Спасти Рюрика

Красный всадник напрягся, застегнул воротник на прожженном мундире, потом расслабился:

– Не старые времена, чтобы кричать. А вас не признал, потому как никогда не видел.

– Красных комиссаров в лицо не знаешь?

– Теперь у кого кожанка, тот и комиссар, а простым смертным только под пули беляков лезть. Юнкера с офицерьем, как осатанели, какой день по валу бьем, а они все живые.

– За такие разговоры под революционный трибунал пойдешь!

– Испугал до тифозного поноса.

Всадник заржал, махнул рукой своим приятелям. Те тут же приблизились. Уже без опаски, видно слышали издали разговор. Один из них, одетый в драный тулуп, поправил сбоку револьвер, заулыбался:

– Товарищ комиссар! Мы же с вами под Херсоном беляков рубали, вам тогда еще комбриг именной маузер вручил. Думали, вы сгинули, а вон живой.

Щетинин нервно вытер рукавом кожанки шею. Ему было очень неприятно слушать о своем героическом красном прошлом.

Повезло, что признали, – полегчало на душе у Грановского, – только еще перестрелки под боком у красных не хватало. А Щетинин сволочь, пулю бы ему в затылок. Как бы снова не предал.

– Слышал, к товарищу Засулевичу пробиваетесь? Так под Чонгаром в нашей 4 армии его ординарец с каким-то поручением. Слава Янберг, он и проводит.

Больше разговоров не вели. Отряд двинулся за разъездом и вскоре уже был у холмов с колючей проволокой. Заграждения ставила еще Добровольческая армия Деникина, теперь редуты служили красным. Из-за насыпных валов глядели стволы трехдюймовых пушек и пулеметов.

В штабе 4 армии не стали даже проверять документы. Свои и свои. Да и кому тут быть, если все беляки за Перекопским валом остались. От заместителя командира армии тут же был получен приказ выдвигаться в сторону Ново-Михайловки, соединиться с Махно и совместно двигаться на Дюрбинь, обойдя Перекоп стороной. А далее на Симферополь.

Грановский хотел было возразить, но Щетинин его остановил. На Дюрбинь, так на Дюрбинь. Получив устный и письменный приказ, отряд, развернув красные знамена, пошел действительно на северо-восток, а потом резко поменял направление и взял курс на Мелитополь, в окрестностях которого находилась 8 бригада 13 армии.

Грановского поразило, что ординарец Засулевича Янберг не возражал против изменения отрядом маршрута. Правильно, говорил он, мало ли что в 4 армии прикажут. У тебя, товарищ Щетинин, командир один – комбриг Засулевич. Вот он даст тебе приказ идти на Симферополь, тогда и пойдешь. А пока давай домой, Даниил Пантелеймонович по тебе очень скучает. Такого, говорит, славного комиссара потерял. Отдохнете, в баньке попаритесь, а там и повоевать можно. Белым все одно крышка, они уже на свои лоханки грузятся, чтобы в Царьград плыть.

И здесь, в Северной Таврии, попадались какие-то разрозненные отряды – то ли белых, то ли красных, а может просто бандитов. Никто не проявлял друг к другу никакого интереса. Измученные войной люди, молча ползли куда-то. Как муравьи из разоренного муравейника.

Засулевич встретил Щетинина, как родного. Целовал его, обнимал и даже похлопал по ягодице, что заставило полковника Дубовала подозрительно прищуриться. Полторы сотни добровольцев расквартировали по хатам, потеснив бойцов 8 бригады, вторую неделю страдавших от безделья. А в доме, где обитал сам комбриг, накрыли богатый стол.

За горилкой, салом, трофейным немецким шнапсом и солеными огурцами с мочеными арбузами выяснилось, что корпуса полковника Свиридова уже не существует.

