История России в лицах. Книга третья

Спор был выигран при поддержке умного и хитрого московского боярина Ивана Всеволожского, посланного Софьей с просьбой помочь ее сыну. Взамен Софья обещала, что дочь Всеволожского станет женой ее сына, то есть Великой московской княгиней. «Приз» был более чем соблазнительным, и будущий княжеский тесть расстарался…

Но, как говаривалось в прежние времена, «царево слово переменчиво». Получив вожделенный престол для сына, Софья передумала родниться с «обышным» боярином, и выбрала для Василия невесту познатнее, побогаче и ближе в родственном отношении к ее литовским корням – Марию Ярославну, внучку Елены Ольгердовны и серпуховского князя Владимира Андреевича Храброго – княжну Марию Ярославну.

Характер у Софьи вообще был непростой. О ней говорили, что была «нраву весьма горделивого», что очень часто проявлялось по отношению к ее обидчикам и недругам. А случай на свадьбе сына вообще вошел во все летописные своды: княгине донесли, что ее племянник Василий, по прозвищу Косой, сын князя Юрия Дмитриевича, явился на свадьбу в золотом поясе, украшенном драгоценностями. Все бы ничего, да только пояс этот принадлежал московскому княжескому дому и был некогда украден. Потом он каким-то образом оказался у звенигородского князя, а тот вручил его сыну. Взбешенная Софья прилюдно и демонстративно сорвала этот пояс с племянника.

Отношения между родственниками от этого, разумеется, не улучшились, да и сам поступок был не слишком разумен, но Софью явно ослепил гнев и давняя вседозволенность. Обиженный Всеволожский перешел на сторону князя Юрия, Василий Косой с братьями Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным уехал к отцу в Звенигород.

Через несколько месяцев после свадьбы начались уже вооруженные столкновения московского и звенигородского князей. В апреле 1433 года князь звенигородский разгромил войско Василия II и захватил Москву. Племянника Юрий Дмитриевич отпустил, но великого княжения лишил и дал ему в удел Коломну.

Однако возмущение всей Руси таким самоуправством было столь велико, что вскоре Юрий Дмитриевич предпочел добровольно вернуть престол Василию и удалился в Звенигород. Но Василий Косой и Дмитрий Шемяка, старшие сыновья Юрия Звенигородского, не согласились с решением отца и вернули его на московский престол. Пока шли эти схватки и интриги, Софья пыталась восстановить свое прежнее влияние на бояр. Увы, ее отца уже не было на свете, а престол выскользнул из рук единственного сына.

Правда, великий князь московский Юрий Дмитриевич правил недолго – едва ли год – и внезапно скончался. Поговаривали о яде, народ же предпочитал версию о «гневе Божьем». Простые люди отдавали предпочтение побежденному Василию Дмитриевичу – и тянулись в Коломну к «истинному государю». Внук двух великих князей – русского Дмитрия Донского и литовского Витовта – он казался народу воплощением гордого духа обоих. Звенигородских же князей недолюбливали за вечные склоки и межусобицы.

Это не помешало Василию Косому самовольно занять великокняжеский престол, что возмутило даже его родных братьев – Дмитрия Шемяку и Дмитрия Красного. В отместку они призвали Василия II вернуться в Москву…. и снова началась война за власть, где брат сражался против брата. Исход для самозваного князя оказался плачевным – он был взят в плен и по приговору московских бояр (уж не с подачи ли Софьи?) был наказан по византийскому обычаю – ослеплен.

Не раз и не два впоследствии вспомнит Софья эту казнь, вымаливая у Бога прощение за свое жестокосердие. Ибо аукнулось ей это деяние самым страшным образом.

Пока князья делили престолы, значительно усилилось Казанское ханство, до которого никому тогда не было дела. Теперь набеги на Русь начали совершать уже казанские татары, доселе смирно сидевшие на своих землях. Почти десять лет отражала Русь эти набеги, пока не случилось страшное: в 1445 году Великий князь Московский, тяжело раненый в сражении на реке Нерли, попал в плен. Ему отрубили несколько пальцев на руке, а на голове его лекари насчитали тридцать (!) ран. Софья Витовтовна выкупила чудом выжившего сына за огромную по тем временам сумму в 25 000 рублей. Но и это не было концом злоключений.

