Самая шикарная свадьба

Лет семнадцать назад мы снимали у нее дачу в Подмосковье, и Олимпиада сразу же предупредила Мисс Бесконечность, чтобы та ни под каким предлогом не давала хозяйке в долг, однако у бабушки ничего не вышло – она никак не могла отказать обаятельной Антонине Ивановне, к тому же доводы для заема денег были настолько убедительны, подчас трогательны, а увлажненные голубые глаза так правдивы, что Мисс Бесконечность не в силах была ничего с собой поделать, с радостью давала деньги, в результате чего к концу лета Антонина Ивановна была должна ей ровно такую же сумму, какую мы заплатили ей за три месяца пребывания на даче. И что самое интересное, она умудрилась не только не отдать деньги, но и окончательно влюбить в себя бабушку – так, что та на следующее лето снова поехала к ней отдыхать.

Помню, у Антонины была собака – огромный черный дог по имени Грация, премилое, добрейшее существо со зловещим баском. Однажды, уже под утро, когда все спали, в дом проникли два мужика. Собака как спала в углу на ватном одеяле, так и продолжала спать, даже ухом не повела. Мужики недолго думая расположились на террасе и тоже заснули младенческим сном.

Утром, как только мы с бабушкой увидели совершенно незнакомых людей, безмятежно посапывающих на диване, кинулись будить Антонину. Та с растрепанными волосами вылетела к ним, затем призвала Грацию и принялась ругать ее, на чем свет стоит. Псина смотрела на нее человеческими, но ничего не понимающими глазами, потом подошла к мужикам и одному из них вдруг лизнула руку, что привело хозяйку в еще большее негодование.

– Дармоедка! В дом воры забрались, а ей хоть бы хны! Гавкнула бы ради приличия! – бесновалась она.

Кончилось тем, что Грация от страха залезла под стол, а мужики, потупив глаза, смущенно ретировались.

Как потом оказалось, весь этот спектакль был устроен, чтобы спасти репутацию и не уронить свое честное имя в глазах моей бабушки, которая для Антонины Ивановны вот уже второе лето подряд служила в качестве кассы взаимопомощи. Тот мужик, которому Грация так опрометчиво, с детской доверчивостью и наивностью лизнула руку, был тайным любовником Антонины, причем далеко не единственным. Это я узнала буквально час спустя, когда хозяйка, сев рядом с обиженной собакой на ватное одеяло, говорила следующее:

– Ну, прости свою хозяйку, прости дуру несчастную. Видишь, как нехорошо получилось, я же не думала, что Федька только под утро придет, да еще с каким-то мужиком. Мы с тобой его до часу ждали, он всегда так и приходил, а тут черт его подери! Ну, прости свою Тонечку! – воскликнула она, вытянув губы трубочкой для поцелуя. Грация прошлась языком по ее лицу, что означало полное примирение. – Ты мое золото! – умилилась хозяйка и принялась осыпать псину щедрыми поцелуями.

Так вот эта самая Антонина Ивановна-то и помогла Власу приобрести квартиру на Бауманской. Мало того что она продала ему две свои комнаты, так еще за определенную (причем немалую) плату умудрилась расселить всех жильцов. Больше всего возмущалась старая карга – она, которая в семьдесят шесть лет наконец-то утратила девственность, ждала очередного подходящего момента, когда крановщик снова напьется до такого состояния, в котором сможет обратить на нее внимание как на женщину.

Но в конце концов все жильцы были выдворены из квартиры, Влас занялся благоустройством гнездышка, Антонина Ивановна переехала с кучей денег на дачу. Все, казалось, были счастливы, за исключением старой карги, но буквально через месяц в стране случилась инфляция, и Антонина Ивановна потеряла все свои деньги – осталось ровно столько, чтобы приобрести корову и навсегда поселиться на даче. По сведениям Олимпиады Ефремовны у Антонины на сегодняшний день уже три коровы, два бычка, овчарка и целый подряд строителей из ближнего зарубежья, которым она по доброте душевной, а также по женской слабости сдает полдома за умеренную плату. Ее же, розовощекую и раздобревшую, теперь можно увидеть торгующей молоком и творогом у Савеловского вокзала.

