Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

– Это мы сделаем, – пообещал я. – Умело свяжем кабальными договорами, концессиями, участием в союзах, совместных проектах, всякого рода сомнительных начинаниях… В общем, это уже мое дело. Вы делайте свое, я свое. С богом, сэр Штаренберг!.. Попрощайтесь за меня с сэром Растером, не хочу его отрывать от дружеской беседы с великим шаманом.

Он кивнул.

– Да, сложно найти родственную душу, я их обоих понимаю.

Я красиво вскинул руку в эффектном прощании, как же я себе нравлюсь в таком жесте, особенно когда и последнее слово за мной, вообще обалденно, что еще нужно для счастья, если стараться не думать, что везет в мелочах, но не в любви.

Бобик пошел вперед крупными прыжками.

Глава 3

Мимо замелькали кусты, осыпанные мелкими розовыми цветами так густо, что кажутся окутанными туманом, весна в разгаре, пчелы проносятся с ревом, как шмели, гудят надсадно и сипло, каждая тащит в дом ведро с пыльцой и медом.

Солнце по-весеннему горячее, жжет голову и плечи, но воздух еще холодный, а при такой скорости вонзает в тело мелкие острые сосульки. В низинах кое-где клубится настоящий туман, будто утром, но там земля прогревается намного дольше.

Наконец впереди показался наш лагерь, я торопливо замедлил Зайчика, здесь ничего не изменилось, только костров стало чуть больше.

На меня уставились с изумлением, а испуганный Палант выбежал навстречу и спросил испуганно:

– Что-то стряслось, ваше высочество?

Я удивился:

– Чего так решили?

Он пробормотал в обеспокоенности:

– Но вы вернулись… с полдороги.

– А-а-а, – протянул я, – вот вы о чем. Это я показываю, как нужно работать. Я догнал сэра Растера, переговорил, решил все проблемы… даже те, которые решать и не следовало, теперь его отряд удвоился, если не больше, за счет зеленых.

– Ваше высочество?

– Троллей, – повторил я раздельно. – Зеленых таких… впервые слышите? Между прочим, великолепные бойцы. Здоровенные, выносливые, неприхотливые. Ничего, потом сами увидите.

Он отшатнулся в испуге.

– Тролли? В нашем войске?

– У нас будет интернациональная бригада, – сказал я строго. – А так как у нас разные народы и даже расы, могу претендовать на титул генералиссимуса. Ну, ладно, звание… Хотя это потом, подумаем. Вы на сэра Растера равняйтесь в данном случае!

Палант вздрогнул.

– В каком… смысле?

Я сказал с укоризной:

– Что за молодежь пошла и куда? О чем думает? Что из нее, смысле, из вас, сэр Палант, вырастет?.. О Родине нужно, как вон сэр Растер, что с троллями общается и все об Отечестве родимом думает и думает! И снова думает. А вовсе не о гарпиях.

Он сказал виновато:

– Да я что, я ничего…

– А надо, – сказал я сурово. – Как бы и вообще! Мы ведь хто? Правильно, соль и цвет всего прогрессивного человечества! Потому мы должны, несмотря ни на что!.. В общем, ждите опаздывающих. Поезд поездом, но сюда топает пешком и армия в пятьдесят тысяч человек под руководством графа Клемента Фицджеральда…

Он сказал быстро:

– Да-да, ждем!

Я сказал с досадой:

– До чего же все медленные… Ладно, за то время побываю в Варт Генце и Скарляндах… надо, чтоб их военачальники выехали навстречу.

– Ваше высочество?

Я повторил раздельно:

– Мы мчимся к нашим друзьям в Варт Генц и Скарлянды, это значит – Зайчик, Бобик и я, если они, конечно, меня берут с собой. А вы, дождавшись сэра Фицджеральда, топаете в составе его армии. Растера с троллями не забудьте захватить!..

Я снова поднял Зайчика на дыбы, вскинул руку в эффектном прощании. Да, скоро можно будет вот так и перед дамами.

Дороги нам не нужны, даже Бобик проносится, ломая не только кустарник, но и мелкие деревца, а Зайчику, думаю, просто не хочется биться о толстые деревья, но если другого пути не будет, то что ж, он же пару раз, желая сократить дорогу, сразу шел на мой зов, не обращая особого внимания, что его от меня отделяет толстая каменная стена конюшни и народ разбегается в панике.

Солнце совсем почти летнее, напекает плечи и спину, а голову не так уж, я пригибаюсь перед встречным ветром, и ее прикрывает роскошная грива арбогастра.

