Эха – на!

спрашиваю. И вслед за Андрюхой мозгами чуть потек. А вышло – проще пареной репы. Тесть всему виной. Он заявил, когда «мама» ретивая на участок с нуля прицелилась, что ноги его рабочей на кулацкой усадьбе не будет. Сама ковыряй землицу, зазнобушка вечная, коли мудрее все, а у папы гараж сдвоенный, плюс охота, плюс рыбалка. И шабашки по графику вне оного, когда расколотит клиент коня своего аварийно. Да, занятой тесть оказался. А ведь на заводе смолоду сварным трудился, и газом резал классно. Все виды кузовных работ, в общем. Мужику цены не было. Король, трудящийся король.. Аппаратура у него понятно где размещалась, в гараже, по месту основного применения. Казалось бы, погрузи газовый пост в багажник своего «каблучка» и… полдня работы с перекурами… Да? А дорога где? Спасибо, если сие дорога, то ведет она не куда-нибудь, а прямехонько в «санту вашу барбару» через «беверли шмать хиллс». Уж точно. И как туда с резаком и баллонами явиться. Да еще в брезентухе сворного и со щитком на башке?! Позорище! Давай инструмент парадный, фрак для огневых работ, белые рукавицы..…в грязном и с грязным по грязи не поеду… ругань, дым коромыслом, вскипели мама с папой, рассорились вдрызг и почти уже было развелись… Но тут папе поплохело, а мама конечно не растерялась, вызвала скору… выписали мастера со временем из стационара, но с условием непременным только легкого труда, с серчишком уже на «слабо» не схватишься. И отправилась жена, мама и теща, на желанную латифундию. Стала пилить – попиливать. И полотен зятя выпрашивать. Андрюха пытался ей втолковать, что и он конечно поможет, вот приедет в следующий отпуск, а пока подождать надо… И гаркнуло – рыкнуло ему в ответ разгульное волжское эхо… И воцарились в семействах праведных прежние совет да любовь. А распиленные рельсы встали столбами в изгородь поместья легендарного. Что? Не. Шпалы просто пустили на дрова. Металл торчком, древесо в труху, в дым, а люди тем временем крепчают. Но остеохондроз свой мама все – таки взлелеяла, из начальной стадии в куда более солидную.

Нет, вообще – то надо прекращать с самим собой беседовать. Уже и от первого лица начал вещать. Разтроение (и даже более) личности. В перспективе что? Если это и рефлексия, то вывернутая на изнанку. С годами как-то спонтанно исчезли некие опорные жизненные конструкции. Взамен – неуверенность или более того – полное отсутствие веры в собственную возможность начать уже пройденный путь заново. Ибо начат иной, неведомый, зыбкий, и уж точно не меркантильный, никак с материальными выгодами не связанный. Творческий, язви его, вот ведь, а… Но об этом не сейчас. Вот, как раз неверие в собственные силы, в частности на житейском поприще – фактор решающий. Впрочем, есть немало примеров, когда излишняя уверенность в собственных силах, излишнее доверие самому себе, своим расчетам и выводам тоже ни к чему хорошему не приводили. Чуть зазевался, не перепроверил себя, и… пожалуйте бриться, в смысле – приехали, аут. Даже в самых, казалось бы, безобидных ситуациях.