Квартира, в которой раньше жила Антонина Ивановна с соседями, претерпела крутые изменения. Из пятикомнатной она превратилась в просторную трехкомнатную – Влас снес две стены сразу как въехал. Все тут было как-то монументально и основательно, и стоило мне только появиться у него дома, как вспоминалась сказка о Машеньке и трех медведях: «Кто спал на моей кровати? Кто ел из моей тарелки?» Все вещи лежали на своих местах – тут было слишком чисто, аккуратно – такое впечатление, что в этом доме никто не живет. Одежда – в шкафах, носки – в ящиках, книги не разбросаны по всей квартире, как у меня, а стоят рядами на полках в кабинете. Когда входишь в просторный коридор, сразу видно, что это не библиотека или продолжение кухни – что предназначен он исключительно для переодевания и не несет больше никаких побочных функций – тут только шкафы, вешалка, калошница, зеркало и низенький резной табурет. Спальню тоже нельзя ни с чем перепутать – там все для сна – широченная кровать под атласным покрывалом, тумбочка со светильником, музыкальный центр (Влас любит перед сном послушать звуки моря, говорит, что это успокаивает), несколько пастельных пейзажей на стенах… В кабинете два кожаных дивана, полки с книгами, компьютер на столе и очень удобное ортопедическое кресло.

В гостиной – длинная стенка с баром, домашний кинотеатр, глубокие уютные кресла, диван, журнальный столик и по углам в деревянных кадках огромные пальмы с листьями, напоминающими огромные веера.

– И отчего у тебя всегда так чисто? Ты сам убираешься или к тебе домработница приходит? – спросила я его как-то.

– Нет у меня никакой домработницы, я просто ничего не разбрасываю, а вещи сразу кладу на место. – Это его, наверное, Олимпиада в детстве вышколила, ну ничего, я быстро тут «порядок» наведу.

Сегодня обычная опрятность квартиры была несколько нарушена: в гостиной накрыт стол – всевозможные вина, фрукты, икра… А в центре огромный букет красных роз – видимо, Влас этим букетом лишний раз хотел напомнить мне о своей любви.

Он торжественно взял меня за руку и повел в спальню – постель была разобрана; белые шелковые простыни, пол, тумбочка – все было усыпано кровавыми лепестками роз.

– Здорово! – воскликнула я, а сама подумала: «Из рекламы слизал».

– Ну что, сначала перекусим? – спросил он.

– Да, да, – согласилась я и метнулась в гостиную. Я ведь два дня голодала – после того как мамаша опустошила мой холодильник, мне все было недосуг зайти в магазин и купить поесть.

Влас налил вина и несколько высокопарно произнес:

– Выпьем за нашу любовь, Машенька… – Он, видимо, хотел еще что-то сказать, но я не могла смотреть на всю эту вкуснятину.

– Да, да, за нашу любовь, – поддакнула я, опустошила бокал и набросилась на еду.

В мой желудок летело все, что видели глаза, без разбора – котлеты по-киевски, оливье, икра, окорок, сырокопченая колбаса, внушительный кусок торта «Наполеон», осетрина. Я налетела на еду подобно стае среднерусской саранчи, которая, передвигаясь со скоростью тридцать километров в сутки, умудряется при этом уничтожить всю зеленую растительность, вплоть до стеблей, колосьев, плодов и даже коры! Я не ела, а скорее поглощала то, что было на столе, не видя ничего вокруг и не воспринимая вкуса того, что ем. Наконец, когда дело дошло до фруктов и я с жадностью схватила виноградную кисть, вдруг почувствовала на себе взгляд Власа – он смотрел на меня с удивлением, даже нет, пожалуй, не с удивлением, в глазах его застыл ужас. Я положила гроздь обратно в вазочку и скрестила руки на коленях.

