Посох в цвету. Собрание стихотворений

Валериан Бородаевский

Посох в цвету

Собрание стихотворений

Составление, подготовка текста и примечания А.Д. Бородаевского, Ю.А. Бугрова, И.П. Михайловой, В.А. Резвого

Послесловие и комментарии к воспоминаниям М.А. Бородаевской Е.В. Глуховой

Издательство искренние благодарит Юрия Сергеевича Коржа и Алексея Геннадьевича Малофеева за поддержку настоящего издания

Стихотворения

Элегии, оды, идиллии

СПб, 1909

I

Вкруг колокольни обомшелой,Где воздух так безгрешно тих,Летают траурные стрелыСтрижей пронзительных и злых.Над кровью томного закатаСклоненных ив печаль светла.И новых стрел душе не надо:Душа все стрелы приняла.Стрижи ватагою победнойДочертят вещую спираль;И, догорая, запад бледныйОтбросит пурпурную шаль.И будут ив бездумны речи,Как черствый ропот старика,Когда одна стучит далечеЕго дорожная клюка.

II

Ранняя обедня

Сумрак предрассветный… Буря снеговая…Злоба вихрей бледных треплет ранний звон…Колокол безумный бредит, обмирая,И относит дальше взвеянных ворон.Там, в приделе черном, засветилась свечка.Что-то там скребется… Крыса или поп?Протянулось дыма сизое колечко,Замерцал глазетом позабытый гроб.Яростная буря воет неустанно,Бьется в стекла церкви льдистое крыло…И зачем так холодно? И зачем так рано?И зачем дороги снегом замело?Не склонится ухо к тайне позабытой.Нагорает свечка. Вырастает гроб.Плачет воск один на каменные плиты,Да в дверях, простершись, молится сугроб.

III

Панихиды в синеве мерцают,Зажжены рукой холодеющей.Облетают, отлетают,Те, что нежились в полдень млеющий.Широко открытыми глазамиСмотрят в поле окна пустынные.Над полями, над прудамиНити тонкие, паутинные.Паркой срезаны жизни скромные,И концы их лаской светятся…На кресты садятся темные,Над могилой хотелось бы встретиться.

IV

Слышу я тихие стуки,Стуки ночные в стены…Слабые, милые руки,Земли вас опутали плены.Бьете, как сторож в доску,Черствое сердце мягчите.Выманить надо ль вам слезку?Тайную ль встречу сулите?Глохнут залетные звуки…Вот и совсем замолчали…Милые, белые руки,Видно, вы путы порвали!

V

Свидание

В тайне рассвета, бела, недвижима,Ризой, как облаком легким, одета,Мертвая, – ты мне явилась, томима,В тайне рассвета.Ты мне сияла лучом искупленья.Сердце тревожилось и трепетало…Но, побеждая земное смятенье,Ты мне сияла.Светлой мечтою промчалась ты мимо.Сумрак, серея, навис надо мною…Тихо; лишь сердце, как арфа, томимоСветлой мечтою.

VI

Маскарад любите погребальный!Да живит, как легкое вино,Этот блеск цилиндров триумфальный,Строй коней под черным домино, —Фонари, повязанные крепом,Длинный гроб, где кто-то, притаясь,В этом фарсе, милом и нелепом,Мертвеца играет, не смеясь!Хороши под балдахином дрогиИ цветы из ласковых теплиц,И зеленый ельник по дороге,И слеза на выгибе ресниц…И люблю, когда, со мной равняясь,Подмигнет он радости моей.Я молчу… Я тайно улыбаюсьЧерным маскам ряженых коней.

VII

Рассветало. Моросило.Нахлобучив капюшон,Ночь угрюмо опочила.И, в умершую влюблен,Застонал последний сон.А по улице печальнойПобледневшие спешилиВереницей погребальной:– Ночь, тебя мы обнажили,Миром сладостным омыли.Ты ушла с заклятой тайной! —Под зонтами, вереницейШли за черной колесницей.

VIII

Печаль опустошенной, затихающей души,Где свет, словно в чаще, что расчистил топор.Склоненные колени у последней межи,Широкая улыбка, туманный взор.Обнять, простить хотелось бы, обласкать ножи убийц,Презрительной любовью одарить врагов: —Так Цезарь, в плащ закутанный, поверженный ниц,Торжественно вступал в обитель богов.