Уже на землях Варт Генца, как я понимаю, впереди выросла стена леса, загораживая дорогу. Края уходят далеко вправо и влево до самого горизонта. В прошлый раз я объезжал, а сейчас почему-то ощутил, что лес идет узкой полосой, а недавний рейд по такому же почти воодушевил, Зайчик тогда шел, как кабан через высохший камыш, с хрустом ломая молодые деревья.

Бобик все понял, сразу понесся черной стрелой к стене лесных великанов, спеша вломиться первым и погонять там зверей раньше нас.

Деревья стоят могучие на краю, здесь мы протиснулись, дальше Зайчик шел бодро, как на прогулке, за спиной что-то сламывается со смачным треском, я то и дело увертываюсь от падающих стволов, но, к счастью, все обрушиваются далеко позади, Зайчика не остановить такой ерундой, это всего лишь лес, то ли дело – горы…

Хотя в горах я с ним еще не бывал, мелькнула мысль. Кто знает, что он может выкинуть…

Шириной лес оказался в четверть мили, а то и меньше, мы пронеслись сквозь него, как гигантские стрелы, вылетели на простор, Бобик помчался в сторонке, подпрыгивая и хватая на лету бабочек, я похлопал Зайчика по шее, предлагая нарастить скорость, как вдруг увидел скачущего в нашу сторону всадника.

Мне он показался крупноватым, а когда приблизился, я понял, что он не уступает по росту мне, а его огненно-красный конь – Зайчику. За его спиной сидит женщина в плотно повязанном платке, что укрывает голову и шею, даже лоб, оставляя открытым только лицо. У всадника поверх шлема такой же платок, однако широчайшие концы распущены, укрывая плечи и спину, словно тут частые песчаные бури.

Он смотрел на меня с таким же изумлением, лицо красивое, но жестокое, властное, и когда заговорил, в его хриплом голосе прозвучала откровенная неприязнь:

– Кто ты, посмевший вторгнуться в мои владения?

Я ответил мирно:

– Просто еду по своим делам. Напрямик. Если чем-то нарушил ваши права, приношу извинения. Я не нарочно.

Он нахмурился, голос стал резче:

– Никаких извинений! Обнажай оружие, или я срублю тебе голову.

– Безоружному? – спросил я.

Он фыркнул:

– У тебя есть оружие!

– А если я не стану вынимать меч из ножен? – спросил я.

– Тогда ты трус, – заявил он, – а трусам не место на земле!

Я сказал медленно:

– Логично. Но и слишком задиристым… тоже.

Он заорал люто:

– Что ты сказал?

– Общество нужно выпалывать как от дураков, – объяснил я, народ нужно просвещать хотя бы базово, – так и тех, кто в нем не уживается.

Я вытащил меч из ножен, всадник хищно улыбнулся, в одно движение ссадил женщину на землю. Она отошла торопливо и враждебно уставилась на меня крупными чернющими глазами навыкате.

Всадник выхватил меч, длинный и красиво загнутый на конце, даже расширенный, чем-то похожий на ятаган.

– Скажи твое имя, – потребовал он.

– Зачем тебе?

– Чтобы я знал, – сказал он мощно, – кого отправил к джаханнам.

– Ты не отправишь, – сообщил я, – а я твое имя не спрашиваю.

– Почему?

Я пожал плечами:

– Нужно запоминать имена мудрецов, а не дураков.

Он заорал и, резко вскинув меч над головой, послал в грохоте копыт коня вскачь. Я ждал, стараясь разогреть в себе злость, но получается плохо, слишком уж все обычно, а этот дурак не виноват, что он дурак, и как петух, защищая своих кур, бросается на все, что вторгается, как он считает, на его территорию, как же, вот прямо щас мечтаю все отнять и захватить.

В нужный момент я сам вскинул меч и, отклонившись от его удара, ударил сильно и точно. Лезвие меча захватило кончик платка на шлеме, а всадник промчался мимо, сдерживая коня, быстро развернул и тут же ринулся снова.

В его черных глазах я видел ярость пополам с удивлением, мне он тоже показался противником не простым, быстр настолько, что нужно драться, выкладываясь по полной.

Мы сшиблись, снова разошлись. В третий раз он остановил коня, мы некоторое время фехтовали, не сдвигаясь с мест. У меня рука заныла, удержать его тяжелые и точные удары очень непросто, он еще и силен чудовищно вдобавок к его быстроте.