– Ешь, ешь, наедайся, – проговорил он.

– Спасибо, все было очень вкусно, – ответила я и почувствовала себя не в своей тарелке.

– Ты что, голодала без меня? – заботливо спросил он.

– С чего это ты взял? Ничего я не голодала!

– Маша, – начал было он, но замолчал.

– Что?

– Я совсем по-другому представлял нашу встречу. Я так к ней готовился, так ждал ее.

– Я тоже, – ответила я, как вдруг в животе у меня заурчало, и я ощутила неимоверную тяжесть в желудке.

– Нет. Вернее, я вовсе не то хотел сказать, – Влас совсем растерялся. – Мне кажется, пока меня не было, у тебя что-то произошло. До поездки все было иначе, ты была какой-то другой, понимаешь… Я был уверен, что ты любишь меня, а теперь я этого не чувствую. Ты сейчас со мной сидишь, разговариваешь, но на самом деле мысленно ты совсем в другом месте. Не знаю, поняла ты хоть что-нибудь из того, что я сказал, или нет… – печально заключил он, и я ощутила на себе свойственный только ему, Власу, взгляд, который испытывала два раза в жизни. В этом взгляде было и восхищение, и любовь, но самое главное – боль, печаль и разочарование, будто он сомневался в моем к нему чувстве, не верил в него. И самым страшным было то, что в глубине души я знала, что он прав – в его отсутствие случилось нечто такое, что заставило меня задуматься всерьез: правда ли я люблю человека, за которого собираюсь замуж? Действительно это только мое решение или я иду на поводу у мамы, подруг? В самом ли деле Кронский мне безразличен или это не так? Нельзя не согласиться с Власом – в его отсутствие произошло то, что независимо от меня изменило мое отношение к нему. Встреча с Кронским в Любочкином кабинете оказала на меня разрушающее действие. Теперь, сидя с переполненным животом, я отчетливо это поняла, но надеялась в скором времени справиться со своими чувствами. Я посмотрела на Власа и тут же поняла, что мне не нужно делать никаких усилий над собой, не нужно справляться ни с какими чувствами. Я любила этого человека – мне нравятся его припухлые глаза, тяжеловатый, упрямый и настойчивый подбородок, атлетическое телосложение. В это мгновение он казался мне намного интереснее Кронского, как внешне, так и внутренне. А самое главное, в чем я не сомневалась, так это то, что он искренне любил меня и никто кроме меня ему не был нужен.

– Ты говоришь глупости. Никого я так не любила, как тебя, – сказала я, и это было чистой правдой, потому что и Кронского, и всех своих троих предыдущих мужей я любила по-разному, совершенно иной любовью.

– Правда? – спросил он. В голосе звучали радость, надежда, даже наивность. Его сомнения были моментально развеяны, он подхватил меня на руки и отнес в спальню.

– Постой, постой! – воскликнула я. – Мне нужно в душ! Немедленно!

– Какой душ! Ты что, целыми днями из ванной не вылезаешь? Когда я заехал за тобой, ты ведь только вышла из душа.

– Такая жара, такая жара, я уже успела запылиться и взмокнуть, – пролепетала я и улизнула в коридор.

«Куда же лучше пойти-то?! – в панике думала я. – В туалет – посидеть, «подумать» – или в ванную? И зачем я столько съела?! Я ведь сейчас опозорюсь!»

В животе началась настоящая революция: котлеты по-киевски восстали против «Наполеона», горох из салата, казалось, вот-вот откроет огонь по осетрине. «УООУУУ! – громко раздавалось из моего чрева. – УУУУУ? ООО!» Я больше не раздумывала и рванула в туалет – протяжные звуки доносились из утробы, но не более того. Сидеть тут бесполезно. Я метнулась в ванную, быстро разделась, символически обрызгала водой плечи, как в дверь постучал Влас:

– Что? Что такое?

– Машенька, возьми полотенце.

– Тут есть.

– Это мое.

