Полная версия
Мой Ванька
– …твою мать! Коновал! – орёт пациент и дальше следуют слова в том же духе.
Кажется, получилось. Уж очень он завопил. Наваливается ужасная усталость. Сажусь на стоящий рядом стул.
– Было больно? – спрашивает Кирилл Сергеевич Андрея.
– Ох-х… – и следует матерная тирада. – Прости… Очень.
– Саша, давай перевернём его.
Переворачиваем. Главврач достаёт из кармана иглу от шприца и начинает водить ею по ногам Андрея.
– Что чувствуешь? Чувствуешь уколы?
– Конечно… Колешь меня своей иглой. Ты там поосторожнее!
– Ты вообще понял, что произошло?
– Ноги чувствуют… Действительно, стали чувствовать! Слушай, парень… Извини меня. Спасибо тебе! Ходить-то буду?
– Будешь! – решительно говорю я. – Если мы с тобой будем работать вместе.
– Не вопрос!
– Маша, есть что-нибудь плоское и твёрдое? Ну фанера, доски… Ему сейчас надо лежать на жёстком и двигаться очень осторожно. Позвонок Саша ему вправил, но хрящики вокруг должны привыкнуть к его правильному положению.
Надо же! То же я и Ваньке говорил.
– Есть фанера! – она убегает.
– Андрей, – обращаюсь к неожиданному пациенту, – я покажу упражнения и буду помогать их делать. Но только никакой самодеятельности! Всё только по команде.
– Андрей, ты понял? – вступает Кирилл Сергеевич.
– Конечно, Сергеич!
Маша приносит приличный кусок фанеры как раз по ширине кровати.
– Давай его пока посадим на стул, – командует главврач.
– Лучше давайте перекатим на несколько стульев, – осмелев, предлагаю я. – Мне бы не хотелось, чтобы он пока сидел.
– Саша, тебе виднее. Раз ты – лечащий врач, то тебе и командовать.
Удивлённо поднимаю на него глаза.
– Я сказал то, что сказал! Поскольку это правда, – жёстко говорит он.
Кирилл Сергеевич пригласил меня к себе сразу после визита к Андрею. Простая двухкомнатная квартирка в стандартном трёхэтажном доме. Сидим за столом на котором бутылка коньяка и нехитрый холостяцкий ужин – сосиски, макароны…
– Вот что я тебе скажу, Саша, – хозяин поднимает рюмку, – ты сегодня меня порадовал. Я тебе очень благодарен. Спасибо!
– Кирилл Сергеевич… Про Андрея… Я бы в любой ситуации сделал это! Правда!
– Я ни в коем случае не подвергаю сомнению твои слова. Ну, давай!..
Мы выпиваем, потом закусываем. В комнату входит большой серый кот.
– Вот и Антошка! Познакомься, Саша. Это моя семья уже в течение пяти лет.
Кот подходит ко мне, сначала нюхает мою ногу, а потом начинает о неё тереться.
– Признал он тебя! К хорошим людям он сразу льнёт.
Я молчу, потому что не знаю, как себя вести с этим бесконечно уважаемым мною человеком. Думаю, что даже к Илье Анатольевичу я отношусь по-другому.
– Понимаешь, Саша, – задумчиво произносит старый доктор, – вообще-то я с первой нашей встречи понял, что в тебе есть что-то для меня интересное. Интуиция подсказывала, что ты сможешь поставить Ваню на ноги. А сегодня, после того что ты сделал с Андреем, убеждён: если не станешь так помогать людям, будешь преступником. С твоим талантом… ты можешь принести столько добра!
Умираю от смущения. Кот между тем спокойно вспрыгивает мне на колени…
– Ты смотри, как он к тебе… Это лишнее подтверждение моих слов.
– А знаете, как мне было страшно? – признаюсь я.
– И это правильно! Когда говорят, что врачи должны быть уверены в себе, – это про плохих врачей! Человеческий организм тем и отличается от машины, что тут нет запчастей. И ошибка может очень дорого стоить! Понимаешь?
– Потому и боюсь.
