Родная старина

Но не всегда эти боги благодетельны для человека: иногда солнце так жжет землю, что почва трескается от зноя, травы выгорают на полях, хлеба на нивах; ветер порою задует с такою яростью, что выворачивает из земли вековые деревья, разметывает жалкие хижины людей… Но страшней всех бог-громовник, когда раздаются над землей его страшные удары, когда он разит и землю своими могучими огненными стрелами. Вековой дуб разлетается мелкой щепой от их ударов. Не щадят порою эти стрелы и человека. Велика милость богов к нему, но ужасны ему эти боги в гневе своем! В страхе падает на землю несчастный человек, умоляет грозных богов о пощаде, готов он все отдать им в жертву, показать им полную свою покорность.

Таким путем воображение первобытных людей наполняло природу множеством мнимых существ и создавало себе богов. До сих пор еще в наших народных сказках, сложившихся в глубокой древности, видно, как олицетворялись различные силы и явления природы, как народ представлял их в виде животных или людей. Солнце, например, представлялось в виде жар-птицы, златогривого коня и др., мороз – в виде Кощея Бессмертного, вьюга – Бабы-яги и т. д.

Мало дошло до нас сведений о языческой вере славян, притом она не успела еще окончательно сложиться, как предки наши приняли христианство. Из отрывочных известий мы знаем, что восточные славяне чтили бога-громовника под именем Перуна, бога ветра – под именем Стрибога. Божество солнца называли Дажь-Богом, Хорсом, чтили Велеса, или Волоса, который считался покровителем стад и потому назывался «скотьим богом», и некоторых других. Все эти боги считались детьми одного божества – бога неба Сварога, и потому их всех называли иногда Сварожичами. Кроме этих главных богов, верили во многих других: в лесу, по древнему верованию наших предков, жил лесной бог, леший; в воде – водяной бог, в руслах рек – русалки; особенно же чтили домашнего бога – домового.

Славяне, как и другие родственные народы, думали, что души умерших предков не покидают родного очага, что они заботятся о своем потомстве, хранят его от всяких бед, если оно чтит память их, если же нет, тогда эти домашние боги становятся беспокойными, производят часто тревогу в доме, наводят беду. Души предков чтились под именем домовых, называли их также чурами, или щурами. В случае какой-нибудь беды говаривали в старину: «Чур, меня защити». (До сих пор в играх деревенских детей слышатся слова «чур, меня», произносятся они, конечно, без понимания древнего их смысла.)

Давно уже народ наш принял христианскую веру, а много еще осталось у него обрядов, песен и праздников от языческой старины: осталось у него немало и неполных верований, то есть суеверий. Когда случится перебираться из старой избы в новую, то в иных деревнях у нас совершается такой обряд: старуха выгребает из печки несколько тлеющих угольков в горшок, бережно несет их в новую избу, высыпает в печку и говорит при этом: «Пожалуй, батюшка домовой!» Суеверный народ думает, что при этом домовой переходит из старой избы в новую. Если домовой недоволен чем, тогда и в избе неспокойно. Когда что-то стучит под кровлею, лошадь бьется в стойле или скотина в хлеву, то нередко народ говорит, что это дело домового, что он невзлюбил лошади и прочее.

Много древних языческих праздников в честь бога-солнца до сих пор удержалось у нашего народа. В конце декабря, когда дни начинают прибывать, когда солнце, как говорит народ, поворачивает на лето, в старину язычники радовались, что солнце одерживает верх, приносили ему жертвы, молились. А теперь в некоторых деревнях накануне Рождества молодые люди и дети собираются под окнами богатых крестьян, поют песни, величают Коляду (вероятно, одно из названий солнца).

