Одинокие люди

Ганс (подходит к книжному шкапу, берет рукопись и углубляется в чтение. Г-жа Фок. входит из сеней, в руках две книги с золотым обрезом).

Г-жа Фок. Вот видишь ли – усядусь на одном из ваших удобных стульев, надену очки и займусь утренними размышлениями. На веранде достаточно тепло.

Ганс. Конечно, тепло (поднимая глаза от рукописи). Что у тебя там?

Г-жа Фок. Слова сердца. Ты знаешь – мой любимый Лафатер. А здесь Герок, – Пальмовые листья. – Что это был за человек! Бывают хорошие люди и между учеными. О, Боже! (обнимает Ганса, кладет голову ему на грудь, нежным голосом). О ты, старый ребенок! Опять задумался! (не без юмора). Эх ты, молодой папенька!

Ганс (Разсеянно, поднимая глаза от рукописи). О, мамаша!

Г-жа Фок. Как ты себя чувствуешь в новой роли отца?

Ганс. Ничего особенного, мама. Как и всегда.

Г-жа Фок. Ну не говори так! То прыгал чуть не на аршин, а теперь… Ты опять чем-то расстроен, недоволен?

Ганс (смотрит рассеянно). Ах, очень доволен, мамаша!

Г-жл Фок. Скажи, почему ты все в новом платье? Неужели стесняешься Анны? Носидбы дома старое платье.

Ганс. Но я не маленький ребенок, мама!

Г-жа Фок. Уж и рассердился (обнимает его крепче, с нежностью). Будь немножко благочестивым. Сделай это для старухи матери. Это старый Геккель и глупый Дарвин все смущают тебя – они сделают тебя несчастным. Слышишь? Сделай удовольствие матери.

Ганс (смотрит вверх). Ах, наивные люди. Про вас действительно можно сказать: Боже, прости им, ибо они не ведают, что творят. Ты думаешь, это так просто – благочестие-то?

Г-жа Фок. (уходя). Разумеется. Следует только захотеть. Постарайся немного, Ганс. Хоть раз попробуй (уходит на веранду, садится на стул и читает. Ганс углубляется в чтение, Катя приходит с письмами в руках)

Катя (читает письмо, кончив, обращается к Гансу). Ганс, письмо от банкира.

Ганс. Пожалуйста, оставь, Катюша. Мне не до того в эту минуту.

Катя. Он спрашивает, продавать ли?

Ганс. Ради Бога, теперь не говори мне об этом.

Катя. Дела не ждут, Ганс!

Ганс (рассердившись). Здесь! Вот! (ударяет пальцем по рукописи). Мое дело еще менее ждет.

Катя. По мне, пусть ждет. Только мы опять останемся без денег завтра.

Ганс (рассердившись еще более). Право, Катя, мы не подходим друг к другу. Вы постоянно удивляетесь, почему я никак не могу успокоиться. Как только я хоть немного приду в равновесие, появляешься ты и начинаешь копаться у меня в душе.

Катя. Вовсе нет. Только что пришел почтальон, и я просто говорю тебе об этом…

Ганс. В том-то и дело. Все это только доказывает полнейшее отсутствие понимания с вашей стороны. Как будто это так просто, как шить сапоги. Пришел почтальон, и ты об этом сообщаешь мне. Естественно. Почему нет? А что этим ты, может быть, прерываешь нить моих мыслей – тебе и в голову не приходит.

Катя. Но ведь надо подумать и о материальной стороне жизни.

Ганс. Но если я тебе говорю – моя работа прежде всего. Во-первых, работа, во-вторых, работа, в-третьих, работа и затем уже материальная сторона жизни. Постарайся понять, Катя. Хоть немножко поддержи меня. Или не говори ничего о практической стороне жизни. Заботься о ней сама. Не взваливай на меня…

Катя. Не могу-же я быть за все ответственна.