– Вот и бойся! Бойся и делай! Раз боишься, значит – сто раз себя проверишь, перед тем как что-то сделать. А больным, конечно, надо демонстрировать полную уверенность, чтобы она им передавалась. Как ты и поступил с Андреем.
Пьём по второй. Оглядываю комнату, в которой мы сидим.
– Кирилл Сергеевич, а вы сами не из Питера? – брякаю я наобум.
– Ты прав, Саша, – он тихо вздыхает. – Я из Питера… Видишь, даже не спрашиваю, как ты это понял.
– Знаете, у вас всё очень по-питерски. А почему вы уехали? – задаю я очень нетактичный вопрос.
– Видишь ли… – хозяин задумывается. – Отвечу коротко. Там у меня умерла жена. Я не смог её спасти. И жить после этого в городе, где всё мне напоминало о ней, я тоже не смог. Вот и уехал на край света. Давай по последней. Не чокаясь…
…Возвращаюсь домой, вернее, в знакомую квартиру.
– О! Привет победителю! – Дмитрий Иванович идёт ко мне с распростёртыми объятиями в полном смысле этого выражения. – Ну поздравляю! Ты молодец, Сашка!
– Не понял… – бормочу я, действительно не понимая, что происходит.
– У нас в посёлке новости распространяются быстро! – и он добродушно смеётся. – Про Беспалого нам уже рассказали.
– А почему беспалый?
– Так у Андрея же мизинца нет на правой руке! Ладно, садись ужинать, лекарь!
Смотрю на часы. Уже десять вечера по местному. Где же Ванька?
– А Ваня приходил?
– Ваня? – Дмитрий Иванович хмурится. – За юбкой бегает наш Ваня… Ну куролесит он со Светкой!
– Ой, непутёвая девка! – ворчит Надежда Михайловна. – Скольких мужиков поокручивала! Двадцать семь, уже дважды замужем побывала, а ребёнка нагуляла без мужа. К Ване не приходила, потому что была на койке! Ну да, на койке! Только не одна!
Внутри меня словно ёж колючий поселился. Ох, не зря я при их встрече подумал…
Хозяйка суетится у стола. Опять обращаю внимание на то, как она стала ходить. Действительно, ногу слегка подволакивает. Да и скособочена…
– Надежда Михайловна, а что у вас с ногой?
– Ой, Сашенька, не с ногой, а с поясницей. Так ужасно болит!
– Да приложилась она зимой тем местом, на котором сидят, – поясняет Дмитрий Иванович. – Поскользнулась…
После Андрея и коньяка с Кириллом Сергеевичем меня накрывает эйфория.
– Может, я на что сгожусь? – тихо спрашиваю я.
– Ой, Сашенька, само пройдёт! – отмахивается Надежда Михайловна.
– Мать, а может, Саша всё-таки тебя посмотрит? – вклинивается муж. – Ты не стесняйся. Он ведь как врач тебя посмотрит.
– Митя… И ты туда же! – укоризненно говорит она.
– Именно туда! Давай, давай. Пока мы за стол не сели. А то потом поздно будет.
– Ой, даже и не знаю… – пожилая женщина слегка краснеет.
– Надежда Михайловна, не надо стесняться! Может, я помогу, – уговариваю её.
– А как? Ну что надо делать?
– Вы идёте в комнату вместе с Дмитрием Ивановичем, ложитесь на живот. Потом он меня зовёт, и я смотрю. Ну пальцами.
– Ой, ну ладно… Митя, пошли!
Пока они в соседней комнате готовятся, меряю столовую шагами. Ванька, похоже, ночевать не придёт. Ну что ж… Может, и к лучшему! Может, он станет с этой женщиной обычным, то есть натуралом. Пусть у него будет всё! И семья, и дети… А как я без него?
– Саша! Заходи!