– Тут целых три, – ответила я. На металлических ручках действительно были аккуратно и ровно развешаны три чистых полотенца.

– Это мои – одно для тела, другое – для лица, третьим я ноги вытираю.

Боже мой! Какая чопорность! Я взяла полотенце и вышла через минуту, Влас сидел на полу у ванной и ждал меня. Он снова подхватил меня на руки и увлек в спальню. В животе началась отчаянная перестрелка.

Он уложил меня на кровать, усыпанную алыми лепестками роз, сдернул полотенце и принялся меня целовать. Я, кроме как о революции, ни о чем другом думать не могла: «Только бы не оконфузиться! И за что они там так ожесточенно борются – эти салаты, икра и «Наполеон»?»

– Как я соскучился, соскучился по тебе, – пыхтел Влас, стягивая с себя брюки.

«Как бы чего не вышло!»

– Я тебя очень люблю, очень!

«Только бы сдержать обезумевший горошек из оливье!»

– Я всю жизнь о тебе мечтал! Мне даже не верится, что ты наконец-то рядом! – воскликнул он, глядя мне в глаза. Я собрала все силы и как можно приветливее улыбнулась ему.

Влас закрыл глаза – он любил меня – вдруг в самый ответственный момент в мою правую ягодицу вонзилось что-то острое. Несомненно, это была иголка. «Да что он, шьет, что ли, в постели?!» – злобно подумала я, пытаясь сменить позу и перевернуться на бок, но Влас только еще больше вдавил меня в кровать. Я молчала, решив потерпеть, чтобы дать ему возможность получить удовольствие, но тут вспомнила жуткую историю, которую в воспитательных целях рассказывала мне в детстве Мисс Бесконечность. «Будь осторожнее с иголками, – говорила бабушка, – вот так сядешь на нее и не почувствуешь, как она в тело впиявится, а уж до сердца дойдет – все! Смерть!» – после чего она многозначительно поджимала губы и обычно куда-нибудь уходила, оставляя меня в одиночестве, чтобы я как следует подумала о ее словах. Иголка все глубже и глубже вонзалась в мягкое место, словно острый нож в масло. В конце концов я не выдержала и завопила:

– ААААААА! ОЙОЙЁЙ! АААААА! У! УЁЙЁЙЁЙОЙ!

– Какая ты… Какая ты… – задыхаясь, пролепетал Влас.

– ОЁОЙ! ОЙ! ОЙ!

– ОХ! ООО! – он был в экстазе. – Какая ты! – воскликнул он и зарычал.

Наконец он откинулся на подушку и усталым, одновременно счастливым и трепетным голосом произнес:

– Маш, какая же ты страстная! Ты меня просто с ума сводишь своими криками! Передать тебе не могу!

Я тут же повернулась на бок и вытащила из задницы нечто странное – это была явно не иголка. Я соскользнула с шелковых простыней:

– Я в душ.

– Да сколько же ты раз на дню в душ-то ходишь?! – усмехнулся он.

Я закрылась в ванной и принялась разглядывать то, что заставило меня не думать о взбесившемся горошке. Это оказался огромный шип розы. «Нет, ну надо же было искрошить в кровать лепестки вместе с шипами! Жертва рекламы!» – злилась я, но Власу говорить ничего не стала, чтобы не портить радость встречи после недельной разлуки.

Засыпая, Влас проговорил:

– Я так счастлив, что ты тоже получила удовольствие, что мы подходим друг другу по всем параметрам…

– Да, ты был просто великолепен!

– Слушай, Маш, я совсем забыл. Ты не могла бы помочь мне – как будущая жена – устроить дома небольшой банкет человек на десять?

Ничего себе небольшой!

– Это все очень серьезные бизнесмены, нужные мне люди.

– Когда?

– Через неделю, я думаю.

– А что от меня требуется?

– Я бы тебе помог, конечно, но у меня сейчас столько проблем. К тому же мы ведь собираемся отдохнуть на море…

– Так что я должна делать?

