«Козни врагов наших сокруши…»: Дневники

Вот другой любитель благолепия храмов Божиих жертвует на позолоту крашенаго иконостаса, делает серебряныя ризы на святыя иконы, жертвует на поминовение родных, и все это, согласно заповеди Спасителя, – от имени неизвестнаго благотворителя. Это уже поистине доброе дело, исполняемое притом во смирении, как сказано: да не увесть шуйца твоя, что творит десница твоя. Но еще единаго не докончил сей благотворитель: не отсек он воли своей, не положил ее вместе с даром своим к подножию креста Господня. Сего ради и его дело – еще только сребро, но не чистое злато в очах Божиих. Хочешь ли, о христианин, да будет оно чистым златом пред Господом? Сице сотвори: вместе с твоим добрым намерением повергни к стопам распятаго Господа и твое произволение; нет дара более приятнаго Господу, нас ради смирившемуся и Отцу Своему послушливу бывшему, даже до смерти, смерти же крестныя, как наша воля, – это дражайший дар Творца Своему богоподобному созданию, эта наилучшая черта богоподобия Божия в нашей душе… Отдай же ее, как чистую жертву Господу, скажи в твоем сердце: “Господи! вот я хочу сделать такое-то доброе дело, но не знаю, угодно ли оно Тебе? Не хочу я, чтоб непременно мое желание исполнилось, хочу, чтоб Твоя святая воля сказалась, а я готов отречься от своей воли и исполнить то, что повелишь Ты… Скажи мне святую волю Твою чрез моего духовнаго отца, моего духовнаго друга, руководителя, к коему расположена душа моя. Если он одобрит мое начинание – слава Тебе: я приму его слово, как ответ на запрос души моей; если же подскажет мне другое доброе дело, паки – слава Тебе: готов исполнить сие, хотя бы оно и не по сердцу было моему ветхому человеку…” Та к молись, так ищи воли Божией, и верь: никогда Господь не откажет рабу Своему, вопрошающему Его о деле, Ему благоугодном! Ты увидишь, как станут располагаться самые обстоятельства, чтоб не твоя, а Божия воля исполнилась, увидишь, как и сердце твое какая-то дивная сила повлечет к исполнению Божией воли… И будет тогда, только тогда твое дело доброе – чистым златом в очах Божиих.

Аще же не тако – то можно еще сомневаться: действительно ли ты поступаешь, как истинный Христов ученик, как истинный христианин?