Надежда Михайловна лежит с оголённой спиной и даже частью попы. Сажусь рядом на кровать. Сперва вожу руками над её позвоночником. Да! Это те самые ощущения! Вот здесь! Надо ещё проверить… Снова вожу руками. Опять в этом же месте… Слева сильнее крючит пальцы. Кажется, это позвонок чуть-чуть от удара сместился. Ещё раз проверяю, уже ощупывая позвонки в этой области. Сомнения меня отпускают. Сейчас я, кроме этого позвонка, ни о чём не думаю. И пальцы притягиваются…
Ну вот… Тихий вскрик как сигнал о том, что всё прошло хорошо.
– Вроде уже и не болит… – тихо сообщает моя пациентка. – Можно, я встану?
– Я сейчас выйду, а вы, Дмитрий Иванович, помогите встать. Потом позовите.
Выхожу. Настроение дрянное. Почему-то мне абсолютно ясно, что Ванька сегодня не придёт. И вообще ясно, что в Питер я вернусь один. Я в этом убеждён! Сам не знаю почему, но в самолёте вижу себя одного. Я вижу… Я вижу!
– Саша! Заходи!
Вхожу. Надежда Михайловна стоит, поддерживаемая Дмитрием Ивановичем.
– Ну как?
– Ой, Сашенька… Так хорошо! Боль-то вся ушла.
– Вот и слава богу! Только с месяц ничего тяжёлого не носить и из дома не выходить, – жёстко наказываю я. – А я каждый вечер буду слегка массировать позвоночник.
– Конечно, Сашенька! Давайте к столу!
– Ну, Сашка! Дай руку! – уже гремит хозяин. Крепкое рукопожатие, и он меня обнимает. – Я верил, но сейчас… Ты… – на его глазах появляются слёзы. – Ты настоящий лекарь! Мать, мы выпьем слегка?
– Да, конечно! И мне тоже немножко…
Пьём водку, закусываем жареной рыбой, и у меня внутри разливается тепло. И я не могу понять – то ли от водки, то ли от радости, что сделал добро дорогим мне людям.
* * *Уже неделю работаю в Булуне как проклятый. С утра бегу к Андрею, и мы с ним делаем Ванькин велосипед. Ситуация у него куда проще, да и лежал он меньше, поэтому дела идут неплохо. Думаю, дня через три можно будет ставить на костыли. Потом бегу в больницу. Там мытьё, горшки и кормёжка совсем немощных. Занимаюсь этим с удовольствием и, когда вижу благодарные взгляды, будто взлетаю…
Кирилл Сергеевич каждый день на полтора часа арестовывает меня в своём кабинете и учит. Да! Я снова, как школьник, учусь. Учу физиологию, которую читал, но теперь, под мудрым руководством, эту науку осваиваю. Он и другие вещи мне объясняет, а я стараюсь всё впитывать, как губка. Сам не знаю, зачем это делаю, но мне интересно!
Ваньку за это время видел всего два раза, и то вместе со Светой. Про себя отметил, что, если говорить на языке биоэнергетики, поле у неё очень сильное и недоброе. Хочу с ним об этом поговорить, но такое впечатление, что Света специально ему не позволяет оставаться одному. Да и взгляд у него какой-то стал странный… Хоть я и надеюсь, что у него в отношениях с женским полом будет прорыв, но какая будет психологическая цена?
Захожу в перевязочную. Вера Петровна меняет повязки на руках у мужика с ожогом третьей степени. Ужас! Страшно смотреть! Ещё и гной… Будто озарение наступает.
– Вера Петровна, погодите-ка…
Она недоумённо смотрит на меня, а я смотрю на его руки.
– Подержите руку перед собой на весу, – командую пациенту. Держит. Располагаю одну ладонь сверху, а другую снизу его руки.
Пальцы отчаянно крючит. Стараюсь накачать эту сплошную боль своей энергией и теплом.
– Даже меньше болеть стало, – удивлённо сообщает мужик.
– Вот и хорошо. Теперь вторую… – делаю всё то же самое. – Можно бинтовать.
Вера Петровна послушно выполняет.
– Следующий раз во время перевязки позовите меня, пожалуйста, – прошу я её.
Благодаря моим «подвигам» у меня появились ещё пациенты. Идут прямо в больницу! Короче, практика богатая. А Кирилл Сергеевич всё время хитро улыбается. Видя, что я очень устаю, он даже разрешает мне часок подремать в его кабинете на диване.