Пока Василий II находился в плену, Дмитрий Шемяка, в который раз переменивший свои убеждения, составил заговор против того, за кого еще недавно сражался. По возвращению из плена в феврале 1446 г. великий князь отправился на богомолье. Едва он выехал из Москвы, Шемяка овладел столицей, захватив в плен Софью Витовтовну и супругу великого князя Марию Ярославну.

А потом… Потом пленного князя по приказу Шемяки ослепили и сослали в Углич. Потому-то и вошел Василий II в историю со странным прозвищем «Темный» Сыновей великого князя укрыли было верные люди, но Шемяке удалось обманом заманить и их в ловушку и отправить под крепкий караул в тот же Углич.

Сторонники свергнутого и изувеченного князя укрылись в Литве, где их встретили с большим почетом. Это, естественно, не упрочило положения Шемяки: сосредоточение недовольных на литовской территории угрожало крупными осложнениями и новыми военными действиями, на которые не было уже ни сил, ни средств. Василия освободили из-под стражи и дали ему в удел Вологду, куда тут же потянулся народ, как когда-то в Коломну. А тверской князь Борис, один из самых влиятельных в то время на Руси, обручил свою дочь с сыном Василия, Иваном – будущим великим князем Иваном III.

Софью Витовтовну, разлученную со слепым сыном, ее противники пытались отделить от родных, ибо страшились влияния этой несгибаемой женщины. Семидесятипятилетнюю старуху сослали в Чухлому, а оттуда увезли в Каргополь – по тем временам, глушь несусветную. Лишь под давлением высших церковных властей, пригрозивших Дмитрию карой небесной, тот отпустил Софью на свободу и она добралась своими силами до Троице-Сергиевой обители, где встретила слепого сына, собиравшегося постричься в монахи Спасо-Каменного монастыря.

Ибо после ослепления никто, никогда и нигде не возвращался к активной политической деятельности, и уж тем более не возвращался на престол. К тому же сломленный своим несчастьем Василий прилюдно покаялся и целовал крест на верность Шемяке. И тут из ссылки вернулась Софья…

Подготовка к пострижению в монахи свергнутого великого Князя шла полным Ходом, когда в Спасо-Каменный монастырь неожиданно прибыл игумен Макарий и уговорил князя, что при поддержке верных людей вновь появился шанс занять великокняжеский трон в Москве. Нужно было только проявить волю к победе, объединив под свои знамена врагов Шемяки.

Утром о решении было объявлено игумену Спасо-Каменного монастыря, который все понял и поддержал князя. Договорились, что Макарий отбудет в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы предупредить и подготовить местного игумена Трифона к подобающей встрече Василия Темного с семейством. Целью поездки теперь объявлялась безусловная поддержка знатного гостя в борьбе за великокняжеский престол, а, значит, и снятие с него целовальной клятвы на кресте.

Только в монашеской обители чудотворца Кирилла, имевшей давние связи с Москвой, могло произойти такое неординарное для церкви событие, ломающее все прежние традиции, ибо никто был не в праве отменять данную раз и навсегда клятву на святом кресте.

То, что произошло в тот вечер и в ту ночь на Каменном острове, Василий Васильевич Темный посчитал знаком с небес, которым впервые был отмечен его властный путь и судьба. Все в дальнейшем случилось так, как и задумали. Игумен Трифон поступил смело и решительно, принял ответственность на себя, сняв с великого князя целовальную клятву, к которой его насильно принудил Шемяка.

Благословение Макария и напутствие Трифона, сказанные от лица православной церкви, вдохнули в великого князя прилив жизненных сил, который уже не покидал «берегов» его души до конца жизни.

И дни великого княжения князя Дмитрия Юрьевича Шемяки оказались сочтены…

В 1449 году, когда Шемяка вновь выступил против Василия II, поход московских войск уже носил характер почти крестового: с великим князем шло все высшее духовенство. Да и явное предпочтение, которое простой народ отдавал своему слепому государю, сыграло свою роль. На Руси всегда любили и почитали мучеников, а Василий стал им фактически еще при жизни. Шемяка бежал в Великий Новгород, без особого успеха пытался собрать новых сторонников и… внезапно скончался. Версия об отравлении его московскими стараниями, по некоторым признакам, может считаться правдоподобной. После этого к Московскому княжеству присоединились Можайск и Боровск.