У меня приятель однажды с работы рулил слегка поддатый, ну так – прилично, во лбу наверное побольше поллитра играло, а во дворе (дело было зимой) пацаны в хоккей с мячом гоняли. Уже свечерело, свет только от фонарей, видимость сомнительная. Двор конечно же в снегу, то есть сугробы там, где им и положено быть, а дорожки свободны. Идет, значит, приятель мой по дорожке, и краем глаза замечает, что у мальчишек мячик красный отскочил к сугробу. Он не долго думая, пока паренек, посланный за мячиком, не приблизился, повернул в право, и с разбегу закатал из всех сил ногой по мячику, вот как мы ещё молоды!… Он ничего не почувствовал, поскольку сразу отключился от болевого шока. Очнулся в приемнике горбольницы, когда его травматолог осматривал. Диагноз- перелом трех пальцев. А штука в том, что он в полумраке принял за мячик металлический шар, венчавший стоечку турникета газонного. Турникет низенький, весь под снегом скрылся, а шар, приваренный к стойке и красной краской окрашенный, из под снега торчал. Так приятель, вводя мяч в игру, себя из игры надолго вывел. Опять – таки в детстве мы часто забавлялись, насыплем в коробку от торта песка или, того хуже, камень приличный туда спрячем, и, оставив её лежать на дороге, из укрытия (да просто из – за угла) наблюдаем, врежет по ней прохожий или мимо пройдет? Осечек практически не было. Любой мало – мальски уважающий себя мужик, не мог отказаться от удовольствия как следует приложиться ногой по картонке. Что было потом, объяснять излишне. Смех-то смехом, но аз грешный совсем недавно, идучи по тропинке между гаражами, увидел на пути своем небольшую, на вид еще крепкую коробку из под обуви, и, усмехаясь, уже прошел было мимо… Что потом со мной произошло, до сей поры понять не могу, но сделав несколько шагов,, я, неведомо почему, развернулся, чуть подался вперед всем телом и с легкого разбега все же ту коробочку пнул…. Обувь, слава богу, хорошая была. Моя, то есть, обувь. Подошвы у ботинок толстые, пальцы я уберег от перелома, но хромал неделю, ибо ушиб основательный получился. Оно и ладно, ведь любой нормальный представитель пола мужеска, до самой старости, до последних дней, должен в глубине души оставаться пацаном. Иначе ты и не мужик вовсе. Вот я и остался таковым. Странно, что подобное качество многие путают с обычным легкомыслием.

Была в детстве одна забава, общеизвестная конечно же… Помните, к обычному кошельку мы привязывали крепкую нитку и кошелек тоже на дороге бросали, после чего прятались неподалеку. Прохожие, наклонившись за возможно ценной находкой, поначалу не успевая удивляться тому, что кошелек от них уползает, принимались его ловить, семеня следом. И лишь через несколько секунд, если не плюхались в пыль или в снег, прозревали, выпрямлялись, и, озираясь по сторонам, сотрясали окружающее пространство самыми что ни на есть красочными выражениями, коих на бумаге воспроизводить не стоит. А уж, когда плюхались!… Смешно. Тогда нам было очень смешно. А сейчас мне кажется порой, что два десятка лет своей жизни я пытался схватить такой вот уползающий кошелек, а когда сообразил, выпрямился в рост, и осмотрелся, – понял, что и за ниточку – то я сам тянул. Вот так. А когда народу кругом – не протолкнуться, это занятие становится довольно рискованным. В толчее чего только не бывает. Увлечешься чем-либо, в азарт войдешь, тут тебя и накроют. И кошелек отберут. Или наступят на него. Или нитку оборвут. Возможно и без умысла, случайно, а разницы нет никакой, нечаянно или намеренно. Результат во всех случаях один.

Увлекаться и спешить в повседневье особенно противопоказано. Ехал как – то раз батя мой на электричке из Питера. Народу в вагонах полным – полно, пятница, люди на дачи ринулись. Однако папаня, поскольку к самому началу посадки уже на перроне оказался, успел свободное место занять, присел у окна. Напротив расположилась бабушка – старушка, державшая на коленях коробку с тортом (да – да, вновь – коробку! – предмет почти сакральный получается). А остальные четыре места были заняты шумной компанией мужчин среднего возраста, везущих с собой весьма разнообразную кладь, от пышного, внушительного, цветка в горшке, до удочек и спиннигов. Что интересно, среди прочего также торт присутствовал. На полке, над окном, куда мужики сразу погрузили несколько сумок, оставалось совсем немного места, и один компанеец со словами, мол, чего вы мамаша тортик на коленях держите, мягко так, вежливо, забрал у бабушки коробку и поставил его на полку, рядом со своей. Бабушка в ответ покивала благодарно, улыбнулась, и поезд тронулся. Мужчины шумели в меру, играли в карты, но не всерьез, небрежно, травили анекдоты, в общем весело коротали время. В итоге они его так скоротали, что едва не проехали свою остановку. Вскочили, засуетились, похватали скарб кое – как, в том числе и свой тортик, и были таковы. А минут через двадцать и бабушка засобиралась в тамбур, на выход. Попросила он папаню моего коробку с тортом снять с полки, что и было исполнено. Глянула старушка на коробку, и охнув, плюхнулась обратно на скамью, с которой только что встала. Батя глядит, а дело – то плохо, бабка побледнела, валидол из сумки вытащила, на глаза слезы навернулись. И на недоуменный вопрос, что мол произошло, сокрушенно поведала, что попутчики не свою – её коробку схватили впопыхах. А бабушка в той коробке везла к себе на дачу умершего домашнего кота, дабы предать любимца земле честь по чести. А теперь вот, как же Барсика её найти? И кто же его теперь похоронит прилично? В данной ситуации справедливость усматривается только в том, что и мужички, мертвого кота в коробке утащившие, славно чаю с тортом попили. Особенно, если женам да детишкам торт везли. Словом, спешите, граждане, и воздастся вам непременно и вскорости.

