Птица Чабос. Самолёт в угоне не значится

Оказались, вы, значит, в здании аэропорта, но никто вас в самолет еще сажать не собирается, несмотря на наличие билета. Будьте добры, пожалуйте на регистрацию! Ибо небесная механика – наука точная, контроля и учета требует. Сколько пассажиров на самолет село, столько с него сойти и должно.

Серьезно, можно сказать – категорично настроенные работники регистрационного терминала взвесят ваши вещички, просветят их рентгенаппаратом на предмет выявления взрывоопасных жидкостей, легкого и тяжелого вооружения, тайников с героином и плутонием двести тридцать девять. Если ничего такого в ваших баулах не обнаружится, то можете смело сдавать ваши пожитки в багаж, потому как в салон самолета разрешается брать только самое необходимое в долгой дороге. Например – ящик пива и кило сушеной тарани.

Ощущая легкое волнение, вы ставите чемоданы на ленту транспортера и с тоской наблюдаете за тем, как они исчезают в черном, похожем на погасшую духовку жерле багажного элеватора. Так, наверное, чувствует себя фронтовой генерал, когда его ударный, взращенный в боях, танковый дивизион перебрасывают на другой фронт, не подчиняющийся его командованию.

Подхватив оставшийся в одиночестве маленький чемоданчик – вашего верного спутника и оруженосца, этакого Санчо Пансо от кожгалантереи, вы покидаете зал ожидания и направляетесь в «накопитель» вместе с другими «осиротевшими», «лишенными наследства» пассажирами вашего рейса.

«Накопитель» – это чистилище аэропорта. Здесь собираются души пассажиров готовых к отправке на небеса. Только вместо лозунга «Оставь надежду всяк сюда входящий» над вратами в поднебесье висит премиленький плакат, с которого вам улыбается неземной красоты девушка в голубой униформе ангелов и такими же ангельскими крылышками на пилотке – «Счастливого полета!»

Пока вы занимаетесь подсчетом собственных прегрешений и составляете в уме завещание, к тамбуру «накопителя» подают вместительную ладью на колесиках, которая должна переправить вас на борт воздушного лайнера через черную асфальтированную гладь летного поля.

Ладья плавно покачивается на железобетонных волнах Стикса. В ладье нет сидячих мест, наверное, для того, что бы путешественник проникся почтением к небесам и ощутил своеобразие и торжественность текущего момента.

Еще немного и перед вам отворятся врата рая, а пока вы имеете возможность наблюдать, как по аэродрому в сиянии желтых мигалок ползают тяжеловесные топливозаправщики, шныряют юркие машинки техслужб, автокары волокут сцепки тележек груженых багажом, самолетные трапы сиротливо бродят между могучими тушами авиалайнеров, как телята жирафов в поисках матери.

На протяжении всего пути от здания аэропорта вы гадаете, какой из притихших на стоянке самолетов скоро примет вас в свое чрево, таинственно мерцающее огнями иллюминаторов. Наконец вас высаживают на землю возле огромного крылатого агрегата при взгляде на который кажется, что, действительно, только божественная сила способна оторвать от земли это стальное сооружение.

Подают трап. Он нежно и трогательно прикасается огромными резиновыми губами к дюралевому брюху самолета и это касание служит сигналом для того, что бы ангелы-стюардессы населяющие летающую колесницу открыли люк и сошли к вам на землю, что бы удостоверится в том, что каждый из пассажиров обладает пропуском в рай – заветной прямоугольной полоской авиабилета. Только после этого вам будет дозволено шагнуть на первую ступеньку лестницы ведущей на небеса.

Глава третья

В которой аппетит приходит вовремя…

А еду как всегда задерживают.

И в которой выясняется, что коней на переправе не меняют, зато меняют самолеты и гидов-переводчиков.

Несмотря на заверения девушки с чудесным именем Вероника, первого класса в чартере «Москва – Рио-де-Жанейро» не оказалось.

Сама Вероника появилась в аэропорту только после того, как довольно многочисленная туристическая группа, к которой был прикреплен Родик, отправляющаяся на карнавал в Рио-де-Жанейро, промариновалась в зале ожидания более двух часов; Кофеварка в местном буфете стала давать сбои и рассержено плеваться раскаленным паром; Количество кофе выпитого новоиспеченными туристами уже можно было измерять литрами; А Боинг-747 обязанный доставить кучку русских путешественников в другое полушарие, по идее, уже как сорок минут должен был находиться в воздухе.