Ганс. Видишь, ты снова начинаешь. Никакого- самостоятельного решения ты не принимаешь на себя. Никакого самостоятельного решения! Разве вы, женщины, не употребляете всех сил, чтобы остаться в зависимости? Не стараетесь ли вы во что бы то ни стало оставаться несовершеннолетними всю жизнь свою?

Катя (хочет передать письмо). Ах, Ганс, ответь Что нибудь.

Ганс. Я не могу теперь, Катя.

Катя. Когда-же придти мне с этим? Ганс, неудобно-же говорить при Анне о таких вещах.

Ганс. Какая мелочность! Есть некоторые вещи… Почему-то считают нужным скрывать свои денежные дела. Это бессмысленно! Я не знаю… Все это отзывается мелкими душонками – ах!

Катя. Хотела бы я на тебя посмотреть, если-б я начала этот разговор при Анне.

Ганс. Все Анна да Анна. Оставь Анну в покое. Она нас совсем не стесняет.

Катя. Я и не говорю, что она нас стесняет. Но не может быть, чтоб ее это очень интересовало…

Ганс. Ах Катя, Катя! Это ужасно! Постоянные денежные рассчеты, вечный страх! Будто на завтра нам угрожает голод. Это ужасно. Получается впечатление, будто твоя голова и сердце заняты исключительно деньгами. И в тебе-то я видел идеал женщины! Кого-же еще любить после этого!

Катя. Я уже о себе ничего не говорю. Но что будет с маленьким Филиппом, если… Ведь и сам ты говорил, что не можешь рассчитывать на заработок. Потому-то и необходимо заботиться о нашем состоянии.

Ганс. Ну конечно. У тебя только семейные интересы, у меня-же общественные. Я вообще не гожусь в отцы семейства. Для меня самое главное выразить то, что есть во мне. Я как запряженный пегас. Я легко могу погибнуть.

Катя. Ганс, ужасно слышать подобные вещи.

Ганс. Анна права. Кухня и – в лучшем случае детская – составляют весь ваш кругозор. За их пределами ничто не существует для немецкой женщины.

Катя. Надо-же кому нибудь стряпать и смотреть за детьми… Ей хорошо так говорить, пожалуй и я охотнее стала бы книги читать.

Ганс. Катя, не следует так унижаться. Разве можно так отзываться о личности, стоящей так высоко, как Анна.

Катя. Зачем-же она говорит подобные вещи.

Ганс. Что именно?

Катя. Про нас, немецких женщин, такие глупости.

Ганс. Она не говорила глупостей. Наоборот. В данную минуту мне противно говорить, как она хорошо отзывалась о тебе. Мне не хотелось бы слишком конфузить тебя.

Катя. Но она говорила ведь об узкости нашего горизонта.

Ганс. Докажи, что она ошибается!

Катя (в слезах, страстно). Нет, Ганс… Ты хороший, добрый, но иногда… иногда ты бываешь таким жестоким, грубым, бессердечным.

Ганс (немного успокоившись). Ну вот, опять я бессердечный! Как так, Катя?

Катя (рыдая). Потому что ты меня мучаешь, ведь ты знаешь хорошо…

Ганс. Что я знаю, Катюша?

Катя. Ты знаешь, как редко я бываю собою довольна. Ты знаешь это, а между тем в тебе нет и капли сострадания. Ты только унижаешь меня.

Ганс. Но, Катюша, каким-же это образом?

Катя. Вместо того, чтобы отнестись ко мне снисходительнее, поддержать меня… Нет, ты относишься свысока ко мне, стараешься унизить меня. Я и не воображала, что у меня Бог знает какой широкий горизонт. Но все-таки я не бесчувственная. Я не светило какое нибудь. Вообще я давно уже замечаю, что я лишняя.

Ганс (хочет взять за руки, Катя вырывается). Ты не лишняя: я этого никогда не говорил.

