История России в лицах. Книга третья

Так что в те времена титул великого князя мог купить любой, у кого было достаточно денег и не слишком много гордости. Тем не менее, при благоприятном раскладе титул великого князя мог и утвердиться в одной княжеской линии и сделаться фактически наследственным. При этом великий князь продолжал зависеть от произвола ордынских владык и должен был отдавать себе в этом трезвый отчет. Помимо этого, нужно было умело распоряжаться своим богатством, постоянно поддерживать дарами доброе расположение к себе влиятельных лиц в Орде и тем самым подготовить своему сыну и наследнику благоприятную почву для получения ярлыка на великое княжение. А такая преемственность почти автоматически делала «счастливое княжество» первым среди всех остальных.

Подло? Не более, чем все остальное, происходившее в те времена между многочисленными князьями и княжатами на Руси. Заметьте: спорные вопросы между русскими князьями решались татарами в Золотой Орде. Ханы, в зависимости от своих прихотей, решали: дать тому или иному князю ярлык на княжение и поддержать его или отказать и отдать на растерзание соотечественникам. Причем частенько это растерзание было буквальным. Знали ордынцы принцип «разделяй и властвуй» или нет, но пользовались они им весьма грамотно, а иногда даже виртуозно. Слишком независимых и сильных князей убирали руками других князей, даже не утруждая себя в большинстве случаев организацией набегов на Русь. Сами все привезут и сложат в ханском шатре к ногам хана.

За примерами далеко ходить не надо. В 1337 году главный противник московского князя, князь Александр Тверской покорился, наконец, хану и тем самым вернул себе тверское княжение. Но спустя два года князь Иван Данилович поехал в Орду с доносом на князя Александра, составленным, по-видимому, очень умело и убедительно. Александр Тверской получил приказ явиться к хану и отправился в Орду вместе со старшим сыном Фёдором. Оба были казнены «за измену».

Иван Калита, вернувшись из Орды, прежде всего приказал снять с тверской церкви Святого Спаса колокол и привезти его в Москву. Брат Александра Тверского, Константин, вновь был вынужден подчиниться. Вот так, не ведя никаких военных действий, интригами и символическими поступками московский князь взял верх над тверским. Дипломатический талант? Или – обычное везение? Ведь все могло обернуться совершенно иначе, не зря же на Руси с давних пор бытовала поговорка: «Доносчику – первый кнут».

Другой пример: город Владимир во времена Ивана Калиты уже почти потерял статус главного города Руси: князья, получавшие от хана ярлык на владимирское княжение, не обязаны были пребывать во Владимире; они могли быть великими князьями и жить в прежних своих уделах.

Но главным в то время было то, что Орда, несмотря на все свое видимое могущество, уже пошатнулась, признаки разложения были отчетливо ощутимы. Уже на берегах Черного моря возникла другая Орда, Нагая, не желавшая признавать власти волжских ханов. Это было началом дальнейших отложений и распада монгольской монархии. В самой Волжской Орде достоинство хана перестало переходить по наследству и там все чаще происходили государственные перевороты с многочисленными жертвами.

История вообще – прелюбопытнейшая штука, точнее, не она сама, конечно, а то, как те или иные события толкуются потомками. Немецкие рыцари захватили современную Прибалтику давным-давно, когда татарские набеги на Русь еще не стали трагически-регулярными. Местное население находилось в таком положении, в какое русских не ставили даже в самые лихие времена распроклятого ига. Не существовало местной знати или правителей – все эсты, латы и литы были нищим и бессловесным быдлом, их даже в города не пускали. В полон не угоняли – это правда, но и только.

Вы слышали что-нибудь о немецком иге применительно к коренному населению Прибалтики? Лично мне не доводилось. А вот о татаро-монгольском – сколько угодно, с такими красочными подробностями, что только диву даешься, как они сохранились в памяти абсолютно порабощенных и раздавленных чужеземных гнетом людей.

