Потонувший колокол

Работает.

Лесной Фавн.

Над чем-нибудь хорошим!Весь день работать, – миг не ждет, –Любить все ночи напролет, –И выйдет колокол на славу.Гора долиной хочет быть,Долина хочет вверх вступить,И обе жить хотят по праву.И плод готов: откроешь дверь, –И видишь – бог, быть может – зверь,С физиономией ублюдка.Пойдем, приляжем на лугу,Что может он, и я могу,Одна у всех нас прибаутка.

Раутенделейн

Бродяга, зверь, тебя я ослеплю,Коль ты еще его, – кого люблю, –Бранить начнешь. Когда б ты мог понять:Он избранный, и с вас он хочет снятьПроклятие, – и это оттогоТы слышишь грохот молота его.Не знаешь ты: на всем, что дышит, грех,На вас, на нас, проклятие на всех.Ты здесь бессилен. Можешь думать вслух.Здесь царствует его всевластный дух!

Лесной Фавн

А пусть! Супругу вашему поклон.Когда-нибудь визит мой примет он.

(Уходит со смехом.)

Раутенделейн

(после короткой паузы)

Не знаю, что со мной? Так жарко, душно.Пойду на глетчер: есть там грот прохладный,Там освежусь водою снеговой,Зеленая, холодная такая. –Шла, шла, – и наступила на змею,Она на камне грелася, на серном,Как высунет вдруг жало, да за мной.Ах! Душно! – Чу! Шаги! Подходит кто-то!

Пастор, одетый в костюм, приспособленный к путешествию по горам, разгоряченный, почти задыхаясь от напряжения, показывается в дверях.

Пастор

Да, господин машина для бритья,Пожалуйте за мной! Еще немножко!Могу сказать, изрядная прогулка.Но я пришел. И то сказать, ведь этоПредпринял я, чтоб Богу угодить.И будет труд мой награжден сторицей,Когда сумею я, как добрый пастырь,Заблудшего ягненка воротить.Вперед, смелее!

(Входит.)

Есть тут кто-нибудь?

(Замечая Раутенделейн.)

А, это ты здесь. Так. Я так и думал.

Раутенделейн

(бледная, со злобой)

Чего вам нужно здесь?

Пастор

А вот узнаешь,И очень скоро. Будь мне Бог свидетель.Дай только мне немножко отдохнутьИ пот стереть с лица. Но расскажи мне,Ты здесь одна?

Раутенделейн

Ты спрашивать меняНе можешь ничего.

Пастор

Ага! Недурно!Ты эдак сразу в настоящем виде:Тем лучше, я от многого избавлен.Ты!..

Раутенделейн

Смертный, берегись!

Пастор

(приближается к ней со сложенными руками)

О, нет, не страшно!Ты сделать мне не можешь ничего.Моя душа тверда и непорочна,И Тот, Кто телу старому дал силуВзойти сюда, придти к берлоге вашей,Он здесь, я это чувствую. Ты, дьявол,Не закаляй на мне мое упорство,Не расточай постыдных чар своих!Его к себе ты в горы заманила…

Раутенделейн

Кого?

Пастор

Кого? Все одного, ты знаешь.Где Мейстер Гейнрих? Ты его преступноОпутала бесовским колдовством,Дала ему испить напитков адских,И пред тобой он стал, как собачонка.Подумать: человек, как он, отец,Супруг, хозяин дома образцовый,И набожный до глубины души…О, Господи! И подлая девчонкаБерет его в свой фартук, как игрушку,И тащит прочь с собой, куда захочет,На грех и срам всех добрых христиан.

Раутенделейн

Будь я хоть вор, что у тебя украла?

Пастор

О, наглая! Не только у меня,Не только у его жены, не толькоУ маленьких детей его, – у мира,У всех людей украла ты его!

Раутенделейн

(внезапно меняясь с торжеством)

Взгляни перед собой! Гляди, ты видишь,Кто там идет? Ты слышишь ровный шаг,Звук поступи размеренной и вольной?И порицанье жалкое твоеНе сменится веселым ликованьем?Не видишь ты, что Бальдер пред собой?Что взор его горит бессмертной лаской?Не чувствуешь, что дух кипучий твойКак бы проникся весь огнем и пляской?Травинка под его ногой дрожит,И смерть свою благословить спешит.Царь, царь идет! Но где же смех и клики?О, нищий! Слава мощному владыке!