– Долго мы их мочалили, – бегал по хате в галифе и исподней рубахе комбриг Засулевич. – Дерзкими оказались, никак сдаваться не хотели. Но мы их шрапнелью покосили, а потом измором взяли. Вода кончилась. Куда им деваться было? Я Свиридова собственноручно кончил. Этими вот руками. Донцов часть порубали, а те, кто согласился нашей власти служить, под Перекоп отправили. Пусть кровью смывают свои преступления против народной власти. Так командарму, товарищу Фрунзе и доложили. Правильно, Слава?

Ординарец выпил полстакана мутной самогонки, хрюкнул что-то нечленораздельное.

Грановский побледнел. Получается все напрасно. Помощь их опоздала. Жаль донцов и полковника Свиридова. А баронесса Крутицкая? Тоже погибла? Боже, трудно представить, что с ней могла сделать красная солдатня.

– Но это все ерунда, – продолжал бегать с горящими глазами комбриг, тряся грязными тесемками рубахи. – Ко мне в силки одна птаха попалась. Штучка отменная. Вроде как из бывших, но такие амурные номера выделывает, что в доме терпимости не предложат. Эх, кровь по жилам разгоняет, лучше самогона. Не баба-динамит! Я ее в крайней хате с глиняной крышей держу. Охрану даже поставил, чтобы хлопцы не позарились. Моя добыча.

Неужели баронесса? – чуть не удержался от вопроса Грановский. Но Щетинин так посмотрел на штабс-ротмистра, что тот сразу прикусил язык.

Комбриг напился гораздо быстрее, чем ожидалось. Бегал-бегал, да и застыл у теплой печи, как приготовленная для топки головешка. Янберг аккуратно уложил командира на лавку, накрыл полушубком, разлил горилку по стаканам.

– Девица знатная, – вздохнул он, – того и гляди сам от нее загорюсь.

Не может быть, думал Грановский. Троюродная племянница Его Превосходительства, баронесса, дочь мирового судьи и такая шалава? Ради нее на смерть идти? Впрочем, офицерское слово дороже всех звезд на небе. Дал, держи. Не нам простым смертным о нравственности рассуждать. Но время терять нельзя.

Ночью собрались в бане, которую натопил сам Янберг. Оставил, слава богу, Грановского, Щетинина и Дубовала одних. Решили действовать быстро, пока враг ничего не подозревает. Перед рассветом всех краснопузых, что окажутся под рукой – на ножи. Необходимо оповестить отряд. Этим займется полковник Дубовал. Комбрига Засулевича и ординарца Янберга нужно повязать и забрать с собой. Помогут посты пройти. Это сюда проскочили на дурака, а обратно еще неизвестно как сложится. Жаль полковника Свиридова, да ему теперь ничем не поможешь.

– Баронессу Крутицкую я возьму на себя, – сказал с горечью в голосе Грановский. Никак не вязался образ на акварели с разбитной бабой, оказывающей невероятные услуги заклятому врагу барона Врангеля и всей России.

Штабс-ротмистр вышел на улицу, когда стало совсем темно. Предварительно узнал у ординарца, где та хата с красной крышей и горячей девицей.

– Что, тоже на мед потянуло? Ну, попробуй, пока комбриг спит. Хотя, не советовал бы. Обожжешься. До костей.

Ничего не ответив, Грановский двинулся на окраину поселка. Слегка забрезжил рассвет. Сейчас добровольцы приступят к делу, нужно спешить.

На крыльце мазанки с соломенной крышей дремал усатый часовой. Его и спрашивать ни о чем не надо было. Просто перешагнул через тело, толкнул плечом скрипучую дверь. В сенях – бочка с капустой, бутыль с брагой. Споткнулся о кадку, еще обо что-то, вошел в горницу.

За столом сидела голубоглазая деваха со смазанными на лице белилами. Губы накрашены красной помадой, на щеке – родинка, тоже кажется нарисованная.

– Ну? – нагло спросила она Грановского.