Катя. Ты это только-что сказал. Да если бы и не говорил, то я чувствую сама-для тебя я ничто, так-как не понимаю твоей работы. А ребенок… ну да! Даешь ему молоко, заботишься о нем, но это может сделать любая служанка. А позже? Позже я не буду в состоянии ничего дать ему (снова плачет). Анна бы лучше воспитала его.

Ганс. Ты вероятно… Но, милая Катя!

Катя. Я только так говорю. Ведь все это правда. Она много училась. Она многое понимает. Мы-же – точно калеки. Как можно быть опорой другому, когда сам…

Ганс (полный жара и любви хочет обнять Катю). Катюша, ты золотое создание. У тебя сердце, как… О, ты моя прелесть (она его отталкивает). Буду подлецом, если… Подчас я груб и жесток! Я недостоин тебя, Катя!

Катя. Ах, нет, нет, Ганс! Ты только теперь так говоришь!..

Ганс. Право, Катя. Я поступлю бесчестно, если…

Катя. Оставь меня, Ганс! Мне надо подумать. А письмо-то, письмо!

Ганс. Ах, глупенькая Катюша, о чем нужно тебе думать?

Катя. Так много теперь падает на меня. Оставь.

Ганс (горячо). Ах, позабудь пока о письме! Моя милая, дорогая женушка!

Катя. Нет, нет, мой Ганс (Не подпускает к себе).

Ганс. Что с тобой?

Катя. Поди, посмотри (показывает письмо). Он спрашивает, продать ли?

Ганс. Какие бумаги?

Катя. Акции прядильной фабрики.

Ганс. Разве нам не хватает процентов?

Катя. Еще бы. Этот месяц мы прожили опять более тысячи марок.

Ганс. Но, Катя… Это невозможно. Дети, дети, достаточно ли вы у меня экономны?

Катя. Все записано, Ганс.

Ганс. Совершенно непонятно.

Катя. Ты слишком много тратишь, Ганс. Капитал тает. Ну, что-же, продавать?

Ганс. Конечно, конечно. Обожди; вообще это не к спеху. Куда ты идешь?

Катя. Написать ответ.

Ганс. Катя!

Катя (в дверях оборачиваясь). Что, Ганс?

Ганс. Ты, действительно, так уходишь?

Катя. Как?

Ганс. Право, не знаю как.

Катя. Чего ты хочешь?

Ганс. Катя, я не понимаю, что с тобой.

Катя. Ничего, Ганс. Право, ничего.

Ганс. Ты сердишься на меня?

Катя (отрицательно качает головой).

Ганс (обнимая Катю). Ты не забыла, Катя, то, что мы решили с самого начала – не иметь никаких тайн друг перед другом (крепче обнимает ее). Скажи, согласна? Ты больше не любишь меня, Катя? Катя. Ах, Ганс, ты ведь это знаешь!

Ганс. Но что с тобой, в таком случае?

Катя. Ты знаешь.

Ганс. Что такое? Не понимаю. Не имею ни малейшего представления. Катя. Мне хотелось быть чем-нибудь для тебя.

Ганс. Но ты и так много значишь для меня.

Катя. Нет, нет.

Ганс. Но скажи-же мне…

Катя. Ты не можешь этому помочь. Но я не удовлетворяю тебя. Ганс. Ты удовлетворяешь меня. Удовлетворяешь вполне.

Катя. Ты это говоришь теперь.

Ганс. Это мое искреннее убеждение.

Катя. Да, в настоящую минуту.

Ганс. Из чего ты заключаешь, что…

Катя. Я это вижу.

Ганс. Катюша, разве я подал повод?

Катя. Нет, никогда.

Ганс. Ну, вот видишь (Крепче обнимает ее). Все это химера. Злая химера, которую надо гнать от себя (Целует ее).

Катя. Ах, если бы только химера!

Ганс. Будь спокойна.

Катя. Я тебя так сильно, так глубоко люблю, Ганс, невыразимо! Думается, скорее отдала бы маленького Филиппа, чем тебя.

Ганс. Что ты, Катюша!