(Бежит к нему навстречу и бросается в его объятия.)

Гейнрих в живописном рабочем костюме появляется. Рука об руку с Раутенделейн, он приближается и узнает пастора.

Гейнрих

Привет! Привет сердечный!

Пастор

Да пребудетНад вами благость Бога, милый Мейстер!Возможно ли! Смотрите на него!Чуть не вчера был на одре болезни,Изнеможенный, бледный и почти чтоПриговоренный к смерти, а теперьКак юный клен, здоровый, сильный, крепкий.Поистине, подумать я готов,Что – в миг один – Всевышний, в милосердьи,Дыханьем всемогущим вас коснулся,Чтоб вы, вскочив обеими ногами,Могли плясать, как некогда Давид,И петь хвалы, в кимвалы ударяя,Ликуя перед Господом своим.

Гейнрих

Вы говорите правду.

Пастор

Да, вы чудо!

Гейнрих

И это правда. Вся душа мояТак ясно ощущает радость чуда.Поди, голубчик. Добрый гость наш пасторОтведать должен нашего вина.

Пастор

Благодарю, нет, не сейчас, не нынче.

Гейнрих

Поди и принеси! Я вам ручаюсь,Прекрасное вино. Но как хотите.Прошу вас, сядьте. С той поры, как яСумел стряхнуть с себя позор болезни, –Вновь встретиться, с улыбкой, – эта радостьДля нас предуготовлена была.Не думал я, что будете вы первым,Кому смогу сказать я свой приветЗдесь, где я полон спорных начинаний.Я рад вдвойне: я вижу в этом знак,Что в вас любовь есть, сила и призванье;Я вижу, что сумели вы порватьУбийственные цепи жалкой службыИ бросить мир, отыскивая Бога.

Пастор

Ну, слава Богу! Чувствую теперь,Что прежний вы. И люди лгут, болтая,Что вы не тот, каким вы были раньше.

Гейнрих

Я тот же и другой одновременно.Раскройте окна, – Бог и свет войдут.

Пастор

Прекрасные слова.

Гейнрих

Не знаю лучших.

Пастор

Я знаю, но и эти хороши.

Гейнрих

Коли хотите, протяните руку:Клянусь вам лошадиной головойИ петухом и лебедем, – сейчас жеЯ вас приму, от всей души, в друзья,И широко раскрою перед вамиВесну моей души.

Пастор

Раскройте смело!Уж вы не раз мне душу открывалиИ знаете меня.

Гейнрих

Я знаю вас.Но если б даже я не знал вас вовсе,И предо мной сидел в личине другаКакой-нибудь ничтожный человек,Желающий в своем своекорыстьиВоспользоваться щедростью моей,Все ж золото есть золото, – и дажеОно не гибнет в мусоре, которымПолна душа доносчика.

Пастор

Но, Мейстер,Скажите мне, что значит эта клятва?

Гейнрих

А! Петухом и лебедем?

Пастор

И дажеКак будто: лошадиной головой?

Гейнрих

Не знаю, право, как это случилось,Что я сказал так. Может быть, что флюгерНа вашей церкви, искрясь под солнцем,Меня навел на эту мысль, – быть может,Конек на кровле моего соседа, –И лебедь, в синем небе пролетавший:То или это. Но, в конце концов,Не стоит, право, говорить об этом.Вот и вино. Теперь, в значенье высшем,Пью за себя, тебя и вас.

Пастор

Я долженБлагодарить и лишь одно скажу вам:Я пью за исцеленного.

Гейнрих

(ходя взад и вперед)

О, да! Я исцелен, я обновлен! Я слышуДыханье возрождения во всем.В моей груди, исполненной блаженства, –Как будто в ней расцвел веселый май, –В моей руке, как будто бы железной, –И в пальцах, напряженных точно когтиМогучего орла, что в пустоте,Паря, их разжимает и сжимает:Творить, творить, лишь только бы творить.Вы видите в саду моем зеленомСвятилище?