К чему это все? Банальщину ведь несешь, корешок. Может и банальщину, да от чистого сердца. И к тому, что «не твоё, не лапай». А то начнешь себя накручивать, мол не упускай шанс, шевелись, хватай мешки, вокзал поехал. Сцапаешь этак вот нечто вакантное, сладенькое, манкое, и вроде бы все хорошо. Ан нет, не хорошо, а совсем наоборот. Выясняется вдруг – не свою сладость урвал, и хоть слопал без остатка, и вроде не без пользы, ощущение такое будто дохлую крысу проглотил. Чужие шансы, чужие радости никогда не сделают тебя счастливым. Сколь бы ты не пытался обмануть сердце и душу. Себе не соврешь. Взять того же кота, только живого, попробуй – ка, накорми его насильно. Да он, даром, что маленький, четырьмя лапами упрется, и тут уж убить его легче, чем заставить молоко лакать, ежели нет у него на то желания. У людей точно так же. Если «желают тебе добра» против твоей воли, никакое это не добро. Это горе сплошное. Зло. И, хоть мир тресни, только так и есть, и будет. Вот вам лучшее лекарство от зависти. Только очень немногие им пользоваться умеют. Просто надо четко различать, что твое, тебе жизненно необходимое, а что – абсолютно чужое, и значит – тебе безразличное. Тогда и получается: «Дорогой, поделись секретом, как ухитрился столько лет на земле прожить?». «Э, друг мой, просто я никогда никому не завидовал!». Да только вот пойди, попробуй так – то. Трудновато получается.

Интересно, а может я просто – напросто лох? Обычный такой, стандартный лох- олух. И все дела. И все неурядицы от этого. «Нет, парень, ты совсем не лох. Даже наоборот. Просто ты немного рассеянный. О своем думаешь – гоняешь лишку, вот поэтому и попадаешь иногда известно куда», – так мне ответил однажды один весьма непростой человек довольно трудной судьбы и очень сомнительной профессии. И был, кстати, во многом прав. В точности как у Довлатова в «Заповеднике»: «Еще один негодяй застал меня врасплох. Вечно я не успеваю сосредоточиться.» Ну, с негодяями ладно, сам не ангел (куда там – клейма негде ставить!), а вот о готовности к внезапному изменению ситуации, все верно. Осознавать в каждый момент времени, что «…весь мир идет на меня войной», очень неприятно, точнее неуютно, и оттого весьма деструктивно. Экзистенциализм, фитюля французская… Один мой знакомый боксер, к слову, классный боксер, говаривал частенько, что он, де, практически всегда к нештатным ситуациям готов, без лишних эмоций, без нервов. И по этой причине бояться ему нечего и некого. А вот опасаться он научился, дабы успеть выйти из любой катавасии с честью. Правда сия философема жизненная сыграла с ним злую шутку, на мой конечно взгляд, – близких людей у него не было. И дружбу водить он не умел. Общался кое с кем на взаимовыгодной основе, не более. Эмоции контролировал, что в общем похвально. Многие даже завидовали, сильный, мол, парень, своего не упустит, и чужое урвать сможет, ежели что. (К слову говоря, на своем хваленом прагматизьме он несколько раз хорошо прогорал, в довольно благоприятных, для того, « чтобы все олл райт в итоге», условиях) Тускловато все – таки. Особенно с учетом,«…а кто и своё урвать вовремя не умеет, – слабак. Хлюпик. Человек должен быть сильным.» Слышь, ты, да – да ты, сей тезис только что утвердивший – припечатавший, тебе – то человек ничего не должен! Ничего никто тебе не должен!!! Сильный, слабый… Дважды два – четыре… А кукиш с маслицем не желаешь? Ишь, насколько