Катя. Боже, прости меня. Дорогой, маленький мальчик! (Обнимает Ганса). Милый, дорогой! (Обнимаются).

(Анна, переодетая для прогулки, отворяет дверь с веранды). Анна (зовет). Г-н доктор! Ах, извините! (Прячется за дверь). Ганс. Сейчас, сейчас, фрейлен (Берет свою рукопись). Мы едем на лодке, Катя! – Ради Бога, без химер, – обещай мне (Целует ее на прощанье, берет шапку, уходя оборачивается). Не пойдешь ли ты с нами, Катя.

Катя. Мне нельзя уйти, Ганс!

Ганс. Ну, до свидания! (Уходит).

Катя (смотрит вслед, как человек, перед глазами которого расплывается прекрасное видение; глаза наполняются слезами).

Действие третье

Время: утро около 10 часов. На письменном столе горит лампа. Катя сидит погруженная в счеты. На веранде кто-то обтирает себе сапоги. Катя встает и напряженно ждет. Браун входит.

Катя (ему навстречу). Ах, как это мило с вашей стороны.

Браун. Доброго утра. Ужасный туман.

Катя. Сегодня кажется совсем не рассветет. Подите сюда. Здесь печь топится. Исполнила ли фрау Леман свое обещание?

Браун. Да, она была у меня.

Катя (весь следующий разговор в противоположность всегдашнему спокойному состоянию ведется оживленно и нервно. Она горячится. Глаза блестят. На её бледных, худых щеках появляется нежная краска). Подождите. Я принесу сигары.

Браун. Не беспокойтесь, не надо (Обгоняет Катю, которая старается снять с книжного шкафа ящик с сигарами).

Катя. Ну, устройтесь поудобнее.

Браун (смотря на Катю). Но мне не хотелось бы курить.

Катя. Сделайте мне удовольствие. Я так люблю запах сигары.

Браун. Если так, то… (закуривает).

Катя. Не стесняйтесь, будьте совсем, как раньше. О, злой человек. Почему вы целую неделю не показывались у нас?

Браун. Я думал, Ганс больше не нуждается во мне.

Катя. Как вы можете…

Браун. Теперь у него ведь есть Анна Мар.

Катя. Как вы можете говорить подобные вещи.

Браун. Он ведь плюет на своих друзей.

Катя. Вы знаете его резкий характер. Ведь у него это не серьезно.

Браун. О конечно. Я знаю, кто в этом отношении влияет на него. Вообще – Анна очень умная особа, но при этом эгоистична, упряма и беспощадна в преследовании своих целей. Меня она боится. Она знает хорошо, что не сможет одурачить меня.

Катя. Но какая у неё может быть цель…

Браун. Он ей нужен Бог знает для чего. Я ей не гожусь. Мое влияние для неё излишне.

Катя. Но я действительно никогда не замечала.

Браун (встает). Я не навязываюсь. Я удалился отсюда по просьбе Ганса. Если я оказываюсь лишним, то уйду снова.

Катя (быстро и с ударением). Анна уезжает сегодня.

Браун. Да? Так она уезжает?

Катя. Да. И потому я хотела попросить вас… Для Ганса было бы так ужасно вдруг никого не иметь около себя. Вы должны опять приходить к нам, г-н Браун. Не сердитесь на него за резкость и угрюмость. Мы его хорошо знаем. Мы знаем, какой он в сущности добрый.

Браун. Я разумеется не обидчив, но…

Катя. Ну, хорошо. В таком случае оставайтесь у нас. Сегодня-же. На целый день.

Браун. Я, в крайнем случае, могу придти снова,

Катя. Но так, чтобы быть здесь при прощанье. Обратите внимание, теперь у нас будет все прекрасно. Я научилась понимать кое-что. Мы проведем хорошую зиму. Да, я еще хотела вас спросить (как будто шутя), я бы хотела зарабатывать деньги… Да. да, серьезно. Разве мы тоже не созданы для труда, мы женщины?