Пока Орда была сильна единовластием, она могла диктовать свою волю не столько покоренным, сколько покорившимся ее воле русским князьям. Тем более, что те предпочитали выклянчивать и покупать свои «ярлыки» у «проклятых захватчиков», не гнушаясь при этом никакими средствами в борьбе с другими князьями. Должно было пройти несколько столетий кровавых и разорительных междуусобиц плюс естественное вырождение и ослабление власти Орды, чтобы из среды русских князей выдвинулся человек, способный собрать вокруг себя если не всех, то бОльшую часть русских князей.

Пока еще Орда была еще относительно сильна, власть великого князя могла утвердиться в одной княжеской ветви и в одной из русских земель, исключительно при посредстве этой ордынской силы, поскольку добровольного объединения под стягами какого-то князя от соотечественников ждать не приходилось. А получив «благословение» татар, следовало копить деньги, приращивать слабо защищенные земли соседей и ни в коем случае не давать им бегать ябедничать в ту же Орду.

Русские бояре, кстати, очень быстро смекнули, что хранить верность слабому князю по меньшей мере глупо и никак не вознаграждается. Наметилась тенденция перехода бояр «под боле сильную руку», причем они тянули за собой и людей, составлявших их дружину и получивших в эти времена название детей боярских. Вряд ли они понимали, что с падением Орды хана естественным путем заменит самый сильный и ловкий из князей, но Иван Данилович понял это, пожалуй, раньше всех остальных. И помимо неуклонного накапливания богатств и приращения земель к Московскому княжеству, приложил все силы, чтобы его великое княжение не «ушло с молотка» после его смерти, а досталось наследникам законным путем.

Пока еще подобного закона не существовало, его еще только предстояло принять. Начало XIV века было той роковой эпохой, когда был поставлен к разрешению вопрос: какая из княжеских линий выдвинется выше всех и какая русская земля со своим главным городом сделается средоточием русского мира и будет стягивать к себе разрозненные его части?

Одной из главных черт характера Ивана Даниловича была гибкость в отношениях с людьми и настойчивость в достижении поставленной цели. Он очень часто ездил в Орду с «дружескими визитами» и, естественно, богатыми дарами, ничего при этом не выпрашивая у хана, и вскоре добился его полного расположения и доверия. Поэтому в то время когда другие русские земли время от времени подвергались внезапным и опустошительным ордынским набегам, владения князя Московского оставались спокойными, их население и благосостояние неуклонно росли.

Иван Данилович сам собирал со своих земель дань для Орды, подавляя при этом народное недовольство быстро и жестко, но уж, конечно, не так, как это делали татары с непокорным народом. Так же стремительно и жестко московский князь расправлялся со своими политическими противниками – другими русскими князьями, которые не смогли обзавестись столь сильным покровителем, как Орда.

Смело можно говорить о том, что Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель Севера Руси (Тверь, Псков, Новгород). Он к тому же сумел накопить огромные суммы, которые использовал для покупки земель в чужих княжествах и владениях. Его внук Дмитрий Иванович Донской в своей духовной грамоте сообщил, что Иван Калита купил Углич, Галич Мерский и Белоозеро.

Кроме того, Иван Данилович покупал и выменивал села в разных местах: около Костромы, Владимира, Ростова и даже в Новгородской земле, пренебрегая законом, запрещавшим князьям покупать там земли. Более того, он заводил в Новгородской земле слободы, населял их своими людьми, и распространял таким образом свою власть в этих землях де-факто.

При этом Иван Данилович не забывал и о духовном возвеличивании Московского княжества. Помимо строительства храмов, монастырей и украшения Кремля (о чем говорилось выше), он приказал написать так называемое «Сийское евангелие», сохранившееся и по сей день в архивах Академии Наук. Сделано это было в качестве вклада в монастырскую библиотеку. Содержащаяся в конце рукописи памятная запись указывает на её заказчика – «написано быс (ть) си Еуа (н) г (ели) е въ граде Москове поведением княжим..»

Евангелие написано на пергаменте и, содержит 216 ненумерованных листов. Текст написан в два столбца по 24 строки. На полях имеются приписки, выполненные уставной скорописью. Рукопись сохранилась в полном объеме, за исключением первого листа Евангелие заключено в простой переплёт, обтянутый пергаменом, без каких-либо украшений.