IX

Нынче Горе мое нарядилось,Надевало бальное платье;Духами смеясь окропилось,У зеркал примеряло запястья.Нынче, Горе, твои именины.Будет бал, торжествен и светел.В алом – дамы; в черном – мужчины.Я гостей улыбками встретил.В нежном танце тебя закружу я,Потону в твоем огненном взоре.Как хочу твоего поцелуя,Как люблю тебя нынче, Горе!

X

Хожу меж обугленных балокПожарища веси моей.Сам себе странен и жалок,Пепел сбираю,На ветер гудящий бросаю,И солнце сквозь пепел страшней.О, как пламенело, как жгло ты,Блаженство багряных орлов!Сладость твоей позолотыВвек не изжить!Той изгари едкой вовек не избытьВсей дружбе холодных ветров.Но траурной ризы не сброшу.Влеку этот длинныйШлейф, как бесценную ношу.Пепел сбираю,Над пашней разрытой бросаю:Взойди, воскрешенный, забвенный, старинный!

XI

Пир

Зеленые, хитрые волны, со мной не лукавьте,Честных объятий хочу я, старый пловец.Мчите от берега прочь, песней забавьте.Вокруг головы оплетите зеленый венец.Вспененные гряды и зыби – морское похмелье!Тело, что бури ковали, не нужно земле.Акулы, акулы, любил я ваш плеск и весельеВ холодной, глубинной, зеленой, колдующей мгле.Вы, белые чайки, отраден ваш лет замедленный,Склонитесь, приникните ближе к холодным губам!Акулы и чайки, на пир! Кудрявой коронойУвенчанный друг потрясает свой кубок червонный,Где горькая кровь, что кипела по дальним морям.

XII

Степные вихри

1

Глянь: как лезвие, остерКрай земли.Мчится всадник, буйн и скор,Там вдали.Мчится он по лезвиюВсе кругом:Обскакал бы жизнь моюНа лихом!Я спешу наперерез…Я – все здесь. Он – все там!Дух чудес,Заверть, вьется по степям…

2

Там, в далекой дали,Перерезаны жилы мои.Я не вижу, не знаю,Только чую, —ИстекаюТам вдали, за тридевять земель…На смертельную рану моюЯ скачу посмотреть.Ошалелые тройки гублю, —И кого мне жалеть?На смертельную рану мою —Там вдали – посмотреть!– Этих вражьих равнинНеоглядную ратьОтрази, паладин,Научись побеждать!Мчатся кони на смерть,Пена снегом валит.Одинокая жердь,Угрожая, стоит —Там вдали…

XIII

Карета

Ах, карета, что еле плетется,Ослабевшими дверцами машет!Улица грубо смеется,Ветер пронзительный пашет…Голубая обивка слиняла,И герб облупился древний.Ты везла меня, дребезжала,Подпевала душе моей гневной.Там гуляла любезная сердцу,Поджидала приезд желанный.Распахну скрипучую дверцу,И войдет с улыбкой венчанной.Повернут, шатаяся, клячи,Посвистит толпа, провожая —Потому, что не могут иначе:Мы простим, всех простим, дорогая.Не поедем в наследственный терем,Распряжем коней, спустим шторы —И в мечту свою пылко поверим,И сплетем своих снов узоры.А наутро покинем карету;Как бродяга, встал день, беззаботен…Разнесем наше счастье по светуПод шарманку у всех подворотен.

XIV

Ноктурно

Я тень зову, я жду Леилы.

