Не время умирать

– Слышите ли вы меня, о бандерлоги? – вкрадчиво спрашивал Еремеенко, раскачиваясь как маятник.

– Так точно, товарищ старший сержант! – дружно отвечали молодые механики, не читавшие Киплинга и не видевшие мультфильма о Маугли.

– Кто из вас, бандерлоги, умудрился сломать драгоценный предохранитель силового автомата?

– Я сломал, товарищ сержант! – уныло ответил голос молодого механика.

– Как же ты умудрился это сделать, о корявейший из бандерлогов?

– Он всей жопой на него сел! – Кто-то прыснул смехом.

Остальные дружно заржали.

– Хорошо, я предполагал это. Ибо нежное керамическое тело предохранителя не могло выдержать тяжести такого неуважительного обращения! А кто мне скажет, бандерлоги, чем в трудную минуту можно заменить драгоценный предохранитель силового автомата? – поинтересовался сержант Еремеенко.

Молодые начали наперебой блистать познаниями в марках проводов и в их сечениях, а также описывать технологию создания надежного и вместе с тем безопасного жучка, способного заменить штатный предохранитель.

Заметив вошедшего полковника, кто-то из молодых крикнул: «Смирно!»

Все, кроме дембеля, вытянулись по струнке вдоль границы технического резервуара с водой.

– Вольно! – скомандовал Бражников. – Еремеенко, со мной, остальным готовить технику. Сегодня будет трудный день.

– Запорете серию товарищу полковнику, побежите ему самому вкусняшки покупать. Только уже не из солдатского буфета, – пригрозил Еремеенко и, вспомнив фильм «ДМБ», добавил: – Это вам не это!

Солдаты разошлись, а полковник с сержантом перебрались в старый планшетный зал, заброшенный в конце девяностых годов за ненадобностью. Бражников выглядел старше своих сорока четырех, гигантского роста, с седеющими висками и густыми брежневскими бровями на круглом лице. Под массивными надбровными дугами прятались колючие серые глаза, «вынимающие душу», как метко определил один из операторов. Голос у полковника тоже был командирский, металлический баритон, с оттенками легированной стали. Команды его слышны были в любом зале и отсеке огромного подземного бункера. И вот они с тощим дембелем уединились – пошептаться – в пустующий планшетный зал.

Помещение было разделено надвое прозрачной стеной из акрила, на которой виднелось выгравированное изображение географической карты центральной части России. Когда еще не было продвинутых мониторов, на которых офицер, принимающий решения, мог бы видеть любую нужную ему информацию, эта прозрачная стена, называемая планшетом, была необходима. Собственно, она и заменяла монитор.

Радисты, по одну сторону планшета, получали данные с радарных станций телеграфным методом, в виде планарных или полярных координат, а солдаты-планшетисты специальными карандашами отмечали на карте проекции целей, их траектории, параметры скорости и высоты. По другую сторону от планшета сидели офицеры, принимающие оперативные решения. Демонтировать зал не стали, даже мебель оставили. Может, на всякий случай, может, просто время и силы никто не хотел тратить попусту.

– Что-то вы неважно выглядите, товарищ полковник, – произнес Еремеенко, оседлав один из стульев в комнате радистов.

– Ночка выдалась непростая, – пробурчал Бражников и присел на край стола. – Брата жены встречал. Принесла его нелегкая на ночь глядя. Посидели чутка. Ладно, это все не важно. Ты с молодыми закончил, как обещал? Справятся без тебя?

– Да, их сколько ни учи, умнее, конечно, не станут, – невесело фыркнув, ответил Еремеенко. – Бандерлоги они и есть бандерлоги. Но рубильник от причинного места отличают, это я вам гарантирую. Хотя один сегодня умудрился предохранитель жопой раздавить.

– Ты себя молодым вспомни, – отмахнулся Бражников. – Зачеты, вводные, практику сдали?

– Куда они денутся? Сдали, конечно. Ребята расторопные, не дебилы, а остальное – дело опыта и навыка.

– Может быть, останешься еще на сутки? – напрямую спросил Бражников. – Сегодня очень важный день.

– Да вы что, товарищ полковник? – Дембель покачал головой. – Я и так на сутки больше нашего уговора остался!

– Так ты за это и получаешь по тысяче в сутки!