– Накупить продуктов и накрыть на стол. Я хочу похвастаться перед коллегами своей будущей женой – красивой, умной, к тому же умеющей готовить. Ну, что, договорились?

– Конечно, жалко, что ли! Только ты меня за день предупреди, хорошо?

– А как же, это ведь не шутки! Сам Илья Андреевич придет!

Я сделала глупость и спросила, кто такой Илья Андреевич, после чего пришлось до трех ночи выслушивать обо всех его достоинствах, добродетелях и сильных сторонах как в бизнесе, так и в отношении семьи. Влас упоенно рассказывал о том, как Илья Андреевич добился невообразимых высот в своем деле, сравнил жизнь старшего коллеги с «судном посреди морей, гонимом отовсюду вероломными ветрами». Говорил витиевато, книжными оборотами, подобно гоголевскому Чичикову. В результате я ровным счетом ничего не поняла, кроме того, что Влас очень высоко чтит и ценит Илью Андреевича и что это будет самый важный и главный гость, ради которого, наверное, и затевался предстоящий банкет.

* * *

На следующее утро Влас предложил отвезти меня домой, за вещами.

– Я совсем забыла, ведь я сегодня вечером встречаюсь с девчонками, так что вещи отменяются. И потом, наверное, работать я буду все-таки дома. Я так привыкла.

– Ну, так ты ко мне никогда не переедешь, – разочарованно протянул он. – Где вы встречаетесь? В вашем кафе?

– Угу, – сказала я, зажигая сигарету.

– Зря ты куришь по утрам. Это вредно, – неодобрительно заметил он. – Когда за тобой заехать?

– Куда? – не поняла я.

– В кафе, конечно, куда ж еще? Потом заберем твои вещи и поедем домой.

– Может, лучше завтра? Не стоит заезжать за мной в кафе. Я не знаю, сколько мы там просидим.

– А я тебе буду позванивать.

Я совершенно растерялась и механически потушила окурок в кадке с пальмой.

– Маш! Ну что ты делаешь?!

– Что такое?

– Возьми пепельницу, и вообще, можно ведь на балконе покурить, – недовольно проговорил он, надевая пиджак. – Все, я ушел.

Он захлопнул дверь, и я осталась одна в большой чужой квартире. Но ничего, зато сегодня мне никто не будет мешать – по крайней мере, попишу хоть. В данное время я писала сразу два романа. Один, задуманный после разрыва с Кронским еще зимой, о неземной любви, предательстве и измене, застрял сейчас где-то на середине, второй – продолжение злосчастных «Записок», которые требовал от меня главный редактор, писались по мере развития событий моей собственной жизни.

Я деловито включила компьютер, открыла новый файл и принялась вспоминать, на чем остановилась. Вспоминала минут тридцать, но вдруг почувствовала, что мне чего-то не хватает. Потом мучительно принялась перебирать в уме, чего именно мне не хватает. Конечно же! Заставки: «Работай, бестолочь!» Вот в чем дело! Оттого-то я и не написала еще ни одного предложения. Я немедленно создала точно такую же заставку, как на своем компьютере, которая каждые четыре минуты понуждала меня писать, а не считать ворон. Прошло еще полчаса – заставка почему-то не помогала. От нечего делать я сыграла в пасьянс «Паук» – выиграла, потом в «Классическую косынку», потом в какую-то дурацкую игру, в которой я никак не могла выиграть, постоянно натыкаясь на мины. Плюнула и открыла папку с документами Власа – один неосторожный щелчок мышки, другой и… вся папка удалена. Проверила «корзину» – пустая. В панике принялась искать документы в «журналах», на дисках – нигде нет. Что ж делать-то? Неужели так сложно было установить защиту или пароль? Поразительное легкомыслие! «Хотя… если Влас не установил защиту и с такой легкостью можно влезть в его документы, вероятнее всего, они не представляют никакой ценности», – решила я и успокоилась.