Зайчик, ощутив себя оскорбленным ростом и статью огненного красавца, с силой ударил грудью, а тот сдуру не отступил, а попытался ударить в ответ, раздался их слитный жеребячий рев, похожий на женский визг, и красный конь опрокинулся на спину.

Всадник в последний момент успел соскочить, отпрыгнул, гибкий и быстрый, несмотря на рост и размеры.

Я удержал коня и крикнул:

– Ну? На этом закончим?

Его просто перекосило в ярости.

– Трус! – заорал он. – Конь всегда за тебя выигрывает схватки?

Я тоже, как и он, бросил взгляд на женщину. Закутанная в длинный платок и в платье, что укрывает лодыжки, она застыла столбиком и только наблюдает за нами большими серьезными глазами.

Не будь ее здесь, этот петух, возможно, не стал бы так на меня бросаться. Увы, присутствие женщины всегда разжигает огонь соперничества, но я все-таки могу вложить меч в ножны и уйти, а вот он не может…

– Погоди, – сказал я. – Это твоя невеста?

– Жена, – прорычал он. – Она видела, как я сражал и посильнее тебя… И увидит сейчас!

– Лучше посади ее снова за спину, – посоветовал я, – и езжай, куда ехал. А я поеду по своим делам.

Он бросился ко мне, раздувая ноздри.

– Думаешь, если ты все еще на коне…

Я сказал с досадой:

– Да ты в самом деле дурак.

Он отпрыгнул, когда я соскочил на землю, но тут же снова двинулся с поднятым для удара мечом. С долгую минуту мы фехтовали, оба одинаковые в скорости и силе, я видел на его вспотевшем лице изумление и начинающую проступать тревогу, явно предыдущие поединки заканчивались быстрее, затем он выкрикнул некое заклятие, как понимаю, движения ускорились, а удары стали тяжелее.

Но я уже разогрелся, злость и чувство опасности обострили все чувства, я начал двигаться тоже быстрее, еще быстрее, бил сверху, снизу, с боков, наносил косые и обманные удары, наконец он допустил крохотную ошибку, кончик моего меча задел его шею сбоку, кровь из рассеченной артерии ударила тугой красной струей.

Он покачнулся, выронил меч и попытался ухватиться за рану, но кровь мощно била тонкими струйками и между пальцами.

– Ты меня убил, – прохрипел с ненавистью, – тебе повезло…

– Не я, – буркнул я все еще со злостью, – тебя убила твоя дурость.

Он упал на колени, затем завалился на бок. Кровь все еще хлещет из такой небольшой ранки, сильно оттопыривая вздутые края, но слабее и слабее с каждым мгновением.

Я вытер лезвие меча о его одежду и сунул в ножны. Женщина подбежала и упала с плачем на его тело.

Чувствуя себя виноватым, я буркнул:

– Садись на его коня и возвращайся.

Она не слушала, рыдала, я вяло подумал, что надо бы помочь ей похоронить убитого мужа, все-таки не весьма вот так все оставить, но не вожу же с собой лопату, да и на его красном коне только дорожный мешок, там не видать торчащего черенка.

– Слушай, – сказал я женщине, – а он, может быть, огнепоклонник? Ну, в душе?.. Тогда его лучше оставить так вот…

Она коротко и с ненавистью взглянула на меня и снова опустила голову ему на грудь.

Я развел руками:

– Ну, как знаешь. Самое большое, что могу для тебя сделать – это оттащить его вон в ту яму и завалить камнями, чтобы звери не добрались.

Она не ответила, я посмотрел на красного коня с опустевшим седлом, на своего Зайчика и внимательно наблюдающего за нами Бобика.

– Как скажешь, – проронил я, – могу помочь тебе взобраться в седло, а то ваш конь как-то великоват.

Она наконец подняла голову, лицо страдальческое, но на губах проступила печальная улыбка. Медленно подняла мертвую руку мужа, поцеловала ее и сняла с пальца тонкое кольцо с небольшим красным камешком.

– Ты мог спастись, – проговорила она ему с укором едва слышно, в ее голосе чувствовались слезы, – почему не сделал?

Я отвернулся, не желая мешать прощанию, она еще хорошо держится, нет бурных рыданий, истерических воплей, чувствуется достоинство в каждом движении и жесте.

Выждав немного, я сказал снова:

– Мне надо ехать. Тебе тоже не стоит тут оставаться. Иди сюда!

