Двоевластие

На открытии волжской ГЭС

Не поставлен толпе в персональный пример,Орденов получать не имея в виду,На открытии ГЭС пожилой инженерДеловито присутствовал в третьем ряду.А у створа плотины вскипала вода,Навсегда потеряв изначальный покой,И ступенями шлюза шагали суда,Молодое «ура!» распластав над рекой.Пожилой инженер, – он был жизнью из тех,Кто не бросил на ватман бессмертный эскиз,Чей затерянный в буднях неяркий успехСкородумным пером не почтил журналист.Он был жизнью из тех, кто к урочным часамЧертежи отрабатывал до мелочей,И талант беспощадный его не бросалВ добровольную муку бессонных ночей.Ну а молодость, вечно готовая в бой,Та, что трезвый совет принимает не вдруг,Сколько раз не заметила рядом с собойУкоряющих глаз, охраняющих рук,Сколько раз ей случалось досады не скрыть,Если, прыткую мысль на лету тормозя,Он не к месту ворчал и просил не забытьО каких-то винтах, без которых нельзя,О каких-то просчетах и малых грехах,Что однажды сольются в большие грехи,Так фальшивые строки в отважных стихахСкоротечным недугом сражают стихи…Я не вправе незваным огнем освещатьСокровенные скорби людей рядовых,Только знаю, что трудное счастье – прощать —В полный рост умещается в сердце у них.Так смолчу ли о тех, кто душою доросДо любого, чья слава сейчас велика?Закипает вода у машинных колес,На стальные валы накрутив облака,Разбивается в пыль о бетонный барьер,И страдает, и крепнет в неравном бою,И живет на земле пожилой инженер,Не последний в строю и не первый в строю.

Колокольная бессонницы

Звезды крупные висятНад тобой, как звонница,А в ушах твоих в набатГрохает бессонница.Кто-то глупый за недугЕе принимает,А тебя, мой старый друг,Она не замает,Не замает, не сомнетСветлый лоб морщиной.Беспокойная, уснетПускай медицина.Ночь гремит в колокола,На тебя в обиде:Ты со зла ли, не со злаНикогда не виделЭтот цвет голубойРешетки балконной?Этот темный прибойЛиствы заоконной?На уступе стеныЭтот лунный локон?И какие у луныГлаза с поволокой?Были сном и не сномОтторгнуты ночи:Незакатным огнемПулеметных точек.Время спать – время вспятьВорочало дышло.Сколько раз хотелось спать —Столько раз не вышло.А потом куда велиЖитейские вехи?В кочегарки земли —В литейные цехи.День испекся в огне,Никакой не песенный,Хрипло дышит во снеВредная профессия…– Тик-так, тик-так, —Монотонит маятник, —При-ляг, при-ляг,Мой работник маетный.Не прокрасться бы ржеВ механизм нечиненый,Сколько стукнуло уже —Все твои, не чьи-нибудь.Тик-так, тишина…Чуткая, верная,Ночь стоит у окна,Как любовь первая.

«Не пиши мемуаров. Кому эта пляска скелетов…»

Не пиши мемуаров. Кому эта пляска скелетовПригодится для совести, бьющей усталым крылом?Беспрестанно меняется формула мрака и света,В ней добрейший учитель меняет число за числом.Ты лишь крошечный знак в математике этой всевышней,Не постигнешь умом ни начала ее, ни конца.И отринув вопрос, обязательный ты или лишний,Занимайся собой – сохраняй неизменность лица.На гримасы не траться, чурайся искусства гримеров,Разрешай только времени складками лоб бороздить.Оставайся собой среди грозных и суетных споров,По лицу старика будет сын о грядущем судить.И не важно, что некто, играющий в кости и масти,Перельет твое слово в тяжелый и грязный свинец.Минет каторжный срок, и очерченной клеточкой счастьяЛяжешь в тайную завязь еще не живущих сердец.Не пиши мемуаров – сынам оправданий не надо,Оставайся числом, неизменным в любви и в беде,Как упавшее спелое яблоко – первенец сада,Как надломленный ирис, углом умеревший в воде.