Пастор

Я вас не понимаю.

Гейнрих

Вон там. Другое чудо. Посмотрите.

Пастор

Не вижу ничего.

Гейнрих

Я разумеюТо дерево, которое в цвету –На облако вечернее похоже,Окутанное лаской бога Фрея.Глухой и полный страсти, сонный рокотОт дерева исходит: вкруг него,Жужжа и опьянялся жужжаньем,Бесчисленные пчелы, в жажде меда,Кружатся над душистыми цветами.Я знаю, что похож я на него.Как эти ветви, полные расцвета,Моя душа познала бога Фрея,Он снизошел в нее, чтобы онаЗажглась внезапно яркими цветами;Пусть пчелы мед берут, коли хотят.

Пастор

Еще, еще, мой друг! Я весь вниманье.Вы можете воистину хвалитьсяСобой и этим деревом в цвету.Что до плодов – так это воля Бога!

Гейнрих

Мой лучший друг! Все от Него! Он сбросилМеня в обрыв на двадцать саженей –И поднял, чтоб теперь я был в расцвете;И цвет, и плод, и все, все от Него,Но только бы благословил Он лето!А, верьте мне, то, что во мне растет,Достойно жить и быть плодом созревшим!Еще ни разу в мыслях у себяЯ не рождал создания такого:То будет звон из лучшего металла,Он сам собой звучит, звенит, поет.Лишь стоит только руку приложить мне –Вот так – и тотчас слышу звуки я;Глаза закрою – вмиг за формой формаРождается так явственно во мне,Что я могу обнять мое созданье.То, что теперь я получил, как дар, –Исполненный невыразимой муки,Искал я прежде, в дни, когда меняВы Мейстером счастливым называли.Я не был счастлив, нет, и не был Мейстер!Теперь я Мейстер, и теперь я счастлив!

Пастор

Я очень рад, когда при мне другиеВас называют «Мейстер», но дивлюсь,Когда вы сами так себя зовете.В какую церковь труд ваш предназначен!

Гейнрих

О, ни в какую!

Пастор

Кто ж вам дал заказ?

Гейнрих

Тот, кто сказал вон той высокой ели,Чтобы она над пропастью росла!Нет, правда: ваша церковка отчастиРазрушилась, отчасти погорела;И потому там, высоко в горах,Хочу я заложить фундамент новый –На новом основаньи новый храм!

Пастор

О, Мейстер, Мейстер! Впрочем, я не будуСудить вас! Но мне кажется теперь,Мы не вполне друг друга понимаем.Я думаю, что, просто говоря,Раз труд ваш так прекрасен…

Гейнрих

О, прекрасен!

Пастор

Раз этот звон…

Гейнрих

Зовите, как хотите!

Пастор

Мне кажется, вы сами так сказали.

Гейнрих

Так я сказал о том, что без названьяДолжно само себе названье дать,И что одно способно дать названье.

Пастор

Скажите мне: а кто за труд ваш платит?