– Нет. Не могу. Вот здесь у меня уже вся эта армия. – Еремеенко выразительно провел пальцем по горлу. – Домой хочу. В гражданке погулять, девчонок потискать! Удава выгулять надо, товарищ полковник.

Бражников не сразу понял, о каком удаве ведет речь дембель, а когда понял – хохотал до слез.

– Не горячись, сержант, – отсмеявшись, продолжил он. – Говорю же, сегодня день особый. Важная серия экспериментов. Сервера будут нагружены по самую маковку. Если молодые прошляпят что-то и система охлаждения не справится с нагрузкой, мне заново придется переделывать все расчеты, ждать еще смену, когда отследят все пригодные для эксперимента объекты. Хочешь, за сегодняшний день заплачу тебе три тысячи?

Еремеенко призадумался, но покачал головой.

– Спалят нас, – уверенно заявил он. – Мне, в общем-то, по фигу, а вот вас жалко. Вы с тремя дежурными по части договорились, но сегодня в семнадцать часов заступает капитан Витухин… сами понимаете…

– Да, с ним не договоришься… – согласился Бражников. – Капитану Витухину карьера важна, и он ради нее не пожалеет ни мать, ни отца. Но до семнадцати часов время есть, отстреляемся, закончим, и гуляй на все четыре стороны. Возьмешь билет на ночной поезд, и ту-ту домой. А?

– Мне еще на электричке трястись до Москвы, у коменданта отмечаться. А время скоро за полдень.

– Одиннадцати нет еще, – поморщившись, ответил Бражников. – Как маленького тебя уговариваю. Три дня выгораживал, магарычи раздавал, чтобы закрыли глаза на пребывание в части демобилизованного солдата…

– Так вам же нужно было, чтобы я бандерлогов довел до ума. Мне-то они, что шли, что ехали. Не насилуйте, товарищ полковник. Ну, отсижу я с вами сегодняшний эксперимент, а на той неделе вы новый задумаете, еще круче. И все равно охлаждение придется бандерлогам доверить на все сто.

Полковник вздохнул.

– Твоя правда, боец. Перестраховываюсь. Спасибо, и так меня здорово выручил.

Он достал из кармана деньги и вручил Еремееву.

– Ну, пойдем, я выведу тебя.

Получив наличные по уговору, дембель приободрился. Ему оставалось только смотаться в казарму за сумкой с вещами, и можно начинать гражданскую жизнь. Главное не попасться по дороге знакомым офицерам, а то будет дело. Подставлять полковника Еремеенко не хотел. Дежурные по части в курсе, что Бражников, вопреки всем правилам, на целых три дня задержал уволившегося солдата, который снят со всех видов довольствия и должен был уже нежиться под южным солнцем на берегу Черного моря. А вот офицеры постарше, попадись им на пути дембель, задались бы вопросом и вставили бы полковнику добрый пистон с фитилем.

И никого не будут волновать намерения Бражникова, побудившие его на подобное нарушение. Хотя ишаку понятно, что полковник затеял все не корысти ради, а чтобы подготовить молодых механиков к выполнению поставленных Родиной задач в наилучшем виде. Он за это даже свои кровные деньги отдал Еремеенко, только бы тот согласился довести подготовку молодых бойцов до вменяемых показателей.

Проводив Еремеенко, полковник вернулся в операторский зал и занял кресло за своим монитором. Прежде чем начать дальше действовать лазером, следовало еще провести расчеты и проиграть на компьютере симуляцию столкновений.

– У вас часа два есть времени, – сообщил Бражников операторам. – И начнем. А пока займитесь системой компенсации линзирования атмосферы в точке базирования излучателя. Сегодня задействуем номер третий, алтайский. Если понадобится, и другие подключим. Целей много. Пока новолуние, нужно пользоваться моментом!

– Есть! – ответил оператор за пультом управления лазерами.

Полковник распустил галстук и расслабил верхнюю пуговицу на рубашке, почти бессонная ночь после приезда родственника не прошла даром. Щеки Бражникова то и дело наливались нездоровым румянцем, причем ни с того ни с сего. А по обе стороны грудной клетки будто печеная картошка поселилась, так грело. Боль – не боль, а черт знает что такое. Недосып!

– Мне тут одному жарко? – спросил он у ближайшего офицера-оператора.

– Нет, действительно душновато, – ответил тот.