XI

Из городов пойдем в самую глушь деревенскую. Посмотрим, что там творится у православных христиан в праздники, например, или когда справляются свадьбы, похороны, крестины… Нужно ли много говорить о том пьянстве, которое разливается рекою, о том распутстве и драках, какими сопровождается это пьянство? У кого из людей, ревнующих о Церкви, о родине, о славе Божией, не сжималось сердце болью, не выступали слезы горькой обиды, стыда, унижения за родной народ при виде всех этих безобразий? Какой-то пьяница придумал складное слово: “кто празднику рад, тот до свету пьян”, а наша деревня приняла это глупое, богохульное слово как бы за заповедь, и вот храмы Божии в праздники пусты, в них только дети, старики да женщины, а мужички, домохозяева, эти “труженики”, как они себя любят называть, они, с ранняго утра, минуя храм Божий, пошли верст за пять и дальше – туда, где можно водки достать, где есть винная лавка, трактир, харчевня: там они будут справлять праздник… А к вечеру вернутся домой, принесут с собою живительной влаги, будут насильно поить детишек своих, несчастных жен, отцов стариков, матерей… Ведь все это – столь знакомыя картины, что говорить о них, право же, не хочется! Но как и молчать? Ведь эти несчастные полагают, что они тоже “христиане”, что они в Бога веруют и вот – праздники помнят… Помнят!.. О, если бы они знали и помнили грозное слово Господа против такого празднования, возгремевшее устами великаго пророка Божия Исаии почти три тысячи лет назад: “Слушайте слово Господне: праздничных собраний ваших не могу терпеть: беззаконие – и празднование! Праздники ваши ненавидит душа Моя… ваши руки полны крови: омойтесь, очиститесь, удалите злыя деяния ваши от очей Моих, перестаньте делать зло, научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетеннаго, защищайте сироту, вступайтесь за вдову… Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли. Если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас, ибо уста Господни сие говорят!..” (Ис. гл. I). О, если бы эти словеса Господни постоянно звучали в ушах современных христиан! Если бы пастыри повторяли их непрестанно и в храме, и в домах верующих, и на площадях при молебствиях, и в вагонах, и на пароходах, в пути! Но – увы! Редко слышится об этом голос пастырей наших: они, видно, уже отчаялись в возможности что-либо сделать для прекращения пьянства народнаго в праздники, не говорю уже о тех несчастных, которые сами не отказываются принимать участие в таком богопротивном праздновании… И вот, смотрите, что творится на Руси: давно видели весь ужас такого празднования народом дней святых люди умные, задумались и пришли к заключению: во всем повинны праздники, надо их уничтожить! И составили законопроект, и внесли в законосоставительное учреждение – Государственный Совет – сократить число праздников так, чтобы, с воскресными днями, их было не больше 66 или 67 в году. Не подумали эти люди умные, что ведь праздники-то сами по себе тут не при чем, что виноваты люди, извращающие смысл праздников, искажающие порядок их празднования; что если бы православные люди праздновали святые дни свято, так как учит Церковь, то ни пьянства бы не было, ни безпутства, напротив: праздники вносили бы благодатную, оживляющую духовную струю в народную жизнь, облагораживали бы народ, умножали бы добро на родной земле, ибо в праздники делать добро Сам Бог повелевает! Праздник – день Божий, и требует Господь, чтоб он посвящался на дела Божии, на молитву, благотворения, дела милосердия. Уж если писать законы, то надо бы такие законы писать, чтоб они полагали пределы пьянству в дни праздничные, а не уничтожали бы самой идеи праздников… Но, увы! Наши законосоставители посмотрели на дело глазами сынов века сего, с точки зрения экономии, и смелою рукою хотят зачеркнуть 25 праздников из тех, которые отмечены в законе. Я спрашиваю: христиане ли это? Дерзнут ли истинные сыны Церкви вторгаться в ея порядки и законоположения? Позволят ли себе умничать в явное нарушение повелений своей матери-Церкви? И не выше ли их стоят вот эти простецы-пьяницы, которые все же не противоречат Церкви в том, что праздник – день Божий, что отдавать его на дела житейския грешно, – словом: не зачеркивают праздников, не равняют их с будними днями в идее. Да, они оскорбляют их, оскорбляют Бога недостойным их празднованием; но ведь и это – грех невежества, грех, который они все же добродетелью не назовут по совести. А эти люди умные, просвещенные, ставшие на высотах законодательных, они-то что делают? И ведь не безсознательно: вопрошали власть церковную, получили ея мнение о своей затее, значит, нельзя сказать, что не ведают, что творят. Нет, они отлично знают, что нарушают уставы и каноны церковные, нарушают “сквернаго ради прибытка”, а не ради духовной пользы народа, они с пренебрежением относятся к Церкви Христовой, скажите же: кто это – христиане? И кто лучше, ближе к понятию христианина: те ли пьяницы, оскорбители праздников Господних, или сии современные – пусть они простят нас за резкое слово, – оно из Евангелия, – современные фарисеи?.. Пусть судит сие совесть православная христианская! А нам, пастырям, невольно приходит скорбная мысль: ужели у людей просвещенных, считающих себя христианами, до такой степени вытравлено понимание сути христианских понятий о праздниках, что они готовы даже в некоторые двунадесятые праздники, например, в Сретение Господне и Введение во храм Матери Божией, идти с спокойной совестью в канцелярии, лишь предварительно вычеркнув из табели эти дни? Они говорят, что работа будет производиться не утром, а с 12 часов дня, следовательно, кому угодно, может и в церковь сходить… Но разве можно говорить это серьезно? Кто же не знает немощей человеческих? И – скажем откровенно: такой законопроект мог появиться только под влиянием людей, чуждых Церкви и ея благодатных веяний, по мысли или тайному подсказу врагов Церкви, масонов, коих безсознательными слугами и явились начинатели такого законопроекта… А для нас, служителей Церкви, несомненно, что масонами руководит сам князь тьмы чрез своих верных слуг – врагов Христовых…