ПушкинКо мне в жемчужнице, на черных лебедях,Плывешь, любимая, и простираешь длани,С глазами нежной и безумной ланиИ розой в смольных волосах.Тоскуя ждешь, да примет берег мойТвою ладью и спутников прилежных.Два черных лебедя у камней прибережныхПлывут торжественной четой.И камни острые вонзаются им в грудь!И перья черные развеяны ветрами.Расширенный мятежными зыбями,Влечется алый, алый путь…Ко мне в жемчужнице, на черных лебедях,Плывешь, любимая, и простираешь длани,С глазами нежной и безумной ланиИ розой в смольных волосах.Как недвижимый страж, замерший на часах,Я жду, когда, медлительно и строго,Снесут тебя до бедного порога,Подъяв на траурных крылах.И слезы на обветренных глазахТуманят даль; и пенистые грядыРастут, гремят, вздымаются в громады,Изнемогая на камнях.Тоскуя ждешь, да примет берег мойТвою ладью и спутников прилежных.Два черных лебедя у камней прибережныхПлывут торжественной четой.Твои глаза подъемлются с мольбой,И видишь ты угрюмые теснины…И воют волны с яростью звериной,И брызжут пеной снеговой.Воздвигнуты над грозною волной,Презрев истому, лебеди стремятся, —Но скалы хмурые навстречу им толпятсяНеколебимою стеной.И камни острые вонзаются им в грудь!И перья черные развеяны ветрами.Расширенный мятежными зыбями,Влечется алый, алый путь…

XV

Ад

Певучим голоском, колебля тощий посох,Про муки адские рассказывал монах…Пел соловей о монастырских розах;Лучилась звездочка в березовых ветвях,Дремотно зыблющих сережки и листочки;И, охмелев, неслись янтарные хрущи…– «Так сбудется от строчки и до строчки:Возьмут тебя в каленые клещи»…И, вскинув посох, сумрачный, грозится.Замолк; потупился: «Вот так-то, милый брат!»И теребит плачевную косицу.– «И подлинно… Уж если ад, так ад —Пунцовый, с бесами и серными парами!..»О, звезды нежные! Влюбленный соловей!И пусть она придет, с губящими глазами,И этот ад сожжет меня скорей!

XVI

Вижу там, в багреце заходящих лучей,Паучок раскачался на нити своей.– Золотая березка, ты сдержишь меня?– Ты закинешь повыше, – повыше меня?Мимо мошек огнистых летит, упоен,Как они – окрылен, как они – озарен.И на ветер пустил хитроумную сеть.Не беда ведь осенним деньком поговеть!– Золотая березка, ты вскинешь меня?– Золотая березка, ты любишь меня?В багреце заходящих холодных лучейТы проходишь, шурша вдоль пустынных аллей.Вот замедлишь. И глянешь… И сумрачный взглядИзольет в мою душу томительный яд.Вырвут слабый, восторженно-жалобный крикЭти красные губы и каменный лик.– Золотая березка, ты примешь меня?– Золотая березка, ты любишь меня?

XVII

Я пронжу, пронжу иглойСердце куклы восковой.– Жарко, сердце, загорись,Разорвись! —Много дней и много летЦеловал я милый след.– Оглянись ко мне, – шептал,Умолял.В тихой комнате моей,Непреклонный чародей,Ныне я колю иглойСердце куклы восковой.– Жарко, сердце, загорись,Разорвись! —Неподкупная иглаТак светла…Вот, ты здесь, в моих руках,Воском таешь… Смертный страхЗдесь со мной, дрожит во мне:«Я в огне.Приголубь больную грудь,Осени на смертный путь…»Сердце куклы восковойПод иглой.– Здесь я, здесь, твой верный друг,Обвожу заклятый кругИ в дыханьи тайных чарШлю тебе мой лучший дар:– Сердце, сердце, разожгись,Разорвись! —Неподкупная игла —Как стрела.

XVIII

Он нашел тебя, овца заблудшая, —Не пугайся солнечного взгляда.Для Него теперь ты – лучшая,Ты – царица белого стада.Забудь об оврагах глубоких,Где нога твоя тайно скользила.О ночах забудь темноокихИ о тех, кого ты любила.Отдыхая на росистых травах,Говори с цветами голубыми;Но молчи про злую правду правых —Ты, греховная, взнесенная над ними.

XIX

Кругом – одна лазурь. Прозрачен небосклон.Трепещет речка в искрах золотистых.Раскинулись ковры подснежников звездистых,И слышен зябликов задорный перезвон.Березки белые, как дружные сестрицы,Лепечут что-то… Трудно их понять!Высоко надо мной едва-едва видатьПоследних журавлей отсталые станицы…Праматерь смуглая, благослови меня!Я – сердце, полное терзанийНеутолимого огня.Я – блудный сын среди твоих созданий.Я только блудный сын, – благослови меня!