Казалось, сами небесные силы покровительствовали слепому Великому князю. В 1453 году турки захватили Константинополь, бывший до этого времени центром православия, и отныне главным оплотом православия стала Русь. Народ и в этом усмотрел промысел Божий, равно как и в том, что последнее нападение татар на Москву закончилось их внезапным и необъяснимым бегством из-под стен осажденного города.

Хотя в этом заслуги Василия не было совершенно: он в это время совершал поездку по Волге. Руководили обороной его восьмидесятилетняя мать вместе с новым митрополитом Ионой. В какой-то момент татарам почудилось, что к Москве приближаются несметные полчища Великого князя: агенты, как бы сейчас сказали, Софьи постарались на славу. Город был спасен.

Результаты княжения Василия II можно характеризовать как ряд крупных успехов: увеличение территории московского великого княжения, независимость и новая формулировка задач русской церкви, обновленная идея московского самодержавия и внутренне упроченная власть великого князя. В 1450 г. Иван, старший сын Василия II, был сделан его соправителем, его имя встречается на государственных грамотах. Только мало кому известно, что за всеми этими делами почти всегда стояла Софья – достойная дочь своего великого отца.

Василий II Тёмный вышел победителем из 20-летней борьбы за новый порядок престолонаследия. Умирая, он благословил своего старшего сына Иоанна великим княжением московским, так как город Владимир был включен в состав Московской области. На стороне Василия Тёмного были московские бояре, духовенство и народ. Все они сочувствовали новому порядку престолонаследия (от отца к старшему сыну), с которым наконец-то прекращались прежние княжеские усобицы, изрядно вредившие государству изнутри.

При нём же был постановлен митрополит, что дало русскому духовенству долгожданную независимость от константинопольского патриарха. Сама же Софья Витовтовна неоднократно участвовала в закладке церквей и монастырей, и страстно желала видеть окончание постройки Вознесенского собора в Кремле (при ней строительство было доведено до увенчания куполами).

Незадолго до конца жизни Софья Витовтовна купила село Воробьево в окрестностях Москвы (на Воробьевых горах), которое благодаря ей стало считаться дворцовым – великокняжеской, а затем и царской летней резиденцией.

Удивительно, но никто и никогда не попрекал вдовствующую княгиню ёё иноземным происхождением, как это произошло всего лишь полвека спустя с Еленой Глинской. Народ еще не отвык от того, что их правители брали в жены иноземных принцесс и княжон. А литвинка сделала для России куда больше, чем чисто русские жены других Великих князей.

Она тихо преставилась летом 1453 в возрасте 82 лет и была похоронена в традиционной усыпальнице русских княгинь – в Вознесенском монастыре.

Ее сын, Великий князь, еще не достиг старости, но несчастья и душевные страдания подорвали его силы. Сказались также ранения, полученные в боях с татарами. А смерть матери лишила его самого верного друга и союзника: он пережил ее лишь на девять лет.

Василий Темный хотел умереть монахом, но ему сделать этого не пришлось – не хватило времени. Он лишь успел написать духовную грамоту, утвердив великое княжение за старшим сыном Иоанном, и преставился на сорок седьмом году жизни Великим Постом 1462 года. Закончилось правление того, кто был, пожалуй, одной из самых трагических фигур русской истории.

Но начался совершенно новый этап самой этой истории.

Символ русской воинской славы

Дмитрий был сыном московского князя Ивана II Ивановича и вступил на престол после смерти отца всего девяти лет от роду. В таком возрасте он, разумеется, не мог править, и все дела княжества находились в ведении главы боярского совета митрополита Алексия. Естественно, что появление на московском престоле мальчика, вызвало у соседей – князей суздальских, нижегородских, рязанских и иже с ними желание пойти на Москву, скинуть малолетку и стать Великим князем Московским.