Вот одна из этих песен:

За рекою, за быстрою,Ой Колядка, ой Колядка!Леса стоят дремучие,В тех лесах огни горят,Огни горят великие.Вокруг огней скамьи стоят,Скамьи стоят дубовые;На тех скамьях добры молодцы,Добры молодцы, красны девицыПоют песни колядушке.Ой Колядка, ой Колядка!В средине их старик сидит;Он точит свой булатный нож.Котел кипит горючий.Возле котла козел стоит,Хотят козла зарезати…

В этой песне говорится о старом языческом празднике в честь солнца, причем приносили в жертву козла. Обычаи на Святках гадать, переряживаться – тоже древние, языческие. Весну (во время теперешней Масленицы), когда солнце уже заметно входило в силу, предки наши встречали опять радостными песнями и празднествами. И теперь у нашего народа сохранился обычай закликать весну песнею:

Весна, весна красная!Приди, весна, с радостью,С радостью, радостью,С великою милостью,Сольном высоким,С корнем глубоким,С хлебами обильными.

В некоторых деревнях в конце Масленицы сжигают соломенное чучело, которое называют Зимою (в других местах – Мораной) и радуются уничтожению зимы. В первый день Пасхи, по народному верованию, солнышко во всем своем блеске играет на небе. Если набежит тучка, в деревнях поют дети:

Солнышко, солнышко,Выгляни в окошко,Твои детки плачут,Солнышко, покажись,Красное, снарядись!

При наступлении лета до сих пор празднуется праздник Красная горка: поют песни, водят хороводы, пляшут. Эти песни и хороводы ведут начало от древних языческих обрядов и богослужений.

В разгар лета, в конце июня (23 числа), совершается праздник Купалы (одно из названий солнца). Солнце в эту пору еще в полной силе, но с этого времени наступает поворот к осени. В иных деревнях совершается в ночь с 23-го на 24 июня такой обряд: берут колесо, обертывают его соломою, зажигают и скатывают с горы. Катящееся с горы огненное колесо знаменует солнце, сходящее с прежней своей высоты. Кроме того, зажигают костры, прыгают через огонь, купаются в реке.

В старину почитали огонь и воду, верили, что в иных случаях они имели очистительную и целебную силу. До сих пор у народа нашего считается грехом плевать в огонь и на воду. Старухи-лекарки стараются в Купальский день набрать побольше целебных трав. По их верованию, травы, собранные в это время, имеют особенно врачующую силу. Много еще и других верований и обрядов языческой старины до сих пор сохранилось у нашего народа. Многие из них уже совсем непонятны и для самого народа, и он держится их только по привычке. В народных сказках особенно много уцелело следов языческих верований.

Особых языческих храмов у предков наших не было, а молились они своим богам в лесной глуши, у озер, у рек, на возвышенных местах, потом в городах. Делали идолов, то есть изображения своих богов в виде людей, обыкновенно из дерева (вероятно, вроде тех «каменных баб», о которых говорилось выше). В жертву приносил и им разных животных, молились, гадали о будущем по разным приметам. Особенных жрецов у восточных славян не было, а совершали жертвы старцы, старшины родов. Было у славян верование и в будущую загробную жизнь. Покойников своих они зарывали в землю, а иногда сжигали; с покойником зарывали в могилу или клали с ним на костер пожитки его, утварь, а также оружие и боевого коня, если покойник был воин. Предки наши, видно, верили, что загробная жизнь походит на земную и умершим понадобятся их пожитки.

После погребения на могилах совершали пиры (тризны).

Верили славяне и в предзнаменования – отсюда ведет начало обычай гадать. Те люди, которые умели объяснять знамения и гадать, назывались волхвами, кудесниками, ведунами, знахарями и пр. По верованиям славян, они даже могли своими заклинаниями и волхованиями отвратить беду или накликать ее. До сих пор суеверный народ не только затмение солнца, появление новой луны, но и вой собаки, карканье вороны, кукование кукушки и т. п. принимает за предзнаменования. В некоторых деревнях наших до сих пор встречаются знахари и знахарки, которые заговаривают от разных болезней, и многие суеверные простолюдины вполне верят им. Все эти заговоры, заклинания, приметы, поверья – остатки темной языческой старины.

Соседи восточных славян

По соседству с восточными славянами в IX в. жило несколько инородных племен. На востоке, по Волге, у Каспийского моря жил и хазары, народ турецко-татарского происхождения. Хотя у хазар были уже города (например, Итиль, при устье Волги), но все-таки вернее их считать кочевниками, чем оседлыми: немногие богатые хазары имели глиняные мазанки, и только у кагана (так называли хазары главного вождя своего) были высокие кирпичные хоромы. Летом город пустел: жители забирали свои пожитки и откочевывали в степь. Хазары вели торговлю с азиатскими народами и с восточными славянами, а некоторых из них принудили платить себе дань.