все у нас просто и понятно. А совсем, увы, непросто, и далеко непонятно. Проклятая привычка распределять безапелляционно «кто более для матери – истории ценен». Кто? В частности, слесарь – ремонтник дядя Жора, мастер на все руки, умелец Божьей милостью. Сказка, а не человек. И жнец, и швец, и на дуде игрец. Надежный как танк Т – 34, которым он в армии управлял. И добряк редкий, несмотря на грозный вид, и манеру жутко ругаться ни с того, ни с сего. А что ни попросят – сделает в итоге, да так, как никто в округе не сможет. От печки – буржуйки гаражной до электропечи в цехе, от швейной машинки до сантехники, от движка автомобильного до устройства монтажно – тягового, «качайки» то есть. Ну и «режем – варим – паяем… кроме электричества, братцы, тут я умею конечно, но проводов – розеток этих не люблю, здесь вот слабина у меня…». Впору давать звание «заслуженный слесарь России», а то и вовсе – народный. Отпахал в горячем цехе три десятка лет, да еще потом в подрядной конторе без малого двадцать. Не лопнула бы фирма, работал бы и дальше. И ведь, что особенно ценно, он не один такой. У нас их, безвестных, видимо невидимо. В пику расхожему мнению, мол, русские работать разучились. Да вы, умники – классификаторы, русских – то не видели, не знаете. Впрочем, вы никого, кроме себя любимых, и знать не желаете. У вас иное знание. Какое спросите? А такое, мне один знакомый кандидат в неважно какие депутаты разъяснил: главное условие успеха, это оказаться в нужное время нужным в очень нужной команде. В шайке то есть, в лейке, в чем там еще? В кодле… Я ему, мол, так это же получается – «проститутка постепенно». А возможно враз и навсегда. Я ведь не про жриц любви с ближайшей «плешки» ему толковал, а глобальнее. Как Хуренито эренбурговский, предложивший, на основе соблюдения священного принципа свободы торговли и частной собственности, переименовать Всемирный конгресс борьбы с проституцией во Всемирное общество насаждения проституции. Ну, переименовали конечно. Нет, не в романе, в реальной жизни повседневной, без разглашения, по умолчанию. Ведь, дабы не просто хлеб с водичкой иметь, а достойно так, с икорочкой, приходится искать соответствующий доход. Пропорционально имеющемуся потенциалу. И давайте утверждать, уверять, убеждать, что в большинстве своем мы не в шайках – лейках – кодлах на жизнь приличную зашибаем лавэ. Ах, вот вы и вы в голубиной стайке? А вы в куриной? Понятно. И с вами все понятно. И с «коллективчиками». В стаях именно таких типов, всех нестандартных – больных – слабых – «не наших», до смерти гуртом клюют. Вот и вся «натура голубиная». А еще голубок – символ мира. Вывод сообщать? Паскуднее всего, что дядя Жора мой (с тетей Людой, с семейством) и дядя Слава и дядя Витя, и ваш покорный слуга (конечно, а куда же меня девать?) и прочие множества и общности коротают век свой земной именно под такими «колпаками». За исключением смрадных индивидуалистов, отребья и скотов, упорно не желающих (веками!) быть « похожим на приличных людей». Они сами, в одиночку. «… с подлинным верно. Но варианты возможны». Что я несу? Высокую околесицу, господа мои, оснащенную реальной смысловой нагрузкой. В ней все мое горе, великое, аки Петр Первый. Существует утверждение, что «все радости банальны». А у меня банальны все горести. Ничем не хуже, смею Вас уверить. Далее мелочная гордыня, переходящая, вполне логично, в манию величия по – мелочам.