Помещало этим планам, как всегда, отсутствие единства между князьями и мудрая политика митрополита Алексия. А уж когда князь Дмитрий подрос, поздно было остальным князьям удовлетворять свои политически амбиции. Имена этих князей помнят только некоторые историки, а имя князя Дмитрия Донского навеки осталось в народной памяти.

Княжение Дмитрия Ивановича началось в 1359 году и совпало с «великой замятней» в Золотой Орде, где после смерти хана Бердибека перегрызлись между собой все более или менее влиятельные персоны. После череды убийств Орда разделилась между двумя ханами: Абдуллой и Мюридом. По совету митрополита Алексия, одиннадцатилетний князь Дмитрий отправился за ярлыком на княжение к обоим ханам по очереди. И в результате получил московское великое княжение – как оказалось, не только для себя, но и для своих потомков.

Годы шли, князь Дмитрий мужал, росла сила Московского княжества, тогда как раздоры между остальными князьями не прекращались. По одному «выдергивал» их Дмитрий Иванович с независимых княжений, отбирал земли и присоединял к московским. А в шестнадцатилетнем возрасте великий князь московский женился на единственной дочери князя Суздальско-Нижегородского Дмитрия Константиновича. Брак был заключен в Коломне, там же был подписан и «вечный союз» двух князей.

Москва окончательно утвердила свое руководящее положение в русских землях, хотя все еще платила дань Золотой Орде и вынуждена была считаться с ее ханами. Мало кто мог предвидеть, что существование татаро-монгольского ига почти закончилось, что через считанные годы никто из русских князей не поедет за «ярлыком» в проклятую Орду. Она казалась вечной и несокрушимой, но… только казалась.

Совсем еще молодой великий князь Московский отстроил первый белокаменный кремль в Москве, который навсегда стал символом города. А в возрасте двадцати пяти лет князь Дмитрий отразил нападение на княжество сильного войска литовского князя Ольгерда, а затем вынудил Тверь признать старшинство Москвы и заключить с ней прочный мир.

В 1376 году Московское княжество утвердило своё влияние в Болгарии Волжско-Камской, в 1378 году его рать разбила под Скорнищевом рязанского князя. Но Дмитрий Иванович занимался не только усмирением строптивых соседей: он первым из московских князей возглавил вооружённую борьбу народа против татар и в 1378 на реке Вожа разгромил татарское войско.

«В год 1378 ордынский князь, поганый Мамай, собрав многочисленное войско, послал Бегича ратью на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю землю Русскую. Великий же князь Дмитрий Иванович, услышав об этом, собрал много воинов и пошел навстречу врагу с войском большим и грозным. И, переправившись через Оку, вошел в землю Рязанскую и встретился с татарами у реки у Вожи, и остановились обе силы, а между ними была река».

Сам князь Олег Рязанский летописцем даже не упоминается. По-видимому, тихо сидел со своей дружиной в столице – Переяславле-Рязанском, и… просто ждал, чем все это закончится. Ему не хотелось ни ссориться с Москвой, ни воевать с Мамаем. Время единения русских князей еще не наступило, равно как и не настал срок падения Орды. Но…

В войске, которое участвовало в битве, кроме москвичей был еще и князь Даниил Пронский, командовавший целым крылом русской армии, то есть примерно третью или четвертью всего выставленного против татар войска. Вряд ли Дмитрий Иванович доверил бы человеку, никак доселе не проявившему себя на полу брани, такой важный пост. Видимо, он привел с собой не только личную дружину, но и много других воинов с рязанских земель. А вот этого он бы не смог сделать без ведома и согласия Олега Рязанского.

Правда, Мамай рассчитывал совсем на другое: рязанский князь считался союзником Орды и должен был помочь ее войску, сражаясь против великого князя Московского. Однако в летописных сообщениях о битве на Воже не упоминается о какой-либо помощи Олега татарам.

Зато саму битву летописцы описали весьма подробно:

«Через несколько же дней татары переехали на нашу сторону и ударили в кони свои, и искочиша быстро, и нюкнуша гласы своими, и поидоша на грунах и ткнуша на наших.