– Вы Крутицкая? Варвара Ильинична?

– А ты сомневаешься? – засунула в рот папиросу девица. – Двигай ближе, лучше рассмотришь. Такое покажу, ахнешь.

Штабс-ротмистр не то что сомневался, а был совершенно сбит с толку. Создатель акварели, которую он видел, был или пропойцей или полной бездарностью. Или просто льстецом. Уж совсем эта сидящая перед ним особа не походила на баронессу с картинки. О манерах и говорить не приходится. Впрочем, жизнь такая штука, что порой открывает в людях черты, о которых и не подозреваешь.

– Кто ваш троюродный дядя? – в лоб спросил офицер.

– Ха. Каждому говорить, язык отсохнет. Ладно уж, за твои зеленые глаза. Барон Петр Николаевич Врангель, Главнокомандующий вооруженными силами…. Юга России. Он же …э… правитель Юга России.

Фразу девица выдала явно заученную, но было не до детальных выяснений.

– Собирайтесь, у нас мало времени. Вернее его вообще нет.

И тут из-за ситцевой занавески вальяжно вышел командир бригады Даниил Пантелеймонович Засулевич, а за ним ординарец Слава Янберг. Комбриг тряс новеньким маузером, разглаживал слипшиеся от сивухи и капусты усы.

– Славно я вас провел. Правда? Я знал, что рано или поздно господа офицеры пожалуют за своей баронессой и не ошибся. Все, Гринвич, не знаю твоего настоящего имени, крышка тебе и твоим лазутчикам. Щетинина, дурака, наши разведчики недавно в штабе Врангеля видели. Мои ребятки уже всех скрутили, а как рассветет, так и порубают перед строем бригады как капусту. Посмотри на эту шмару, ну какая это баронесса?

За окном день набирал силу. Уже можно было разобрать дома поселка и суетившихся между ними красноармейцев. Они вытаскивали на улицу добровольцев с заломленными за спину руками. Кого-то гнали за хаты прикладами. Начали раздаваться выстрелы.

– Ну, тебя я шашкой рубить не стану, – продолжал издеваться Засулевич. – Все же за даму решил жизнью рискнуть. Похвально. Так и быть, с живого шкуру сдеру, а потом уж застрелю. А комиссара своего бывшего Щетинина в кипятке сварю. Нет, лучше тоже кожу сниму и отправлю в подарок командующему южным фронтом. Согласный с таким раскладом? Странные вы все же люди, господа белогвардейцы. Ведь товарищ Фрунзе вам отправил телеграмму: мол, грузитесь спокойно на свои корыта и уплывайте из Крыма на все четыре стороны. Нет, лезете на рожон, смерть свою ищите. Что ж, вольному воля.

Внезапно за окном вспыхнуло, затем грохнуло так, что крыша хаты провисла, засыпав комнату чердачным хламом и глиной с соломой. Потом взорвалось рядом еще и еще. Стена дома отлетела, расшвыряв в разные стороны всех находящихся внутри.

Грановский мягко приземлился у колодца. Взрывами накрывало весь поселок, дома, куреня, заборы, сараи разлетались как карточные конструкции. Грохот стоял неимоверный. Засулевич ползал на четвереньках, словно чего-то искал. Возможно, выроненный маузер. Рядом с ним бессмысленно суетился ординарец Янберг. На разбитой в щепки черешне висело дымящееся тело девицы.

– Что это такое?! Откуда?! Кто стреляет?! – прорезался сиплый голос комбрига.

Воспользовавшись ситуацией, Грановский огрел поленом по голове красного командира, схватил за горло ординарца:

– Что за пальба?

– Видно, полковник Свиридов с севера в Крым пробивается.

– Вы же говорили, что он уничтожен, что его лично расстрелял этот… недоумок.

– Обманули, специально. А Фрунзе действительно телеграмму отправили, что Свиридов разбит, потому как командующий фронтом грозился повесить Засулевича за белогвардейское осиное гнездо в его тылу. Думали, беляки сами передохнут без воды и хлеба, а они вон живы.