За это время Родион успел изучить почти всех членов своей туристической группы.

Желающих посетить Рио в разгар карнавала, несмотря на дороговизну самого мероприятия, оказалось не так уж мало.

Кого здесь только не было.

Несколько семейных парочек разного возраста с детьми и без оных.

Парочки вели себя довольно неприметно, разговаривали тихие семейные разговоры, зорко следя за своими курсирующими по залу ожидания чадами и бдительно охраняя чемоданы.

С виду молодая, по-видимому довольно обеспеченная, холеная женщина, внешне выглядевшая безупречно и моложаво, лет на двадцать младше своего реального возраста, но эта моложавость, по мнению Родиона, далась ей ценой многочисленных и бесконечных пластических операций.

Женщина сидела в затененном углу кафе, медленно тянула через соломинку мартини со льдом и тремя оливками, изредка украдкой прикасаясь подушечками пальцев к коже лица, словно проверяя, не сдвинулись ли под ней нити золотого армирования.

Родион сразу окрестил ее «Мадам». Несколько раз, намеренно поймав взгляд Родика, она посылала ему едва уловимую многообещающую улыбку. Встретив взгляд Мадам, Родион улыбнулся в ответ и, как бы случайно, посмотрел на юную, сногсшибательную, избалованную солярием и брильянтами, одинокую девицу, с надменным видом, сидевшую за стойкой бара откровенно выставляющую на показ свои женские прелести – стройные ножки, обтянутые стрейчем и упругую грудь под тонким шелком кремовой блузки.

Оценив этот маневр Родиона Мадам одарила его испепеляющим взглядом и, сузив глаза, посмотрела на юную, с ее точки зрения, мягко скажем, «гетеру», при этом, уже без помощи соломинки отхлебнув свой мартини, с таким кислым видом, словно в бокал была налита уксусная кислота.

Рядом с «гетерой», спроваженной своим мужем, а скорее всего отцом, на заокеанский материк, на двух близко сдвинутых высоких табуретках, как голубки на жердочках, сидела парочка похоже одетых молодых людей щеголеватого вида: безупречное бритье, отполированные до блеска ногти, идеально вычищенные туфли, элегантные костюмчики, со вкусом подобранные галстуки и носки. Молодые люди чуть слышно беседовали, глядя друг другу в губы и изредка, как бы случайно, соприкасаясь коленками.

Целый ряд кресел недалеко от входа в кафе занимала живописная группа стройных юношей и девушек – человек пятнадцать. Ребята довольно весело проводили время, врубив на полную катушку магнитофон, и выплясывая под льющиеся из динамиков задорные звуки барабанов, гитар и труб, ритмичные, чрезвычайно эротичные, латиноамериканские па самой, что ни на есть натуральной, зажигательной самбы. Танцевали они очень артистично и профессионально. Скорее всего, эта группа туристов отправлялась на карнавал в Рио не в качестве зрителей, а как прямые участники феерии танца.

Сумятицы в несколько нервную картину ожидания у моря погоды добавляла стайка детишек разного возраста, копошащаяся согласно закону броуновского движения молекул вокруг пышнотелой, похожей на взъерошенную курицу-наседку женщины. Ее птенчики так и норовили улизнуть из-под теплого крылышка и сотворить, что-нибудь этакое: забраться под стол, залезть гурьбой на багажные весы, подергать за листья стоящую в углу пальму, налепить из бланков таможенных деклараций самолетиков…

Кто-то дернул Родиона снизу за штанину. Родик заглянул под стол и столкнулся нос к носу с белобрысым шестилетним мальчуганом.

– Тсссс! – зашипел малыш, приставив к розовому беззубому рту пальчик. – Тсссс! Не клици! Я сссдессь тайно! – проговорил он, шепелявя и глотая букву «эр». – А то мама-Таня услысыт!

– Ладно, не буду, – шепотом пообещал Родик в ответ. – Чего надо-то? – улыбаясь, поинтересовался он у мальчугана.

Мальчик, стоя на четвереньках, суетливо оглянулся по сторонам и поманил Родика пальцем. Родион пригнулась еще ниже.

– Кофету купи, – требовательным горячим шепотом произнес малыш прямо в ухо Родиону.

– И все?

– Угу.

– Тебя как звать?

– Петя.

– Ну ладно, Петя, – усмехнулся Родик. – Пойдем. – Он встал и пошел к барной стойке.

Малыш, презрев все режимы конспирации, выбрался из-под стола и бодренько так заспешил вслед за Родиком.

