Родная старина

Своих царей скифы погребали с большими почестями и особенным образом. Тело умершего, вынув из него внутренности, наполняли благовонными травами (бальзамировали), обмазывали воском, клали в колесницу и объезжали по всем подвластным народам. Печаль их выражалась тем, что они наносили себе раны, урезывали уши, царапали лицо, стригли волосы. Чем дальше везли погребальную колесницу, тем больше и больше народу присоединялось к печальному шествию, и наконец накоплялось великое множество людей. Когда привозили тело царя на царское кладбище (некоторые полагают – поблизости от Днепровских порогов), здесь выкапывали большую четырехугольную яму, а в ней отдельные пещеры. В одной погребали царя, а затем, удушив одну из царских жен и самых близких к царю слуг, хоронили их в остальных пещерах. С ними клали царскую утварь, оружие и различные украшения, большей частью золотые, так как скифы серебра и меди употребляли мало. Наконец все собравшиеся на погребение наперерыв друг перед другом засыпали могилу землей, стараясь сделать насыпь как можно выше, таким образом сооружали иногда громаднейший курган, сажень десять вышиною, шагов 500 в окружности. Через год справлялись поминки: снова убивали лучших из уцелевших слуг умершего царя, убивали и лучших его коней и мертвых всадников на мертвых конях ставили на кольях вокруг кургана.

Скифский воин

Когда умирали простые скифы, то родственники умерших возили их на повозках по их друзьям; те угощали провожатых пирами. Такие похоронные объезды длились 40 дней, затем совершалось погребение.

Строго соблюдая свои обычаи, скифы, по словам Геродота, питали отвращение к обычаям иноземцев и ничего не заимствовали от них…

Из приведенного рассказа ясно рисуются суровые нравы скифов-кочевников. Нравы и обычаи скифов-пахарей, к сожалению, не описаны, но они, конечно, отличались большею мягкостью и миролюбием, как оседлые мирные промышленники. Они возделывали хлеб не только для себя, но и для продажи.

К рассказам Геродота о богатстве скифских могил ученые относились долго недоверчиво, но когда стали раскапывать курганы, то рассказы «отца истории» блистательно подтвердились.

Несмотря на то что сокровища многих скифских могил оказались расхищенными еще в глубокой древности, несмотря на то что при раскопке одного царского кургана (Куль-Оба) близ города Керчи грабителями было сделано нападение и захвачено множество древних золотых вещей, все-таки найти и сберечь удалось огромное количество скифских древностей. При раскопке, например, одной могилы в 1863 г. (Чертомлыцкой) близ Днепровских порогов, неподалеку от местечка Никополя, было найдено множество принадлежностей и украшений конской сбруи, колесниц, шатров; найдены золотые и серебряные обручи, серьги, около 700 золотых блях, золотые перстни… Раскопка этого кургана производилась почти два года; но труды увенчались блестящим успехом: добыто было около 2500 предметов, драгоценных для науки. Хотя большая часть вещей была греческой работы, но делались они сообразно нравам и вкусам скифов.

Особенно важны две вазы: одна – золотая, найденная в кургане близ Керчи, другая – серебряная, добытая из Чертомлыцкой могилы, недалеко от местечка Никополя. Оба эти изящных сосуда греческого изделия украшены изображениями скифов и дают понятие об их вооружении и одежде.

Скифская одежда была одеждою лихого наездника. Короткий кафтан не мешал верховой езде: запахивался он пола на полу и туго опоясывался ременным поясом, украшенным бронзовыми пластинками. Кафтаны были холодные и теплые: последние подбивались и опушались по краям мехом. Обувь скифа состояла из коротких сапог, которые перевязывались ремнем. У царей и богатых вельмож и кафтаны, и шаровары украшались золотыми бляшками, из которых составлялись узоры; кроме того, одежда украшалась множеством блестящих пуговок.

Скифы носили бороды и длинные волосы, зачесывая их назад; башлыки, которыми они прикрывали голову, точно так же как и одежда, украшались нашивными бляхами и пуговками. Вожди носили на голове золотые ленточные перевязи вроде венчиков. На шею надевали гривны, то есть ожерелья: цари и вельможи – золотые в полфунта и больше весом, простые люди – бронзовые. Женщины у скифов очень любили украшения, в их могилах было найдено множество золотых и бронзовых ожерелий, обручей (браслетов), перстней, колец, серег.