XX

Вячеславу Иванову

Над пустынными полями видитсяВ облачках серебристая лествица.До меня ли Любовь унизится?Ты ли, Крепкий, грядешь из-за месяца?Через грудь мою руки скрещаются,Я вступаю на путь неизведанный, —И ступени так томно качаютсяПод пятой, землистому преданной.От низин задымились туманы,Голубые с алыми отливами.Чей-то смех прозвенел так странно.Белый образ под черными ивами.Устоишь ли, воздушная лествица?Отойдешь ли, чудо недостойному?Серый зверь притаился у месяца.В очи смотрит небесному Воину.

XXI

Страстные свечи

Отвращайте свечами страстнымиТучу белую, тяжелую градом.Призывайте Господне имя:Смилуйся, Пастырь, над стадом!Синеалых молний изломыПлещут крыльями, как гневные птицы.Прогремят многотрубные громы,Долу велят склониться.И презрительно туча минует,Взыскуя нив не заклятых,Где сожгли уже свечку страстнуюВ темных, пугливых хатах.

XXII

Напрасно

Колючей молнией венчанное ЧелоТочило кровь с высот… Печальный, тихий дождьБагрил поля. Сквозь желоба неслоРубинную струю. И мы взывали: «Вождь!Божественная жертва! За тобойВсе потечем… Неизреченный час!Покинем очаги и бледною толпойВсе устремимся на призывный глас!»Пролился тихий дождь. И огненный закатНа клочьях сизых туч гневливо трепетал,И сладкий свет надоблачных лампадБлеснул – и ночь сошла… И каждый засыпал!А поутру докучный, белый свет,Как бич, сгонял к заботам и трудам.И дню угасшему мы говорили: «Нет!Ты был ли? Нет! Как верить облакам?»

XXIII

Сораспятые

Горькая складка скривила уста.Кровь пролилась на ланиты.– «Если Ты – Бог, сойди со креста!С нами вместе сойди Ты»…Мертвенно тело на древе, – в ночиРуки так бледны, так хилы.Слабо у Лика струятся лучи;Тлея, мерцают, унылы.– «Ветру ли славу Твою унести?Ночь ли украдет победу?Вместе по крестному шли мы пути, —Ты не поможешь соседу?Или погибнем, пройдем без следа?Будут злодейства – забыты?Если Ты – Бог, сойди со креста!С нами вместе сойди Ты!»

XXIV

Эолова арфа

Ты, да ветер, да арфа эоловаНа столбе, в голубой вышине.Тяжко дремлется… Мало веселого!Как в горячечном пышет огнеИзнемогшая степь. ТрескотаниеЗамирает усталых цикад.И растет, искушая, стенание,Оловянные петли звенят…Через степь, через степь дымносеруюПреклоняется нудный быльняк…Нынче горестно в Господа верую:Нынче Бог – будто тот же бедняк.На крыльце прикорнул Он у хижины,Загляделся в бесплодную степь…И, к Предвечному странно приближены,Все влекут бесконечную цепь:Ты, да ветер, да арфа эолова…Ах, уснуть бы, уснуть… Не могу!Затомила коробка из олова:Топором бы хватил по столбу!

XXV

В недрах

Плесень по сводам, осклизлые стены.И рудокоп, ночью и днем,С чахлым огнем,Вянущим, тающим, – в долгие сменыМедленным мерно стучит молотком…Кони понурые вдоль галереиГулко катят груды камней.Окрики: гей!Плавно дрожат седоватые шеи,Вислые губы темничных коней.Словно над гробом, поют молотками…Слышишь удар? То динамитСкалы громит.Цепи тележек бегут за конями.Снова и снова гремит и гремит.Мнится, рассядет утроба земная.Дух заняло… В глубях земли —В желтой пыли —Скорбные тени, огнями качая,Движутся, движутся. Мимо. Прошли…

XXVI

В музее

Зародыши людей! примите мой привет,Бессмертные в спирту, меж кукол восковых,Желудком пьяницы (что тоже много летЧерпал бессмертие из чарок огневых) —И слепком гнусных язв, карающих порок!..Зародыши людей! я знаю: ваша пыльМрачит лазурный день, и сточных труб потокПодземной Летой мчит неявленную быль…Миры планетные, безумною пятойНизринутые в мрак и хаос сил слепых!Здесь, рядом с женщиной, сообщницей больной,Я вас приветствую меж кукол восковых.