Она вздрогнула от повелительного голоса, покорно поднялась и так же медленно приблизилась, опустив голову. Я подошел медленно к красному коню, он все отводил морду, но я поймал за повод и подвел к женщине:

– Садись.

Она посмотрела на меня исподлобья. Глаза крупные, навыкате, черные с огромной радужкой, ресницы густые, длинные и тоже чернющие, как верхние, так и нижние.

Не спеша нагнулась, сняла с шеи мужа политый его кровью платок, повязала себе на шею, как я понимаю, в знак скорби или траура, медленно подошла к своему коню.

Судя по тому, как хватается за седло, ездить сама умеет не очень, я поддержал ее под задницу, тугую, как отполированный и покрытый лаком орех.

Наконец она уселась, очень неумело и по-мужски, ухватила повод обеими руками.

Я отступил и сказал с облегчением:

– Ну вот… как бы так…

Зайчик подставил бок, я поднялся в седло, разобрал повод и повернул его в сторону Варт Генца.

Бобик ринулся вперед, Зайчик пошел следом, но я услышал за спиной стук копыт, торопливо оглянулся, одновременно нащупывая рукоять меча.

За нами на красном коне неумело скачет эта женщина, полы темного платья трепещут по ветру, ноги оголились весьма непристойно.

Я остановил Зайчика, они настигли нас и тоже остановились. Бобик подошел к ним и сердито уставился на красавца коня, тот мелко задрожал, но не отступил.

Женщина ответила мне прямым взглядом, но промолчала, неподвижная в седле, укрытая платком по самые брови, что изначально придавало ей скорбный вид, а сейчас и вовсе выглядит сироткой.

– И что? – спросил я. – Чего ты едешь за мной?

Она впервые разомкнула губы, я услышал низкий приглушенный голос, исполненный кроткой печали:

– А как иначе?

Я пробормотал:

– Ты о чем?

Она смотрела на меня в упор.

– Но разве я не должна следовать за тобой?

– Почему? – спросил я настороженно. – С какой стати?

Она проговорила мертвым голосом:

– Ты победил. Теперь у меня нет мужа.

Я охнул:

– И что? Я, что ли, должен о тебе заботиться? Ничего себе обычай… Распространить бы его на весь мир, сразу бы все войны прекратились!.. Или это у тебя такие шуточки?

Сказал и устыдился, какие шуточки могут быть, если только что убил ее мужчину, бесчувственная свинья, совсем огрубел, но слово не воробей, уже вылетело.

Она ответила очень серьезно:

– Но ты же убил моего мужа!.. Ты обязан это сделать… Таков Великий Закон!

– Чего-чего?

– Взять меня, – сообщила она мрачно. – По закону, убив мужа, ты забираешь его жен в наложницы, так как нельзя оставлять женщину одну.

Глава 4

Я окинул ее долгим взглядом, явно не горит желанием стать моей наложницей, но готова подчиниться обычаю или закону, что-то помню насчет этого в двадцать шестой суре, но я другого вероисповедания, я всегда другого, с каким бы ни столкнулся, а вообще-то, если честно, хотя этого никому не брякну даже спьяну, верую только в себя, да и то очень даже редко.

– Дорогуша, – сказал я, – я тебя доставлю до ближайшего селения, хорошо? А там либо езжай, либо устраивайся на жизнь, либо топай ножками в поисках лучшей жизни. Я не могу решать проблемы всех людей на свете! Не надо было выходить замуж за такого буйного дурака!.

Она ответила с чувством достоинства:

– Брак заключается родителями, я впервые увидела своего мужа только на брачном ложе.

– Ах да, – сказал я, – брак по договоренности! Скоро я стану специалистом по видам брака… Так что же с тобой делать?

Она в удивлении вскинула брови.

– Как что? Вези меня к своим женам. Надеюсь, ты человек закона, и у тебя их не больше четырех? А я буду наложницей… У тебя много наложниц?

Я сказал сердито:

– К счастью, у меня даже жены нет.

Она охнула:

– Да как же… Что с тобой не так?.. Ты настолько бедный? Даже одну не можешь купить? Ну ладно, наложницы – почти то же самое, что и жены, у них те же права, только у нас нет прав на совместно нажитое и на детей, если ты вздумаешь расторгнуть наши отношения.

Я сказал саркастически:

– А, так ты прям законница!..

Она фыркнула:

– А как иначе? Женщина должна помнить о своих правах.

– Ты говоришь, – сказал я с надеждой, – могу и расторгнуть?

– Да, – ответила она, – но только ты сперва должен войти в права господина и овладеть мной. А потом достаточно трижды сказать «Талак», и брак разорван.