Главным оружием скифов были лук и стрелы, на поясе у каждого висел лук в налучии, при котором был небольшой колчан со стрелами; кроме того, употреблялись короткие мечи и копья. Самым ценным богатством степного наездника был, конечно, конь. Простые скифы, как видно по изображениям, довольствовались ременной уздечкой и незатейливым седлом, но цари и вельможи у них щеголяли великолепными конскими уборами, которые были обильно украшены золотыми разнообразными бляхами, на шеи коням иногда навешивались гремящие цепочки с бубенчиками и колокольцами.

Скифские вазы

Из утвари скифов найдены большие котлы на высоких подставах; они, очевидно, ставились прямо на землю, и под ними разводился огонь. Кроме того, найдены чаши и роги, служившие скифам на их пирах, а также вазы, блюда, ложки, ножи и проч.

Хотя и после Геродота греки говорят о скифах, жителях Восточной Европы, а затем римские писатели сообщают некоторые известия о ее обитателях, называя их сарматами и другими именами, но известия эти по большей части темны и сбивчивы. Под скифами и сарматами древние писатели разумели вообще жителей южной части малоизвестной Восточной Европы, между тем на ее равнинах обитало разом по нескольку различных племен, притом кочевые народы здесь часто сменялись один другим. Некоторые наши ученые думают, что под общими названиями скифов и сарматов скрываются и наши предки – славяне.

После Рождества Христова греческие и римские писатели начинают уже различать на Европейском Востоке несколько племен и называют их разными именами, но в путанице этих имен очень трудно разобраться. В IV в. в юго-западной части нашего отечества готы, народ германского племени, образовали было большое государство, но страшное нашествие азиатских кочевников, гуннов, уничтожило его и произвело в Средней Европе общее передвижение племен, так называемое Великое переселение народов.

С пятого столетия после Рождества Христова появляются уже довольно ясные известия о славянах.

Славяне

Сравнение языков, древних верований и обычаев европейских и некоторых азиатских народов показало, что славяне принадлежат к большой семье племен, которые ведут начало от одного праотца-народа – арийцев, в незапамятные времена живших в Азии, на Иранской возвышенности. Арийское племя, размножаясь, постепенно выделяло из себя части, которые, мало-помалу подвигаясь от своей родины на юг и на запад, расселялись по разным странам и складывались в отдельные племена (в Европе греко-италийцы, кельты, германцы, литовцы, славяне, в Азии – иранцы и индийцы). Тем же способом дознано, что славяне, пришедшие в Европу еще в доисторические времена, не походили на древнейших диких обитателей ее, чтили уже родственные связи и обязанности, могли приручать животных, занимались скотоводством, имели сведения о земледелии, умели плести, ткать, шить, знакомы были с золотом, серебром, медью, стало быть, давно уже вышли из первобытного состояния дикарей.

Где в Европе поселились славяне по выходе из Азии – неизвестно. Вероятно, не раз им приходилось менять место во время народных движений. По древним преданиям славян, можно заключить, что древнейшим местом их в Европе были страны по нижнему и среднему течению Дуная и земли к северу от него до Карпатских гор. На Дунае жить было привольно: воздух здесь теплый, земли плодоносные, растительность богатая. Не ушли бы славяне отсюда по своей воле, да стали их теснить с юга, как говорит предание, другие народы (волохи), пришлось славянскому племени раздробиться и двинуться в другие земли. Одна только часть их осталась на Дунае; от этих славян ведут начало сербы и болгары. Другая часть их пошла дальше на север; от них произошли чехи, мороване, словаки и поляки, а те славяне, которые поселились по реке

Эльбе да по берегу Балтийского моря, мало-помалу затерялись среди сильных немецких племен, слились с ними в один народ – онемечились. Третья часть славян пошла на северо-восток по Днепру и его притокам. Эти восточные славяне наши предки: от них-то и ведет начало русский народ.