Утром иду по посёлку к Андрею.
– Смотри, смотри! Вон доктор из Питера пошёл! Беспалого поднимает на ноги, – слышу я позади себя женский голос.
– Этот поднимет! Моему вон как вправил! Уже на работу собрался, – говорит второй женский голос.
Резко оборачиваюсь. Вижу двух женщин, в одной узнаю жену своего пациента.
– Скажите вашему мужу, – обращаюсь я к ней, – чтоб ещё на неделю про работу забыл! Чтоб носу из дома не показывал! Приду и проверю. Понятно?
– Понятно, доктор, – смущается она. – Только почему вы денег у нас не взяли?
Я тогда не взял пять тысяч, которые она мне совала после процедуры с её мужем.
– Во-первых, больница государственная, а не частная. Во-вторых, деньги у вас не лишние, а в-третьих – я помогаю бесплатно! – выговариваю чётко. – До свидания. А мужу передайте то, что я сказал.
– Обязательно, доктор. Спасибо вам!
Утром за кофе Кирилл Сергеевич опять с хитрой улыбкой заводит разговор.
– Саша, ты, как сказала Вера Петровна, во время перевязок пользовал Кислова.
Кислов – это тот мужик с обгоревшими руками.
– Да, пользовал… А что?
– Ничего плохого. Уж очень быстро он прогрессирует. Я доволен и тобой, и им. Но я хотел тебе показать ещё одного больного. Там проблемы не с костями. Пошли!
Входим в палату.
– Дмитрий Павлович, позвольте, мы вас ещё раз осмотрим, – обращается главврач к пожилому мужчине, лежащему на койке у окна. Тот нехотя встает. – Давай, Саша.
Начинаю водить руками. В области желудка начинает крючить пальцы, как тогда у Ваньки при отравлении. Долго смотрю. Вроде уже всё понял, но боюсь ошибиться. Нет, всё-таки это язва желудка. И снова вижу там тёмное пятно! Надо делать выводы…
– У него, похоже, язва желудка, – докладываю я результат.
– Вот это мы сейчас и проверим! Идёмте на рентген.
Мы в рентгеновском кабинете. Стоим перед экраном, за которым можно наблюдать, как светящийся в рентгеновских лучах раствор бария опускается в желудок.
– Вон, смотри! – главврач тычет пальцем в экран. – Вон она, подлая! Ой-ой-ой… Это серьёзно! Но ты был прав. Поздравляю!
Мне очень приятно. Я не ошибся! Вспоминаю случай с Ванькиным отравлением.
– Кирилл Сергеевич… А может, я попробую? Кое-какой опыт есть.
– А что? Давай! Честно говоря, я думаю, что у тебя должно получиться.
Тружусь над язвой Дмитрия Павловича по методу Коха, который уже опробовал на Ваньке, когда он отравился. Тогда сработало… Убираю больную энергию, накачиваю здоровой… По крайней мере, боли у пациента прекратились. Господи! Как же много для меня сделали эти люди – Кирилл Сергеевич и Илья Анатольевич!
Поддерживаю Андрея. Он второй раз встал на костыли. Прошло две с половиной недели, а у него такие успехи!
– Саша, а можно сделать шаг? – спрашивает он, как примерный ученик.
– Андрюха, ещё рано. Пока постой так. Но садиться будешь сам, без помощи. Давай, осторожно опускайся…
Страхую… Всё. Сел на кровать.
– Саша, ну а когда ходить будем?
От его тона чуть не улыбаюсь – так забавно и по-детски он упрашивает!
– Ладно. Завтра попробуем…
– Отлично! Обрадовал ты меня. А вот я, боюсь, тебя не порадую, – и вздыхает.
– Что такое? – это заставляет меня насторожиться.
– Я о твоём брательнике. Окрутила его Светка. Мне ведь моя всё рассказывает!
– Пусть у него будет личная жизнь… – тихо говорю я, обострённо чувствуя беду.