– Откуда у Свиридова артиллерия?

– Не иначе бронепоезд захватил.

– Где настоящая баронесса, у Свиридова?

– Нет, мы ее случайно поймали, когда полковник Свиридов в очередной раз пытался пробиться к Арбатской Стрелке. Она в подвале разрушенной церкви, там за холмом.

Вообще, – беда с этой графиней, – вздохнул Янберг. – Комбриг на ней помешался. Влюбился, как гимназист в курсистку. Каждый день цветы ей букетами носит. Я ему говорю – она классовый враг, а он – все мы из бывшего царского племени, наша задача воспитать нового человека. Из графини или из попа, неважно. Никого к ней не подпускает.

– Любит, а держал как рабыню в подвале, мерзавец. Веди, быстро.

Крупнокалиберные снаряды давно уже оставили от поселка одни обломки, а залпы орудий из-за леска все еще не смолкали. Бойцы – красные, белые, разбегались, ползли в разные стороны. Понять, кто свой, кто чужой было невозможно. Полковник Свиридов в отчаянной попытке прорваться, пороха не жалел.

Грановский увидел прыгающего к нему через кочки полковника Дубовала.

– Нужно уходить! – кричал тот сквозь грохот взрывов.

– Теперь без бронепоезда не пробьемся. Где железная дорога? – тряхнул он за воротник обезумевшего от страха ординарца Янберга.

– В полверсты отсюда, за высохшей речкой.

– Собирайте, полковник, наших бойцов, кого сможете и к поезду! Главное, чтобы свиридовцы нас теперь из пулеметов не покосили. И этого с собой прихватите, – кивнул он на распростертого у колодца командующего бригадой. – Где Щетинин?

– В клозете сидел, первым снарядом в клочья вместе с будкой разнесло. Своими глазами видел.

Дубовал приказал двум следовавшим за ним казакам взять комбрига и тащить к высохшей речке, а сам побежал туда, где горели остатки поселка.

Ну, Свиридов, спасибо, устроил мясорубку не вовремя.

С холма Грановский увидел изрыгающий огонь бронепоезд. Только теперь он стрелял не по поселку, а в другую сторону, откуда к нему пытались приблизиться красные из армии Буденного.

И тут он заметил, что рельсы впереди поезда разворочены. Дорога в Крым Свиридову была отрезана. Все ближе и ближе к железному монстру ложились разрывы. По бронепоезду пристрелялась артиллерия.

Старая церковь оказалась в низине. Люк в подвал, на который указал ординарец, был закрыт на амбарный замок. Пришлось стрелять в него из револьвера.

Спускаясь по деревянной лестнице, штабс-ротмистр почувствовал запах воска, будто внизу шла церковная служба. Почти весь пол подвала был завален цветами. Где их брал в ноябре в таком количестве Засулевич, одному богу было известно. В углу топилась буржуйка. На топчане полулежала баронесса, закутанная в белый шерстяной платок. Сомнений не оставалось, это была она, с акварельной картинки. Точно в таком же красном платье, подобранным серебряным пояском с малахитовой ящеркой.

Только большие мешки под глазами. Видимо, сильно простужены почки. Без антибиотиков может случиться нефроз. Что? Нефроз? Опять чепуха в голову лезет.

Грановский щелкнул каблуками, представился, сказал, что нужно срочно уходить, за ней его прислал Петр Николаевич Врангель.

Как уходить, каким образом он не имел понятия. Уцелевшие добровольцы рассеяны по степи. Красные из 2 армии скоро будут здесь. Тем не менее, для начала нужно было выбраться из подвала.

– А где Даниил Пантелеймонович? – неожиданно спросила Крутицкая.

– Кто? – сразу и не понял Грановский.

– Засулевич?