– Какую? – спросил его Родион у бара.

– Цупа-Цупс! Лепесиновый! – мальчуган с чистой, искренней, детской непосредственностью не мигая, смотрел снизу вверх на Родика.

– Апельсиновый?

– Угу.

– Нам, пожалуйста, апельсиновый! – Родион повернулся к барменше, которая все это время с ухмылочкой наблюдала за мальчиком и молодым человеком.

Расплатившись, Родик взял конфету кончиками пальцев за палочку и, поворачиваясь, произнес:

– Держи свою конфету, Пеее… – Родион замер на полуслове. – …ееетя… – Перед ним в шеренгу стояло с десяток ребятишек, трогательно протягивая вперед раскрытые ладошки и глядя на доброго дядю честными глазками.

«Ну, аферист! – восхищенно подумал Родион о белобрысом мальчугане. – Далеко пойдет, парень!»

Родион не нашел ничего лучшего как спросить:

– Ну? Который из вас Петя?

– Я!!! – хором ответила шеренга юных конфетолюбов.

– Мда, – Родик, прищурив один, глаз почесал затылок. – Как говорил мой друг Костя Остенбакин: «Проблемка образовалась»…

– А ну, кыш! Кыш, по местам! Я вам где сказала сидеть? – сзади, как наседка на нерадивых птенцов, налетела на детвору мама-Таня. – Извините, ради бога! Она собрала ребят в кучку и закрыла их от Родика, или, скорее, Родика от них, своим телом. – Они такие непоседливые. Вечно, что-нибудь придумают. Я пока младшенькому памперсы меняла, они и разбежались… Ф-ф-ф! – женщина дунула на прилипшую к вспотевшему лбу челку.

Несмотря на полноту, личико мамы-Тани выглядело довольно миловидным.

– Странно, что у такой молодой девушки как вы столько детей, – заметил Родион, вращая конфету в пальцах за палочку. – Это все ваши?

– Да, нет, – смущенно улыбнулась женщина. – Моих тут только один. Петька. А остальные приемные… Нам один банкир путевку выделил как самому лучшему семейному детскому дому. Вот мы и собрались попутешествовать. Интересно ведь. Правда?

– Правда, – кивнул Родион.

– А, ну, кыш-кыш, на место! – Мама-Таня решила, что инцидент исчерпан, и погнала своих пингвинчиков в дальний угол зала ожидания. – Извините, еще раз, – виновато бросила она Родику через плечо.

Родик повернулся к буфетчице.

– Знаете, что? – сказал он. – У вас есть еще целая упаковка таких конфет? – Родик показал конфету на палочке.

– Конечно, – кивнула буфетчица.

– А, ну-ка, давайте ее сюда! – весело проговорил Родион, доставая бумажник из своего кейса.

Спустя пять минут, под всеобщее детское ликование, прямо в зале ожидания аэропорта состоялась торжественная раздача слонов.

– Ну, зачем вы… Не стоило… Они у меня и так избалованные… – краснея и смущаясь бормотала мама-Таня, наблюдая за восторгом своих детишек. – Так! Так! Так! – захлопала она в ладоши привлекая внимание детворы. – Что нужно сказать?

– Спасибо… – послышалась в ответ нестройная разноголосица.

– Нет, не так! – она посмотрела на Родиона. – Извините, как вас зовут?

– Родик.

– Внимание! – она снова хлопнула в ладоши. – Нужно сказать: Спасибо дядя Родик! Раз, два, три! – хлопок в ладоши.

– Спасибо! Дядя! Родик! – на этот раз громким, звенящим хором отозвались ребята.

– А вы тут, оказывается, уже стали популярной личностью! – послышался за спиной Родиона ехидный голос Вероники. – Хм, не думала, что у вас столько племянничков, дядя Родик!

– Здравствуйте, – с улыбкой кивнул Родион, поворачиваясь к девушке. – Так вот получилось.

– Здравствуйте, – с улыбкой кивнула Вероника.

Выглядела она на этот раз еще очаровательней: плотный, вязаный светло-коричневый свитер с высокой горловиной, высокий каблук лайковых полусапожек, кожаные облегающие брюки.

– Господа! – приложив ко рту ладошки рупором, громко сказала она. – Всем, тем, кто приобрел тур на Рио-де-Жанейро у агентства «Атлантис» – просьба подойти ко мне!