Браун. Как вам пришла подобная мысль в голову?

Катя. Мне иногда весело об этом думать.

Браун. Легко сказать – зарабатывать деньги.

Катя. Я могу например писать по фарфору. Наш сервиз моей работы. Если же это не годится, могу вышивать, вы знаете, на белье прелестные метки.

Браун. Вы шутите, конечно.

Катя. Ну, кто знает.

Браун. Если вы мне не объясните, в чем дело, то действительно не знаю.

Катя (забываясь). Умеете вы молчать? Ах, нет. Коротко и ясно: к людям предъявляются известные требования. Мы все не из таких особенно рассчетливых людей.

Браун. И менее всего Ганс.

Катя. Ах, нет… т. е. не следует этим огорчаться. Надо только заботиться, чтобы хватило.

Браун. Вы думаете так много заработать? Напрасная мечта.

Катя. Но 400 талеров в год ведь можно заработать?

Браун. 400? Едва ли. Почему-же именно 400?

Катя. Мне они необходимы…

Браун. Разве опять кто-нибудь воспользовался безграничной добротой Ганса?

Катя. Вовсе нет.

Браун. Может быть Анне необходима поддержка.

Катя. Нет, нет, нет. Как вы можете предполагать это? Как может придти в голову подобная вещь! Я больше ничего не скажу. Ни слова, господин Браун.

Браун (берет шляпу). Во всяком случае, я не могу вам помочь. Это было бы действительно…

Катя. Ну, хорошо, хорошо. Оставим это. Но вы вернетесь еще?

Брлун (собираясь уходить). Конечно. Так вы серьезно задумали это?

Катя (хочет засмеяться, но в глазах показываются слезы). Ах, где там, я шучу (кивает головой и потом продолжает шаловливо). Уходите, уходите. (Не в состоянии совладать с собою, убегает в спальню).

Браун (уходит в задумчивости).

Г-жа Фок. (с подносом яблок садится к столу и чистит. Катя приходит, садится к столу).

Г-жа Фок. Как хорошо, что опять наступит тишина и спокойствие. Не правда ли, Катя?

Катя (над счетами). Постой, мама. Я должна думать.

Г-жа Фок. Вот как! Не беспокойся. Куда она собственно уезжает отсюда?

Катя. В Цюрих, кажется.

Г-жа Фок. Ну, вот и хорошо, там она больше ко двору.

Катя. Как так, мама? Ведь она кажется тебе понравилась?

Г-жа Фок. Нет, нет, она мне не нравится. Для меня она чересчур новомодна.

Катя. Но, мама…

Г-жа Фок. Это ни на что не похоже – молодой девушке не следует по три дня бегать с дырьями на рукавах. (Ганс в шляпе входит с веранды, хочет пройти к себе в кабинет).

Катя. Ганс!

Ганс. Что?

Катя, ехать мне вместе с вами на вокзал?

Ганс (пожимая плечами). Это уж твое дело (Уходит в кабинет. Пауза).

Г-жа Фок. Что с ним опять? (кончает чистку яблок, поднимается). Нет, право. Давно пора успокоиться. Уж болтают об этом.

Катя. О чем-же?

Г-жа Фок. Ну, уж там не знаю. Я только говорю… И потом… все-таки это стоит денег.

Катя. Ах, мамаша. Не все ли равно, готовить на троих или на четверых, об этом не стоит и говорить.

Г-жа Фок. Копейка рубль бережет, Катя. (Ганс приходит, садится, кладет ногу на ногу и перелистывает книгу).

Ганс. Бессовестная чинушка, подобный начальник станции, целый день ему бы только пить, пить и пить; и при этом груб, как…

Катя. Когда идет лучший поезд? Не сердись, Ганс.

Ганс. Вообще проклятое гнездо (вскакивает, захлопывает книгу). Я тоже не останусь здесь.

Г-жа Фок. Но ты нанял дом на 4 года.