Гейнрих

Кто мне за труд мой платит! Пастор! Пастор!Вы счастие хотите осчастливить!Награду нужно вам вознаграждать!Зовите труд мой, как его я назвал:Зовите колокольным звоном. Пусть!Но знайте: ни один собор донынеНе слышал, чтоб с его высокой башниЗвучал такой непобедимый звон;По силе равен он с весенним громом,Чей гул гудит над зеленью лугов;И знаю: в звуке труб его громовыхПотонут звоны всех колоколов,И в ликованьи гулком возрастая,Он миру возвестит рожденье дня.О, солнце! Древний праотец! Внимай мне!Ты возрастил своих детей, моих,Ты их вскормил, как грудью материнской,Ты вызвал также темные побегиПотоком вечным теплого дождя: –Так пусть они в ликующем восторгеНа путь твой в небе взор свой обратят.И, наконец, как серые пространстваЗемли, теперь зеленой пред тобой,Ты и меня зажег для жертвы сладкой,Все, что во мне, тебе я отдаю!О, дивный день! День света, мне впервыеБлеснувший и в моем цветочном храмеРодивший утро и весенний гром!Не так ли в туче, тягостно висевшейНад нами в продолжении зимы,Рождаются потоки бриллиантов,К которым миллионы рук недвижныхПротянуты среди стеблей травы:Зажженные магическою силойКаменьев драгоценных, брызги светаОни несут в глубь хижин сокровенных,Хватают ткани шелковых знамен,Что ждали этих брызг так долго-долго,И радостно, как пилигримы солнца,Они на праздник солнечный спешат.О, пастор, этот праздник! Я хотел быНапомнить притчу вам о блудном сыне.Ведь это солнце, древний наш отец,Тот пир дает своим заблудшим чадам.Под смутный шорох шелковых знаменРяды существ идут в мой храм блестящий,И дивный колокольный перезвон,Мой звон, в певучих страстно-нежных звуках,Сквозь воздух блещет звонкою игрой, –В груди у всех, звеня, дрожит рыданьеОт боли наслажденья: это песня,Погибшая, забытая, родная,Восставшая из ясной дали детства,Найденная в глубоком родникеПрозрачных сказок, – ведомая всем,Но до сих пор не спетая ни разу.И чуть она начнется, тихо, тайно,То выражая муки соловья,То воплощая нежный смех голубки, –В сердцах у всех внезапно вспыхнет ледИ вскроется, – и ненависть, и скорби,И бешенство, и мрак тоски, и пыткиРастают в ласке теплых, теплых слез.И между тем мы медленно подходимК кресту; еще в слезах, мы торжествуем:Вот, наконец, освобожденный солнцем,Спаситель мертвый члены расправляет,И вновь живой, и вечно молодой,Смеется Он, входя в сверканья мая.

По мере того, как Гейнрих говорит, им овладевает все возрастающее вдохновение, в конце он говорит экстатически. Умолкнув, он возбужденно ходит взад и вперед. Раутенделейн, дрожа от восторга и любви, прижимается к нему, опускается на колени и целует его руки. Пастор следит за монологом с возрастающим чувством ужаса и отвращения. В конце он овладевает собой. После некоторой паузы он начинает с вынужденным спокойствием, которое быстро исчезает.

Пастор

Теперь, любезный Мейстер, я вас слышал,И подтвердилось все, до мелочей,Что мне не раз, с прискорбием глубоким,Почтенные твердили прихожане:И даже сказка о волшебном звоне.Я выразить не в силах, как мне больно.Но будет громких слов: не потому яПришел сюда, чтобы ждал чудес от вас,А для того, чтоб вам помочь в несчастье.

Гейнрих

В несчастие? Но разве я несчастен?

Пастор

Проснитесь! Повторяю вам! Проснитесь!Вы грезите… Вам снится страшный сон, –Сон, за которым пробужденье в бездне,В аду. И если только не удастсяТеперь мне пробудить вас словом – Бог,Вы навсегда погибли, Мейстер Гейнрих!

Гейнрих

Не думаю.

Пастор

Что Библия гласит нам?Припомните: «Чьей гибели Он хочет,Того Он наказует слепотой!»

Гейнрих

Когда Он это сделать пожелает,Вы удержать не сможете Его.Но если вы меня слепым зовете –Теперь, когда я полон светлых гимновИ, нежась, как на туче предрассветной,Освобожденным взором измеряюПростор небесных далей, – я достоинБыть пораженным вечной слепотой.

Пастор

Э, Мейстер Гейнрих, это слишком громкоИ высоко, я человек простой,Я в этом ничего не понимаю.Но мне известно то, что вы забыли:Добро и зло.

Гейнрих

Адам в своем раюНе знал их.

Пастор

Это только разговоры.В них мало смысла, ими не прикроешьБесславие. Я должен вам сказать…Мне очень больно, я хотел щадить вас:У вас жена есть, дети…

Гейнрих

Ну, и дальше?

Пастор

Вы церкви избегаете, ушлиВ глухие горы, целые неделиИ месяцы – вне дома своего,Супруга ваша ждет вас и тоскует,И дети плачут с матерью своей.