Вокруг Вероники собралось человек пятьдесят народу – всего несколько туристических групп. Родион стоял совсем рядом с девушкой, чувствуя, как обворожительно пахнут ее волосы.

– Господа, – произнесла Вероника ровным, спокойным голосом – «Атлантис» приносит вам свои извинения за задержку авиаперелета. Дело в том, что у зафрахтованного нашим агентством Боинга-747 обнаружилась серьезная неисправность, устранить которую в ближайшее время возможным не представляется.

– Все это время я вела переговоры с другими авиакомпаниями и одна из них, «Багратиони-Аэролайн» согласилась предоставить нам аэробус Ил-62 для перелета «Москва – Рио-де-Жанейро» и обратно с промежуточной посадкой во Фритауне, Республика Сьерра-Леоне. К сожалению, на данном самолете отсутствует первый класс. Все те, кто собирался лететь первым классом, будут размещены в бизнес-классе и получат соответствующее возмещение.

– Если кого-то не устраивает это обстоятельство, то тот может разорвать договор с турагентством «Атлантис» и получить обратно свои деньги, – Вероника сделала паузу. – Еще раз приношу свои извинения. В остальном обязательства «Атлантиса» будут выполнены в полном объеме. Кроме того, любой из наших клиентов, в знак моральной компенсации за томительные часы ожидание получит подарок. Каждый из вас сможет купить все, что захочет в баре-ресторане самолета на сумму эквивалентную пятидесяти долларам США на взрослого человека и двадцати пяти на ребенка. У меня все. Еще раз приношу свои извинения от агентства и от себя лично. Начало регистрации через… – девушка элегантно вскинула ручку и посмотрела на свои часики. – Через двадцать семь минут. Спасибо. Со всеми вопросами – ко мне.

У большинства будущих пассажиров весть о том, что посадка на самолет вот-вот состоится, вызвала оживление. Отказываться от поездки никто и не думал, включая Родиона.

– У меня есть вопрос, – «не отходя от кассы» сказал Родик. – Вероника, вы мне обещали личного гида-переводчика. Хотелось бы с ним познакомиться поближе.

Девушка улыбнулась.

– Не знаю, огорчу я вас или обрадую, но ваш личный гид-переводчик заболел и… – она умолкла, хитро глядя на молодого человека.

– И?

– И теперь вашим гидом буду я!

Глава четвертая

В которой рассказывается замечательная история

о маленьком добродушном хомячке,

и почти сказочном принце дальнего плаванья.

Мама называла Веронику Хомка. Папа – Хомочкой. Учителя в школе, естественно за глаза – Хомячком. А одноклассники – Хомяк. Хомяк и все тут. Никакого обидного смысла в это слово не вкладывалось. Хомяк и Хомяк.

– Хомяк, дай списать матру! (В смысле математику.)

– Хомяк, ты сегодня дежуришь!

– Хомяк, займи очередь в буфете!

– Хомяк, линяем с физры!

– Хомяк, приходи сегодня ко мне на день варенья!

– Хомяк, дай стерку!

– Хомяк, давай дружить!

– Хомяк, айда в кино!

– Хомяк! Эй, Хомяк!

Где-то в пятом классе она получила свою первую записку с признанием в любви от невзрачного, волоокого, тихого мальчика по имени Сережа, сидевшего за первой партой у окна. В записке неровными, почему-то печатными буквами было написано:

«Хомяк, я тебя люблю!»

Хомяк и Хомяк. Ничего обидного, потому, что в детстве Вероника натурально выглядела этаким плюшевым симпатичным хомячком. Неподдающаяся никаким гребешкам копна огненно-рыжих волос, полненькое крохотное нескладное, несколько бесформенное, совсем не девчачье тельце. Пухлые щечки. Маленький курносый носик и огромные серые глаза, полные удивления и неподдельной детской искренности. Плюс не снимаемая стоматологическая скобочка из нержавейки, медленно, но верно выпрямляющая верхние резцы выпирающие из-под розовых губок бантиком.

При всей своей кажущейся нескладности и, может быть, даже где-то уродливости Хомочка выглядела весьма обаятельно.

– Ах, какой симпатичный хомячок! – хлопали в ладоши друзья и знакомые родителей. – Какая замечательная девчушка!

– Это наша маленькая Хомочка! – любовно восклицали родители Хомки и улыбались.

Хомка тоже улыбалась, сверкая блестящей скобкой на зубах.

Родители Хомочки, беспредельно влюбленные друг в друга и в свою дочь, считали себя самыми счастливыми людьми на земле. У них был Хомочка – первый и, так сложилось, единственный ребенок.