И ударили на них с одной стороны Тимофей окольничий, а с другой стороны князь Даниил Пронский, а князь великий ударил в лице. Татарове же в том часе повергли копья свои и побежали за реку за Вожу, а наши после за ними, бьючя их и секучи и колючи…»

Таким образом, русские бросились на атаковавших их татар одновременно с трех сторон. И татары, не выдержав фланговых ударов, побросали копья и бросились наутек. Однако, разгромив противника, русские не решились немедленно преследовать его. Возможно, опасались, что бегство татар было притворным, и, пустившись за ними в погоню, они попадут в засаду. Опасения, не лишенные основания: напасть малым числом, отступить и заманить в ловушку – старейший тактический прием степняков.

«А когда приспел вечер, и зашло солнце, и померк свет, и наступила ночь, и сделалось темно, то нельзя было гнаться за ними за реку. А на другой день с утра стоял сильный туман. А татары, как побежали вечером, так и продолжали бежать всю ночь. Князь же великий в этот день только в предобеденное время пошел вслед за ними, преследуя их, а они уже далеко убежали…» – пишет далее летописец.

Татар русские войска, конечно, уже не догнали. Но зато нашли в степи брошенный ими обоз. Татары, видимо, ни на секунду не сомневались, что русские войска мчатся за ними следом, и именно поэтому бросили все свое имущество.

Гнев Мамая был страшен. Той же осенью татары совершили опустошительный набег на рязанские земли и разорили столицу княжества. Но дальше на Москву не пошли, не желая иметь в тылу хоть и выжженную, но враждебную рязанскую землю. Осторожный рязанский князь потерял всё, а уж о союзе с Ордой теперь и говорить не приходилось.

Но и вопрос о походе на строптивое Московское княжество стал лишь вопросом времени. Умирающая Орда все еще пыталась огрызаться, стремилась вернуть себе прежнее могущество, не понимая, что обратного пути просто нет. Хотя бы потому, что не было уже той Великой Золотой Орды, которая нагоняла страх на всех остальных и постоянно обогащалась за их счет. Время ушло: разрозненные и ослабевшие ханы практически все оставшиеся силы тратили на пустые межусобицы.

Москве же хватало проблем и без татар. За три года до вышеописанной битвы на Воже в ней случился великий пожар, который вошел в историю под именем «Всесвятский», так как начался в церкви Всех Святых. За два (!) часа огонь уничтожил Кремль, Посад, Загородье и Заречье. Но, как говорится, нет худа без добра: именно этот пожар стал причиной строительства в столице княжества нового кремля – белокаменного.

Именно новые неприступные стены помогли москвичам выдержать литовскую осаду, которая началась в ноябре 1368 года после того, как в кровопролитной битве на реке Тростна близ Москвы литовцами был разгромлен сторожевой полк москвичей. Разорив за три дня всю московскую округу, войско Ольгерда отошло назад в Литву.

Как сообщается в летописи «…такого зла, как от литовцев, и от татар не было».

Но князь Дмитрий уже почувствовал свою силу. Московские войска провели ответные походы в зависимые от Литвы Смоленскую и Брянскую земли, а затем предприняли новый поход на Тверь, после которого тверской князь Михаил… отправился в Орду просить великокняжеский ярлык. И довольно легко получил его, только все великокняжеские права так и остались на бумаге.

На известие о том, что он более не великий князь, Дмитрий Иванович ответил просто: собрал сильное войско у Переяславля и послал к представителю Орды в Твери гонца с грамотой:

«К ярлыку не еду, Михаила на княжение в землю владимирскую не пущу, а тебе, посол, путь чист!».

И все-таки московский князь показал себя не только отважным воином, но и хитроумным политиком. Он лично поехал в Орду, но не за ярлыком, а для того, чтобы выкупить находившегося там в заложниках сына… Михаила Тверского, Ивана. Ордынцы запросили несусветный выкуп, вдвое превышавший годовой доход всего Московского княжества. Дмитрий Иванович заплатил. Но тверской князь оказался неблагодарным.

Всего через три года после того, как его сын был выкуплен из Орды, Михаил Тверской вновь запросил ярлык на великое княжение, а, получив его, послал свои отряды на Торжок и Углич – закреплять свое положение. Поздно.