Гейнрих

(после продолжительного молчания, взволнованный)

Когда бы мог я осушить те слезы,Как радостно я осушил бы их!Но это невозможно. РазмышляяВ часы тоски, я вижу это ясно:Мне не дано уменьшить эту скорбь.Я весь любовь, я обновлен любовью,Но от моих богатств, избытком светлымЯ не могу с ней, скудной, поделиться,Мое вино ей будет – желчь и яд.И тот, чьи руки – когти хищной птицы,Как может он ласкать лицо ребенка,Когда он плачет? Да спасет их Бог!

Пастор

Безумие, позорное безумье.Да, так сказал я. Здесь стою я, Мейстер,И все еще глубоко потрясенЧудовищной жестокостию вашей.Злой дух, надевший здесь личину Бога,Сумел такую одержать победу,Какой хвалиться редко может он!Великий Боже, что вы тут болталиО замысле своем! Да неужелиВам в голову ни разу не пришло,Что более чудовищного делаНе выдумал язычник никогда!Да я хотел бы лучше, чтоб на землюВсе язвы те низверглись, чьей грозоюВ дни оны Бог Египет посетил,Чем видеть этот храм Веельзевула,Ваала и Молоха. ОбратитесьНа правый путь, пока еще не поздно.Одумайтесь и будьте безупречнымХристианином! Прогоните прочьРазвратницу, беспутную колдунью!Прочь – злого духа, прочь – лихую ведьму!И тотчас наваждение исчезнет,И будете вы чисты от греха!

Гейнрих

Когда больной, добыча верной смерти,Я был в бреду, она ко мне пришла,И подняла меня, и исцелила.

Пастор

И исцелила вас такой ценой!Желанней смерть.

Гейнрих

Я вам предоставляюОб этом думать так, как вы хотите.Что до меня, я новой жизни рад!И новой жизнью буду ей обязанВплоть до того, как смерть ко мне придет.

Пастор

Все кончено. Вы глубоко погрязлиВо зле, и преисподняя у вас,Как небо, разукрашена: вы крепкоЗасели в ней. Мне нечего сказать.Но помните одно лишь: для колдунийЕще горят костры теперь, как прежде,Еретиков, как прежде, ждет огонь.Vox populi, vox dei! То, что нынеВы делаете тайно, как язычник,От нас не скрыто; поведенье вашеПовсюду возбуждает отвращенье.Вас ненавидят. И весьма возможно,Что возмущенье будет слишком сильно,Чтоб обуздать его, – тогда народ,В своей святыне вами оскорбленный,Толпой ворвется в вашу мастерскуюИ беспощадно разгромит ее.

Гейнрих

(после некоторого молчания, спокойно)

Гм! Знаете: нисколько мне не страшно!Когда к тому, кто мучим жгучей жаждой,Я приближаюсь с чашею вина,И он одним ударом выбиваетИз рук моих и чашу, и вино, –Пусть терпит жажду, это будет воляЕго и, может быть, его судьба.Моей вины тут нет. И сам я жаждойНе мучаюсь, я выпил, как хотел!Но если кто-нибудь, в самообмане,Проникнется ко мне слепою злобой,Тогда как я хотел ему помочь, –И если тина, яростно вскипевши,Всей силой тьмы накинется свирепо,Чтоб загасить огонь моей души, –Я знаю, что хочу и что могу я.Я много колокольных форм разбил,Еще однажды я взметну свой молот,И колокол, который будет сделанИскусством низкой черни – из тщеславья,Из желчи, злобы, из всего дурного, –Быть может, чтобы глупость пела в нем, –Тот колокол я мастерским ударомРазрушу, и исчезнет он, как пыль.

Пастор

Желаю вам успеха. Так. Я кончил.Исторгнуть травы сорные грехов,Которые в душе гнездятся вашей,Никто не может. Да спасет вас Бог!Еще одно сказать мне остается:Есть слово, вы не знаете его:Раскаянье. Без предуведомленьяК тебе придет он, неизбежный день.В дремотный миг, среди твоих созданий,Тебя пронзит стрела, под сердцем, тут:Ты жить не будешь, умирать не будешь,И проклянешь ты все, себя, и Бога,И мир, и труд, и все, о чем ты грезил! –Тогда… тогда подумай обо мне.