К моменту смерти – а скончался Иван Данилович в весьма почтенном для того времени возрасте шестидесяти пяти лет – Великий князь Московский оставил богатую казну, почти вдвое увеличенное Московское княжество. И десять детей от двух браков – пятерых сыновей и столько же дочерей. Один сын – Даниил – правда, умер в раннем возрасте, но Симеон, Иван, Андрей и Владимир пережили своего отца, который был погребен в Архангельском соборе Кремля в начале апреля 1341 года.

Но за год до смерти успел организовать поход на Смоленск против князя Ивана Александровича, вступившего в союз с Гедемином и, главное, отказавшегося платить дань Орде. Порядок был наведен не столько с помощью ордынских войск, сколько при активном участии дружины рязанского князя, который предпочитал дружбу с набиравшей силы Москвою традиционным распрям.

Сразу после смерти Ивана Даниловича почти все русские князья рванулись в Орду к хану Узбеку, надеясь получить вожделенный ярлык на великое княжение. Желание это было тем более острым, что при жизни Московский князь сумел «обидеть» едва ли не всех своих коллег: кого материально, а кого и физической расправой. Немудрено, что все князья Владимирской Руси, не желая наследника Калиты – Симеона Ивановича, – едва ли не впервые объединились в стремлении добыть ярлык на великое княжение князю Константину Суздальскому. Хан обещал «подумать».

Через несколько месяцев этих раздумий хан выдал ярлык… Симеону, по которому «вси князи Русскии под руце его даны». А Симеон прежде всего заключил договор с… родными братьями «бысть им за один до живота и безобидно владеть каждому своим». И лишь аосле этого, обезопасив тылы, Симеон венчался шапкой Мономаха во владимирском Успенском соборе на великое княжение.

Симеон явно унаследовал дипломатические таланты отца: когда обеспокоенный усилением Москвы великий князь литовский Ольгерд, занявший престол после борьбы между братьями Гедиминовичами, отправил брата Кориата в Золотую Орду с просьбой послать войско против Москвы, новому хану Джанибеку была послана из Москвы «ябеда»:

«Ольгерд опустошил твои улусы и вывел их в плен; теперь то же хочет сделать и с нами, твоим верным улусом, после чего, разбогатевши, вооружится и на тебя самого…»

Хан Джанибек, уже безнадежно погрязший во внутренних разборках Орды, ничтоже сумняшесе, выдал Кориата Симеону «головою», что заставило Ольгерда просить мира у московского князя.

Уже овдовевший к тому времени Симеон женился вторично на дочери Александра Михайловича Тверского и даже поддержал претензии его сына Всеволода на тверское княжение. Объяснялось это просто: прямого наследника у Московского князя пока не было, ибо все его дети умирали в младенчестве, и Симеону нужно было обеспечить непрерывность правления и политики своего отца.

Увы, этим планам не суждено было сбыться. Симеон умер от «моровой язвы» (великой эпидемии чумы) в 1353 году. От той же болезни погибли два его малолетних сына и младший брат Андрей.

Московский, а затем и владимирский престол перешёл к младшему брату Симеона, Ивану по прозвищу Красный, отцу Дмитрия, который впоследствии вошел в Историю под именем Дмитрия Донского.

Но это уже совсем другая история…

Мать слепого князя

Колокола звонили, как и положено – со сдержанной скорбью. Постригалась в монахини не абы кто – мать Великого князя Московского, Великая княгиня Софья. Но ей самой в скорбном звоне колоколов чудились иные отзвуки – райские. Притомилась – 80 лет прожила, из них чуть ли не шесть десятков в непрерывных государственных заботах, войнах, да иных скорбях великих. Пора, пора…

С трудом встала с каменных плит Вознесенского монастыря в Кремле уже не княгиня Софья – смиренная инокиня Марфа. Обвела взглядом храм и… улыбнулась. Вот и закончился ее мирской путь, теперь до Бога – несколько шагов осталось.