К северу от хазар, по Волге и Каме, жили болгары. Они были того же происхождения, как и хазары, но с ними смешались в один народ финны, жившие в тех же краях. Болгары занимались хлебопашеством, но главным их промыслом была торговля: по рекам они сносились и торговали с хазарами, финнами и славянами.

Весь северный край нынешней России был населен в древности финскими племенами. Предки наши звали их чудью.

Финны дробились, подобно славянам, на несколько племен (весь, меря, мурома, мордва и др.) и жили среди лесов и болот, по берегам рек и озер, занимались рыболовством и звероловством. Жили они разбросанно, небольшими поселками и не были опасны своим соседям. Северные славяне вели с ними мирные сношения и могли расселяться в северном краю без особенной помехи.

Западными соседями славян были литовцы. Они тоже делились на несколько племен (литва, пруссы, жмудь и др.) и жили по большей части в лесной и болотистой местности, по нижнему течению рек Западной Двины, Немана, Вислы. По языку, древним верованиям и обычаям видно, что литовцы того же происхождения, как и славяне.

Кроме этих соседних племен, за тысячу лет до нынешнего времени предкам нашим приходилось сталкиваться еще с некоторыми народами. По Днепру восточные славяне вели сношения с греками, получали от них разные ткани, оружие и другие изделия, а взамен продавали им меха, медь и воск. Сношениям этим много мешали степные хищные племена, похожие на нынешних калмыков и киргизов. Заходили эти степняки из Азии, кочевали в степях между Доном и Днепром, рыскали по степям на своих быстрых лошадях и выжидали только удобного случая, чтобы нагрянуть врасплох на поселян или на караван купцов.

На севере славянам пришлось рано познакомиться и с морскими удальцами – норманнами – народом германского происхождения, уже издавна поселившимися в Скандинавии. Страна эта суровая: покрыта она большею частью скалами, озерами, дремучими хвойными лесами… Трудно было тут заниматься земледелием, а тем, кому пришлось жить по берегам, где были голые утесы или пески, и совсем невозможно: им приходилось искать пропитание в море. Рыболовство стало главным промыслом этих береговых жителей. Приходилось тут им выносить жесткую стужу, бороться с бурями, нередко терпеть и голод. Слабые не выносили такой жизни и гибли, но зато люди здоровые, сильные свыкались с тяжелыми лишениями, постоянная борьба с невзгодами и препятствиями закаляла их, становились они крепкими и телом, и духом, равнодушными к холоду и голоду, а когда буря завывала, гудел прибрежный сосновый лес, море бешено билось своими волнами в береговые скалы, им даже любо становилось. Смолоду роднились они с морем, привыкали отлично управлять своими легкими лодками. Буря им была нипочем; тут можно было показать лучше и свое молодечество, и сноровку в морском деле. Таким удальцам не по вкусу было заниматься рыбной ловлей; нашли они себе другое дело: стали рыскать по морям, грабить встречные корабли с товарами да прибрежных жителей разных стран. Все лучшее на земле принадлежит храбрейшему и сильнейшему – вот правило, которым они руководились. На то боги дали и силу, и удаль, верили они, чтобы пользоваться ими. Мирного труда они не уважали, законов никаких не знали, смерти не боялись. По их верованиям, только тот и в рай-то мог попасть, кто погибал в бою или в морской пучине; находились между ними и такие бойцы, что в пылу битвы с открытой грудью неистово кидались на врага, чтобы погибнуть, но не попасть в плен, в рабство. Всюду, куда можно было зайти смельчакам на ходких ладьях, заходили они и добывали все, что может добыть храбрый и могучий воин тяжелой секирой и длинным мечом. Шайки этих морских удальцов с VI в. под начальством своих бесстрашных вождей (морских королей) наводили ужас на всех береговых жителей Европы. Норманны не только грабили приморских жителей, но по рекам входили на своих легких плоскодонных ладьях в глубину страны, грабили жителей, брали богатые выкупы с горожан или обращали города в груды пепла и развалин. Нагнали норманны такого страху на прибрежных жителей Европы, что те в церквах в особых молитвах молили Бога об избавлении страны от норманского погрома. До сих пор во Франции, в Бельгии по берегам рек Сены, Рейна и др. виднеются развалины замков (небольших крепостей или укрепленных жилищ), где в былые времена помещики со своими семьями и людьми искали спасения от норманского меча.