Места по Днепру было вдоволь, тесниться было нечего – свободно расходись хоть во все стороны! Пробираются по реке поселенцы: приглянется им какое-нибудь место на берегу – остановятся, поживут несколько времени. Хорошо живется, можно добыть пищу и не очень опасно – устроят незатейливые жилища и живут себе, а худо – пойдут дальше искать новых мест. Широко раскинулись по долине Днепра, по его притокам и дальше к северу и востоку поселения восточных славян, и разбились они на несколько частей или небольших племен. Те славяне, что расселились на полях по среднему течению Днепра, назвались полянами. К западу от них водворились древляне, в лесах (деревах) по реке Припяти. К северо-востоку от полян, по реке Десне, – северяне. От реки Припяти до Западной Двины болотистую местность заняли дреговичи (от слова «дрягва», что означает «болото»). По верховьям Днепра и Западной Двины поселилось большое племя кривичей; самая северная часть славян, жившая по озеру Ильменю и по рекам, впадающим в него, не имела особого названия, а называлась общим именем – словенами. К востоку от Днепра, по реке Сожи, жили радимичи, а еще далее, к верховьям Оки, жили вятичи, самое восточное из славянских племен. По Западному Бугу жили дулебы, или бужане, а далее по Карпатским горам – хорваты. По Днестру, к Дунаю и Черному морю, поселились уличи и тиверцы.

Из отрывочных известий Византийских, германских, арабских писателей (с седьмого по десятое столетие до Р.Х.) и нашей летописи можно добыть кое-какие сведения о житье-бытье наших предков до начала государства.

Разбросавшись по огромному пространству, не только все эти племена восточных славян не сливались в один народ, но и каждое племя в свою очередь дробилось на отдельные общины, и каждый поселок жил особняком. До девятого столетия по P. X. не было такой силы, той одной власти, которая сплотила бы их в один народ. В каждой отдельной семье повелителем был отец; несколько семейств, происшедших от одной семьи, составляли род. Если жив был дед, от которого вели начало эти семьи, то он был и главою всего рода; все родичи должны были слушаться своего родоначальника, как дети отца. Умирал дед, тогда брат его или старший сын становился главою рода. Когда же с течением времени род разрастался, многие забывали уже о том, что они ведут начало от одной семьи, не помнили о кровном родстве между собою, тогда род распадался на несколько отдельных родов. Они порой даже враждовали между собой, но один язык и одинаковые нравы отличали их от иноземных народов и напоминали им, что они одноплеменники.

Расселившись по полям, по лесам, по степям, восточные славяне не могли, конечно, вести повсюду один и тот же образ жизни. По среднему течению Днепра земля плодородная – тучная почва давала здесь богатые урожаи, могла прокормить много народа, и потому поляне могли тут селиться большими поселками и промышлять земледелием. А древляне, занявшие лесную область, принуждены были пробавляться больше всего звероловством, охотою и жили небольшими поселками вразброску. Так и другие племена промышляли кто чем мог, смотря по месту: где охотою и звероловством, где рыболовством, а где были хорошие луга, там – скотоводством, но издавна больше всего славяне любили заниматься хлебопашеством. Не только на юге, где тучная почва давала богатую жатву, но и на севере, среди дремучих лесов, на бедной земле, где только можно было, славянин выбирал полянку для своей пашни, бороздил лесную глинистую почву своим оралом, и хотя скудный плод давала северная почва, но и тут издавна наш народ чтил землю, свою «мать-кормилицу», как величает он ее.

Селиться славяне любили по берегам рек и озер, на высоких местах, чтобы жилье не затопило во время весенних разливов. Тысячу лет тому назад славяне еще не умели строить хороших жилищ – сплетали себе жалкие лачуги из хвороста, покрывали соломой, лишь бы укрыться от дождя да непогоды; жили и в землянках. Ненастье и стужа заставили, однако, уже в древности предков наших задуматься о том, как бы получше устраивать себе жилища: стали они свои плетенные из ветвей шалаши обмазывать глиною (до сих пор так делаются в иных местах на юге мазанки, или хаты), там, где было вдоволь лесу, научились делать стены из плотно сложенных бревен и строить себе избы. Печей и дымовых труб совсем не умели делать в древности, а устраивали среди жилища очаги, где и разводили огонь, а дым уходил в отверстие в крыше или в стене (до сих пор еще в северных деревнях у нас встречаются курные избы без дымовых труб и без хорошо устроенных печей). Скамьи, столы и домашняя утварь делались в древности, как и теперь, из дерева.