– Ты погоди про личную жизнь. Гнилая она девка, эта Светка. Поматросит и бросит! Ты о братане подумай. Останови его! Что он, девок не трахал?
Молчу. Уверен, что не трахал.
– Она здесь стольким мужикам жизни сломала! Её, наверно, уже полпосёлка перетрахало! – Андрей сильно понижает голос. – Даже у меня грех был. Моя тогда чуть со мной не развелась. Гнилая она, гнилая!
Ванька забегает домой, вернее, в квартиру Дмитрия Ивановича. Вообще он уже неделя как все свои вещи перетащил к Свете. Может, забыл что-то?
– Вань… Давай с тобой поговорим, – тихо предлагаю я.
– А чего нам разговаривать? Брось, Саша! Я наперёд знаю, что ты скажешь!
О! Это не мой Ванька. Голос звучит жёстко, насмешливо, сухо. Будто я чужой. И взгляд чужой…
– Ты её любишь? – спрашиваю буквально с замиранием сердца.
– Да! Ты это хотел услышать? – выкрикивает он раздражённо. – Саша, всё! Твоя власть надо мной кончилась! Я свободен и теперь сам решаю свою судьбу!
Молчу и смотрю на него. Не узнаю… Что она с ним сделала?
– Ванюха, понимаешь… Мы же всё-таки с тобой братья…
– Не называй меня Ванюха! Нет больше того влюблённого в тебя мальчика! У тебя своя жизнь, у меня своя! – снова выкрикивает Ванька теперь с бешеными, буквально ненавидящими глазами. – Я много лет жил без брата, и сейчас проживу!
– Это Света тебе…
– Она открыла мне глаза, – тихо, даже зловеще тихо произносит он. – Так что, Сашенька, чао-какао!
– Знаешь, Ваня, – я специально не стал называть его по-прежнему, – видит Бог, я очень хотел, чтобы ты стал натуралом и чтобы у тебя всё было, как у нормальных людей. Но я не ожидал такого конца. Прости… – и выхожу из комнаты.
– Прощай, прощай, братец! – слышу вслед насмешливый голос.
Голову плющит. Это всё… Это для меня, наверно, трагедия всей моей недолгой жизни. Были мысли задержаться здесь подольше. Мне ведь действительно интересно работать в больнице! Но при всём этом… Видеть такое я не смогу!
Уже месяц я в Булуне. Тот экипаж, который нас доставил сюда, будет здесь только через неделю. Пришлось отзвониться парням в Питер, чтобы не волновались. После разговора с Ванькой с головой ушёл в больничные дела. Мне очень плохо. Пришлось сделать так, чтобы свободного времени не было, чтобы не думать ни о чём, кроме работы. Вечерами усталость сразу валит меня в постель, и я засыпаю. Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной неодобрительно, но очень по-доброму на меня ворчат.
…Завтра улетаю. Андрей ходит. Кислов выписался без повязок. Язва у Дмитрия Павловича, как показал рентген, зарубцевалась и вообще почти пропала. Сам себе признаюсь – эти пять недель я прожил не зря. С пользой для людей прожил! Это меня радует… А вот Ваньку давно не видел. И не увижу. Не хочу к нему идти прощаться!
Сидим с Андреем за столом и пьём. Все рекомендации я ему уже дал. Маша тут же. Она с меня аж пылинки сдувает. Обсудили, кажется, всё, даже Ванькины фокусы.
– Ладно, Андрюха. Надо идти, – я встаю со стула. – Завтра самолёт…
– Погоди, дай встану тоже, – и встаёт, опираясь на костыли. – Спасибо тебе, Сашка! Ты ведь хоть и младше, но теперь мне как второй отец. А вообще про тебя в посёлке многое плетут. Ты вроде как чуть ли не волшебник.
– Да ладно! Ещё немного, и я звездун поймаю. Пусть Кириллу Сергеевичу ставят памятник. Это он меня к этому всему пристроил. Это всё он. И он – мой учитель. А ты, Андрюха, не пропадай, звони. Буду консультировать по телефону. И ещё… Боюсь я за Ваньку. Если что, не дай его в обиду… Пожалуйста!