XII

Так, вся наша жизнь полна лицемерия; самыя добродетели наши часто под большим сомнением; невольно думается: а что если бы враги Христа стали нас подвергать пыткам, устояли бы мы или нет? Увы, на этот вопрос страшно даже отвечать… Судите сами: многие из нас боятся оградить себя крестным знамением в общественном месте: ну какие же мы христиане? Многие боятся сказать открыто, что не могут пойти на бал в субботу вечером, ибо это – святое время: какие же это христиане? Их еще не подвергают пыткам, им грозит много-много шутливое прозвище “святоши” или “ханжи” – гораздо меньшая опасность, чем та, пред которою устрашился Апостол Петр, когда отроковица некая осторожно спросила его: и ты был с Иисусом Галилеянином?.. Мы боимся иудейской газеты больше, чем суда Божия! Это ли – ученики Христа?!

А что если бы среди нас вдруг явился пророк Божий Илия, этот безпощадный обличитель зла: что сказал бы он нам? Каким громом небесным прозвучало бы его грозное слово: доколе хромать вам на оба колена?! Если Ваал – мир – есть бог, то идите за ним; если же Христос, имя Котораго вы носите еще на себе, то за Ним и следуйте! Нельзя, никак нельзя служить и Богу и своей мамоне! Не обманывайте Господа Бога, а так как Бога не обманешь, то не обманывайте самих себя. Грядет Судия вселенной, и неумолим будет суд Его на лицемеров, прикрывавшихся Его святым именем. Опомнитесь, покайтесь!

А время пришествия сего грознаго пророка близится. Слово Божие непреложно говорит, что он явится пред вторым пришествием Господа нашего Иисуса Христа, а время сие приближается. Мы не знаем ни дня, ни часа сего страшнаго, но своими грехами приближаем сей час. Ведь если грех покроет всю землю, как водный потоп, если благодати Божией не будет места среди людей, то чего ради Господь будет отлагать суд Свой праведный? Для чего существовать еще миру грешному, если среди него не останется людей, способных к восприятию спасающей благодати?..

Со страхом и трепетом повторим словеса Господа, Судии живых и мертвых: “так говорит Аминь, свидетель верный и истинный: знаю твои дела; ты ни холоден, не горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих”! (Откр. 3, 14–16).

№ 30

Можно ли мечтать о плодах,

не заботясь о семенах?

Еще в мае в газетах промелькнуло известие, что известный патриот о. протоиерей Восторгов поехал в Сибирь, между прочим, с целью наметить там места для будущих монастырей как центров духовно-просветительнаго и культурнаго воздействия на новоселов. От времени до времени телеграммы самого о. Восторгова извещали, что там-то он наметил три монастыря, в другом месте пять и так далее…

Следовательно, газетное известие имело для себя основание. Газеты говорили далее, что предположено основать до 14-ти монастырей, а иныя это число доводили до 45-ти. Говорили и то, что поручение это идет от главы правительства – г. министра внутренних дел…

Русская история – свидетельница того, какое благотворное значение в деле народнаго просвещения, в распространении культуры, в деле благотворения государственнаго имели и имеют доселе наши монастыри. Монахи-подвижники шли впереди в глухие непроходимые леса и дебри, строили там святыя обители, а за ними тянулись поселяне, искавшие новых мест, и таким образом появлялись селения, посады, насаждались начатки культурной жизни… Поэтому нельзя не приветствовать мысль – иметь побольше монастырей в нашей отдаленной Сибири именно теперь, когда в эту доселе малонаселенную область устремились волны переселенцев русских православных людей, которые не могут жить без святых обителей, где они привыкли черпать благодатныя силы для духовной жизни. Русская душа тоскует, когда не видит вблизи себя храма Божия, когда не знает, что вот там, хотя бы за 200–300 верст, есть святая обитель, где она, православная душа, может отдохнуть, сложить бремя своих забот у родных святынь, получить совет в затруднении, утешение в скорби, войти в общение с небом… Удовлетворить этой насущной духовной потребности православнаго русскаго человека – есть прямой, неотложный долг тех, кто может, а потому и обязан это сделать.