Леса

По всей неоглядной РоссииВ просветах пшениц и овсовСпокойная дышит стихияНепонятых мною лесов.Такого ущербного свойстваМой разум, и так он нелеп,Что к этому мирному войскуОн глух остается и слеп.Мне горные кряжи дорожеС лобастой луной на плечахИ даже, прости меня, Боже,Погибших земель солончак.И эта, что ноги мне лижет,Опасность без дна и краев —Смурное, пиратское трижды,Отпетое море мое.Итоги великих крушений —Пространства стихий неживых.Как схожи мои помышленьяС безвыходной горечью их.Так больно от дружбы неверной,Так яростна память беды,Что даже и в час милосердныйРукою подать до вражды.Но в городе цинковых кровель,В искусственных радостях дняВсе громче, как братья по крови,Леса окликают меня.Сулят опоить меня солнцемИ, веруя в вечность мою,Зовут меня стать знаменосцемВ их добром работном строю,Где каждый отживший на светеПечется о благе Земли,Где многие беды столетийСчастливой травой поросли.На горле моем обнаженномЗаката лежит полоса…Не поздно ли птицам спаленнымДо вас приземляться, леса?И что вам мое милосердьеС испариной гнева на лбу?В растительном вашем бессмертьеНайду ли вторую судьбу?* * *

«Преступно жить, когда не хочешь стать…»

Преступно жить, когда не хочешь статьНи васильком, ни звоном спелой ржи,Когда не хочешь сладостно глотатьОзон, где круты птичьи виражи…А что потом, после таких словес?Все тот же прах и обгорелый лес.* * *

«Ничем мне не грозит блестящий дождь…»

Ничем мне не грозит блестящий дождьИ музыка бравурная раската.Ты, страх мой безотчетный, подождешь!Еще не срок ответам и расплатам.Еще никто не ставит мне в винуБольшого неба над нейтральной зоной,Еще мне Бог дарует тишинуЖивотворящей свежести озонной.* * *

«Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…»

Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить,Есть у меня покой —Выстраданный, заслуженный,Невиноватый.Все, что желалось —В сердце и под рукой.Разве что слава…Но ею не все богаты.Мне бы дожитьИ войти в двадцать первый век,Судеб чужих не измяв,И своей не трогая.Снег на моих висках —Полноправный снег,Вовремя выпавший, прикатившийНеизменной своей дорогою.

Перед календарем

Листаю «завтра», листаю «вчера» —Черные даты, красные…Неизвестно, чья ведется игра,Но эта игра – опасная.Математика солнца, луны и звезд,Чьи-то формулы, числа, знаки.Когда ты голоден, гол и бос —Тебя не терзают страхи.Листаю «завтра», листаю «вчера» —Даты, явленья, свойства…Во все века опасна пораСытости и довольства.

Зима, – 40°С

Что ты хочешь, дикая,Странная зима?С яростью великоюТы пришла в дома.Трубы отопления с треском прорвала,Кактусу-растениюКорни обожгла.Ты о чем напомнить намХочешь, отвечай! —Нам, стабильным, комнатным,Кипятящим чай.С нашим днем размеренным,С кошкой на тахте,Полностью увереннойВ нашей правоте.Что ты тут приметилаДля худой молвы?И зима ответила:– То же, что и вы.

«Трезвонь, моя ласточка, в колокол неба трезвонь…»

Трезвонь, моя ласточка, в колокол неба трезвонь.Горит над холмами последнего солнца огонь.Не ты ли накликала позднюю эту зарю?Не я ли с землею псалмами сейчас говорю?Зачем тебе вечером вздумалось плакать и петь?Дано ли сгореть нам? Дано ли беду претерпеть?Трезвонь, моя ласточка, в колокол солнца трезвонь.В полнеба над нами горит – не сгорает огонь.

Огонь

За огнем нужен глаз да глаз.

(Г. Петров)Он лижет темноту,Сырую осень пьет,И, рыжий брат коту,Мурлычет, словно кот.На детский смех и шумЗови его в дома,От одиноких думНе дай сойти с ума.Чтоб дров никто другойНе наломал ему,Чтоб он не стал слугойНедоброму уму.* * *

«Стали травы невмочь опасны…»

Стали травы невмочь опасныБлёсткой крупчатого стекла.Сухостоя пожаром краснымНебо выжжено добела.Глинозём под ногой коричневОт окалины торфяной,И прогорклый туман столичныйНеотступно спешит за мной.Что с тобою, земля родная,Шестикрылый мой серафим?Что не греешь меня, стеная,Пухом выщипленным своим?И, нахохлившись сиротливо,Отходную мне не поёшь…От меня ли, седой, как ива,Запоздалой подмоги ждешь?