Полковник нажал кнопку селектора и велел дежурному технику включить систему кондиционирования воздуха на полную. Все равно бункер следовало заранее продуть и охладить, потому что, когда на серверы ляжет внушительная нагрузка, все лишние системы, в том числе и вентиляцию залов, придется отключить.

Когда пойдет серия, моргнуть будет некогда, не то что озаботиться охлаждением атмосферы в помещении. Серверы как печки. Зимой хорошо, а сейчас самая середина июля. На улице днем до тридцати, потому вся ответственная работа планируется на вечер и ночь, когда можно будет затягивать с улицы прохладный воздух. А чтобы у противника не возникли подозрения из-за повышенной температуры исходящего воздуха, внешне бункер замаскировали под гарнизонную котельную, мол, там и должен быть жар.

Глава 2

В которой журналист Пичугин опасается нападения киллера, а генерал Ковалев всего лишь хочет поговорить со своим аналитиком с глазу на глаз.

Над Москвой медленно остывал летний день. До вечера, залитого закатными красками, было еще далеко, но зной уже покидал один тенистый двор за другим, оставаясь лишь на залитых солнцем транспортных артериях города. Окна домов, обращенные на запад, напоминали листы железа, только что вынутые из кузнечного горна.

Олег Иванович Пичугин, попрощавшись с коллегами, покинул офис редакции, миновал вахту с турникетами, отворил тяжелую деревянную дверь и сощурился от яркого света. Несмотря на жару, одет он был в легкие серые брюки и тонкий серый пиджак, под которым виднелась светло-голубая футболка Lacosta, а обут в кожаные туфли, явно не из дешевых. Солнце, зависшее между двумя высотками на другой стороне Ленинского проспекта, било ему прямо в глаза.

Неспешно ступая по асфальтированной дорожке сквера, отделявшего редакционное здание от парковки, Пичугин добрался до своего белого «Форда-Фокус». Отключив сигнализацию, он открыл дверь и уселся за руль, нечаянно зацепив макушкой зеркало заднего вида на лобовом стекле. Крупный, немного рыхловатый, с лицом добродушного сибиряка, он выглядел лет на пятьдесят, и ничего особо примечательного в его внешности посторонний взгляд не заметил бы. Таких каждый день тысячами привозят в Москву вагоны поездов, прибывающих со всех концов необъятной России. Но опытный наблюдатель, знающий толк в психологии опасных профессий, наверняка отметил бы походку Пичугина. Будто перед тем, как перенести тяжесть на ногу, он пробует грунт на прочность. Отсюда возникала некоторая неторопливость, которую каждый интерпретировал на свой лад и по-своему объяснял.

Пичугин достал из кармана флешку и воткнул ее в гнездо музыкального центра. Но карточка содержала не музыку, ее Пичугин за рулем никогда не слушал, предпочитал подумать. На карточке хранилась запись интервью тренера благотворительной детской борцовской школы из Пятигорска. На основе этого сумбурного и сбивчивого материала к завтрашнему дню следовало сделать полноценную статью для газеты. Задание не бог весть какой сложности, но для начала надо хотя бы понять, какую именно мысль пытался донести говорящий. Его акцент и косноязычие никак этому не способствовали. Дома тратить время на расшифровку не хотелось, поэтому лучше все в дороге прослушать и переварить. Все равно придется постоять в пробках.

Поправив зеркало, Пичугин завел мотор. Дал ему поработать пару минут и вырулил с парковки на проспект.

Подозрительную машину, черный «Ниссан-Теана», журналист заметил позади почти сразу же, хотя та ничем особенным не выделялась из плотного автомобильного потока. Но какие-то мелочи, которые сам Пичугин вряд ли бы смог назвать, все же привлекли внимание именно к ней. Чтобы проверить интуицию, пришлось несколько раз перестроиться и обогнать фуру. Черная «Теана» действительно следовала за «Фордом» Пичугина неотступно, хотя и на профессиональном удалении. Взгляд обывателя вообще ничего тревожного не приметил бы, но автор статей заволновался. Кому вдруг понадобилось садиться на хвост обыкновенному и непримечательному журналисту малотиражной газеты? Причем, очевидно, что наблюдение установили от самой парковки, затем передали наводку ребятам в «Теане». А это означало, что работал кто-то силами слаженной группы, хорошо представляя, что делает и зачем.