Вооружение норманнов

Шайки морских воителей не всегда состояли из одних норманнов. Нередко к ним присоединялись удальцы и из других племен, живших у берега моря, близ Скандинавии, из литовских и славянских племен, обитавших по южному берегу Балтийского моря. Отвага, жажда добычи, один вождь да общая опасность связывали такую сбродную шайку в крепкую дружину. Пришлось и нашим предкам столкнуться с этими воителями. Норманны издавна все пробирались по рекам Восточной Европы в Черное море. Из Финского залива по Неве плыли они в Ладожское озеро, затем поднимались по Волхову в озеро Ильмень, отсюда плыли по Ловати. Здесь доходили они до верховья и, где нельзя было плыть по какой-нибудь реке, тащили волоком по земле свои ладьи или несли их, добирались до верховья Днепра, спускались по течению до порогов его; тут опять тащили лодки несколько времени волоком и затем без помехи доходили до Черного моря и плыли в Константинополь, столицу Греции. Ездили сюда они для наживы, вели торговлю, нанимались в императорскую гвардию; рослых и сильных воинов охотно брали на службу и платили им хорошие деньги. Норманны называли себя варингерами (вооруженные люди), потому славяне и прозвали их варягами.

Предания о первых русских князьях

О Рюрике, Аскольде и Дире

Славянское племя, раскидавшись небольшими поселками на огромном пространстве в Приднепровской равнине и по Ильменю, не могло сохранить независимость.

В 859 г., по словам летописца, «варяги из-за моря» брали дань со славян, ехавших по Ильменю, и со всех кривичей, а также с двух соседних финских племен, чуди и мери, а хазары – с полян, северян и вятичей.

В 862 г. ильменские славяне и кривичи, собравшись с силами, свергли власть варягов, прогнали их за море и начали сами собой управляться; не стало между ними правды, восстал род на род, и начались усобицы. Терпеть их, видно, невмочь было, и порешили тогда ильменские славяне, кривичи и чудь: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву».

Послы отправлены были к варяжскому племени Русь и сказали русским князьям: «Земля наша велика и обильна, а наряда (порядка) в ней нет; велите княжить и владеть нами». Братья согласились и в 862 г. пришли в землю северных славян и соседних финнов. Старший из этих братьев – Рюрик – водворился сначала при устье Волхова, у Ладожского озера, срубил себе здесь город Ладогу, а потом перешел к истоку Волхова и поселился в Новгороде; второй брат – Синеус – водворился на Белом озере, а третий – Трувор – в Изборске.

От них и страна, где они утвердились, стала называться Русью.

Так рассказывает о начале нашего государства предание, занесенное в древнюю летопись.

Там, где именно жили эти варяго-руссы и к какому племени принадлежали, про это нет сколько-нибудь точного указания. Много трудились наши ученые над изъяснением этого темного вопроса: одни предполагали, что под «варяго-руссами» надо разуметь норманнов; другие думали, что призванные князья-варяги были вождями сборной дружины, в которой было очень много славян, и потому эта пришлая дружина скоро вполне слилась с призвавшими. Наконец, в наше время некоторые думают, что руссы – славяне; один ученый полагает, что они – балтийские славяне, другой – что они из Приднепровья и ведут начало от роксолан. Словом, вопрос о том, откуда, как пришли и кто были первые наши князья, несмотря на все усилия и домыслы ученых, вопрос темный, нерешенный и таким, вероятно, останется навсегда, если не будет открыто каких-либо новых источников.