Щукин сын, скажете? Не спорю. Но я чаще пользуюсь шуткой старшего сержанта Уордена. Только его реплику себе переадресовал: «Я старый козел! Моя мама родила козла! Бе-е-е». Знаете, отчего я настолько гнусен сейчас? Да просто пытался вам продемонстрировать, насколько легко изругать – оболгать все, что угодно. Доброе – разумное – вечное – прежде всего. Уверенно, напористо, настойчиво, и воздастся вам. Нам это более, чем убедительно продемонстрировала конкретная когорта пламенных и беззаветных, несгибаемых и всепогодных. Однако же итоге разнообразных и нескончаемых зигзагов, перегибов, уклонов и прочей геометрии, вопреки всем перенесенным пакостям, соизволением и милостью Божьими и волей народа, с географией у нас теперь вроде бы порядок. А с историей? Что, тоже? Вы полагаете? Блажен, кто верует. Старушка Клио – с самого рождения в конспирации, у неё на гласность аллергия, чуть потревожат, тут же вся белыми пятнами идёт. Но что-то ведь можно утверждать с абсолютной определенностью. Одно из стихотворений моего друга – литератора Димыча начинается так: «Мы вышли из СССР». Разве тут попоришь? Только по аналогии я бы взял на себя смелость утверждать следующее: «Всё вышло из империи Российской». Двусмысленно? Пожалуй. Зато сквозит неприкрытое сожаление о безвозвратной потере. Ёрничество? А куда без него? Смолоду привык-с применять. Когда верить не во что и некому, очень даже помогает. Долгонько еще всем нам будет аукаться смертный предательства и гнусного убийства царской семьи. Смешно? Удивлены? Ну-ну…

Господи, Боже правый, куда простому человеку податься? Во власть невозможно, не верую слугам народа ни на йоту, в оппозицию – тошнит, ибо ненависть к сим ниспровергателям имею врожденную, тем более к нынешним лювореционерам гадостным, посередке – совсем труба, со любой стороны оплюют – обгадят… Надо не посередке, а в сторонке, и от тех, и от этих. И от всяких третьих. Только в истинно вольные художники только и осталась тропка. В нищеброды. (Кокетничать и здоровенному мужику бывает необходимо). Но, я уже он самый и есть. Приехали? Скорее – приплыли. Скажете, я – петрушка, почерневший насквозь от собственных клоунад и злобной неприкаянности? Пусть мне. Поделом. Да я сам себя грязью вымажу, валяться там буду вроде пельменя в масле. Стенать – каяться начну на полном серьезе, и не просто, но в обнимку с принципом системного анализа. А вы, котики, песики, лисички, зайки, готовы, не в пример Музе, стать сплошь белыми? Ну «типа – как бы» вообще, точно живете с порошком стиральным «Тайд» в душе, сердце, сознании, и в теле естественно. Вы справитесь? Давайте, пробуйте. А я посмеюсь. Или нет, смеяться не стану, покурю лучше. Покуда меня не сделали (без моего участия, однако в моем присутствии) совершенно здоровым и счастливым.

Как процесс отбеливания? Идет? Но с задержками? Ишь, весельчаки, все шутить изволите? И я, за, конечно, когда задержка, так оно и белее. Иначе если, вот тогда порумянее, и плевать, что на деле ручьем кровь хлещет. Главное – сухо! Вот и посмеялись, по доброй нашей традиции, шутки значит, прибаутки, поговорки, перепалки, переёлки, перебранки, поливки, перебивки… Повальные… До сей поры в себя придти не получается. Алё! Можно поздравлять? С триумфом прорастания в гармоническую непорочность? Нет пока?