XXVII

колеса

И колеса кругом были полны очей.

Иезекиил, X, 12Сон молнийный духовидцаЖаждет выявиться миру.О, безмысленные лица!О, разумные колеса!Ткут червонную порфиру.Серо-бледны, смотрят косо.И под гул я строю лиру…За ударом мчатся нити.И на лицах нет вопроса,И не скажут об обиде.И зубчатые колесаПоцелуев вязких ищут.На железный бег смотрите!Челноки, как бесы, рыщут.Напевая дикой прыти,Свиристит стальная птица.Рычаги, качаясь, свищут.Реют крылья духовидца.

XXVIII

Да и нет

В. В. Розанову

I

Художник, женщина и солнце! Вам даноРодить… Вы матери, о Трое!Художник, кисть твоя! Вот солнце золотое,Освободясь от туч, ударило в окно.Покров упал. Сияньем залита,Нагая плоть безгрешна, как мечта.

II

Вглядись во мрак, печальный богомаз.Кто здесь с тобой средь кельи омертвелой?Бросай же камнем в этот призрак белый!Но ты в смятеньи… – не отводишь глазИ руки тянешь к ней – и только лишь«Будь проклята» молитвенно гласишь.

XXIX

Зову тебя в воды хрустальные,К безгрешным объятьям маню.Засмотрятся ивы печальныеНа белую тайну твою.Ты в брызгах идешь, окропленная,И ты высока под луной,Навстречу любви устремленная,Подхвачена синей волной.Плывем мы, как духи бесплотные.И ты далека – в глубине.Гляди – огонечки болотныеКивают нам, будто во сне.И ластились руки воздушные…И был неподкупен хрусталь…А страсти, как дети послушные,Глубоко таили печаль.

XXX

Явлен знак. На персях напишу я:– Ты моя. Не быть тебе с другим. —И запястьем окружу десную,Пламенеющим, тройным.Кандалы любви, свяжите ноги,Чтоб измене жало разрубить.И ключами зазвоню я, строгий, —У темницы любо мне бродить.Ты жива ли, умерла ль, не знаю.Стон ли то, иль капля с потолка?Цепь ключей к губам я прижимаю,Грудь сжигает сладкая тоска…Нет! О, нет! К себе тебя ревную!Пусть ключи летят в туман морской…Как на грудь, паду на дверь стальную…Слышишь плача смертного прибой?Это я. Мой череп о засовыБьется, бледный, а в руках дрожитСвязка роз, и мой костяк суровыйСтрасть твою, как прежде, сторожит.Через скважину проникнут взорыДвух орбит, где ночи глубина…Но в мой дух, что передвинет горы,Верю – ты на вечность влюблена.

XXXI

Искусителю

Печать Антихриста – червонная звезда —Горит на лбу твоем, возвышенном и ясном.И луч певуч, и поднята мечтаГлаголом пышно-сладострастным.– «Ко мне, ко мне – в запечатленный круг.Наш легок пляс, а губы – язвы неги.Мой миг велик, и нет разлук и мукТому, кто смел в последнем беге». —Соблазны древние! О, памяти моейПолуистертые, разбитые скрижали…И зов веков, и вещий змей страстей, —Завитые, скользящие спирали.Печать Антихриста! Иуда! Страшный суд!Все та же ты, – икона Византии.Но ярче твой огонь. – Сердца куют и жгут…О, мудрецы!.. Рабы глухонемые!

XXXII

Маги

I

Мы – цари. Жезлом державнымКрепко выи пригибаемСвоенравным.Нашей воле двигать звеньяЦепи мира вправо, влево —Наслажденье.Корабли несут нам дани:Амбру, золото и пурпур.Взмах лишь длани —Мерно в бубны ударяя,Хор плясуний легких вьется…Девой раяБудет та, что перст укажет:УлыбнетсяИ к ногам владыки ляжет.