«Из вечерних газет, с голубого экрана…»

Из вечерних газет, с голубого экрана,Из эфира – на долгих и кратких волнах —Узнаем мы про смерчи и про ураганы,И про то, что ничья это, в общем, вина.Никого о беде не допросят с пристрастьем,Потому что стихийная это беда:Просто чье-то красивое умерло счастье,И не будет возмездья тому и суда.Может, все же подумаем вместе, дружище,Почему нам и небо, и ветер – враги?Может, слишком недорого платим за пищу?Слишком легкие носим с тобой сапоги?Может, времени жалко пуститься в дорогуИ руками чужую беду развести?Почему мы не рвемся, скажи, на подмогу?Почему не хотим и не можем спасти?Где тот час, охладивший и сердце, и разум?Затянулся привал на дорогах каких?И каким дезертирским, предательским лазомУлизнули мы от назначений людских?Это место и час мы прохлопали, что ли?Паралич неотступен – кричи, не кричи…Кто спасет нас теперь от недуга безволья,От удушья, какого не лечат врачи?И безмолвствует совесть, и тратится времяНа досужих теорий мечтательный хлам.Да неужто мы вышли не теми, не теми,Кем замыслил нас Доброжелательный к нам?

Совесть

Мой маленький солдат с повадкой командира,Придирчивый, как черт, заносчивый, как нож,Молитвами моей отчаявшейся лирыИз мертвых воскрешен, ты под боком живешь.Когда-то был в строю ты первым забиякой —В строю моих надежд, отваги и добра.Залёгших под огнем ты подымал в атаку,И крепости с тобой мы брали на ура.Проклятье той шальной, изверившейся пулеУ некой высоты, где шел неравный бой,Где все мои стихи в почетном карауле,Бездейственно скорбя, застыли над тобой.Не я с тех пор в боях, не я в окопах мерзлых.Грустнея день за днем живу, полужива…Стихи мои ползут на медленных полозьях,Под снегом седины дубеет голова.Мой маленький солдат, ты ожил наконец-то!Но как твое лицо жестоко и темно.Берешь ты на прицел мое больное сердце,Разбойником лесным стучишь в мое окно.Ты бродишь вкруг меня звериными тропами,И вот уж я костер охранный развожу…Что может быть страшней, когда возьмется памятьРасстреливать покой, которым дорожу?И все ж не уходи, моя живая совесть.В обличии любом броди невдалеке…Гони меня вперед, пускай в снегу по пояс,От вечной немоты пускай на волоске.

Памяти Аттилы Йожефа

1

Есть боль, с которой человек не можетДобром покончить и остаться добрым.Я не нашла твоей могилы, Йожеф,Не прочитала надписи надгробной.Пойду направо – опускают ветвиШуршащую завесу листопада.Пойду налево – ослепляют светомСеребряные луны винограда.Меня вязало кружево акаций, —Едва порву его тугие узы,Как мне велит подальше убиратьсяВнушительный початок кукурузы…А может, это ты вселился, Йожеф,В зерно початка, в гроздья виноградаИ говоришь мне ласково: – Не можешьМеня найти? Не можешь – и не надо!Ты столько раз меня звала на помощь,И совершалось воскрешенья чудо, —Не запирай дверей сегодня в полночь…А здесь я только прах. Ступай отсюда!

2

Была веселость твоя бродягой,Такой неграмотной и беспечной…Ты ей совал подписать бумагу —Мол, буду, милый, с тобою вечно.Свой крестик ставя на слове пышном,Она глядела с немым вопросомИ вдруг становилась вином прокисшимИ отсыревшею папиросой.Тогда отпускал ты ее со вздохом,В худых сандальях, с пустой котомкой…И люди к тебе относились плохо,Считая, что ты их подводишь в чем-то.А ты печаль принимал в объятья,Чтоб с нею об руку в поле выйти,Где поделить не умели братьяКлочка земли без кровопролитья,Где выли тощие оголтело,Усмешки жирных не замечая,И там пытался исправить делоЖестоким словом своей печали.И если тебе удавалось это,Звенел в лесах соловьиный голос, —И это с дальнего края светаК тебе бежала твоя веселость.Твоя наивная, молодая,С пустой котомкой, в худых сандальях,Повинным сердцем не осуждаяЗа то, что дружбу водил с печалью.