По большому счету, у Пичугина возникла всего одна версия, кому он мог понадобиться. Точнее, у кого могли найтись ресурсы, достаточные для организации столь профессиональной слежки. Но этот вариант не вязался с текущей ситуацией. Если допустить, что наблюдение за журналистом установил генерал Ковалев, то концы не сходились с концами. И это встревожило еще больше. Почему он просто не позвонил в редакцию, не назначил встречу? Что может быть проще? Он прекрасно знает, где работает Пичугин, кем и ради чего. Более того, Ковалев сам поспособствовал такому трудоустройству. И уж точно для него не был секретом номер телефона редакции. Раньше ведь он звонил туда неоднократно. Что помешало теперь? Нештатная ситуация? Но какая? И какое отношение к ней может иметь Пичугин? Неужели генералу ФСБ проще организовать слежку, чем набрать номер редакции?

Впрочем, выяснить, что происходит, было не сложно. Достаточно самому позвонить Ковалеву и спросить, кто и за каким бесом мог сесть на хвост. Не в детском же саду, в такие игрушки играть.

Чуть сбавив скорость и перестроившись правее, Пичугин достал из кармана пиджака допотопный кнопочный телефон «Siemens МЕ45», а из другого кармана батарею к нему. Придержав руль коленом, он быстро поставил батарею на место, закрыл крышку и нажал кнопку включения. Держать телефон выключенным, пока самому никуда не надо звонить, давно уже стало профессиональной привычкой, а пользоваться смартфоном даже в голову не приходило. И дело было не в вере в теорию заговора, и не в паранойе, дескать, даже выключенный телефон виден в Сети и на него можно дозвониться. Дело было в другом. Пичугин хорошо знал, что в любой телефон, выкрав его всего на пару минут, можно вмонтировать маячок или подслушивающее устройство, не имеющее к электронике телефона никакого отношения. Но вот питание такая начинка все равно будет получать от основной батареи. Больше неоткуда. И если ее убрать, можно в какой-то степени обезопасить себя от ненужного внимания.

Дождавшись, пока загрузится заставка, Пичугин выбрал из телефонной книги номер Ковалева, но, подумав, кнопку вызова так и не нажал. Надо было выждать. Если Ковалев пытался дозвониться не в редакцию, а на выключенный мобильник, об этом придет оповещение по СМС, как только Сеть идентифицирует сим-карту. Но время шло, а СМС не приходило. Это означало, что попыток дозвониться журналисту никто не предпринимал.

Оторваться Пичугин не пытался, у «Теаны» движок почти вдвое мощнее, плотность потока тоже не способствовала маневрам, а провоцировать следящих глупо. Они просто сдадут другой группе и позволят оторваться. Какого черта?!

Сделалось совсем уж тревожно. Такое положение дел могло означать две вещи. Либо Ковалев не хотел, чтобы кто-то отследил и зафиксировал его контакт с одним из агентов, либо он был не в состоянии позвонить. Но тогда, по какой причине?

«Спокойно, без суеты! – Пичугин решил все взвесить по пунктам. – Ковалев – куратор. Я на него работаю. Кто знает об этом? По идее, не должен никто. Наши отношения – конфиденциальны, в этом весь смысл создания личной агентуры, особенно секретной. Значит, либо слежку организовал сам куратор, либо кто-то нашел мои старые файлы и решил выяснить связи и так вот нахально последить?»

Первый вариант казался странным. Непонятна причина, побудившая Ковалева на слежку, и пока не было возможности ее раскопать. Второй вариант выглядел более правдоподобно. Кому-то понадобился бывший опер и аналитик. Досье на Пичугина есть, любой из высших офицеров ФСБ мог его затребовать. Если Пичугин некогда понадобился одному, почему теперь не может понадобиться и другому?

Но оставался и третий вариант. Тоже маловероятный, но возможный. «Кому-то я перешел дорогу? – с недоумением подумал Пичугин. – Как? Чем? Сижу тихо, копаю инфу… пишу статейки. Самый законопослушный гражданин».

Жара плавила мозг, раздражала, мешала сосредоточиться. Пичугин на полную выкрутил ручки климат-контроля. Прохладный воздух из приборной панели почти не остужал, сразу растворяясь и смешиваясь с перегретым воздухом салона. Несмотря на белый цвет кузова, жаркий день перегрел машину, и усилий кондиционера на восстановление комфортной обстановки явно не хватало.