Но приветствуя эту мысль, я, да и не я один, а со мною и многие сыны Православной Церкви, и особенно монашествующие, мы не можем не высказать своих недоумений и даже опасений по поводу того, что говорят газеты о способах осуществления сей мысли. И прежде всего, как-то поражает нас эта в некотором роде таинственность, какою окружено все это дело с внешней стороны. Кто обсуждал это дело? По-видимому, один его инициатор. По крайней мере, судя по слухам, высшая церковная власть, Св. Синод, по существу сего дела не обсуждал, ограничившись, кажется, во исполнение желания министра, командировкою о. протоиерея в Сибирь. Странным кажется, что мирская власть берет на себя инициативу дела чисто церковнаго. Не проще ли было бы, имея в виду тысячелетний союз Церкви с государством, представителям государственной власти просить Церковь взять все это дело в свои руки, обещая ей всевозможное содействие. Ведь мирская власть смотрит на монастыри со своей, государственной, так сказать, – земной, утилитарной точки зрения, а церковная власть должна смотреть первее всего, – с духовной, церковной, так сказать, небесной, идеальной. Церковь не отрицает и государственной точки зрения, но подчиняет ее всецело духовной – идеальной. Самая польза монастырей, с государственной точки зрения, всецело зависит от того, насколько будет достигнута монастырями их прямая, идеальная задача: воспитание монахов для царствия Божия. Во-первых, – сие, а потом, и уже как прямое последствие сего – оное. Без достижения сего не будет и онаго. Без семени не вырастет дерево и не будет плода.

И вот нам представляется, что государственная власть, предрешая вопрос без совета и руководственных указаний Церкви, в сущности, мечтает о плодах, не заботясь о семенах… О главной задаче монастырей как будто и не думают, как будто это дело не важное, а если и важное, то ведь это забота Церкви, забота самих будущих монахов, до которой и дела нет мирской власти, но за то эта власть учитывает в свою пользу то, что должно явиться лишь последствием выполнения первой и главной цели монастырей. А между тем, это выполнение обставлено такими условиями, о которых мирские люди часто и понятия не имеют. Надеемся, почтенный о. протоиерей Восторгов сам сознается, что он не может указать всех условий, благоприятствующих развитию строгоподвижнической жизни в той или иной местности, а потому и его предварительные разведки могут иметь лишь относительное значение и подлежат пересмотру самих иноков, коим Бог благословит подвизаться в новых обителях.

Уже из сказаннаго видно, что раз возникла мысль о новых монастырях в Сибири, следовало бы подробное ея обсуждение поручить инокам как людям, более сведущим в этом деле. И очень жаль, что вопрос этот возник только теперь: всего естественнее было бы обсудить его на бывшем в прошлом году в Троицкой Сергиевой Лавре монашеском съезде. В общем собрании представителей русскаго монашества тогда было бы можно выслушать мнения по сему вопросу и старцев, носителей монашескаго духа и заветов отеческих.

Но, как видно будет дальше, не поздно сделать это и теперь.

Мы переживаем странное время. Иное лет десять назад показалось бы кошмаром, от котораго хочется проснуться поскорее. А ныне нельзя поручиться, что этот кошмар не окажется самою реальною действительностью. Вот почему, несмотря на постоянное газетное лганье, иногда с тревогою прислушиваешься к нему: а что если в этом лганье есть доля правды?.. Та к газеты говорят, что будто о. Восторгов, наметив пункты, где будут строиться новые монастыри, отправится по старым русским обителям набирать иноков по своему усмотрению… Ужели возможно это? Не говорю уже о том, как мог бы о. протоиерей распознать, кто пригоден, кто негоден для новых монастырей: ведь и в монастырях не все ангелы живут, хотя и носят ангельский образ. Есть люди, способные на всякий труд, хотя бы даже и умственный, но часто бывает, что вот именно эти-то люди и не пригодны для того, чтобы строить новые монастыри… Известно, что умственныя качества и житейския способности далеко не всегда сочетаваются с духовными качествами, столь необходимыми для жизни монашеской. Бывает и наоборот: духовно настроенный, опытный в духовной жизни инок является младенцем в житейском отношении. Такия сочетания свойств, какия мы видим в о. Иероне, настоятеле Новаго Афона, бывают чрезвычайно редки. И распознать таких иноков при их скромности и смирении постороннему человеку крайне трудно. Настоятели же обителей если и знают их, то берегут их, как зеницу ока, для своих обителей. Но, кроме сего, какой добрый инок признает себя пригодным и способным к великому подвигу, – а таким подвигом в глазах таковых иноков, без сомнения, и будет казаться устроение новых обителей. Инок, в силу самых обетов своих, не смеет и помыслить распоряжаться собою: он – чадо послушания и смирения. А слушаться он должен только Богом поставленной над ним власти. Власть же не обязана исполнять то, в духовной пользе чего она сомневается. Не станет же о. Восторгов предписывать епископам высылать намеченных им монахов в Сибирь за “послушание”. Не возьмет на себя такой миссии и сам Св. Синод. Ведь святыя обители не приказами, а молитвами и подвигом созидались… Как относятся добрые иноки к таким назначениям против их воли, можно видеть из следующаго рассказа покойнаго наместника Сергиевой Лавры о. архимандрита Леонида, слышаннаго мною от него самого.