3

Где спорит в потемках с горою гора,Формует алмазы земная кора.Неравные камни лежат в глубине,Различны по сорту они и цене.Одни в абразивный спрессуются круг,Другие украсят запястия рук,А третьи – внушительной величины —Заполнят секретные сейфы казны.Исчислено, взвешено и учтено,Народы алмазное кормит зерно.Но редко, быть может в столетие раз,Являет земля уникальный алмаз:Глядят из высокой его глубиныМогущество солнца и скромность луны.Об этих алмазах – легенд ворожба,Неровен их час и нежданна судьба.Не смеют их женщины видеть во сне,Страшится правитель их числить в казне.Не знают они ни цены, ни границ.Пред ними служители падают ниц,Когда расщепляет сгустившийся мракСвященного камня всевидящий зрак.Бегут они прочь от запретов табу,На миг возгорятся у Будды во лбу,И вновь исчезают и светятся вновьСквозь пепел надежд и преступную кровь.Талант, осветленный глубинным огнем,Я знаю о нем и не знаю о нем,Увижу – зажмурюсь – не мне по плечуМечтою к его прикоснуться лучу.И вы, властолюбцы, уймитесь! Не вамРассудком к его прикоснуться правам!

«О, это шараханье зала из крайности в крайность…»

Памяти академика А. Д. Сахарова

О, это шараханье зала из крайности в крайность…Когда на трибуну восходит картавый чудак,Поймешь ли, правитель, что судит тебя гениальностьВ осмеянной скорби своих безоружных атак?!

Молчаливый патруль

Радостей ближнего не уворуй,Дом не спали.Ходит в ночи молчаливый патруль —Совесть Земли.Нет у нее ни кола, ни двора,Негде присесть.Пусть одинока она и стара —Все-таки есть.Давнишний кто-то ее породил —Может быть, Бог.И на молчание благословилИли обрек.Не декламирует выспренних фраз,В дверь не стучит.Просто не сводит внимательных глаз,Просто молчит.Ты различишь ее по волосамЦвета луны.За день минувший прибавил ты самЕй седины.Ходит во мраке седой эталон,Ходит века.Что ей, бессмертной, бразды и законВременщика?Если поверишь в красивую ложьВластных и злых,Если на лютую казнь поведешьБратьев своих,Чистой слезою загасит, зальетСмрадный огонь.Голой рукою клинок отведет,Ранив ладонь.Кто там безгорестно пьет и жует,Гордый собой?Слышишь, молчание в колокол бьет,Воет трубой?Радостей ближнего не уворуй,Дом не спали.Ходит в ночи молчаливый патруль —Совесть Земли.

Вторая сторона вещей

Не из отеческих советов,Не из начальственных речейОна придет к тебе, вот этаВторая сторона вещей.В бессонный час недоумений,Когда раздумья вкось и вкривь,Она возникнет – тень из тени, —Часы рукой остановив,И скажет ласково: «Не глупо ль,Что славы сторонился ты,Она всего лишь гулкий рупорТвоей чуть слышной правоты.Ты думал жизнь переиначить,На деньги глядя свысока,А будь хоть малость ты богаче,Была б щедрей твоя рука.Терпенья мудрого чуждаласьТвоя душа в тенётах бед,И вот досрочная усталостьПереломила твой хребет.Твоя убогая надменность!Трезвон речей, картон мечей!»Ну что ж, честна и откровеннаВторая сторона вещей.Она несет свои заботы,Как безупречная жена,И если вдруг истлеет что-то,Так это не ее вина.А ты гляди, приятель, в оба,Чтоб желтой горсточкой трухиНе стали дерзости Ван Гога,Да Винчи смертные грехи,Вийона хохот вездесущийУ камня монастырских стенИ Сольвейг, ждущей и поющей,Седые косы до колен.Гляди, чтобы к твоим услугамНе оказался щедрый дом,Где станет недруг полудругомИ станет друг полуврагом,И где лишь томик Дон-Кихота,Уже ненужный и ничей,Еще кричит во гневе что-тоО третьей стороне вещей.