Ганс. Неужели я здесь должен погибать спокойно только, что имел глупость нанять дом на 4 года?

Г-жа Фок. Тебе же всегда хотелось жить в деревне. Не прожил 1/2 года, и опять уж рвешься куда-то.

Ганс. В Швейцарии тоже можно жить в деревне.

Г-жа Фок. А ребенок? Что будет с ним? Неужели и его таскать с собой по свету?

Ганс. В Швейцарии будет и для ребенка здоровее жить, чем здесь.

Г-яса Фок. Скоро тебе захочется переехать на луну. Бог с тобой, делай что знаешь. На нас стариков нечего обращать внимания (Уходит).

Ганс (вздыхает). Дети, берегитесь, говорю вам.

Катя. Почему ты выбрал Швейцарию?

Ганс. Да, да, делай благочестивую физиономию (передразнивая ее). "Почему ты выбрал Швейцарию?" Слушай, ведь я же знаю, что ты это спрашиваешь не без задней мысли. Я знаю, что ты думаешь. Ты отгадала. Я хочу быть там, где Анна. Это вполне естественно. Я говорю откровенно.

Катя. Ганс, ты такой странный сегодня. Такой удивительный… Я лучше уйду.

Ганс (живо). Я тоже могу уйти (Уходит на веранду).

Катя (вздыхает, качает головой). О Боже, Боже! (Анна приходит, кладет шляпу, пальто и сумку на стул).

Анна. Я готова (обращаясь к Кате). Сколько еще времени осталось?

Катя. Не меньше 3/4 часа.

Анна. Ах, я с удовольствием провела время у вас (Берет Катю за руку).

Катя. Время скоро проходит.

Анна. В Цюрихе я запрусь совершенно. Работать, работать и больше ничего не видеть, ни о чем не думать.

Катя. Не хочешь ли закусить?

Анна. Нет, благодарю. Только не есть (Пауза). Если бы прощанье скорее окончилось. Ужасно. Друзья – расспросы! брр (сжимаясь, как от холода). Будешь ли ты писать мне иногда?

Катя. О да, но ведь у нас ничего особенного не случается.

Анна. Дай мне свою карточку?

Катя. С удовольствием (ищет в ящике стола), но она старая.

Анна (гладит ее по голове, почти с состраданием). Какая худенькая шейка!

Катя (все еще роясь в ящике, оборачивается, с горьким юмором). Ей не много тяжести носить, Анна. Вот нашла (дает карточку).

Анна. Очень хорошая. Нет ли у тебя карточки мужа? Я так вас всех полюбила.

Катя. Я не знаю, право.

Анна. Ах, милая Катя, поищи, пожалуйста! Нашла? Да?

Катя. Вот одна оказалась.

Анна. Можно взять.

Катя. Да, Анна, бери ее.

Анна (быстро прячет карточку). Ну, вы меня скоро забудете. Ах, Катя, Катя (обнимает ее со слезами).

Катя. Нет, Анна, конечно, нет. Я всегда буду помнить тебя.

Анна. И будешь продолжать любить?

Катя. Да, Анна, да.

Анна. Разве ты чувствуешь только любовь ко мне?

Катя. Что это значит: только?

Анна. Разве ты не радуешься немножко моему отъезду?

Катя. Почему ты это думаешь?

Анна (отпустив Катю). Да, да. Я хорошо делаю, что уезжаю. Во всяком случае. Матушка тоже не очень жалует меня.

Катя. Я этого не думаю…

Анна. Поверь мне (садится около стола). К чему все это (забывается, вынимает карточку и внимательно рассматривает). Какая у него глубокая черта около рта.

Катя. У кого?

Анна. У Ганса. Настоящая складка скорби. Это от одиночества. Кто одинок, тому приходится много переносить от других. Как вы познакомились?

Катя. Ах это было…

Анна. Он был еще студентом?

Катя. Да, Анна.

Анна. Ты была еще очень молода и сказала да.

Катя (покраснев в замешательстве). Т.-е я…