Я почесал нос, задумался. Бобик тоже посматривал на нас по очереди в задумчивости и веселом удивлении.

Она все так же смотрит с непониманием, я пробормотал:

– Да как-то не по мне овладевать против воли.

– Но я – твоя собственность!

– Да, – согласился я, – раз уж я убил твоего мужа и тем самым взял его обязанности на себя… но все-таки… ладно, кто я таков, чтобы идти против Закона?.. Лучше пересядь ко мне, я отвезу тебя в твой домик. Или ты живешь в норе?

Она спросила обидчиво:

– Почему это в норе?

– Дикая какая-то, – сообщил я. – Если не в норе, то на дереве? У тебя там гнездо?

Она ответила с достоинством:

– У нас настоящий замок, хоть и… не совсем большой. Нет, я поеду на этом нашем коне.

– Твоем, – уточнил я.

Она вздохнула и поправила меня:

– Нашем.

Я умолк пристыженно, сообразив наконец, что она вкладывает в слово «наше» совсем другой смысл, чем я по своей привычной заторможенности и остроумии на лестнице.

– Тебя как зовут? – спросил я наконец.

– Алвима, господин.

– А меня Ричард.

– Просто Ричард?

– Просто, – сказал я сердито. – Без всяких там… разных.

Она сказала невесело:

– Тогда ты совсем бедный… но ничего, ты сильный воин.

– Ладно, – сказал я в раздражении, – поехали.

– Только держись рядом, – предупредила она. – Если напрямик, то придется ехать через земли Мурдраза.

– Чем-то опасные?

Она поморщилась:

– Только хозяевами.

– Старая вражда?

– Очень старая, – ответила она мертвым голосом. – Если увидят, что со мной нет моего мужа… Мурдраз обязательно нападет.

– Ого, – сказал я, – придется драться?

Она повернула голову и смерила меня недоверчиво-презрительным взглядом.

– А ты уже готов уклониться?

– Я всегда готов, – ответил я с постыдной для взрослого человека мальчишечьей бравадой, но что делать, в присутствии женщин мы все втягиваем животы и топорщим перья.

– А вот они не готовы, – сказала она.

Некоторое время мы ехали рядом, затем я поинтересовался:

– А другой дороги нет?

Она снова посмотрела на меня со странным выражением.

– Только через земли Нахимда. Но они еще опаснее.

– Ну и порядки у вас, – сказал я с сердцем. – Как пауки в банке.

Она проговорила медленно:

– Наверное, ты очень издалека.

– Очень, – согласился я. – Ты, значит, принадлежишь мне по тетравленду?

– Что такое тетравленд?

Я отмахнулся:

– Да та же забота о женщине, чтобы вы всегда были под защитой мужчин и покровительством. Как вижу, даже самые разные религии приходят к одним и тем же законам… Постой, вот там далеко не те люди Мурдраза, что с вами во вражде?

Она всмотрелась, лицо омрачилось.

– Они. Сражайся хорошо, мне очень не хочется стать наложницей у Мурдраза. У него их десятки, а тех, кто ему надоедает, передает, в нарушение закона, своим сыновьям.

– Какой мерзавец, – сказал я. – Вообще-то я всегда защищаю закон, каким бы тот… интересным ни был. Ты сойдешь на землю?

– Зачем?

– Твой конь не понесет?

– Он привык к схваткам, – сообщила она.

– А я вот нет, – ответил я со вздохом. – Уже и перерос вроде бы, а все равно… да и привыкну ли?

Всадники сперва неслись во весь опор, а когда увидели, что мы и не пытаемся убежать, перешли на рысь и приближались, не скрывая торжествующих усмешек.

Впереди рослый мужчина, очень сухой, с резкими чертами лица, такими я почему-то всегда представляю фанатиков, со злым и неприятным выражением, а трое с ним просто воины, по всему видно, что привыкли бахвалиться силой и глумиться над более слабыми.

Алвима хмуро молчит, я ждал, а передний всадник крикнул с жестокой веселостью:

– Что случилось? Почему прелестная Алвима едет через мои земли в сопровождении незнакомца?

И хотя он смотрит на меня в упор, но вопрос вроде бы адресован Алвиме, потому я смолчал, а она, видя, что я не открываю рот, ответила с неожиданным для меня достоинством:

– Мой бывший муж убит в честном поединке сэром Ричардом. Теперь он мой муж, и я не нарушаю обета чести, когда еду с ним.