Откровенность

Подвожу я тебя к штурвалу,Присягаю тебе на верность.Перед встречей с девятым валомПриношу тебе откровенность.У меня ослабли границыМеж любовью и нелюбовью,Мой характер крутой кренитсяК словоблудью и своеволью.Я сорвала фанфарный голос,Причитая над целым светом,Ум короткий и долгий волосСкоро будут моей приметой.Мой работный запал опутанРазмышленья веревкой длинной,Как утопленники, минутыПо житейским плывут стремнинам.И доподлинно мне известно, —Разбуди – повторю спросонок, —Как страшиться волны отвесной,Как таиться в нейтральных зонах,И не в здравом уме, а в страхеОполчаться на цитадели,Лобовые вести атаки,Погибать, не достигнув цели.Эту исповедь ты осмысли,Но не будет тебе прощенья,Коль посмеешь ее причислитьК корабельному оснащенью.Присягаю тебе на верность.Курс известен, и цель известна.Пусть горит моя откровенность,Как маяк над опасным местом.

Осушение болот

Болотных растенийОчерк резной.Блестит ненюфара,Как чаша с луной,Колеблется тиныТёплая сонь —Там бабка-болотницаТеплит огонь.Но невдалекеИз цементной трубыЗмеится песокИ встает на дыбы.И в темном кустарникеБродит самаИзвечная ссораДуши и ума.

Совет дочери

Возьми росу с фиалковой тропы,Сцеди в нее по капле яд пчелиный,Потом лекарственную кровь малины —И спиртом муравьиным укрепи,Пыльцою мотыльковой подсласти —И выйдет замечательный напиток.Но бойся эту влагу развестиХолодной осторожностью улиток.

Материнский сонет

На взрослую ты рассердилась дочь,Что перестала доверяться маме.За окнами ворочается ночьБессонными тенями и огнями. —А дома нет девчонки… В чьем садуОт матери отдельно существует?О ком грустит? Кому несет беду?Кому надежды-радости дарует?Вот так художник, может быть, глядитВ ревнивом страхе на свое творенье:Послушное его прикосновенью,Еще вчера оно меняло вид,А нынче, не спросившись у него,Вершит свое земное волшебство.

«Какую муть несет в себе вода…»

Какую муть несет в себе вода,Смывая с берегов зеленоглазых!А вот куски расколотого льдаЧисты и непорочны, как алмазы.Опять, опять позвякивает медьМолитв и клятв, произнесенных всуе.Неплохо б языку оледенеть,Сокровища словес кристаллизуя.

Скучная ссора с дочерью

Верю, верю, верю!Верь иЗапирай надежно двериОт приятелей своих,От кичливости словесной,От судьбыуже!безвестной,Ибо скучный лик – безлик.

«Крупнозначных купюр не оставлю в наследство —…»

Крупнозначных купюр не оставлю в наследство —Материнский невыгоден труд.Иссякая и вновь возвращаясь, как детство,Облака надо мною плывут.Обнажается почва в коричневых листьях,Пахнет прелью с холмов и низин,И не держит подснежник в коротеньких мысляхНи вчерашних, ни завтрашних зим.Скоро дождь, раззолоченный солнцем, прольетсяОбещанием добрых вестей, —И ни больше, ни меньше – чем жизнь остаетсяПосле всех материнских смертей.

«Погода стоит серенькая, мохнатая…»

Погода стоит серенькая, мохнатая,Теплая, как пух малыша воробышка.Шагом идут облака,Пушистые, как сытая овчарка,Сопровождающая своего хозяина —Белое, расплывчатое солнце осени.То обгоняют они его, то заслоняют,Спокойно зная, что оно есть и будет,Что бы ни случилось завтра.И если даже цепкая сыростьСхватит к вечеру еще зеленые листья кустов,А ночью станет туманной изморозью,Все равно поутру изойдет усталый кустарникТеплым паром земли.Знай и ты, мой дружочек,Мой опечаленный ссорой со мной,Что будет так и с душой твоей чуткой.Верь и люби свое солнышко.* * *