Два года спустя, говорит предание, умерли оба младшие брата Рюрика, и он стал властвовать на севере один. Приказывал он своим дружинникам в разных местах области рубить (строить) новые города, то есть строить деревянные ограды, крепости, где легко было держаться против внутренних и внешних врагов и где можно было хранить добычу и держать пленников. Врагов у Рюрика довольно было и между славянами: не все из них хотели подчиняться чужеземцу и платить ему дань – приходилось многих силою принуждать к повиновению.

В Новгороде, по преданию, произошло даже восстание: попробовали свергнуть Рюрика, но он одержал верх и казнил Вадима, главного мятежника, и многих сообщников его.

Рюрик

Много городов роздал Рюрик своим старшим дружинникам; они имели при себе вооруженные отряды и заставляли окрестных жителей повиноваться князю и платить дань.

Двое из дружины Рюрика, не получившие в управление городов, отпросились у него идти со своими родичами в Константинополь искать счастья. Отправились они обычным путем варягов – поплыли по Днепру мимо Смоленска, города кривичей, мимо Любеча, города северян, дошли до неведомого им городка в очень красивой местности, на крутом берегу Днепра. Узнали они, что город этот называется Киевом, по имени Кия, который некогда основал здесь первые поселки с братьями Щеком и Хоривом и сестрою Лыбедью. Узнали также, что киевляне платят дань хазарам.

Сильно полюбилось Аскольду и Диру это место: они помогли киевлянам освободиться от власти хазар и сами стали властвовать здесь; набрали они себе сильную дружину из своих земляков и утвердились в стране полян.

Так явилось новое Русское государство на среднем течении Днепра.

Недолго усидели на одном месте эти воинственные дружинники: привыкли они к боевым тревогам, и скучна была для них мирная жизнь, а тут еще то и дело приходилось им слышать от бывалых людей баснословные рассказы о дивных богатствах Константинополя, о необычайной его роскоши. Слышали они часто о том, что греки – народ слабый, изнеженный, что они боятся войны, что готовы скорее золотом откупаться от врагов, чем встречаться с ними в поле или море с оружием в руках.

Соблазн был очень велик. Добраться до Константинополя было не особенно трудно. Начались приготовления к походу. И вот собрались непоседливые, предприимчивые удальцы с разных сторон к Аскольду и Диру, охотники до воинских утех и богатой добычи, и пустились на двухстах лодках в путь. Легко было плыть по течению Днепра до самых порогов его, здесь приходилось с немалым трудом проводить лодки между камнями, а в иных местах надо было волочить их по земле, а кое-где нести и на плечах. Затем опять течение широкого Днепра несло ладьи в Черное море. В затишье приходилось плыть по морю на веслах, а при попутном ветре подымались паруса, и легкие ладьи быстро скользили по поверхности моря – неслись, словно чайки морские, по широкому его простору.

Напали руссы на Константинополь врасплох. Император был в это время с войском в Азии, у восточных пределов империи. Ужас охватил все население роскошной столицы, когда из соседних прибрежных селений беглецы принесли страшную весть, что множество русских лодок плывет к столице. Заперли городские ворота, расставили в разных местах по стене городской и по башням стражу и послали к императору весть о беде.

Страшны были для изнеженных византийцев суровые воины севера. Это были рослые, рьяные и крепкие люди со светло-русыми волосами, бритыми подбородками; тяжелые шлемы покрывали их головы; грудь защищена была кольчугой; сверх нее накидывали они плащи, углы которых соединялись на правом плече запонкой. Тугие луки, острые оперенные стрелы, дротики, копья, тяжелые секиры (топоры) и обоюдоострые мечи составляли наступательное оружие этих воинов. Большие, полукруглые сверху и заостренные снизу щиты хорошо охраняли их от вражьих ударов.

«Смерть Аскольда и Дира». Гравюра Ф. А. Бруни. 1839 г.