Всадники начали переглядываться, на меня смотрят заинтересованно, а вожак заявил в удивлении:

– Как Торадз мог погибнуть?.. Этот не выглядит сильным бойцом.

Меня задело «этот», но смолчал, пусть, это поможет разозлиться, без злости я почти чеховец, даже буддист, а когда получаю по роже, да еще желательно не один раз, то могу и озвереть, и в благородном негодовании могу и перегнуть, что весьма полезно и крайне нужно, но как бы нехорошо.

Алвима сказала ровным голосом:

– А вот ты выглядишь сильным бойцом.

Он не понял скрытый смысл, даже издевку, гордо приосанился, а я бросил на нее удивленный взгляд, до этого момента она казалась просто покорной овцой.

Вожак велел:

– Слезайте с коней!.. Курл, свяжи им руки и надень петли на шеи. Погоним к себе… Нет, Алвима пусть остается, но руки свяжи за спиной, а ноги под брюхом ее уродливой лошади. Поведешь в поводу… Эй, ты, чего застыл? Ты слышал?

Я ответил мирно:

– Почему ты такой грубый?.. У тебя ничего не болит?

Он зло засверкал глазами.

– Что?.. Ты смеешь противиться?

– Обязан, – ответил я совсем кротко. – Если пойду долиной мрачной смерти, не убоюсь зла, потому что Ты со мною… Ты приготовил передо мною трапезу в виду врагов моих… Это я о вас, придурки деревенские!

Вожак подъехал ко мне вплотную и занес меч для удара. Я, уже взвинтив метаболизм, выхватил меч с такой скоростью, что сам едва заметил, как он блеснул в моей руке.

Сверкающее лезвие сверкающей полосой прошло через плечо вожака, руку сильно тряхнуло. Зайчик, все поняв, в один прыжок оказался среди опешивших воинов. Я ударил направо, развернулся и ударил налево. Третий начал в страхе поворачивать коня, мой клинок рассек ему череп сзади, дураков можно и в спину.

Я поспешно оглянулся на вожака, но тот раскачивается в седле и воет, как волк с перебитыми лапами, глядя на упавшую на землю отрубленную руку с зажатой в кулаке рукоятью меча.

Алвима смотрит вытаращенными глазами, я быстро подъехал к вожаку и торопливо, пока еще кипит злость, рубанул его прямо в лицо.

Он запрокинулся на круп, в горле заклокотала кровь. Я не стал смотреть, как он рухнет, повернулся к Алвиме.

– Он бы все равно не выжил, – сказал я виновато. – Это акт милосердия.

Она медленно проговорила:

– Да, конечно… Но как ты…

– Пришлось, – ответил я невесело. – Вот из-за такой вот ерунды и принят закон, что у нас называется тетравленд, а у вас…

Она сказала что-то совсем тихо, я не расслышал из-за бешено ревущей крови в ушах, а я нагнулся с коня и вытер лезвие о павшего. Алвима тем временем слезла с коня достаточно уверенно, подошла к вожаку и, наклонившись, начала снимать с его руки кольца и перстни.

Я помалкивал, вдруг там тоже что-то магическое, но она сняла с трупа и перевязь с пустыми ножнами, выдрала из вцепившихся пальцев рукоять меча.

– Да стоит ли? – спросил я вяло.

– Это именной меч, – ответила она просто. – Его все знают.

– Много он ему помог, – пробормотал я.

Она сунула клинок в ножны, зацепила перевязь на крюк седла своего красного коня, но когда направилась к другим еще теплым трупам, я запротестовал:

– Они же в таком рванье… Так и мародерничать нечего.

Она буркнула, не оглядываясь:

– Но кони у них хорошие.

– Ну, разве что кони, – пробормотал я.

Те пытались отбегать, дичились, но мы с Зайчиком переловили всех, я связал поводья и зацепил веревку за седло Зайчика.

Она с моей помощью взобралась в седло и поехала впереди, даже не оглядываясь, но я чувствовал по ее прямой фигуре, что настороженно ловит стук конских копыт за спиной.

Лес постепенно отодвигался все дальше, а впереди поднялись скалы, дорога ведет туда, а когда и те отъехали в сторону, я с дрожью в груди увидел черноту пропасти.

Глубокая трещина в земле, десятки ярдов, не меньше, а на той стороне чуть приподнятая скала со срезанной вершиной, где высится замок. Небольшой, компактный, вокруг не погуляешь, стены от самого края пропасти, зубчатые, одна башня высится рядом с домом.