«Плохо ли нам с тобой, хорошо ль…»

Плохо ли нам с тобой, хорошо ль —Это уже не важно.В сердце тишком заползает больОт лестниц многоэтажных.Уже не тратимся на пустякиГорько или счастливо.Из русла мелеющего рекиВоду пьем бережливо.Но что страшнее, чем впередиВидеть не поле брани,А только датчики на грудиИ ямы в кардиограмме?И, обезумевши, для умаИскать победнее пищу…Неотвратимо идет зима, —Давай-ка с тобой поищемТех прошлых зим, где восторг и гнев,Тех белых снегов на Волге, —И, может быть, сердце, не доболев,Бесстрашно и сладко смолкнет.

«Сиреневый в небе закат…»

Сиреневый в небе закат.Тепла от такого не требуй.Но сад – он пока еще сад,Лицо запрокинувший к небу.Рябиновый цвет сентября,Сорок чёрно-белые перья,И дышат деревья, творяМолитву любви и доверья.Вот так бы и мне до концаС любовью дружить неразумно,Терпеть, не меняя лица,Знобящий сиреневый сумрак,Конец золотого путиБесплодной слезой не ускоритьИ все, что от неба, снести,И что от тебя – не оспорить.

«В блеске инея, в треске веток…»

В блеске инея, в треске веток,В жажде власти над всем живымМчится заморозок рассвета —Бледный всадник без головы.Ничего-то ему не надоВ мире слякотном и кривом —Опахнуть бы деревья садаЛегким призрачным рукавом.Испугать бы дыханьем стужиСамый красный, задорный клен,Да чтоб синий глазочек лужиБыл бы наглухо застеклен.И ни роздыха, ни отбояТой тревоге воздушной нет.Да неужто же нам с тобоюПредстоит и такой рассвет?Рассмеется пустое эхоНад умнейшею суетой.Кто-то властный придет помехойНашей осени золотой.С тихим звоном взлетит на воздухЛистьев пляшущих кутерьма.Что ж, прими этот день морозныйИ не жмурься. Идет зима.

«Вести бьют по сердцу вхолостую…»

Вести бьют по сердцу вхолостую.Снадобье глотаешь, да впустую.Силушка твоя вконец иссякла.Дождик над тобой – и тот по капле.Померла бы, слез не проливая,Кабы не изба твоя живая.Все бы ей, чудной, возиться с печью,Тратиться на воблу да на свечи.Так уж ей неможется, кряхтится,Так ведь нет – надеется, крепится:Может, гостя-странника дождется,Может, дать ночлег ему придется.Ужин, хоть какой-нибудь, да справишь,На дожде за дверью не оставишь.

На псковщине

Под тёмными шапками сосенЧервонных кустов монолит.Какая великая осеньНад этим поселком стоит.Эй ты, деловитый и быстрый,Хоть самую малость постойНад этой внезапной, как выстрел,Сводящей с ума пестротой.И если грустишь, позавидуйПрироде в багряном венце —Ни горькой вражды, ни обидыНа замкнутом этом лице.Лишь чьи-то шаги, как страницы,По тропам лесным шелестят,Да птицы, бессмертные птицы,Над тихим поселком летят.

«Пожухлая, неспелая…»

Пожухлая, неспелая,Редеет в поле рожь.Погода неумелая,Непроходимый дождь.Ослепли окна мутныеОт скудного тепла,Синеют стопки утлыеДешёвого стекла.Живу, побита ливнями,Как поздняя трава,Надеждами наивнымиПред веком неправа.Авось, не всё растрачено,Авось, не все – враги.За пасмурными дачамиТоропятся шаги.Встречаю всех, кто выбралсяПогодой проливной,Кто как-никак да выбрилсяК свиданию со мной.Некрашеную, буруюКалитку отворю.Философу ханурому– Ну, здравствуй! – говорю.

«Разгул огня. Нашествие воды…»

Разгул огня. Нашествие воды.Ледник, обвал торопятся по следу.Что все твои надуманные бедыПеред приходом истинной беды?Подземная ли сила покачнетСкорлупку-землю, прогневится ль море —Что перед этим глупенькое гореТвое, который дышит и живет!Воскресным днем простершись на траве,Прислушайся к земле, взгляни на тучи —Уразумей, что пыль на рукаве —И та в беде в сто крат, чем ты, живучей.Так почему кричишь погожим днемО том, что жизнь твоя непоправима?Еще подземный не ударил гром,И спят моря. И тучи ходят мимо.