– Не сомневайся. Даже если бы ты не просил… Глотку перегрызу! Хотя лучше было бы ему морду набить.
– Вот этого не надо. Сам потом поймёт. Только очень ему больно будет.
Я это своим нутром чувствую! А в будущее заглядывать боюсь, хотя пару раз у меня это уже получалось… А может, именно сейчас я снова заглянул?
На аэродроме опять делегация провожающих. И Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной, и Кирилл Сергеевич, и Вера Петровна, ещё люди… Только Ваньки нет.
Объятия, поцелуи…
– Сашенька! Ты мне теперь вместо сына, – обнимая, тихо говорит мне на ухо Кирилл Сергеевич. – Не забывай старика. Хорошо?
– Кирилл Сергеевич, я вам звонить буду. Обязательно!
– Ты подумай. Если захочешь продолжать практику, иди в неврологическое отделение больницы Медицинской академии. Там Юрий Степанович Воронов. Это мой друг и однокашник. Мы работали в Питере вместе. Я ему позвоню и напишу о тебе.
– Спасибо! Я обязательно туда приду. Обещаю.
– И ещё… С твоими талантами ты сможешь медицинский и экстерном закончить. Уверяю тебя. Про это я ему тоже скажу. Дело за тобой.
Дверь закрывается. Самолёт выруливает к взлёту. Так гадко… Скорее бы Питер и… работать! Там, глядишь, что-то забудется и как-то полегчает.
Часть 2
Раз ступенька, два ступенька
Вот моя квартира, вот мой дом родной… Захлопываю за собой входную дверь, будто хочу ею отгородиться от всего того, что уже случилось. Бросаю вещи прямо на пол и включаю Ванькину музыку, точнее, реквием Верди. Падаю спиной на тахту и плачу на протяжении всего звучания. Размазываю слёзы и чувствую элементарное сиротство.
Однако – всё! Я же сильный человек! Надо собраться! Я должен начать новую жизнь! Душевный непокой я должен преодолеть занятостью. Я буду работать так же, как в Булуне! Я пойду в больницу Медицинской академии к Воронову и буду учиться дальше!
«А в личном?» – скрипит голосок из глубины сознания.
– Что-нибудь придумаю! Я всё выброшу из головы!
«И Ваньку?» – скрипит тот же голос.
Не знаю, что ответить… Я опять потерял человека. Теперь уже – совсем родного мне человека. Анализируя свою предыдущую жизнь, понимаю, что во взаимоотношениях с Ванькой было что-то очень существенное, как я думал, для нас обоих. Оказалось, не для обоих. Честно признаюсь, сам не знаю, как с этим справлюсь.
В кабинете завотделением неврологии, немолодой мужчина, протягивает мне руку.
– Юрий Степанович Воронов! А вы – Александр Николаевич Елизов. Верно?
– Да, это я…
– Кирилл Сергеевич мне о вас звонил. И написал очень подробно, даже в превосходных степенях. Вам повезло. У него добиться похвалы – задача трудная.
– Я не добивался специально. Само как-то получилось… Когда с Ваней работал.
– Про Ваню он отдельно написал. Там был архисложный случай. Но ему показалось, что вы – именно тот человек, который справится. Надо сказать, у Кирилла Сергеевича глаз – алмаз. Практически он не ошибается никогда. Жаль, что сидит в этом Булуне. Давно бы здесь профессором стал! Короче, Саша, давайте, я буду вас звать так, когда мы тет-а-тет, пойдёмте, вы мне покажете, на что способны.
Входим в палату.
– Будьте добры, встаньте, – просит Юрий Степанович одного из больных. Тот медленно встаёт. – Александр Николаевич, осмотрите его и скажите, что вы нашли.
Смущаясь, подхожу и, не касаясь, провожу руками вдоль тела стоящего пациента.
В области шеи, а потом между лопатками пальцы начинает крючить. Очень сильно крючит. Дальше вроде ничего. Провожу ещё… Всё повторяется. Но теперь пальцы на шее будто что-то колет. Поворачиваю его к себе лицом. В области желудка вижу тёмное пятно. Желудок… Вожу рукой… Те же ощущения… Может, и здесь язва? Похоже, что так…
– Ну что? – несколько нетерпеливо спрашивает Юрий Степанович.