А ведь словно вчера все началось…

Это сейчас от Литовского княжества лишь отголоски былой славы остались, да вот инокиня Марфа – последняя законная наследница престола великого Гедемина. А тогда, в середине прошлого столетия, Великое княжество Литовское объединяло все западные и южные ныне русские земли. Граница проходила в нескольких десятках километров от Москвы. Не только что Тверь, но даже Клин были для Москвы «зарубежьем». Гедиминас ни разу не воевал ни с одним русским княжеством, но они сами присоединялись к Литве, и составили в конце концов три четверти ее территорий.

Софья родилась в Тракайском замке, когда отец ее, тогда еще княжич литовский Витовт вступил во второй брак с Анной Святославовной, великой княжной смоленской. Но ходили смутные слухи, что Софья – дочь Витовта от его первого брака с некоей Марией Лукомской, которая умерла в родах. Ибо больше детей у Витовта не было, а княгиня Анна не желала, чтобы ее считали «неплодной». В церковной книге якобы существовала подлинная запись о крещении «младенца Софии», но известна только дата – 1371 год. Смутное, тяжелое время для властолюбивого княжича, отец которого – Кейстут – вел непрерывную борьбу за власть с претендентом на польский престол князем Ягайло.

Борьба закончилась тем, что Ягайло взял в плен, а затем убил Кейстута. Чтобы избежать такой же участи, Витовт с помощью своей жены бежал к мазовецкому князю Янушу, женатому на его сестре Дануте и обратился за помощью к магистру Ливонского ордена. Правда, пришлось перейти из православной веры в католичество, но князя Витовта такие мелочи никогда не смущали.

Ливонский Орден не замедлил воспользоваться возможностью посеять смуту в Литве и пограбить ее города и селения. Разгорелась междоусобная война, совершенно невыгодная обеим сторонам. Ягайло в 1384 г. заключил мирный договор с Витовтом, а затем, женившись на польской королеве Ядвиге, отдал ему, наконец, литовский великокняжеский престол.

Витовт номинально стал вассалом польского короля. Страна досталась опустошённой, соседи – алчные и беспокойные рыцари, не уступали им и татары, постоянно грабившие южные и юго-восточные владения. Но постепенно Витовт уничтожил систему уделов, обновил государственный строй, провел целый ряд реформ и заставил считаться с собой не только поляков и русских, но и татар и немцев.

Он всю свою жизнь стремился к созданию мощного и независимого государства, жестоко карал князей, даже своих родственников, когда нужно было обуздать беспредел удельных князей. В этой обстановке росла и набиралась ума Софья, с раннего детства верившая, что судьба предназначила ей какой-то особый удел.

Наверное, потому, что у Витовта не было сыновей, он воспитывал единственную дочь по-мужски, точно предназначал ее к государственной деятельности. Действительно, была у честолюбивого литвина такая мечта: унаследовать власть после отца, найти дочери равного ей супруга и сделать Литву самым великим европейским государством.

Потому-то до двадцати лет красавица, умница, знатного рода и с богатым приданным девица все еще была не замужем. Женихи-то вились вокруг нее уже лет восемь – как говорится, смотрели вперед. Только Витовт отвергал все предложения, даже не утруждая себя объяснениями. Он чего-то ждал.

Но когда в 1391 году в замке появился высокий, широкоплечий юноша, русоволосый, с приятным лицом, все заметили, с каким почетом принял его Витовт. Хотя не был русский князь Василий пока ни особо знаменит, ни особо силен. Зато был он сыном Дмитрия Донского, искавшим в Литве союзников.

Куликовская битва, выигранная под предводительством князя Дмитрия Донского, прославила Русь и Москву. Но Золотая Орда была еще сильна и после гибели Мамая, убитого в одном походов, власть перешла к хану Тохтамышу, задумавшему отомстить за поражение татар на Куликовом поле.

Тохтамыш подошел к Москве неожиданно со стороны Рязани, взял и сжег Серпухов, после чего двинулся к Москве. Приближение татарского войска стало известно Дмитрию Донскому, но его погубило предательство своих же соотечественников. Каменный Московский Кремль на первых порах оправдывал свою славу неприступного. Город держался уже три дня, но…

Нижегородские князья, пришедшие с татарами, клялись москвичам, что Тохтамыш не намеревается причинить им зло и требует только, чтобы его почетно встретили с дарами. Татары уговорили открыть ворота и встретить хана крестным ходом. Когда торжественная процессия вышла из Кремля, татары убили перед городскими воротами возглавлявшего оборону воеводу, и начали убивать беззащитных москвичей.