“Я был еще офицером, когда посетил Валаам. Там, во время литургии, запричастный стих вышел говорить проповедь молодой красавец монах. Он говорил живо, плавно, красноречиво, так что я подумал про себя: вот еще какие иноки есть здесь!.. После обедни я пошел полюбоваться красотами острова и вышел на берег. Смотрю – на высокой скале сидит, задумавшись, о. проповедник. Я пробрался к нему, подхожу и говорю: “Здравствуйте, батюшка! Красота ми природы наслаждаетесь?” Он отвечает: “Сижу и думаю: впереди – море, позади – горе, справа – ох, слева – мох… не утопиться ли?..” – “Господь с вами”, – говорю ему и, с его позволения, сажусь около него. Разговорились. Оказалось – это ученый монах, академист, был инспектором семинарии, за слабости сослан сюда на смирение… И вот он с тоски доходит до отчаяния и бранит начальство, которое его сослало сюда. Возвращаюсь в обитель и вижу другую картину. Горько-прегорько плачет старец-иеромонах, а два брата с дружеским участием его утешают. Спрашиваю: что случилось? Отвечают: “Да вот о. N назначили настоятелем такого-то монастыря а он прожил здесь 30 лет: как же ему не плакать, когда надо за послушание покинуть родную обитель”.

Я спрашиваю читателя: кто надежнее, кому Бог поможет устроить обитель: красноречивому ли оратору, ученому академисту, с отчаяния помышляющему броситься в море, или вот этому простецу-старцу, горько плачущему в разлуке с своею матерью-обителью? А ведь сего последняго можно было послать только за послушание. Но много ли найдется таковых в наших обителях?

Откровенно говорю: мы, монахи, боимся, как бы вместо пользы мысль г. Министра внутренних дел не принесла бы вреда, как делу культуры в Сибири, так и нашим старым монастырям, если эта мысль будет проведена в жизнь без опытнаго руководства лучших представителей монашества. Ведь для того, чтобы она осуществилась, нужно, чтобы и в среде нашей интеллигенции, и в самой толще православнаго народа было много душ, жаждущих подвига и подвига именно монашескаго. Стремление к подвигу внешняго делания может дать нам ревностных миссионеров, самоотверженных братьев милосердия, талантливых проповедников, но еще не даст нам добрых иноков. А для монастырей нужны именно добрые иноки. Иноков и будет искать в монастырях наш верующий народ. Наше монашество ослабело, оно тает, приходится мужские монастыри обращать в женские от недостатка иноков. Наши интеллигенты почти не идут в монастыри. За 30 лет моего пребывания в Лавре преп. Сергия пришел в монастырь только один окончивший полный курс семинарии, если не считать трех-четырех вдовых иереев. Постригать, даже производить в сан иеромонаха приходится полуграмотных, едва умеющих читать… Иначе служить некому. Мир бранит монахов, что монастыри начинают пустеть, а того не хотят принять во внимание, что ведь монастыри поневоле довольствуются тем составом братии, какой дает им тот же мир… При таком печальном положении монашества, при стремлении еще утилизировать его для целей благотворительных и просветительных, при недостаточном понимании истинных его идеалов не только мирскими людьми, но даже и некоторыми иерархами, есть ли надежда вдруг создать 45 монастырей в далекой Сибири – таких, которые вполне оправдывали бы свое назначение?