«Все просишь пониманья…»

Все просишь пониманья,Недобр и невезуч,Скуласты очертаньяНевыплаканных туч.Трескучие зарницы,Несжатые хлеба,Ромашки круглолицейПустая ворожба.Дрожит ивняк лиловыйВ ознобинах коры…Со мною, бестолковой,Что в гору, что с горы.Уйти, не беспокоясь,Рассудок мне велит,И только ночью совестьВсе плачет, все болит.Колюча и безвреднаСосновая хвоя.Прости меня, мой бедный,Ознобина моя…

«Пристани выщербленный помост…»

Пристани выщербленный помост,Отсвет воды белёсой.Сердце мое – не спасательный пост,Руки мои – не вёсла.Гонит прилив за волной волну,Мостик шатая хрупкий.Месяц ущербный прирос ко дну,Как затонувшая шлюпка.

Торжество реакции

Реакционной стала я, как память,Как обелиск, что высится, не прячась.Держу за пазухой замшелый каменьНа вашу лупоглазую незрячесть.Когда вы мне кричите желторотоПро ваше несогласье и неверье, —Не лезу ни в какие я ворота,На семь замков я замыкаю двери.Подите прочь вы с вашим фанфаронством,С тепличной болтовнею про свободу,И с вашим газированным пижонством,Мутящим необстрелянную воду.Из дому, чья добротность вам постыла,Гляжу в дыру, оставшуюся с фронта,Как чья-то цементируется сила,Как ползает огонь по горизонту.Невидимо для ваших слабых нервов,Для ваших истонченных интеллектов,Как медленно, как медленно и верноГустеет нечто, возникает некто…Для ваших петушиных перекличекНе та погода на земле горбатой.Да будет ваш язык категоричен,Дубовы лбы и нервы сучковаты…Пусть даже так – оно прочней и проще,Пусть лучше так – оно не даст сломиться,Когда гроза тысячетонной мощиНа гусеницы встанет у границы,Когда прольется лава на проспекты,Зашарканные вашими ногами…Ох, танки не блистают интеллектом,Карманными не звякают деньгами.Примазаться бы к вашим мне затеям,Играть в пиротехнические войны, —Оно и прогрессивней, и левее,Оно и равнодушней, и спокойней.А я вас поношу в поту холодномСолеными и горькими словамиИ, чучелом вздыхая огородным,Пустыми трепыхаюсь рукавами.

Псков

Утратил город прежние красоты,Но, поелику не ушел от дел,Он задал реставраторам работуИ, вроде бы, опять помолодел.Брансбойтом моют крепостные стены,И отдан храм комиссиям на суд,Но появилось что-то от измены,И от раскола появилось тут.Не потому ли, к ночи неспокоен,На церкве той, что с веком не в ладу,Царь-колокол, в шелом одетый воин,Болтает чушь и мечется с бреду.

Двоевластие

В который раз с собой наединеНе отличу отчала от причала:Событья ли рождаются во мне,Или сама беру от них начало?Учебник открываю наобум,Раздумчиво читаю: «Двоевластье».Не от моих ли беспризорных думТвои, Россия, странности и страсти?Заносчивая прыть временщикаВо мне живет ораторством горластым,А рядом та безвольная тоска,Которая пороку сопричастна.Изобретаю громкие слова,Надежды ненадёжные внушаю,Но как болит утрами головаИ прядает пугливыми ушами!..В ней помыслы нежданны, как напасть,Нелепы и бесформенны, как рухлядь…О, где ж во мне единственная власть,Единая, которая не рухнет?Упроченная горькой маетой,Для всех, но не для всякого родная,Что, кроме справедливости святой,Другого честолюбия не знает?Когда ж она расправится во мнеИ с «правыми», и с «левыми» грехами?И скоро ли к нервозной суетнеПритронется спокойными руками?Быстрей ли всех мой мечущийся бег?Кривее, что ли, всех моя кривая?Бесплодно сердце «юное навек»,Которое никак не вызревает!