– До него ли теперь? – нервно передернулся штабс-ротмистр. – Собирайтесь, мадам.

– Мадемуазель, – поправила Варвара Ильинична и вдруг капризно сбросила с плеч белый платок. – Без него я не пойду.

Что это еще за новости? – обомлел штабс-ротмистр, вслух же спросил:

– Причем здесь Засулевич? Скоро здесь будут красные.

– И пусть. Даниил Пантелеймонович обходился со мной как со светской дамой, каждый день цветы дарил. Обещал в Париж увезти, в «Бристоле» поселить, по утрам в шампанском купать. А вы что можете предложить? Насколько мне известно, положение на фронте безвыходное, белая армия разбита. И чего ради я буду с вами, рискуя жизнью, пробиваться в Крым, а потом гнить в Константинополе? Ха. Мне это не подходит. И вообще, я влюблена в красного командира Засулевича. Он такой смелый, отчаянный, сильный. Не то, что вы.

Грановский никогда в жизни не оказывался в столь идиотской ситуации. Вот ведь женщины! Нет, легче с сатаной порой найти общий язык и предугадать его намерения.

Обернулся на ординарца Янберга, но тот только состроил отвратительную гримасу.

– Но я должен выполнить приказ! – взмолился штабс-ротмистр. – Я дал барону слово чести!

– Кому теперь нужно ваше слово? – хмыкнула баронесса. И как вы собираетесь тащить меня через укрепления красных, на плече? А догадалась, видимо, мой дядя распорядился подогнать к восточному побережью Азовскую флотилию. Все равно, без Засулевича не пойду.

Черт, выругался про себя Грановский. А ведь, в самом деле, как ее переправлять через линию фронта? Свиридовский бронепоезд наверняка положил половину добровольцев, а остальных теперь не соберешь, да и красные знают, что они лазутчики. Полный провал операции.

Янберг почесал подбородок, что-то нарисовал мыском сапога на пыльном полу.

– Есть один вариант.

– Да? – поднял брови штабс-ротмистр, не ожидая помощи от красного ординарца.

– Перелететь Перекоп на аэроплане. Здесь неподалеку стоит авиационный гарнизон. Я помогу. Только с одним условием – возьмете меня с собой. Честно признаться, мне давно опостылела эта война. Ну, победят красные, и что будет? Судя по тому, что они сейчас творят, ничего хорошего. А я давно мечтал о Париже. Между прочим, окончил юнкерское училище. Почти. Выгнали.

Еще один неожиданный поворот совсем сбил с толку Грановского, но он быстро взял себя в руки.

– Бог с вами, – выдавил он. – Присоединяйтесь.

– Я без Засулевича не полечу, – надула губки баронесса.

– Будет вам Засулевич, – махнул рукой ординарец.

Он побежал в угол подвала, разрыл руками яму, вынул большой кожаный саквояж. Когда расстегнул его, по подвалу забегали искры. Внутри саквояжа находились золотые украшения, разноцветные камни и бриллианты.

– Недаром под пулями бегал, – облизал губы Янберг. – Золотые плоды войны. Все равно бы сгинули. При коммунизме сокровища ни к чему.

Грановский сглотнул тяжелую слюну, но ничего не сказал. Теперь разговоры о политике и морали были бессмысленны.

Когда вылезли наружу, бронепоезд Свиридова уже наполовину завалился набок. По нему били прямой наводкой из крупного калибра. Последний вагон, вероятно с боеприпасами, взорвался и представлял собой груду покореженного металла.

Добровольцев с Засулевичем, нашли в русле высохшей речки. Руки его были связаны сзади его же портупеей, во рту торчал кляп. Полковник Дубовал отсутствовал, все еще искал остальных.

Грановский приказал следовать за ним. Красный командир, увидев свою любимую женщину, замычал, задергал ногами. Ему поглубже запихнули в рот тряпку.