…. но в перспективе получиться? А я предвидел это. А еще знал наперед, что сами вы прекрасные, добрые, милые и умные люди. Патриёты и культуртрегеры. Хоть и людей мордуете нынче подобно прежнему. Только технические средства иные и лозунги свеженачертанные. Да еще и метете метлами, что у вас вместо языков, о ностальгии по не столь уж далёкому прошлому. Морочите. Путаете. Смущаете. Давайте вспомним, давайте споем, ах если бы не идеология эта коммунистическая, это был бы полнейший карнавал, куда там бразильскому! Конечно карнавал! Луизианские шествия – пляски мардиграшные отдыхают в сравнении с местными посиделками – погулянками. Помню, решил мой батя в партию вступить. Записаться. В коммунисты. Время нелегкое, кризис власти, как сегодня бы политолог каркнул, ПППП словом. Пятилетка похорон престарелых правителей. И все бы ладно, да был мой родитель не работягой, не ударником «кому нести чего куда»….Нет, соцпроисхождение правильное, из крестьян. Но «Техноложка» ленинградская за плечами, физхим, учеба у академика с «нобелевкой» по ядреной физике, у профессора математики, сына красного графа. И должность у папахена, уже у моего конечно, соответствующая, начальник производственно – диспетчерского на заводе. Не партхозактив, немного пониже… однако… Бравые ребята из горкома быстро пояснили бате, где «находится аптека». Ага, правильно мыслите: «…за углом направо». И раскис мой Федорович. Поплыл. И возрастом, главное, не пацан отнюдь. Ан не смог понять, почему? Что делать и кто виноват? Всю – то ноченьку от его страданий «мне спать было невмочь». Он на кухне сидел, хмель его не брал, а батя, в свою очередь, ружъеца любимого из рук не выпускал. И, нет – нет, в потолок бабахал. Благо жили в дедовском доме, на лето всегда из квартиры уезжали. А домина на отшибе. И не просто домина, а почти, что долговременная огневая с какой – нибудь линии оборонительной.. Правда потолок деревянный, менять потом пришлось кусочек с коровий носочек. Под утро, когда я уже вырубился, совершенно обессиленный ночным тревожным бдением, а отец, покончив со стрелковыми экзерсисами, тоже утомившись, дремал за столом, на кухню вышла проснувшаяся сестренка. Ей захотелось пить, она открыла кран и стала пропускать воду, чтобы дождаться свежей, с самой глубины нашей артезианской скважины, дающей влагу, ничем не уступающую иной минеральной. Шум струи в раковине и отдаленный гул заработавшего в подвале гидронасоса разбудили отца. Он встрепенулся, вскинул голову и раскрыл один глаз, окинув окружающую обстановку дымным взором. Увидев Асю, он улыбнулся вполне ласково и произнес более, чем загадочную, доселе не расшифрованную нами, фразу: «Доченька, скажи этим двум кобылам, что заяц-то сдох… тпрюю…». Пойди пойми, о чем это шла речь? Довели мужика на пустяке. А ведь папаня мой человечек – то крепкий был. Всю войну в оккупации, сначала в непосредственной близости от северной столицы, потом в чудесной прибалтийской стране, тогда – генерал – губернаторстве, в концлагере, и не пропал совсем мальчонкой, и после уцелел, что не менее чудно. Мы, когда в Заполярье жили, папа вечерами в филиале Горного физику преподавал. И на экзамене как – то раз одного неуча и хама совсем уж было завалил, да студентик этот великовозрастный вскоре зампредом горисполкома стал.. Последствия объяснять? Правильно. Тройку поначалу у папки выпросили, а самого из института выбросили. И шабаш. Ничего более. Даже не возразили, когда папка в углепром на комбинат подался. Время уже на дворе пред застойное стояло. Ну, его, патриота честных знаний, забыть проще. Забвение всегда проще и действенней любых репрессий. Уничтожить – полдела. Из памяти стереть – вот главное. И память перекроить. И перекроили. Никто ни рефрена ежового не знает, в прошлом каша, если не туман. В настоящем – примерно такая же картина.