Нет. В чужой квартире просто невозможно работать. Я не смогу тут писать, пока не пойму, чего мне не хватает. Может быть, телефонных звонков? И я тут же позвонила Пульке на работу.

– Ты не забудешь за Анжелкой заехать? – спросила я.

– Да вот она, рядом сидит.

– Она что, сама приехала?

– Как же, сама, – усмехнулась Пульхерия. – Ты подумай, в каком она могла бы быть состоянии, если б я за ней вечером заехала?!

– Тебе для подруги жалко?! – послышался настойчивый Анжелкин голос.

– Чего это она у тебя просит?

– Спирт медицинский! Голова у нее, видите ли, болит! Маш, я убегаю на операцию, поговори с ней, если хочешь.

– Если хочешь! – проворчала Огурцова и взяла трубку. – Вы все меня осуждаете и презираете!

– Анжел, у тебя должен быть светлый и трезвый ум к вечеру, поверь мне. И потом, никто тебя не осуждает. С кем дети-то?

– С кем, с кем! Свекровь с отцом дома. Ой, не могу, голова раскалывается, а эта садистка спирта пожалела. Мне надо-то грамм пятьдесят, – сказала она, но, подумав, поправилась: – Ну, сто.

– А Нина Ивановна опять сегодня работает? – Я пыталась отвлечь подругу от губительных мыслей.

– Нет, она по святым местам поехала. Молится, чтобы я пить прекратила. А что я, пью, что ли?! Так, расслабилась несколько раз, подумаешь, какое дело!

– А куда по святым местам-то?

– В Дивеево по канавке пройтись.

– А ты что не поехала?

– Ай! – разочарованно воскликнула Анжелка и сказала: – Слушай, Мань, башка раскалывается, спирта не дали, дай я хоть на банкеточке прикорну.

Делать было абсолютно нечего, и я набрала мамин номер.

– Я у Власа, – заявила я.

– Очень за тебя рада, а я завтра уезжаю в деревню.

– Ты ведь через неделю собиралась!

– Как бы не так! Позвонил Коля, сказал, что приедет завтра, и бросил трубку. Я даже слова вымолвить не успела! Буду звонить тебе по пятницам, смотри тут за нашей Бесконечностью, с Власиком не ссорься, – мама всхлипнула в трубку.

– Что ты, не плачь! Не стоит из-за меня так переживать!

– Думаешь, мне очень хочется с Колей в глуши торчать? – Она переживала не за меня, а за свои утекающие, как вода сквозь пальцы, последние годы, когда она еще может быть любимой. – Ты не нашла мой дорогущий тональный крем?

– Мам, я тебе уже сто раз говорила, что у меня его нет!

– Странно, куда он мог подеваться, – задумчиво проговорила она и спросила: – У Власа-то хоть отпуск будет?

– Да, мы поедем на юг недели на две.

– И охота вам на солнце париться, когда можете в деревне отдохнуть. Там чудесно летом! Грибы, ягоды, речка. Можно в лес сходить. Ты же помнишь, какая там красота! Сосенки впиваются в небо своими кронами, березки… А если встать на рассвете и отправиться на рыбалку!.. Туман еще не рассеялся над полями, лесами – он паром стоит над рекой, будто в открытом бассейне. Тишина, даже птицы еще спят, не щебечут. Вот где-то в кустах пробежал заяц, трещит ветка, дует легкий ветерок, водная гладь вздрагивает и покрывается рябью, словно кто-то пощекотал ее… А закаты! Какие там закаты! – И мамаша пустилась в описание деревенских закатов. Я уже давно поняла, что именно от нее я унаследовала писательский дар. И чего бы ей книжку не написать?! У нее, наверное, лучше, чем у Паустовского, получилось бы. – А если хлещет дождь за окном, можно закутаться в клетчатый плед, сесть у печурки с книгой в руках и читать, прислушиваясь, как капли ударяются о крышу. Сказка, а не жизнь. И отдохнете. Чего бы вам не поехать? Поехали, – мягко, нежным голосом уговаривала меня мама.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.