«И можно было тогда видеть в городе, – повествует современник, – печаль и рыдание, и вопль многих, и слезы, и крик неутешный, и многое стенание, и печаль горькая, и скорбь неутешимая, беда нестерпимая, нужда ужасная, горесть смертная, страх и ужас, и трепет, и дражание, и срам, и насмешка над христианами от татар. И был отсюда огонь, а отсюда меч; одни бежали от огня и умирали от меча, другие бежали от меча и погибали от огня; была для них четверообразная гибель: первая – от меча, вторая – от огня, третья – от воды, четвертая – быть отведенным в плен».

Страшен был вид Москвы после разгрома ее Тохтамышем. Одних трупов было погребено 10 тысяч. Но насколько прочной оказалась память о победе на Куликовом поле, настолько слабой – память о поражении.

Опять «хозяевами земли русской» стали захватчики, опять нужно было ехать на поклон к хану в Орду, чтобы получить «ярлык на княжение». В 1382 году после разорения Москвы Дмитрий Донской отправил своего старшего сына Василия в Орду «тягаться с Михаилом Александровичем Тверским о великом княжении».

Тохтамыш не дал Михаилу великого княжения, но и Василия под разными предлогами удерживал у себя, как заложника. Только через три года молодой князь сумел спастись бегством из плена – в Молдавию. Там в 1389 году настигло его известие о смерти отца и о том, что он получил по завещанию лучшие и сильнейшие города: Владимир, Коломну, Кострому и Переяславль. Оставалось только вернуть себе московский престол. Тут-то и возникла мысль о союзе с Литвой, который легче всего было заключить через брак.

Василий нашел и союзника, и супругу: через несколько месяцев Софья Витовтовна стала русской княгиней.

В качестве свадебных даров жене Василий пристроил новые палаты к Кремлевскому дворцу, повесил на них часы с боем, работавшие «самозвонно и самодвижно». А вот отца своего Софья увидела лишь семь лет спустя после венчания, когда приехала в 1398 в Смоленск. Там он подарил ей икону Смоленской Богоматери Одигитрии. В 1046 ее привезла из Греции царевна Анна Мономах, в те времена – невеста черниговского князя Всеволода, сына Ярослава Мудрого. Софья увезла подарок в Москву, и он навсегда остался в России.

Еще в самом начале семейной жизни Софья спросила мужа, почему его отец, прославленный полководец, не сумел защитить Москву. И услышала, что Дмитрия Донского… в Москве не было. Он увез свою семью подальше на север от опасности, оставив вместо себя воеводу.

Гордая литвинка не могла понять, как мог поступить так владетельный князь. Ее отец непременно сам встал бы во главе обороны. И лишь когда годы спустя сама оказалась перед нелегким выбором: спасение детей или борьба с врагом, поняла своего покойного свекра. Но до этого было еще далеко…

А пока она всеми силами старалась вести себя не только как Великая русская княгиня, но и как достойная дочь своего отца, о чьих победах уже ходили легенды. И мужу неустанно твердила о государственных делах и интересах.

Уже в самом начале своего княжения Василий Дмитриевич показал, что останется верен политике отца и деда. Через год после того, как посол ханский посадил его на великокняжеский стол во Владимире, Василий отправился в Орду и купил там ярлык на княжество Нижегородское. Потом к нему прибавились Муром, Городец, Мещера и Таруса. А сам князь сел на великокняжеский престол в восстановленной Москве. Рядом с Софьей, точнее, вместе с ней.

В государственных и хозяйственно-административных делах Софья была незаменимой помощницей мужу. Из 53 грамот русских великих княгинь, дошедших до историков, 10 подписаны ею. И супруг, и отец, делали ей щедрые подарки, которые Софья обращала в земельную собственность и очень мудро ею управляла. Именно ей великокняжеская семья обязана приобретением села Крылатского, где она устроила особый дом на случай приезда в Москву своего отца.