Подошли руссы с моря к Константинополю, высадились на берег, отрядами рассеялись по окрестным селам и беззащитным предместьям столицы и, по свидетельству византийцев, принялись страшно свирепствовать, разорять их, истреблять все мечом и огнем. Ни старому, ни малому пощады не было; ни вопли детей, ни мольбы матерей – ничто не трогало свирепых воителей! Отчаяние овладело жителями столицы. Духовенство беспрерывно совершало молебствия в церквах; они полны были молящимися. Патриарх Фотий говорил проповеди. Он называл нашествие руссов карою, посланной Богом за пороки и тяжкие грехи, в которых погрязло население столицы.

«Народ жестокий и дерзкий, – говорил он, – разоряет и губит все: нивы, жилища, стада, женщин, детей, старцев, всех сражает мечом, никого не милуя, никого не щадя. Он, как саранча на ниве, как жгучий зной, как наводнение, явился в стране нашей и сгубил жителей ее…»

Указывал патриарх и на малодушие жителей, обезумевших от страха.

«Не вопите, не шумите, перестаньте плакать, молитесь спокойно, будьте мужественны!» – увещевал он их.

Но все напрасно: страх был сильнее его красноречия! Руссы у стен города насыпали огромный вал, добрались до верха стены, и жители трепетали от ужаса, что враги вот-вот ворвутся в город… Но этого не случилось – руссы совсем неожиданно для осажденных поспешно ушли из-под стен Константинополя. Буря ли, поднявшаяся на море, или весть о приближении императора с большим войском побудила их к этому, неизвестно. Долго после того сохранялось у греков предание об этом первом нападении на их столицу руссов. Есть известие, что около этого времени некоторые из них приняли христианство от греков.

В 879 г. умер Рюрик. Сын его Игорь был еще очень мал, и за малолетством его стал княжить его родич Олег.

Предания об Олеге

Олег, по преданию, был князь очень предприимчивый и воинственный. Только власть попала в его руки, как он задумал большое дело – овладеть всем течением Днепра, забрать в свои руки весь водный путь в богатую Грецию, а для этого приходилось покорить всех славян, живших по Днепру. Тут одной княжеской дружины было мало. Олег набрал из ильменских славян, из кривичей, подчиненных ему, финских племен большое войско и двинулся с ними и дружиной на юг.

Овладел Олег прежде всего Смоленском, городом тех кривичей, которые не были еще подвластны никому, затем взял Любеч, город северян, оставил в этих городах отряды своей дружины под начальством надежных, опытных воевод, а сам пошел дальше. Наконец показался и Киев. Знал Олег, что силою нелегко будет взять этот город: княжили там Аскольд и Дир, опытные вожди, да и дружина у них храбрая, бывалая. Пришлось пуститься на хитрость: войско было оставлено позади, а Олег с несколькими лодками подплыл к Киеву, остановился неподалеку от города и послал сказать Аскольду и Диру, что их земляки, купцы варяжские, едут в Грецию, хотят повидаться с ними и просят их прийти к лодкам.

Киевские князья, не подозревая вовсе злого умысла, вышли одни на берег. Тогда воины, спрятанные в лодках, выскочили и окружили их.

«Вы не князья и не княжеского рода, – сказал им Олег и прибавил, указывая на Игоря, – а вот сын Рюрика».

По знаку Олега воины его бросились на Аскольда и Дира и убили их. Погребли их у берега Днепра на горе (доныне одна прибрежная гора у Киева называется Аскольдовой могилой). Киевляне, оставшиеся без князей и застигнутые врасплох, подчинились Олегу.

Полюбился ему Киев, назвал он его «матерью русских городов», и стал Киев с этого времени главным русским городом. Чтобы утвердить свою власть на покоренной области, Олег начал строить новые города, как Рюрик отстраивал их на севере. Города эти раздавал он под начало своим дружинникам и установил дань с покоренных племен.

Не сиделось Олегу спокойно в Киеве. Каждый год, лишь только вскрывались реки, с дружиною своей пускался он в путь, на быстрых ладьях входил в притоки Днепра с правой и с левой стороны, подчинил себе жившие по берегам славянские племена; по Припяти покорил древлян и принудил их платить себе дань по черной кунице с жилья; в следующем году поднялся по Десне, победил северян, данников хазар, и заставил их платить себе небольшую дань; затем принудил он и радимичей, по реке Сож, платить себе дань, которую прежде они платили хазарам.