Гейнрих

Когда бы я хотел себе представитьВидения, внушающие ужас, Я это лучше вас сумел бы сделать.Тому, что вы сказали, не бывать.От стрел таких я огражден отлично.Пусть прожужжит стрела, – она меняЗадеть не может, так же, как не властенТот колокол, вы знаете, тот старый,Что бездны захотел и вниз упал,И в озере покоится глубоко,Вновь зазвучать.

Пастор

Он зазвучит для вас!

Конец третьего действия

Действие четвертое

Внутренняя часть плавильни, как в третьем действии. В скалистой стене направо пробита дверь, ведущая в горную пещеру. Слева – открытая кузня с раздувальными мехами и дымовой трубой; в кузне горит огонь.

Недалеко от очага наковальня.

Гейнрих держит щипцами на наковальне кусок раскаленного железа. Около него шесть маленьких гномов, одетых рудокопами.

Первый гном, вместе с Гейнрихом, держит щипцы.

Второй гном ударяет большим кузнечным молотом по раскаленному железу.

Третий гном раздувает огонь мехами.

Четвертый гном с напряженным вниманием, неподвижный, смотрит на работу.

Пятый гном стоит в ожидании: в руках у него палица, и он, по-видимому, готов нанести удар.

Шестой гном сидит на небольшом возвышенном троне, с блестящей короной на голове. Выкованные куски и отлитые части разных работ архитектурного и изобразительного характера лежат кругом.

Гейнрих

Бей, бей, пока рука не онемеет!Не трогает меня твое визжанье,Бездельник. Если только ты пропустишьОдин удар в положенном числе,Я бороду сожгу тебе на кузне.

Второй гном бросает молот.

Гейнрих

Я так и думал! Погоди, любезный!Раз я грожу, так это не на шутку!

Гейнрих держит карлика над огнем; тот барахтается и кричит. Гном, раздувающий мехи, работает с большим усердием.

Первый гном

Я больше не могу! Рука застыла!

Гейнрих

Иду.

(Ко второму гному.)

Ну что, теперь явилась сила?

Второй гном с радостным усердием кивает, схватывает молот и бьет им изо всех сил.

Гейнрих

Во имя лебедя и петуха!Я должен вас держать в порядке строгом.

(Снова схватывает щипцы.)

Когда б на вас вниманье обращать,Ни разу ни один кузнец не мог быЖелезо закруглить. Такой, как вы,Ударит раз и думает, что будет.А уж о том и речи быть не может,Чтобы иметь доверие к работе,К той тысяче различных мелочей,Которые нужны для созиданьяЧего-нибудь достойного. Бей, бей!Легко согнуть горячее железо,Холодное не гнется. Что ты там?

Первый гном

(полный рвения, пытается придать руками определенную форму раскаленному железу).

Руками я придам железу форму.

Гейнрих

Безумный ты, отважный мой товарищ!Ты хочешь руки в пепел превратить?Ты, отпрыск Веланда! Как без тебя яВысокое смогу воздвигнуть зданье,Которое хочу поставить так,Чтобы на своем упорном основаньеОно взнесло в пустынно-вольный воздух,В соседство с солнцем, свой лучистый шпиль.

Первый гном

Удачна форма и рука цела,Она немного только омертвела.

Гейнрих

Скорее к водоему! НикельманТебе зеленых водорослей стеблиК руке приложит и она пройдет.

(Ко второму гному.)

Ну, отдохни, лентяй! Теперь ты можешьВкусить покой заслуженный. А яВзгляну на то, что создано сегодня,И радостью художника упьюсь.

(Берет только что выкованное железо, садится и смотрит на него.)

Отлито превосходно! Добрый генийНаш новый труд успехом увенчал.Да, я доволен, кажется, по праву:Из беспорядка – форма родилась,Из хаоса – сокровище возникло,В котором мы как раз теперь нуждались.Протянем вверх его, протянем вниз,И завершим роскошное созданье.Что, демон, ты нашептываешь мне?

Четвертый гном взбирается на стул и что-то шепчет на ухо Гейнриху.