Можно ли, разумно ли “по заказу”, искусственно создавать монастыри с такою быстротою, как это, по-видимому, предполагается в данном случае? Даже если бы для их основания и нашлось достаточное количество добрых иноков в старых монастырях; если бы и послать сих иноков за послушание высшей церковной власти, то несомненным последствием сего было бы ослабление и без того слабых в составе своих иноков старых монастырей. Но я очень сомневаюсь, чтобы и это оказалось возможным. Я боюсь, что скорее может произойти нечто худшее. В состав братии новооткрываемых монастырей войдет немало искателей приключений, которые, прожив год-два в трудных условиях новой жизни, устремятся назад или, опустившись нравственно, вместо духовной пользы, будут вносить соблазн… Надо помнить, что по закону и приказу, казенным порядком такия святыя дела не делаются. И если уже сознана необходимость открытия монастырей среди новоселов, то и следует обратиться по сему вопросу к монахам же как людям опыта духовнаго и их просить (а не приказывать распоряжениями светской власти) взять на себя это святое дело. Ожидать, чтобы можно было открыть сразу большое количество монастырей, не следует, а постепенное открытие их и возможно и – для правительства – не особенно трудно. Весь труд, все заботы возьмут на себя те святыя обители, которыя будут созидать в отдаленных краях свои отделения, наподобие того, как старый Афон создал на Кавказе – Новый Афон, как Соловецкий монастырь выделил из своей братии основателей Ульянова монастыря в Вологодской епархии, как Валаам дал о. игумена Сергия с частью братии для Троицкаго Никольскаго Уссурийскаго монастыря…

Пусть церковная, а отнюдь не светская власть, обратится к благоустроенным в духовном отношении обителям, начиная, пожалуй, даже со стараго Афона, где имеются три особенно благоустроенныя и обильныя братией русския обители: Пантелеймонов монастырь, Ильинский и Андреевский скиты, – а затем и к русским общежительным (отнюдь не штатным и не к лаврам), с предложением послать лучших иноков в отдаленный край для основания там св. обителей. А светская власть пусть щедрою рукою только поддержит эти начинания в материальном отношении: пусть отведет достаточное количество земли и угодий там, где укажут сами иноки, отпустит необходимыя средства для обзаведения хозяйством, для строек и т. п. Десяток монастырей таким образом возникнет в течение пяти-шести лет, – и за то слава Богу, – скромно, без шума иноки сделают свое дело. Как пчелки, они “зашумят” разве только в своих ульях, ибо у них будут надежныя “матки” – руководители. А власти, как светския, так и церковныя, пусть дадут им ту “свободу”, без которой не мыслимо духовное строение душ. (Благо, теперь в моде всякия свободы.) Пусть не ждут от них сейчас же тех плодов, которые являются только сами собою, или лучше сказать, как дело промысла Божия, незримо и неуловимо для нашего разума руководящего путями человеческой жизни и деятельности. Подождите мечтать о “культуре”, о “просветительной и благотворительной деятельности” новых обителей, тем паче не толкайте их искусственно на этот путь. Дайте им набраться духовными силами и не спешите использовать эти силы раньше того, как оне, эти силы, сами проявят себя, побуждаемыя к тому промыслом Божиим. Если бы даже и вовсе не было заметно этого проявления – не смущайтесь, ибо сказал Господь: не приидет царствие Божие с соблюдением (Лк. 17, 20). Этот закон одинаково действует как в отдельных личностях, так и в церковных учреждениях, ибо основным правилом христианской жизнедеятельности в нашем святом православии служит: помни, что ничего истинно добраго и спасительнаго не можешь сделать сам собою, без благодатной помощи Спасителя, рекшего: без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). А посему – будь нулем в оценке своего доброделания, и тогда Тот, Кто из нуля весь мир сотворил, сделает и тебя живым членом Своего таинственнаю тела – Церкви – и органом Своей жизнедеятельности в мире…