– Видимо, остеохондроз шейного и грудного отделов позвоночника. Шейные позвонки скорее всего с так называемыми шипами. Всё зажато! Думаю, что боли сильные.
– Да уж, – хмыкает пациент. – Ночей не сплю! Голову по полчаса устраиваю!
– И видимо, язва желудка. Или двенадцатиперстной кишки… Скорее, желудка!
Последнее вызывает у Юрия Степановича откровенное удивление. Конечно! Ведь отделение неврологическое! Не больница в Булуне, где лечат в одном месте всё и сразу.
– Ты лучше скажи, как эту язву вывести! Специалисты… – ворчит больной. – Что она есть, я уже сам два года знаю.
– Подумать надо, – неуверенно говорю я, хотя удачный опыт вроде есть.
Вернувшись в кабинет заведующего отделением сажусь на диван и жду вердикта. Воронов садится напротив и долго молча меня рассматривает.
– Да, – наконец улыбается он, – Кирилл опять прав. С вами, Саша, и рентгена не надо. Определили вы всё правильно. Правда, про язву я действительно не знал, не наш профиль. Вы сказали, что подумаете, как его лечить. Вот и подумайте! Завтра обсудим, коллега, – и протягивает мне руку. – Значит, жду. В шесть. Устроит?
– Я приду, – говорю уверенно, ведь уже понял – моя жизнь круто меняется!
…С утра думаю, как буду работать с моим первым здесь пациентом. Вроде какой-то опыт уже есть, но слова Кирилла Сергеевича о вечном сомнении в правильности выбранного метода не дают мне покоя.
– Шеф! Ты сегодня опять не в своей тарелке! – ворчит Димка, заметив, что я долго пялюсь на рычаг подвески и ничего с ним не делаю. – Отойди, сам разберусь! Философствовать о смысле жизни брательника лучше над движком в соседнем боксе. Вали!
Послушно иду в соседний бокс. Парням я рассказал про разрыв с Ванькой. То, что можно было. Они меня, похоже, поняли. Не знаю, может, зря стал своим личным трясти? Но мне так не хватает человека рядом! А к Даше будто что-то не пускает…
В шесть вечера вхожу в кабинет завотделением. Воронов меня ждёт.
– Здравствуйте, Саша! Ну как? Придумали?
– Так, кое-что… Думаю, что надо несколькими сеансами массажа позвонки разогреть, а потом осторожно начать их разрабатывать, то есть двигать. Это чтобы если не убрать совсем, то по крайней мере уменьшить защемлённости. Их ведь у него много. Вообще-то мне в Булуне уже приходилось такое делать. И с язвой у меня там тоже был опыт.
– Вот и прекрасно! – профессор похлопывает меня по плечу. – А про вашу работу по вправлению позвонков Кирилл мне расписал в красках. Уверен – сможете.
– А рентген больного можно посмотреть? – Смотрю долго. Многое мне знакомо. Убеждаюсь, что не ошибся. – Ну вроде ясно…
– Тогда вот вам ваш халат. Идите и работайте! Свой стол в ординаторской у вас тоже будет. Но попозже, когда войдёте в штат.
Илья Анатольевич впускает меня в квартиру.
– Здравствуйте! Вот, приехал…
– Здравствуй, путешественник! Идём в кабинет… – там он, как обычно, располагается в своём кресле, а я сажусь на диван. – Ну рассказывай! Уверен, что тебе есть чем похвастать, – Мастер по-доброму усмехается.
Не знаю, чем хвастаться, но понемногу рассказываю про свою работу в больнице в Булуне, потом – как стал работать в больнице Медицинской академии.
– То есть ты собрался идти в медицину, – задумчиво говорит Илья Анатольевич. – Что ж… Одобряю! Может быть, это и есть то, что у тебя будет получаться лучше, чем у других. Только постарайся получить ещё и медицинское образование.