II

Мы – цари. В венцах, с жезламиМы идем в пустыню грезитьПод звездами.И столицу забываем,Забываем блеск престольныйИ внимаемРечи праведных созвездий,Головой склонясь на камень:Нет в них лести!..Там короной драгоценнойИз ключей черпаем воду —Дар бесценный.И, торжественные маги,Пьем свободу,Как забвенные бродяги.

XXXIII

Барельеф

Пока на льва СарданапалС копьем в руках и рдяным оком,Напрягши мышцы, наступал,И зверь кидался и стоналИ падал, пораженный роком, —В опочивальне смутных грезЦарица тихо распускала,Как знамя грусти, траур косИ чаши увлажненных розК грудям пылающим склоняла…Далекий рев! Предсмертный рев!И плеск, и буйствеиные клики…Но неподвижен и суров,Подъят над спинами рабовЧернобородый лик владыки.Внесли… Поникни головой,Склонись, поздравь царя с победой,Да примет кубок золотой, —И пурпур губ его отведай,Закрывшись бледною фатой.

XXXIV

Херувимы

I

Херувимы Ассирии, быки крылатые,Бородатые,Возникают из пыли веков.Железо лопаты, как резец ваятеля,Чародателя,Возрождает забвенных богов.Херувимы крылатые – камень пытанияВысшего знания, —Из пыли вековДвинулись ратью на новых богов.

II

Вашу правду несете вы, пращуры древние,Херувимы Ассирии,Ответ человека на пламенный зов Божества.Был час – и на камнеПочила Рука и руку искала:Вы – встреча двух дланей,Вы – их пожатье.Привет вам, быки круторогие,С лицом человечески-хмурым грядите!

XXXV

Сфинкс

Каменным когтем на грудь наступил.Шествовал мимо и, грузной стопойТронув, свалил.Орошались уста ярко-рдяной струей:Сфинкс проходил.Шествовал мимо божественный зверь,Белые очи в безбрежность ушли.Лапой смахнул, – и в кровавой пылиПал я теперь.Белые очи в глубинах скользят,Поднят к далеким и чуждым мирамЛьдистый их взгляд.Лапы по теплым ступают грудям,Кости хрустят.Лапы по рдяным ступают цветам.Тронули, – вот под пятой я расцвел…Сфинкс, устремляясь к безбрежным векам,Мимо прошел.

XXXVI

Я холоден

О, если бы ты был холоден или горяч!

Апокалипсис, гл. 3, 15Отверзи мне двери, те, что я не открыл —Оттого, что заржавели петли, – не было сил.Заржавели петли от холодных дождей…От людей, что Ты дал мне, – от слез людей!Людей, что Ты дал мне, – я их не любил.Из сладостной Книги был ближний мне мил.Из сладостной Книги я много читал.Мне за это отверзи. Я устал…Душа моя – льдина, до костей я застыл.Открой хоть за то мне, что я не открыл!

XXXVII

С дороги

Белый храм родной моей деревни,Я любил тебя – издалека.Забелеешь – бубенцы напевней,И прошла дорожная тоска.Ранним мартом, меж туманов сизых,Мне подснежник грезился в тебе,Что раскрылся, как весенний вызов,Беззаботно брошенный судьбе.А дорога прилипала к спицам,Чтобы миг желанный оттянуть,Чтобы счастья дробные крупицыВихрем встреч бездумно не смахнуть.Поворот. Резвее скачут кони.Рига. Сад. И дом за ним родной.А уж храм забыт на тихом склоне,Как цветок, оборванный рукой.