Пичугин и в молодости мог похвастаться отменной выдержкой, а с возрастом она стала лишь крепче, но все равно у него на руле взмокли ладони. Он не любил резких поворотов судьбы, всегда и во всем предпочитал стабильность, и ему не доставляло радости, когда ее что-то могло поколебать. Такие перемены ни разу не принесли ничего хорошего. Становилось лишь хуже. Как после увольнения из ФСБ, например, когда наступил период, во время которого концы с концами едва удавалось свести. Но Ковалев его из этой ситуации вытащил. И стало намного лучше. Но что, если теперь с самим Ковалевым случилась беда? И слежку организовал не он?

Вообще Пичугина сложно было назвать оптимистом и везунчиком. Но и пессимистом он не был. В критических ситуациях он чаще всего занимал сложную позицию, лежащую между перестраховкой и взвешенным реализмом. Это столько раз его выручало, что к полувековому жизненному юбилею закрепилось в характере намертво. Так и в этот раз, отбросив наиболее вероятный вариант со слежкой, устроенной непонятно зачем благодетелем, он начал взвешивать другие варианты, оценивая их по степени вероятности.

Собственно, очевидно, что организовать слежку мог не только Ковалев, но и его враги. Как внутренние, так и внешние. И хотя Пичугин ничего об этих врагах не знал, он отдавал себе отчет, что у генерала ФСБ, да еще принимающего решения по оперативной работе, не может их не быть. Напротив – просто обязаны. И сам Пичугин, скорее всего, им не интересен совершенно. Но они знают, или узнали, что журналист – человек Ковалева, и как его инструмент может стать помехой или, к примеру, ценным источником информации. А помехи на таком уровне принято устранять. Без шуму и пыли, как говаривал герой Анатолия Папанова в известной комедии. Информаторов, выдоив все, что можно, рано или поздно – тоже.

Пичугину, как и любому человеку, ведущему двойную жизнь, приходилось думать о многом. Как не перепутать, кому что врал, как не забыть, кому что надо соврать… О безопасности тоже думать приходилось, причем не в последнюю очередь. И если в пору бурной молодости все это казалось захватывающим и добавляло адреналина, то теперь воспринималось излишеством, которого лучше избежать. Вот только как уйти от опасности, когда рычаги влияния на ситуацию в чужих руках? Да еще неизвестно в чьих.

Нужно идти ва-банк. Неожиданно и решительно. Вынуждая противника поступать в нарушение инструкций.

В подобных случаях, Пичугин знал это по опыту, действовать лучше всего странно, хаотично, непредсказуемо для противника. Стоит сломать ему заготовленный план, и, как чертик из коробочки, нет-нет да и выскочит спасительный шанс. Так иногда резиденты делают шаг навстречу наружке и предлагают зайти в кафе и выпить по чашечке кофе, не боясь раскрыться. Такой демарш вносит сумятицу в умы, ломает инструкции, вынуждает совершать ошибки.

Однажды в молодости Пичугину было поручено забрать закладку в Булонском лесу. Вроде все просто. Лес, он и есть лес. Но без слежки не обошлось, Пичугин ее сразу заметил. Это была штатная группа, наблюдавшая за всеми сотрудниками военной миссии, которые выбирались в город. А уж если кто из членов миссии направлялся в лес, то наружка организовывалась не двумя ажанами, а не меньше пяти или шести человек в разных ролях. Заметив их, Пичугин сделал вид, что совершает пробежку вокруг озера. Это естественно, тем более что связной оставил закладку в районе водопадика, искусственных каскадов. Французские агенты не ожидали, что двадцатипятилетний парень выскочит в шортах, футболке, кроссовках и начнет нарезать круги вокруг озера. У Пичугина было всего с полчаса, пока Дезьем-бюро выпустит аналогичного агента, и нужно было успеть оторваться и снять посылку.