Оставь меня в покое, дух лукавый!Не то в один клубок тебя скручу я,Свяжу с ногами руки, рот забью…Гном убегает.Что в этой части с целым несогласно?Что здесь тебе не нравится? Ответь же,Раз говорят с тобой! Я никогдаНе чувствовал себя таким счастливым,Не знал такой гармонии в себе!Что ты порочишь? Разве я не Мейстер?Ты, ученик, равняешься со мной?Ну, говори ясней, чего ты хочешь?

Гном возвращается и шепчет ему на ухо. Гейнрих бледнеет, вздыхает, встает и с бешенством кладет готовую работу на наковальню.

Так пусть же этот труд окончит дьявол!Отныне я сажать картофель буду,И есть, и пить, и спать, чтоб умереть.

Пятый гном приближается к наковальне.

Ты прочь! Не прикасайся! Нет мне дела,Что у тебя багровеет лицо,Что волосы встают от злобы дыбом,Что гибелью грозит твой взгляд косой!Лишь подчинись тебе, своей рукоюНе завладей тобой, убийца жадный, –Тогда одно останется: склонитьсяИ ждать удара палицы твоей.

Пятый гном с бешенством разбивает положенную на наковальню готовую форму. Гейнрих скрежещет зубами.

Что ж, пусть! Сегодня отдых от работы.Идите, гномы! Бросьте все! Идите!Коль утро принесет мне новых сил, –А я надеюсь, – я вас позову.Идите, я не радуюсь работеНепрошеной. Ты, – у мехов, – навряд лиЖелезо нынче нужно будет мне. Ступай!

Все гномы, за исключением увенчанного короной, скрываются через дверь, пробитую в скале.

И ты, увенчанный короной,Чтоб только раз один прервать молчанье, –Чего ты ждешь? Ты слова своегоНе вымолвишь ни завтра, ни сегодня!Закончено! Когда же это будет!Закончено? О, как устал, устал я!Вечерний час, я не люблю тебя,Ты, закрепленный между днем и ночью,Ни к ночи не относишься, ни к дню.Из рук моих ты вырываешь молотИ не даешь дремоты, в чем единыйСмысл отдыха. И сердце сознает,Что нужно ждать, дрожа от нетерпенья,Бессильно ждать, скорбя о новом дне…Закутавшись в багряное сиянье,Уходит солнце вглубь… и мы одни.Привыкши к солнцу, мы дрожим бессильноИ ночи предаемся, обеднев:Владыки утром, нищие мы ночью,Лохмотья наш покров, когда мы спим.

Раскидывается на ложе и грезит с открытыми глазами. Белый туман проникает сквозь раскрытую дверь. После того, как он рассеивается, над краем водоема предстает Никельман.

Никельман.

Кворакс! Брекекекекс! Теперь он дремлет,В своем дворце, – Владыка, Червь земли!Не видит и не слышит! ПривиденьяГорбатые ползут по склону гор,Как облака, как серые туманы.Вот-вот, грозят беззвучно, вон, гляди,Ломают луки с жалобой безгласной.Он ничего не видит! Он не слышитГлубоких вздохов ели малорослой,И тихих, злых, как бы сильфидных, свистов,Которые дрожат и вьются в иглахСедой сосны, в то время как онаОт страха бьет сама себя ветвями,Как крыльями испуганная птица.Ага! В него теперь проник озноб,В его костях внедрился зимний холод,Но все еще без отдыха прядет онСвой труд дневной во сне.Оставь! Оставь! Ты борешься напрасно,Ты с Богом в бой вступил. Тебя позвал Он,Велел бороться с Ним, и отшвырнул, –Отверг тебя, гнушаяся бессильным!Гейнрих беспокойно ворочается и стонет.Бесцельны жертвы: грех всегда есть грех.Ты не исторг благословенья Бога,Не превратил своей вины в заслугуИ темной кары в счастие наград.Застыла кровь, и ты ее не смоешь,Никто ее не смоет никогда.В расщелинах и впадинах глубокихГустеют стаи черных эльфов, ждут,Чтоб с бешенством погнаться за добычей.В твой слух проник протяжный лай собак –В пространствах ясных воздуха ночногоТуманные гиганты воздвигаютГромады мрачных облачных твердынь,С толпой безмерных стен и грозных башен,И медленно они идут к тебе,Чтоб раздавить тебя, твой мир и труд твой!

Гейнрих