В стороне поселка горело и изредка взрывалось. Искать Дубовала или добровольцев не имело никакого смысла. Для каждого судьба теперь определила свою дорогу. Варвара Ильинична попросила обходиться с комбригом более бережно. Донцы ей пообещали и врезали Засулевичу хорошую затрещину.

Побежали, пригнувшись вдоль зарослей камыша и осоки по берегу соленого озера, затем снова высохшее русло реки, на холм и с него открылась площадка на летное поле. Вернее, это была обычная довольно ровная поляна, размеченная зелеными, синими и белыми флажками. У покосившегося ангара стояли два четырехмоторных биплана – гигантские бомбардировщики «Илья Муромец».

Красноармейцы подвешивали к самолетам бомбы, бросали в просторные кабины какие-то мешки. Бойцов было немного.

Внезапно, как из-под земли вырос полковник Дубовал с двумя десятками казаков и донцов. Они были изрядно потрепаны, в крови. Спрашивать где остальные не имело смысла.

– Без нас хотели улететь?

Не получив ответа, полковник снова спросил:

– И сколько человек каждая такая птичка сможет поднять?

– У птичек нет выбора, сколько надо, столько и поднимут, – ответил красный ординарец. —

Видел, что на Муромцах человек по десять на крыльях висело. Вперед!

Никто не удивился, что захватом командует красный ординарец Янберг, прижимавший к животу тяжелый саквояж.

С красноармейцами церемониться не стали, перестреляли за несколько секунд. Потом пожалели, что поторопились. Сгоряча убили одного из пилотов.

Самолеты оказались заправлены, готовы к взлету и второй летчик без лишних уговоров полез в кабину «Муромца». На его борту было написано белой краской: «Товарищ Троцкий». Другой самолет имел название «Ильич». Летчик возмутился, когда увидел, что «беляки» не только набились в кабину, но и повисли грушами на крыльях.

– Так не пойдет, мы не взлетим! – кричал он.

– Если не взлетим, то все останемся здесь. Навечно, – хладнокровно ответил полковник Дубовал, забравшись в кабину «Ильича».

– До Феодосии дотянем?

– Если не сшибут. Баки рассчитаны на пять часов полета, – обреченно пожал плечами пилот, застегивая шлем.

Баронесса ни за что не желала садиться в биплан, но тут на холмах вздыбилась земля, загрохотало. Еще пара минут и будет поздно. Барышня проворно нырнула в кабину бомбардировщика. Ей на колени свалили Засулевича. Сзади устроился ординарец со своими сокровищами. А Грановский уселся на место пилота, тупо глядя на руль и рычаги. «Прямо Боинг-747. Что? Какой Боинг?»

– Дроссель до упора и газ, – крикнул летчик из «Товарища Троцкого». – Руль – влево, крен вправо и наоборот. На себя – вверх. Понятно? Но сначала нужно пропеллеры раскрутить.

Добровольцы взялись за дело, как будто всю жизнь только этим и занимались. Вскоре на двух бипланах уже работали двигатели.

– Не оторвемся, – качал головой пилот, глядя на вцепившихся мертвой хваткой в крылья и стропы добровольцев.

Но «Муромец» довольно легко взмыл в воздух.

Биплан, которым пытался управлять Грановский, крутился на месте. Баронесса что-то кричала, мычал и командир 8 красной бригады с заткнутым ртом. Никто и не подумал вытащить ему кляп.

Работающий мотор поднял жуткую пыль, и в этом пылевом тумане вдруг нарисовалось перекошенное лицо полковника Щетинина.

– Не оставляйте, братцы!

Ординарец Янберг попытался спихнуть его с фюзеляжа сапогом, но тщетно. Полковник уже крепко вцепился ему в ногу. Откуда взялся?

Но, видно, Щетинина сам бог послал. Видя, что Грановский не может справиться с управлением, он перебрался в кабину и быстро надавил на нужные рычаги.