Славянское жилище VIII–X вв: 1 —«горница» (чердак), 2,5 – полати; 3 – печь; 4 – «голбец»

Ненастье да мороз заставили наших предков, сошедших с юга, подумать и о теплой одежде. Где нужда, тут и помога: леса были полны пушным зверем; надо было только изловчиться, а добыть шубы можно было. Быстрая стрела догонит и зайца, и птицу в небе. Силен лесной богатырь-медведь, а и с ним может управиться человек, когда в руках у него рогатина или копье да тяжелый топор или секира про запас. Умели издавна наши предки ловить зверей и живьем капканами, и западнями.

Из шкур пушных зверей делали себе славяне шубы и шапки; обувались сначала в лапти, а потом научились делать и кожаные сапоги. Летом мужчины носили только рубахи и шаровары, а в бою, в жаркую пору, сбрасывали и рубашки, бились полунагие; вместо рубах иногда накидывали на плечи куски грубой ткани вроде плаща. Женщины носили длинные сорочки и такие же плащи, как и мужчины, и очень любили рядиться, издавна были в большом ходу у славянок разные украшения: обручи (браслеты), ожерелья, кольца, серьги, бусы.

Предки наши, стройные, русые, румяные, по словам иноземцев, отличались могучим телосложением, высоким ростом, большой силой и необыкновенной выносливостью: могли долго терпеть зной, холод и голод, пищей довольствовались самой простой, а иногда, в случае нужды, питались даже сырым мясом животных и рыбой. Из хлебных растений особенно охотно возделывали просо и гречиху.

Не будь у наших предков большой выносливости, которой удивлялись иноземцы, не под силу было бы им обжиться в суровых северных странах, не будь они сильны и стойки в бою, не отстоять бы им своих земель от тех степных хищников, которые то и дело налетали на своих быстрых конях на поселения славян, грабили их, захватывали людей в рабство.

Особенно много терпеть от степняков приходилось славянам, жившим близ степей, а северным славянам не давали покоя морские удальцы, варяги, рыскавшие на легких ладьях по морям и рекам. Живи славяне большими плотными поселениями, они смогли бы, конечно, дать врагу сильный отпор и наказать дерзкого хищника, но, на беду, раскидались они на огромном пространстве небольшими, редкими поселками, притом не ладили между собою – и сотня-другая степных или морских грабителей, нагрянув внезапно, могла натворить им много зла, не дав им даже и времени собраться с силами. Вот почему много бед пришлось вынести от врагов восточным славянам, хотя они уже издавна славились силой и храбростью в бою.

«Славяне, – говорит один славянский писатель, – народ столь могущественный и страшный, что, не будь они разделены на множество поколений и родов, ни один народ в мире не померялся бы с ним силою».

Жилища себе славяне устраивали иногда со многими выходами, чтобы легче было уйти при внезапном нападении; пожитки свои и запасы они обыкновенно зарывали в землю, а сами уходили и скрывались в лесах. Научились они хорошо прятаться в высокой степной траве, умели устраивать засады в лесу; часто сами нападали нежданно-негаданно на неприятеля и одерживали верх даже над сильным врагом; умели ловко притворным бегством заманить неприятеля в лесную глушь и там, скрываясь сами за деревьями, поражали врагов стрелами, концы которых иной раз намазывали ядом. Особенно ловко умели славяне плавать по рекам и нырять, могли даже по нескольку часов скрываться на дне реки; они брали в рот один конец выдолбленного тростника (камыша), а другой выставляли из воды и таким образом могли дышать, лежа на дне реки; у берегов их росли тростники, и потому врагам трудно было заметить хитрость славян. Кроме копий и стрел, они употребляли на войне еще большие деревянные щиты; панцирей и лат сначала не имели.

