю ночь и полдня. Вначале они, словно оглашенные, бегали по всему подворью, обыскали все хозяйственные службы, спускались на берег Днепра, поднимались на Священную гору, где в былые времена высилось капище языческих богов. Потом, уже на рассвете, Степанида убежала в Вышгород, а Феофила бегала по Киеву, по домам тех вельмож, к коим иногда заходила вместе с Анной. В полдень, усталые, почерневшие от страха, они ввалились в покой великого князя, упали на колени и согласно возопили:

– Батюшка-князь родимый, вели нас казнить: твое дитя Аннушку мы упустили! Пропала она!

Ярослав без сомнения поверил сказанному, и екнуло от страха сердце отца, спросил залубеневшим языком:

– Как пропала, мамки? Куда могла деться?

– Не ведаем, милосердный, – ответили мамки вместе.

– Как не ведаете? Да я с вас шкуру спущу? – гневно крикнул великий князь. – Толком говорите, как все было!

И Степанида взялась пояснять:

– Вечером, как еще солнце не село, повелела она истопить мыльню. Мы было воспротивились, девок думали послать. Она же топнула на нас и велела быть при мыльне, пока истопят. А как мы приготовили жаркую да вернулись в терема, ее и след простыл. Вот и все, что нам ведомо, батюшка милосердный. С того часу и искали по всему Киеву.

– Только летник в опочивальне и нашли, – добавила Феофила, размазывая по лицу обильно текущие слезы.

Боль в груди Ярослава уже прошла, но нахлынули страсти, гнев опалил лицо. Да усмирил себя князь, не накричал на мамок, понял, что они невиновны, по покою из угла в угол забегал, дабы огонь в сердце унять. Да быстр был на разгадку, поднял на ноги боярынь, повелел:

– Зовите Ивара Ждана! Да сей же миг чтобы у меня был!

Воевода Ивар Ждан оказался скор на ногу, вломился в покой Ярослава, как лось.

– Князь-батюшка, что повелишь?

– Коня мне. Сотню – в седло!

Ивар Ждан был сотским великокняжеских гридней уже несколько лет. Бесстрашный, сметливый воин-новгородец знал давно, как исполнять волю великого князя. И потому, когда побежал на его зов, велел десятским поднять воинов, оседлать коней и стоять в строю на хозяйственном дворе.

– Батюшка Ярослав, сотня в строю! – выдохнул Ждан. – Сей миг и коня подам! – И убежал из палат.

Через несколько минут все близкие Ярослава, все придворные высыпали во двор, немые от страха и беспомощные, проводили великого князя в погоню. Княгиня Ирина, держась за стремя, повторяла:

– Верни ее, негодницу, верни, батюшка. Она, поди, за Яном Вышатой увязалась.

Возле Ярослава Мудрого кружил принц Эдвин, надеясь, что и его позовут на поиски Анны. И даже выразил желание:

– Великий государь, позволь и мне идти в степь.

– Нет, королевич, ты волен ждать или не ждать меня, но в путь не возьму. Дело тут семейное…

Сотня Ярослава покинула Киев через северные ворота и на рысях ушла к переправе на Днепр. За рекой Ждан с лазутчиками взяли след дружины Глеба Вышаты и повели воинов на восток. Три дня и три ночи, не зная отдыха, Ярослав погонял своего коня и понукал Ждана:

– Вперед, вперед! Догнать беглянку!

Лишь на четвертый день Ярослав настиг маленький отряд беглецов близ селения Рыльск, что на реке Сейм. Они остановились на ночь на крутом берегу в рощице. С рассветом приготовились в путь, и в это время Анастас-псковитянин заметил конников, идущих рысью.

– Княжна, там воины! Видно, наши. – И, улыбнувшись, добавил: – Похоже, что преследуют кого-то.

Анна поняла, кто и кого преследовал. И хотя она ведала, что ей грозит от отца, и мужественно готовилась к этому, сердце ее зашлось от страха. Знала Анна, каким бывает отец во гневе, и увидела себя заарканенной и брошенной на круп коня. «Нет, тому не бывать», – мелькнуло у нее. И природная дерзость, отчаяние от порушенной любви толкнули ее на поступок, какой в ее годы не каждому дано свершить. Она посмотрела вдаль, увидела, что впереди на сером жеребце Буяне скачет отец, и побежала к реке, успела достичь обрыва и встала над ним. Далеко внизу катил свои воды Сейм. Там было ее спасение и погибель. Шаг – и она уйдет от принудительного замужества с нестерпимым ею принцем Эдвином, уйдет от потери отчей земли. Она увидела бабушку Рогнеду, стоящую на коленях со склоненной головой, и деда Владимира с занесенным над нею мечом. Гордая Рогнеда без стенаний отдавала себя на погибель. Что ж, и она не дрогнет, утвердилась в своем поступке Анна. И, когда ее отец был в тридцати шагах от нее, она крикнула:

– Батюшка, стой! Стой, родимый! А не то прыгну в прорву!

– Не гневи отца! – крикнул Ярослав, но осадил коня.