Но Софья была еще и женой: за годы долгого и счастливого брака она родила мужу девять детей: пятерых сыновей и четырех дочерей. Только вот спокойствия в делах престолонаследия так и не получалось добиться: и братья ее покойного свекра, и младшие братья ее супруга делали все возможное, чтобы отнять у Василия Дмитриевича великокняжеский престол.

Но и тут Софья была надежной опорой для своего супруга: могущество ее отца год от года возрастало, а с Москвой Литва в 1408 году заключила вечный мир. Столь прочный тыл помог Витовту пять лет спустя нанести сокрушительное поражение Тевтонскому рыцарскому Ордену в Грюнвальдской битве, а Софья смогла выдать свою старшую дочь Анну за Иоанна Мануиловича Палеолога, будущего византийского императора Иоанна VIII. К несчастью, Анна умерла родами через шесть лет после свадьбы, так и не став императрицей.

Но вообще-то отношение к Витовту во все времена было неоднозначным. Литовцы его называли и называют сейчас «Великим», в Псковских летописях он называется «поганым отступником правыя веры христианския», в исторических документах существует такая характеристика: «Заслужил постоянными интригами, изменами и коварством ненависть современников». Но все это было написано потом, после его смерти.

Как бы то ни было, ему удалось так устроить свои дела с Ордой, что по первому требованию к нему приходила татарская конница, а ни о каких набегах и речи не могло быть. Он был горд и высокомерен с князьями, суров для воинских начальников, взыскателен и неумолим в делах правосудия, но всегда был доступен для людей низкого звания: воинов, селян, горожан. Великие князья рязанский и тверской называли его господином и господарем, Чехия предлагала ему свою корону. Германский император предложил ему короноваться литовским королём, и Витовт согласился, но, увы, не дожил до официальной коронации. Не удивительно: ему к тому времени уже исполнилось 85 лет.

Орда отыгрывалась на Москве: в 1408 г. войска ордынского хана Едигея осадили город и… Софья с детьми бежала в Кострому. Тем самым спасла семью, но дети, рожденные до этого, погибли от «моровой язвы» (чумы), в том числе первенец – Иван. Всю оставшуюся жизнь Софья не могла простить себе этого малодушного бегства и считала, что ее Бог наказал. Тем более что на сей раз Москва не сдалась на милость победителя, а сама одержала победу.

Князь Василий Дмитриевич умер сравнительно молодым, судя по всему, от чахотки, причем угас так быстро, что подозревали отравление – вполне обычное дело в княжеских семьях. В 1425 году Софья Витовтовна официально стала опекуншей десятилетнего сына – «матерой вдовой», как тогда говорили.

Не нуждаясь больше в том, чтобы держаться в тени мужа, княгиня начала еще активнее вникать в государственные дела. Фактически она была правительницей княжества, что, разумеется, далеко не всем было по вкусу. Тем более что и правила она не только железной рукой, но и не всегда по справедливости.

Так, воспользовавшись смертью шурина – бездетного князя Петра Дмитриевича – она распорядилась присоединить к Москве его Дмитровский удел. При участии митрополита Фотия в 1428 г. вынудила другого брата мужа – звенигородского князя Юрия Дмитриевича (бывшего в то время старшим среди возможных претендентов на великое княжение) признать на престоле малолетнего Василия. Это ей удалось, в основном, потому, что согласия между братьями не было и в помине: каждый заботился только о собственной выгоде.

Достойная ученица своего отца, Софья не только была в курсе всех родственных свар, но и умело пользовалась ими. Помогал ей и авторитет отца: ни один из русских князей не решался сделать что-то вопреки ее воле, так как боялся решительных действий со стороны Литвы. Влияние Витовта на русские внутренние дела в то время было колоссальным. Но…

В октябре 1430 г. Витовт умер. Закончился период славы и самостоятельности Великого княжества Литовского.

И тут же пошатнулось положение Софьи, а, следовательно, и ее сына. Пришлось все в той же Орде, сохранившей толику прежнего влияния, разбирать тяжбу между 16-летним Василием II и его дядей, Юрием Дмитриевичем, который, нарушив слово, ранее данное Софье, предъявил претензии на великое московское княжение.