Появление на свет Хомки им казалось чудом. Считалось, что мать Вероники вообще не может иметь детей и, тем не менее, она забеременела.

Но это еще не все. У нее был настолько узкий таз, что нормальные роды в девяносто девяти случаях из ста должны были закончиться неудачей. Врачи уговаривали ее сделать аборт, но она отказалась в надежде на кесарево.

Но и это еще не все. Хомочка родилась мертвой. Сердечко ее не билось. Оно остановилось сразу, как только началась операция. Врачам пришлось делать прямой массаж ее крохотного сердца.

Хомочка ожила.

Папа назвал ее Вероникой, в честь безграничной веры супруги в победу материнского счастья. А мама перекрестила в Хомочку, Хомку. Потому, что когда ей впервые показали дочь, она вместо прекрасного, неземного дитя, которого тысячу раз представлял себе во сне и наяву, увидела маленького, чудного, сморщенного голубого «хомячка».

«Как вы яхту назовете, так она и поплывет…»

Хомочка росла, полностью соответствуя каждому из имен. Оставаясь похожей на хомячка, девчушка имела бойкий, заводной нрав. Она была везде и во всем первой. В играх, в учебе, в детских проказах и шалостях. Сверстники ее очень уважали за покладистость и незаносчивость. Хомочка ухитрялась быть первой и в тоже время оставаться наравне со всеми.

По поводу своей внешности все детство Хомка нисколько не комплексовала. Лет до четырнадцати. Проблемы начались к пятнадцати годам, когда ее школьные подруги одна за другой стали превращаться в лощеных, симпатичных барышень, а она так и осталась Хомяком: толстушкой без талии с пухлыми щечками и чертовой скобкой на передних зубах.

Она по-прежнему была душой любой компании, заводилой и выдумщицей, но с танцулек подружки возвращались каждая под ручку со своим кавалером, некоторых даже увозили на авто, а она топала домой одна.

Одна спускалась в метро, украдкой, с завистью поглядывая на проплывающие по противоположному эскалатору целующиеся парочки, раскачивая языком во рту ненавистную скобку. А потом горько плакала, уткнувшись лбом в надпись «не прислонятся» на двери вагона, сквозь пелену слез, наблюдая, как мечутся и танцуют по стене туннеля черные «удавы» электропроводов.

И тут появился он. Владик.

Владик был старше Хомки в два раза. Она только что закончила школу и собиралась поступать в институт. Он только, что вернулся из рейса и получил должность старшего судового помощника капитана.

И было лето. И был месяц август. Большой город насквозь пропах пылью и бензином. Вероника сидела на скамейке и грустно так ела мороженое. Домой идти не хотелось. По тихой улице возле Хомкиного дома изредка, не спеша катились машины. Солнце, пробивающееся сквозь листву, играло тенями на блестящих, лакированных капотах проезжающих автомобилей. Мимо Вероники медленно, гораздо медленнее других прокатился двухведерный джип. Водитель, вывернув шею, разглядывал Хомку.

– Дурак, – сказала Вероника и, лизнув мороженое, отвернулась.

Джип доехал до следующего перекрестка и, там развернувшись, снова продефилировал мимо девушки. Водитель смотрел на Хомку во все глаза.

– Подумаешь, – фыркнула девушка и отвернулась в другую сторону.

Джип проехал мимо нее еще раз, затем еще раз и еще. Мороженое подтаяло с одного боку и потекло. Вероника подставила руку под тонкую белую струйку. Джип остановился напротив скамейки. Из машины вышел до крайности смущенный невысокий мужчина, в стоптанных, но дорогих кроссовках, в потертых голубых джинсах и полинявшей футболке, с непослушным ежиком подернутых ранней сединой волос, с золотым колечком-серьгой в каждом ухе, и осторожно присел на скамейку в метре от девушки.

Хомка невозмутимо слизала с ладошки растаявшее мороженое.

– Любишь мороженое? – спросил водитель джипа.

– Люблю, – ответила Вероника.

– Я тоже, – вздохнул новоявленный собеседник.

– Ну, так на! – Вероника протянула ему слизанное наполовину мороженое.

– Спасибо, – грустно сказал водитель, принял из ее рук оставшуюся половинку вафельного стаканчика и суетливо лизнул его с подтаявшего края.

Вероника скривила уголок рта в усмешке.

– Вкууусно, – с детской интонацией в голосе проговорил водитель джипа.