Мне было до слез, до скрежета зубовного, до ломоты под лопаткой, обидно за отца.. Ну, чего, думаю, раскис, папка, ты же всегда такой не унывай у меня был, веселый, хулиганистый даже, пусть и вспыльчивый, что твой порох, добрый и очень отходчивый. Воспоминания об отце в раннем детстве: папа с другом, шахтером дядей Колей купили у геодезистов медвежонка и привязав его за ножку ванной у нас в квартире пошли в магазин, винца себе купить и мишке чего – нибудь поесть. В это время пришли домой мы с мамой, зверь уже успел навалить кучу своего добра, свернуть ванну с места и перекусать полиэтиленовые упаковки – подушечки с шампунем, и встретить нас радостным, хоть и полудетским еще, рыком, исторгнутым из пасти заодно с мыльной пеной. Маме стало плохо, я немного испугался, но медвежонок привел меня в восторг, а потом пришли папа с дядей Колей. Куда они дели медвежонка я не помню, но уже через час его в квартире не было. Помню батю, пробившего на спор кулаком гипсолитовую стенку – перегородку из залы в спальню, папу, прыгнувшего через целый лестничный пролет с площадки на площадку, опять – таки на спор и серьезно повредившего ногу, а еще очень радостного и растроганного, принесшего домой пахнущую типографской краской свою первую книжку, изданную в республиканском издательстве совершенно немыслимым по нынешним временам тиражом, что-то около сотни тысяч экземпляров, стоимостью четырнадцать копеек за экземпляр, потом вторую книгу – сборник рассказов, потом антологию местных писателей и поэтов, и, наконец, папу, со штангой над головой, в квартире, поднимающегося из глубокого седа и медленно уходящего спиной назад, в сервант с посудой, стоявший у стены. Всякое бывало. Однажды папаня принес домой несколько разнокалиберных труб, большие муфты и гайки, и вскоре мы с сестренкой ползали по вертикальному и горизонтальным шестам и болтались на двух турниках, а назавтра дома появилась еще и шведская стенка, полный отпад, такого не было ни у кого из моих сверстников. Папа с дядей Колей врезают замки во вновь поставленные в своих квартирах входные двери, не хлипкие, штатные, а настоящие, филенчатые, деревянные. Врезают не просто так, а соревнуясь, кто быстрее и качественнее. Отец закручивает последний шуруп, а к нему уже подходит дядя Коля и, похлопав по плечу, снисходительно роняет, мол, для человека умственного труда очень приличная работа. Но за призом все – таки в магазин бежать папане придется. Не могли они без соревнования или спора. Батя сделал и поставил дома стенку из ДСП на раме, сваренной из уголка, стеллажи были сработаны по такому же типу, а в довольно обширной кладовке нам с сестренкой устроена детская с потрясающей двухъярусной кроватью. Верхний ярус мой, я старше. Отец хорошо играет на баяне, у него закончена музыкальная школа, да и поет батя вполне качественно, мне нравится, я засыпаю и отчетливо, сквозь закрытые двери слышу песню, доносящуюся из кухни. А еще отец прилично шиплет семиструнку, хоть пальцы у него далеко не музыкальные, и ломанные, и топориком рубленные. Я еще маленький, но знаю, мой батька – лучший в мире. И никто, и ничто меня в этом не разубедили до сей поры. Праздник, не помню какой именно, время зимнее, впрочем у нас почти всегда зима. Сначала отец и дядя Миша, молодые и перспективные литераторы, после встречи с читателями, у нас дома пытаются чистить зубы двум хомякам, которых им подарили на творческом вечере. Хомяки были доставлены к нам домой во внутренних карманов писательских полушубков, порядком начинив по дороге свои временные пристанища продуктами жизнедеятельности, попросту нагадив туда. А папаня и его друг, по очереди проверяя, все ли в порядке с животинками и видя, что те все более и более вылезают из карманов, пытались вернуть нежданных подопечных в исходное положение. Итог – выковыривание спрессованного, считай мышиного, дерьма из карманов, купание хомячков в целях очистки их загаженных попок, исследование пастей грызунов и неподдельное удивление оранжевостью их передних, длинных зубов. Итог – оба хомяка, вымазанные зубным порошком напоминают пельмени, которые пытаются отмыть окунанием в наполненную водой ванную. Далее – вмешательство мамы и изгнание великих натуралистов на кухню, допивать принесенный с собой коньяк. Покончив с напитком, отец и дядя Миша на спор запрыгивают на кухонный стол двумя ногами сразу, с места. У отца нога срывается и слетает вниз по ребру столешницы. Результат – пять швов на левой голени и v-образный шрам. У меня, кстати, есть такой же. След школьных игрищ. Отец говорил, мол, в детстве у них забавы были столь отвязанные, что всю оставшуюся жизнь адреналин требовался в повышенных дозах. Конечно, немецкая оккупация самое время и место для детского развития, да и потом, после освобождения, веселья хватало. Батька вспоминал, как они с пацанами поймали козла с соседней улицы, повадившегося переводить капусту на наших грядках. Ничтоже сумняшеся парни привязали к ляжке козла трофейную гранату – колотушку, а проволочку, идущую от колечка примотали к тычке забора. Разбойника бородатого шуганули, а сами в канаву. Потом собирали трофеи. Все же мясо, хоть и несло от козлины не передать как.