Следом за ним остановились и гридни. Князь знал, что дочь не просто захотела его припугнуть, она способна была прыгнуть с обрыва. В Ярославе все кипело от гнева. В какой-то миг он подумал, что Анна не решится на невозвратный шаг, и уже было рванул коня, дабы плетью повергнуть дочь под ноги Буяна. Но в это мгновение, словно птица с неба, возникла перед князем товарка Анны Настена. Он помнил, что у нее были зеленые глаза, но тут они показались князю оранжевыми, жгучими, будто угли на жаровне. Она взмолилась, но в голосе прозвенел металл:

– Князь-батюшка, остановись, ради бога. Лишь милость твоя к дочери пойдет тебе и ей во благо!

– Как смела встать на моем пути?! – крикнул Ярослав и замахнулся плетью, да не ударил: рука не слушалась разума во гневе. Однако и гнев схлынул, осталось лишь удивление. – Говори суть!

– А ты, князь-батюшка, сойди с коня. Тайное поведаю, – еле слышно сказала Настена.

Ярослав услышал произнесенное шепотом, хотя и был туговат на ухо за возрастом. Спешился, подошел к ясновидице.

– Ну, что у тебя?

– Внимай, князь-батюшка. – Настена взяла Ярослава за руку, положила его ладонь на свою. Смотрела на князя твердо, рта не открывала, но он уловил слова, летящие откуда-то с горных высей, и это был голос Настены: – Ты слушаешь Судьбу. Говорю тебе: исполни сказанное мною, и все твои чаяния сбудутся. Твердости Анны тебе не одолеть. Потому не упрекай ни словом, ни намеком и отпусти ее следом за Яном, дай ей полсотни воинов. Судьба говорит тебе: дочь твоя Анна, в крещении Анастасия, будет королевой Франции.

Ярослав смотрел на Настену, не спуская глаз. Он понимал, что слышит ее слова, но они исходили не от нее, а с небесной лазури. Наконец он собрался с духом и спросил:

– А что же Вышата? – Ярослав по-прежнему не спускал глаз с Настены. Он видел ее правдивые, чистые, теперь зеленые глаза. – Ведь срам падет…

– Сраму не будет: судьба Вышаты нам ведома, – произнесла Настена. – Но тебе, князь-батюшка, знать того не следует. В твоих руках его жизнь, но не рок. Меня же не казни за сказанное, ибо ты слышал, чьи уста с тобой говорили.

Великий князь в эти минуты был светел умом, и теперь он видел, как Настена произносила слова, и вновь подверг сомнению сказанное провидицей. Он ответил, как того желала Настена:

– Я прощаю дочь и потворствую ей по твоей воле. Зови ее.

И Ярослав отвернулся от Настены, от дочери, стоящей на крутояре, и провел ладонями по лицу, будто смахивая с него некое наваждение.

Все эти долгие минуты, пока ее судьбоносица Настена вела разговор с отцом, Анна стояла над обрывом в напряжении, будто камень, катившийся в пропасть, но удержанный на мгновение какой-то неведомой силой. Но вот Настена повернулась к ней и приблизилась. Анна увидела на ее лице незнакомое ранее выражение, словно перед нею была старая и умудренная жизнью женщина, какую она однажды увидела в далеком сне.

– Иди к батюшке. Ты прощена и вольна, – сказала Настена и, сев на траву, спустила ноги с обрыва.

В полдень Ярослав и Анна расстались. Прощаясь, дочь проговорила:

– Батюшка, спасибо, что сменил гнев на милость. Я люблю тебя, батюшка, пуще самой жизни. И поверь: тебе никогда не будет стыдно за свою дочь.

– Скажи спасибо своей сударке. Моя бы воля… – Ярослав не досказал угрозы и, осенив дочь крестным знамением, поднялся в седло.

Свою сотню Ярослав разделил на две полусотни и умчал в Киев. И теперь Анна была озабочена одним: догнать дружину Глеба Вышаты. В минуты откровения она говорила Настене, что, были бы у нее крылья, полетела бы к Яну Вышате. Так или иначе, но спустя десять дней отряд воинов, который вел Анастас, догнал дружину русичей. Они уже шли вдоль восточных рубежей державы, кои пришли защищать.

За минувшие со дня бегства из Киева дни и ночи у Анны выпало немало времени подумать о своей судьбе. Она знала, что ей не сломить волю отца, что Вышате ее семеюшкой не быть. Все равно отец выдаст ее замуж за того, кто приумножит величие Руси. Такова судьба большинства великокняжеских дочерей, считала Анна. Да и в других державах, знала княжна, жил подобный обычай. Мать ее, принцесса Ингигерда, была выдана за Ярослава лишь по одной причине: Швеции нужны были мир и дружба с великой славянской державой. Не миновать и ей подобной участи. Что ж, теперь Анна окончательно поверила, что Настена увидела за дымкой грядущего то, чего и впрямь ни обойти пешком, ни объехать на коне. А как же Ян? И что будет с их любовью, спрашивала Анна. Да ответ был очевиден: ее батюшка готов закрыть глаза на все вольности, когда она встретится со своим любым. И свободу, кою дал ей отец, Анна отважилась исчерпать так, как на ее месте поступили бы многие лихие россиянки.