XXXVIII

тоска

Вот он, старинный зал, где фикусы все те же,Так неизменны под кривым ножом, —(Десятки лет он им вершины режет).Вот он, старинный зал, где бегал я мальцомС квадрата на квадрат паркетный вперепрыжку…Вощеный пол скользил под резвою ногой,И, стульев чопорных наруша строгий строй,Здесь с братьями играл я в кошку-мышку,Но чаще с бледной маленькой Тоской.Она была – как кукла восковая,Невелика. И в локонах. С лицомНеизъяснимо сладким. ЗолотаяКоронка высилась над выпуклым челом, —Челом упрямицы… И, правда, ты упрямаБыла, и нудила: «Играй со мной. С одной.О них не думай… Будь для них – немой.Засохнут фикусы. Остынет папа, мама.Изменят братья. – Но всегда ты мой». —И крепко, крепко шею обнималиМне ручки тонкие. И больно было мне,И радостно. И в горле замиралиРыданья бурные… И мчались мы по зале!..И поздно, ввечеру, при сладостной луне,Я крался с ней по дремлющим покоям.Звенел хрусталь в шандалах голубых.От жардиньерок розой и левкоемТянуло слабо… И в ушах моихБыл шепот тихий. В тайную беседуВступали мы. Хотелось воскреситьЗабытый мир… крылатую планету,Где можно, не стыдясь, обнять, любить…И тени фикусов тянулись по паркету.Вот он, все тот же, мой старинный зал,Где фикусы по кадкам, точно мумийИссохший ряд… Где я с тобой играл!Ты подросла, Тоска… Темнее и угрюмейТвои глаза. Но так же и теперьЖеланна ты, и мне не изменила.Я на балкон открыл широко дверь…Луна высокая и белая царилаНад елями… Как прежде, так теперь!И те же ветхие, бестрепетные елиС крестообразными вершинками у звезд…Как будто мимо годы пролетели,Как будто мало град, и снег, и бремя гнездНад мшистыми ветвями тяготели…

XXXIX

Мяч

Давно-давно, в беспечной суматохеРебячьих игр, кружася меж детей,Лиловым вечером плененных тополейЛовил я тайные, прерывистые вздохи.Их тень, как исполин, бежала на меняИ падала к ногам, как исполин сраженный!И вдруг глаза мои слезою затаеннойТуманились. Дыхание огняЧела касалось. Я игры шумливойЗаконы строгие внезапно забывал,И мимо рук моих далече улеталСвистящий мяч… Я слышу переливыДразнящих голосов, и смеха яркий звукБесславное мое венчает пораженье!..И жалко было тех, но смутное томленье,Как первый вестник отдаленных мук,Хватало сердце тонкими когтями…О, глупый, старый мяч! Игра сплетенных воль!Не береди ребяческую боль:Ты пролетишь над праздными руками!

XL

Возле елки

В шумной зале, где игралиВозле елки осветленной, —Как дриада, в чаще сада,Меж ветвей смеялась Нелли.Мы глядели, как блестелиЗолоченые орехи,И глазами, что огнями,Обожгли друг другу сердце.Вся краснея и робея,«Навсегда!» – она сказала.Это слово было ново«Навсегда!» – я ей ответил.И, с улыбкой, вдруг, ошибкой,Мы устами повстречались…А вкруг елки были толки,Что… играть мы не умеем.

XLI

М.Б.

Мы носились на гигантах.Мы кружили до усталости.В ваших косах, в ваших бантахБыли зовы сладкой алости.Эти косы, эти змеи, —Две змеи в игре стремительной, —Разбегались все смелее,Заплетались упоительней.С обнаженными ногами,Нежным хохотом дразнящие,Два амура между нами,На одном кресте висящие,В синем бархате витали,Златокудрые, воздушные…Отдаляли и сближалиИ свергались, простодушные.И гвоздик кровавых грядыЗамутились, благовонные.И не знали мы, что взглядыНаши встретились – влюбленные.

XLII

На пасхе

«Христос воскрес!» – Потупилась она.Зардела вся, как утренняя зорька…Но неотступен он, и – сладко или горько, —«Воистину» пролепетать должна.Уста сомкнулись в грезе поцелуя.И думают…Она по-своему: «зачемКогда я жажду слов, он, как заклятый, нем?Он имени Любви не произносит всуе…Он ждет… Чего? Я понимать должна:Страшит грядущее… Но как бы я любила!Я сердца первоцвет, как тайну, сохранила…»А он по-своему: «мила, но холодна».

XLIII

Божья коровка

«Лети туда, где суженый живет!»Шепнула ты, – и божия коровкаПо белым пальчикам забегала неловко.Мигнула, поднялась… Слежу ее полет.Над синевой реки чуть видная краснеет.Слабеют крылышки… Она не долетит!Твой взор, насмешливый и ласковый, горит,И ветерок кудрями тихо веет…За ней, за ней летят твои мечты,Ты счастья ждешь. – А божия коровкаУж тонет… Грустно мне. Но радостно плутовкаСмеется, светлая: «как легковерен ты!»