Согласно легенде, маленькая коробочка была закреплена под лавкой у самой воды с помощью жвачки. Пичугин, описывая второй круг, заметил, что французский агент на мгновение отвлекся, прикуривая. Этого было достаточно для стремительного броска – скользнуть под берег, плюхнуться на скамейку и первым делом снять закладку, поместив ее в кармашек шортов. Дальше проще – Пичугин, как ни в чем не бывало, снял кроссовку и принялся вытряхивать из нее камушки на траву. Оглядевшись, он сунул ногу обратно в кроссовку, завязал шнурки и рысцой направился в сторону суетящегося ажана. Тот был красен и взвинчен. Пичугин, сделав приветливое лицо, приблизился к французу трусцой, махнул рукой и, улыбнувшись, произнес:

– Бон шанс, месье!

– Ммерд[2], – процедил в ответ француз и нервно затянулся сигаретным дымом.

Через некоторое время в рядах французской наружки появились агенты-бегуны, агенты-собачники и даже парочки влюбленных. А попадись тогда Пичугин со снятой закладкой, и потерял бы научный отдел КГБ, занимавшийся разработками ТТЛ[3], важнейшего информатора среди французских инженеров-физиков. Но обошлось. Неожиданное решение пуститься трусцой спасло ситуацию. И теперь, много лет спустя, Пичугин не собирался лишать себя шансов.

Вырулив с Ленинского проспекта на Крымский мост, он несколько раз газанул, вынудив движок выплюнуть облако черной копоти на переходных режимах, включил аварийную сигнализацию и довольно резко сбавил скорость. Возмущенные водители гудели клаксонами, показывали неприличные жесты, но Пичугину было плевать. Он, чуть наискось, остановил задергавшуюся машину во втором ряду, выбрался из салона и открыл капот, чуть вывернув голову, чтобы видеть окружающую обстановку.

Водитель черного седана, похоже, такой выходки не ожидал. Он не успел сбавить скорость, поэтому ему пришлось обогнуть «Форд» и лишь потом остановиться. Это сразу поставило Пичугина в более выгодную ситуацию. Теперь он сам следил за проколовшимися наблюдателями. В случае опасности можно сдвинуть ручку автоматической коробки и направить «Форд» на противника. Конечно, если не станут применять огнестрельное оружие. Но и на этот случай Пичугин знал, что делать. Именно поэтому остановил машину на мосту, а не просто на дороге. Дело в том, что высота парапета над уровнем реки не превышала пятнадцати метров. Не мало, но и не смертельно, если войти ногами в воду. Так что, если станут стрелять, другого способа спастись не останется.

Что происходило в салоне седана, различить не получалось, мешали затемненные стекла. Пичугин поднял капот и, сдвинув темные очки на темя, склонился над разгоряченным мотором, сохраняя предельную бдительность и ожидая, что будет дальше. Совсем уж откровенно рассматривать «Теану» было нельзя. Приходилось делать вид, что от одной из клемм под капотом отскочил провод, и его непременно нужно достать. Время работало на Пичугина, потому что машина, застрявшая на мосту, неизбежно привлечет внимание первого же полицейского патруля. А это уже совсем другая расстановка сил. Но почему-то и из подозрительной машины никто не показывался. Хоть бы до киоска сбегали за сигаретами, для отвода глаз. За каким хреном в таком случае остановился?

Впрочем, длилось это недолго. Открылась правая передняя дверь седана, выпустив на асфальт рослого мужчину лет тридцати на вид. Несмотря на жару, на нем, кроме легких туфель, черных джинсов и темно-синей футболки, была надета еще и черная джинсовая куртка. Пичугин знал, что без необходимости так не одеваются, чаще всего дополнительная одежда скрывает оружие на поясе или в подмышечной кобуре. Черные волосы на голове незнакомца были гладко зачесаны, а взгляд, чем-то похожий на взгляд матерого волка, выдавал человека, много повидавшего и много к чему готового.

Оглядевшись, мужчина неспешно направился к машине Пичугина. Движения незнакомца выглядели собранными, лаконичными и тоже словно звериными, недвусмысленно намекая на сотни часов, потраченных в спортивном зале, в тире и на борцовском ковре. Журналист сглотнул. От такого, даже если дернуть в сторону парапета, чтобы спрыгнуть в реку, шансов спастись будет мало. Или догонит, или подстрелит.

Но не успел незнакомец поравняться с задним бампером своей машины, как в черном лаке седана отразились синие сполохи полицейского проблескового маячка. Пичугин скосил взгляд, но не заметил, чтобы появление полиции озадачило незнакомца.

Сине-белый «Мерседес» дорожного патруля медленно подкатил по левому ряду и остановился рядом с «Фордом».