Вокруг Московского князя Дмитрия собрались полки почти всех князей северо-востока Руси: суздальско-нижегородский, серпуховской, городецкий, ростовские, ярославские, белозёрский, кашинский, стародубский, тарусский, новосильский, оболенский, смоленский, брянский и новгородцы, между прочим, постоянные враги Твери.

Осада города длилась месяц и князь Михаил вынужден был запросить мира. Договор с Дмитрием Ивановичем был подписан в начале сентября 1378 года, в нем Михаил навсегда отказался от притязаний на Москву, великое княжение Владимирское и Новгород, обязался помогать Дмитрию против татар и открыть свободный пропуск товаров новгородских по своей земле.

Объединение русских земель вокруг Москвы началось. Но – медленно, с перерывами, с появлением новых претендентов на великое княжение, с продолжающимися поклонами в сторону Золотой Орды. Большинству русских князей было трудно поверить в то, что этот колосс, когда-то подмявший под себя Русь, доживает последние годы.

Пожалуй, и сам Дмитрий Иванович не был до конца уверен в том, что татаро-монгольскому владычеству на Руси приходит конец. Но, в отличие от многих других князей, делал все, чтобы этот конец приблизить. Парадоксально, но факт: помогли ему в этом… сами ордынцы, решившие во что бы то ни стало взять реванш после унизительного поражения на реке Вожа.

Мамай собрал новое войско со значительным привлечением наёмников: генуэзцев, черкесов, аланов. Традиционно ожидая, что князь Дмитрий развернет основные рубежи обороны на Оке, Мамай планировал соединиться со своими союзниками – Ягайло Литовским и Олегом Рязанским – на её южном берегу. План оказался неудачным.

Собрав в Москве и Коломне значительные войска, Дмитрий Иванович оставил в Москве стратегический резерв и повел русских воинов навстречу Мамаю за Оку, огибая рязанские земли с запада. При этом князь строго приказал не трогать рязанцев, которые были неповинны в политике своего князя.

По пути к Дмитрию присоединились союзники с восточных земель Великого княжества Литовского. Выйдя к Дону, Дмитрий принял решение перейти и его, чтобы сразиться с Мамаем до подхода его союзников.

О знаменитой Куликовской битве написано много и подробно. Хотя поэт Александр Блок, занимавшийся изучением русской истории, писал:

«Куликовская битва, принадлежит к символическим событиям русской истории… Разгадка их еще впереди».

Опыт минувшего века подтвердил гениальную прозорливость Блока. Скандально известный математик Фоменко «пересмотрел» характер, место и историческое значение именно Куликовской битвы, прежде чем перейти к остальным ключевым моментам истории России. Главная, как сейчас модно говорить, «фишка» состояла в том, что битва происходила вовсе не на поле Куликовом, а… в пределах современных границ нашей Первопрестольной.

Почему? Потому, что на Славянской площади Москвы сооружен храм Всех Святых, построенный на месте, где Дмитрий Донской когда-то заложил часовню в память жертв Куликовской битвы. А район, где стоит церковь, ранее назывался Кулишки (для ориентировки – нынешнее место расположения станции метро «Китай-город»). Следовательно, все историки просто морочили доверчивым читателям головы: Поле русской славы расположено вовсе не в Тульской области, а почти что под стенами Кремля. На что «прямо указывают факты (какие?!) и некоторые летописи». И вообще Куликовская битва была не грандиозным столкновением усиливавшейся Руси с ослабевающей Ордой, а просто бандитской стычкой (?!!) то ли между двумя монгольскими племенами, то ли между русскими князьями.

Вот так. Сенсация, разумеется, состоялась. И никто не смог получить возможность внятно сказать читателю, что никаких «некоторых летописей» о битве на Кулишках просто не существует. Что есть пространные упоминания о Куликовском сражении даже у двух прусских хронистов, современников того события – Иоганна Пошильге и Дитмара Любекского. Что помимо местных русских летописей (например, Никоновской) сохранился такой грандиозный историко-литературный памятник, как «Задонщина». Что о Куликовской битве писали Ломоносов, Державин, Озеров, Жуковский, Рылеев, Бунин, Гумилёв, Ахматова, Блок, Тарковский, Чивилихин…