Постоянно славянам грозила беда от нечаянного нападения; стали они на высоких берегах рек или озер, на холмах устраивать укрепленные места, городить город; огородят небольшое пространство тыном из толстых бревен, насыплют земляной вал – и крепость (город) готова. Заслышат врага – и спешат жители окрестных поселков снести свои пожитки в город. Если враг не особенно силен, попытаются в открытом бою сразиться с ним; в противном случае старались укрыться в город и обороняться из-за ограды. До сих пор в Приднепровье встречается много остатков древних земляных валов, так называемых городищ. Они-то, по мнению некоторых ученых, и служили в древности укреплениями, куда в случае нападения сбегались окрестные жители-славяне для обороны.

Враги сильно беспокоили славян, больше и больше городили они городов, все ближе и ближе к их оградам ютились поселенцы. Прежде каждый род, даже каждая семья старались жить особняком, а тут, напротив, опасность заставляла их сблизиться – сообща можно скорей и крепкий город срубить, и легче с врагом справиться.

Сначала в каждом роде был свой старшина (называли его восточные славяне иной раз князем), а тут, когда вместе жило несколько родов, приходилось, чтобы сообща какое-либо дело сделать, старшинам родов собираться на совещание, на мирскую сходку, как говорят теперь у нас в деревне. В древности такие мирские сходы называли вечем. Сначала на вече, вероятно, ходили только старшины родов, а потом и другие взрослые люди. Здесь уже не отдельные родовые старшины заправляли всем, как было это прежде, когда каждый род жил особняком, а решали всякое дело сообща. Община управлялась не одним лицом, а миром, как говорит наш народ.

Славянские идолы

Нравы славян тринадцать веков назад были еще очень грубы. Встречалось у них даже многоженство: кто был побогаче, тот мог иметь две, три жены и больше. У грубых древлян, у которых дольше держалась вражда между родами, мужчины силою уводили из других родов себе жен, похищали их, «умыкали», по словам летописца. У полян, где уже по нескольку родов жило вместе, в союзе, мужчины брали себе жен с согласия их родителей, платили за девиц вено (плата за невесту), то есть покупали себе жен. До сих пор у народа нашего сохранились свадебные обряды, которые указывают на древние обычаи похищать или покупать себе жен. В иных деревнях наших, когда невесте приходится ехать к венцу, жених должен ее перенести через порог, как бы силою оторвать от родного дома. А в других местах жених обязан дать какую-нибудь монету брату невесты, который иначе не пускает его сесть рядом с ней.

Сурова была доля женщины: она становилась безответной рабой своего мужа; на ее руках лежали самые трудные домашние работы. Но как ни тяжка была участь женщин, они все-таки были привязаны к своим мужьям; есть известие, будто некоторые по смерти мужа даже добровольно сжигались на кострах с их трупами.

Во время войны, по рассказам византийцев, славяне иногда становились так свирепы, что не давали пощады ни женщинам, ни детям и страшно истязали попавших к ним в руки врагов; порою приносили в жертву богам пленных и даже своих детей. У тех племен, которые вели охотничью жизнь, нравы были гораздо суровее, чем у земледельческих племен. К жестоким обычаям относится и родовая месть. Если кому-нибудь наносилась обида, то сам обиженный или его родичи должны были непременно отомстить обидчику или его родне. В случае убийства не только убийца, но и весь его род мог ждать гибели от детей убитого или родичей его: позорным считалось не отомстить жестоко за обиду. Суда такого, которому повиновались бы разные роды, не было, и потому приходилось самому обиженному чинить и суд, и расправу над обидчиком, если он принадлежал к другому роду. Немудрено, что у предков наших в древности беспрестанно совершалась кровавая расправа и долго отдельные роды враждовали между собою. Постоянная взаимная вражда была главным несчастьем славян.