– На здоровье, – усмехнулась Вероника.

– Правда, я больше эскимо люблю, – как бы извиняясь, ответил мужчина.

– Ну, извините, – развела руками девушка. – Знала бы, что вы появитесь, эскимо бы купила… Хотя эскимо не было, – поправилась она. – Я тоже больше эскимо люблю, – призналась Хомка.

– Ничего, – сказал мужчина. – И так хорошо, – он еще раз лизнул мороженое.

Вероника искоса с интересом наблюдала за этим немного странным человеком.

– Почему вы на меня так смотрите, – смущенно произнес он, заметив взгляд девушки.

– Да так, – пожала она плечами. – Вы… Вы какой-то… Смешной что ли… Странный…

– Правда?

– Правда.

– А вы, девушка, очень красивая. Я это сразу заметил, – мужчина смутился. – Вы извините меня, что я тут так мимо вас галсы менял. Не подумайте чего плохого. Просто вы мне очень понравились.

Настала Хомкина очередь смущаться. Она привыкла, что люди к ней относятся очень хорошо. Называют и умницей, и кудесницей, и просто душкой… Но красивой очень редко. Почти никогда.

– Что вы, – всплеснула Вероника руками. – Я совсем некрасивая! – и она, покраснев, и смутившись еще больше, прикрыла рот ладошкой, чтобы не сверкать своей злосчастной скобкой.

– Вы красивая, – утвердительно покачал головой мужчина, поджав губы и глядя куда-то перед собой. – Просто не все это видят. Просто ваше время еще не пришло. А оно придет обязательно, вот увидите, и вы будете одной из самых красивых женщин в этом чертовом городе. Я точно говорю! – собеседник Вероники откусил край вафельного стаканчика.

– Я вам не верю, – нахмурившись сурово и немного обижено проговорила девушка.

Веронике показалось на секунду, что этот мужчина над ней просто издевается.

«Нашел дурочку!» – зло подумала она про себя.

– И напрасно! – мужчина, широко улыбнувшись, посмотрел на Хомку, отправил остатки вафельного стаканчика в рот и без всяких сантиментов вытер липкие, сладкие руки о джинсы. – У меня отменная интуиция. Я не хвастаюсь, но скажу, что могу предугадать начало шторма за полчаса до того как на горизонте появится первое облачко.

– Враки, – хмыкнула Хомка.

– Не-а, – невозмутимо отметил мужчина, посмотрел на ясное, теплое небо, а потом на часы. – Например, через двадцать минут начнется гроза.

– Так уж и через двадцать? – ехидно переспросила девушка. – А почему не через час?

– Через двадцать, – мужчина еще раз взглянул на небеса. – Ну, может быть через двадцать пять максимум!

– Вы, наверное, прогноз по радио слышали, – догадалась Хомка.

– Ничего я не слышал, – пожал плечами мужчина.

– А чем докажете? – Хомка была само ехидство.

– Чем? – ее собеседник оглянулся по сторонам и пробормотал. – Чем-чем… – Его взгляд упал на дальний конец улицы заканчивающейся круглой площадью, посреди которой рос высокий старый тополь. – Пожалуйста! Первая же молния ударит во-о-он в то дерево на площади!

– Вы рискуете проиграть, – с усмешкой заметила Хомка. – Тоже мне Нострадамус!

– Рискую, – согласился мужчина. – И даже иногда проигрываю. Но на этот раз все будет именно так. Хотя бы потому, что вам, девушка, сейчас очень необходимо доказательство моим словам.

Вероника так и не поняла, о чем он говорит. О том, что через двадцать минут разразится гроза или о том, что она, Хомка, станет вскорости одной из самых красивых девушек Москвы.

Мужчина снова посмотрел на часы.

– Извините, девушка. Спасибо вам за мороженое. Было очень вкусно. Но, к сожалению, мне срочно нужно в порт.

– Снова интуиция? – съязвила Вероника.

– Не-а, – улыбнулся мужчина. – Обычное расписание… Меня зовут Владислав. А вас?

– Хомка.

– То есть? – не понял он.

– Ну, Хомка, Хомочка, Хомячок…

– Это еще почему? – удивился Владислав.

– Потому, что я похожа на хомяка, – нахмурившись, проговорила Вероника и надула губки.

Владислав внимательно присмотрелся к девушке.

– А ведь и правда! – рассмеялся он. – Чем-то похожа. Но это дело не меняет. Можно я вам позвоню?