Когда Анна и Настена увидели наконец тысячу Яна Вышаты, княжна сказала товарке:

– Ты за мной не рвись. Я догоню Яна одна.

– Зачем одна? Я ведь твой стременной, – улыбнулась Настена.

– Вечно ты мне перечишь. Вот и еще одна мамка близ меня, – возмутилась княжна.

– Ладно уж, будь по-твоему, скачи одна, – миролюбиво ответила Настена.

И Анна умчалась догонять Яна Вышату. Она нашла его в первой сотне воинов, поехала рядом. Тысяцкий с удивлением посмотрел на воина-отрока, спросил:

– Кто такой? Откуда взялся?

Анна улыбалась, ее большие темно-синие глаза светились радостью. Ответила, дабы не томить загадкой молодого витязя:

– Янушка, это я, Анна. – И, потупив глаза, смущенно добавила: – Искала тебя, вот и… нашла.

– Господи, за тысячу верст! Зачем?! – воскликнул Ян и оглянулся: ни полусотни, ни Настены он за спиной не увидел. – И ты одна? Как отважилась?

На лице у Яна была лишь настороженность. Он помнил слова великого князя, помнил жесткий наказ старшего брата держаться подальше от княжны. И сказано Глебом это было тогда, когда Ян бросился в Днепр, дабы спасти Анну. Старший брат словно слышал, когда, неся на руках Анну, он проговорился: «Век бы тебя нес, лебедушка». Шли годы, Анна подрастала, становясь все прекраснее. И Ян, старше ее всего на семь лет, все глубже увязал в пучине дурманящей страсти. Ничто не могло отвлечь его от дум о княжне. Она приходила к нему во сне, легким ангелом кружила вблизи. Но никогда больше ему не удавалось прикоснуться к ней. Даже во сне он летал за нею следом и бегал по острым камням босиком – она оставалась недоступной. С годами Ян понял, что преграды, кои высились между ним, сыном незнатного новгородского боярина, и дочерью великого князя, ему никогда не одолеть. И он смирился с неизбежным, нес мужественно крест, возложенный на плечи судьбой, и не замечал иных девиц, каждая из которых положила бы в его ладони свое сердце. Потому-то он и был так жаден до военных походов. Только в них он забывался от наваждения, которому имя – любовь.

Появление Анны около него за тысячу верст от Киева показалось ему чудом. Он даже не поверил, что видит ее наяву. Но нет, никогда во снах он не видел таких прекрасных, радостных и нежных глаз, такой щедрой улыбки и сверкающих белизною первого снега зубов. Рядом с ним ехала сама княжна Анна – и это был не сон. И было похоже, что она вольна в своих действах, потому как не оглядывалась назад: ничто не грозило ей из-за спины окриком или опасностью. И Ян Вышата наконец обрел дар речи:

– Я у твоих ног, любушка. Чем заслужил твою милость, что помчалась за мной на край света?

– Полно, Янушка, будто не ведаешь, – ответила Анна.

– Но близ тебя бушевали страсти. Как вырвалась из них?

– И не спрашивай, Янушка. Как удалось овраги осилить, и не ведаю того. Да они отныне позади. Тебя хочу спросить: рад ли, что явилась? Не завернешь меня в Киев?

Ян понимал, какие преграды пришлось преодолеть Анне ради него. Из груди молодого воеводы все, что хранилось под крепким замком, вырвалось на простор и улетучилось, с лица схлынула напускная хмурость, под пшеничными усами появилась милая улыбка, серые глаза наполнились солнечным светом, и он выдохнул:

– Ты принесла мне радость на всю жизнь!

И после этого Анна и Ян долго ехали молча, лишь не спускали друг с друга влюбленных глаз. Но до ночного привала было еще далеко, и время поговорить у них нашлось.

Уже к вечеру возле Анны появился еще один молодой воин – Настена в сопровождении Анастаса. Увидев их вместе, Анна засмеялась:

– Вот уж, право, пара голубков – Настас и Настена.

Княжна заметила, что с первых дней побега из Киева псковитянин рдеет как маков цвет, лишь глянет на зеленоглазую русалочку.

Так было и на сей раз: Анастас покраснел, словно кумач. Настена попыталась защитить Анастаса:

– Ты, княжна-матушка, считай, что нас нет с тобой рядом.

– Пусть будет по-твоему, – весело отозвалась Анна.

На ночной привал воевода Глеб Вышата остановил дружину на берегу реки Мокши. Между реками Мокшей и Цной лежали земли народности мордвы. Во времена Владимира Святого мордва платила русичам дань. Но в годы междоусобиц сей народ отпал от Руси. Отправляя Глеба Вышату в поход, Ярослав Мудрый наказал ему привести мордву через клятву верности Руси и отторгнуть их от камских булгар.

– Велю тебе, Вышата, народ мордву не зорить, но до князя тамошнего добраться, его и вразумить моим именем.