«Между ними, – говорит греческий писатель, – постоянный раздор; ни в чем они не могут согласиться между собой; все питают один к другому вражду, никто не хочет повиноваться другому». И вот население все больше и больше скучивается около городов, отдельные виды входят в союзы, и нравы понемногу начинают смягчаться. Между родами, которые сблизились, породнились между собою, вражды стало гораздо меньше. «В мире жить – с миром жить», – говорит пословица. Начинают больше заниматься мирными промыслами, вступают с соседними племенами в мирные сношения, вводят меновую торговлю: выменивают звериные шкуры, меха, которые добывались в изобилии в северных лесах, на оружие, разные металлические вещи и ткани, которые привозят иноземцы. Меха предкам нашим тысячу лет назад, между прочим, заменяли деньги. Иноземцы, заходившие к славянам, очень хвалят их добродушие, почтительность к родителям и особенно радушие и гостеприимство: всякого гостя они принимали ласково, старались угостить, чем только могли; даже не считали пороком, если бедный хозяин крал что-либо у богатого соседа для угощения гостя. Хотя и суровы были обычаи у славян, но жестокость, которая проявлялась в пылу боя или тотчас после него, не была постоянным их свойством; с пленными обходились они дружелюбно, назначали срок их рабству, отпускали их за выкуп на родину, а если освобожденные не хотели возвращаться, то могли жить и среди славян на свободе. Любили предки наши и повеселиться: умели петь песни, играть и плясать; были у них уже издавна и гусли, и гудок, и дудка. Пляски были, верно, такие же лихие, как и теперь в ходу у нашего народа (вроде трепака или казачка).

К дурным свойствам восточных славян надо отнести склонность к пьянству и неряшество: пили они не в меру, и ходить в грязной одежде было им нипочем. Конечно, чем более смягчалась грубость нравов, тем реже становились эти недостатки.

До конца X в. предки наши были язычниками: боготворили разные силы и явления природы. Люди в глубокой древности, как дети, совсем не понимали еще, что творится вокруг них в природе; всюду чудились им могучие существа, благие и злые. Благодетельным существом считали они солнце, оно своим светом прогоняло ночную тьму, своим теплом согревало землю. Предки наши думали, что солнце ведет, как живое существо, постоянную борьбу с холодом и тьмою. Зимой, по древним верованиям, брал верх над солнцем холод, мороз: в зимнюю пору хоть и показывается на небе солнце, да реже, чем летом; сизый холодный туман часто скрывает его, а если оно и проглянет, то недолго остается на небе, хоть и светит, да не греет. Мороз гуляет по земле, и она костенеет от его дыхания. Вся природа словно замирает: ни травы в поле, ни листьев на дереве– холодной снежной пеленой покрыта помертвевшая земля. Тяжело было на душе у первобытного человека в такую пору: не знал он еще наверно, вернется ли снова красное солнышко на небо, отогреет ли своим теплом застывшую землю… Но вот наступает весна. Солнце понемногу входит в силу: дольше остается оно на небе, светит ярче, начинает пригревать землю, мороз слабеет, лед и снег начинают таять; стекают с полей в реки ручьи воды из растаявшего снега. Входят реки в силу, взламывают подтаявший лед, что сковывал их всю зиму, и несут его в море. Входит в силу и «мать сыра земля»: показывается трава, разбиваются в листьях древесные почки; защебетали весело в свежей листве и лесные пташки. Повеселело и у людей на сердце, радостно встречают они песнями ясное солнце, радуются его победе – победе жизни над смертью, молят его, чтобы оно побольше дало тепла и света…

Черные тучи представлялись первобытным людям страшными чудовищами, драконами, громадными птицами – врагами солнца. Страшно становилось людям, когда темная грозовая туча надвигалась на небо, будто неведомое темное существо ползло по небу, все ближе и ближе подбиралось к солнцу и вдруг хватало его. Вместо ясного солнечного света тяжелая мгла охватывала землю; смутно становилось и на душе у людей. Вдруг удар грома, грохот раскатывается по всему небу, огненные стрелы пронизывают тучу: то идет страшная небесная борьба, то бог-громовник разит чудовище-тучу своими молниями-стрелами. Из тучи льется дождь: это живая вода, которую таило чудовище, но заставил его бог-громовник пролить ее на землю. Жадно пьет земля живую воду и входит еще в большую силу. Разбита стрелами бога-громовника черная туча: сильный ветер разносит клочки ее и гонит своим могучим дыханием с неба. Снова голубое небо приветно обнимает землю; снова над нею весело сияет красное солнышко; радуются ему люди, приносят благодарность и небесному воителю, богу-громовнику, и могучему ветру.