– Я на императорских курсах азы пилотирования изучал! – крикнул полковник штабс-ротмистру.

Через минуту и второй биплан с кучей народа на крыльях уже находился в небе. Воздух был прозрачен как хрусталь.

Вскоре внизу слева можно было разглядеть свежевырытые окопы большевиков. Красные задирали головы, приветливо махали руками и шапками. Вдали справа – Турецкий вал. Судя по редким дымкам, Русская армии еще пыталась держать оборону.

Жив ли еще командующий 1 армией Кутепов?

Попали в мощный воздушный поток. Как ни удерживал рычаги полковник, самолет неуклонно сносило к Перекопу. Грановского это не радовало. Сначала полковник Свиридов на своем бронепоезде уничтожил, чуть ли не всех добровольцев, шедших к нему на помощь, теперь свои же подобьют над валом.

Не успел об этом подумать, как рядом с бипланом начали раскрываться ватные бутоны. Было видно, что белые целятся в них и из винтовок. Удар в корпус, еще удар. Кабину заволокло сизым дымом, запахло гарью.

– Бомбы надо сбрасывать, – крикнул Дубовал, – иначе взорвемся!

Нажал куда-то и «Ильич» подбросило кверху, словно его пнули гигантским сапогом.

– Еще бы ваших солдатиков с крыльев сбросить, – хмыкнул Янберг.

Куда упали бомбы, было непонятно, то ли на красных, то ли на белых, только в биплан стали палить и те и другие. Грановский глянул на крылья и обомлел. Добровольцев, державшихся за реи крыльев, осталось всего двое.

Еще один разрыв швырнул самолет в обратную сторону от воздушного потока, и его почти перевернуло вверх ногами. Грановскому показалось, что он сейчас вывалится наружу. Каким-то образом Засулевичу удалось освободиться от кляпа, он завопил:

– Приказываю поворачивать назад!

За всех ответил его ординарец Слава:

– Все, комбриг, твоя власть осталась за Перекопом. Теперь сиди и молчи, если не хочешь полетать вместе с чайками.

– Что у тебя за сумка? – вдруг задергал скрученными сзади руками Засулевич. Он явно ее узнал.

– Правильно догадался, наш боевой общаг. Будешь хорошо себя вести, выделю тебе пару побрякушек на проезд до Константинополя. Обратной дороги к красным тебе все одно нет. Фрунзе с Якиром тебя лошадьми разорвут за обман со Свиридовым. Доложил, что с ним покончено, а он пол 13 армии из бронепоезда угробил. И как удалось ему в Мариуполе поезд угнать? По чьей халатности? Спросят ведь. За все спросят. Так что застынь и наслаждайся полетом.

Следующий хлопок наполнил кабину уже черным дымом.

– Свои! Свои! – высунулся в окно кабины ординарец, закашлялся. Кому он кричал, белым, красным или чайкам он и сам не знал.

– Все, – ударил по рычагам полковник Дубовал, – рули направления и высоты заклинило.

– И что теперь? – встрепенулась баронесса.

– А ничего, полетим, куда бог пошлет.

Внезапно снизу вынырнул «Товарищ Троцкий». Из двух его правых двигателей валил розовый дым. Показал весь свой гигантский фюзеляж и резко пошел вниз. Грановский потерял его из виду, так как неуправляемый «Ильич» вошел в сильный туман. Оставалось только молиться.

– Хорошо хоть компас работает, – крикнул полковник, а высоту не разберешь. Идем куда-то на юг, должно быть в сторону Алушты. Только бы в горы не врезаться.

После прекращения обстрела, гарь и дым пропали. Минут сорок самолет шел довольно ровно, натужно работая моторами. Вдруг правый двигатель зафыркал, а после этого заглох. Вскоре остановились и другие. Ужасающая тишина и свист ветра. Самолет начал планировать, заваливаясь на правое измочаленное осколками крыло.