Эха – на!

Стелла и выглядела загадочно и вела себя неординарно, и даже фамилия у нее была наособицу – Карская. То ли от крепости закавказской знаменитой, то ли от моря заполярного, не разберешь.. Я – то, ладно, привычный к самым неожиданным фамилиям – именам. С самого раннего детства, сколь себя помню, отирался в интернациональных компаниях. И во дворе, и в школе, что впрочем почти не различалось, ибо учился я в одном классе с соседями по дому и товарищами по двору. Боже, кого у нас только не было! Армен Хачатрян, Паата Будукури, Вася Вербей, Вова Друй, Света Кефнер, Ира Ганана, Изет Бешманбетов, Ваня Пишкун, Игорь Гоголей… (Во, Заполярье родимое, всех приняло – обогрело, коли в живых оставило.) Поэтому при знакомстве я воспринял величание Стеллы спокойно, если не равнодушно. Сходу было ясно, девчушка с прибабахом, мне такие никогда не нравились. Я сам, что называется, с придурью, у меня этого добра навалом, даже поделиться могу не то, что со стороны занимать. Это вон Музя при виде местной дивы потерял не только дар речи, но и способность двигаться. Стоял с отвалившейся до груди нижней челюстью, пока Виталик его не толкнул меж лопаток

– хорош пялиться, ступай себе с Богом. Да, каре платиновой блондинки в сочетании с мини – юбкой и высоким каблуком, (плюс нога, ребята, доложу я вам, – бедро штатное, даже лучше, высший класс), произвели в сознании бедного Музи необратимые изменения амурного характера. Вдобавок Стелла ловко повела разговор, кое – как завязанный – таки с новоявленным обожателем, и в две фразы перескочила на излюбленную тему эзотерики и прочей мистической лабуды, чем окончательно сразила нашего отставного штангиста. Музя окончательно и бесповоротно уверовал в интеллектуальное превосходство прекрасной дамы и, как это частенько случается в подобных случаях, накрепко сбрендил на почве любовных фантазий. Несколько дней он ходил, точно пыльным мешком из – за угла огретый, почти не разговаривал, на наши вопросы, мол, в чем, собственно, дело, отвечал односложно, либо вообще их игнорировал. Мало того, он начал за Стеллой ухаживать, несколько раз встречал её с работы, она была контролером ОТК на заводе, покупал цветы… Словом – накатило. Мы уже прозвали несчастного сектантом, поскольку он набравшись от пассии неких фантасмагорий, довольно косноязычно пытался излагать их вслух, и к тому же стал таскать с собой повсюду потрепанную брощюрку с избитым названием, что – то вроде «О сущности непознанного». Для Музи подобное поведение было гибельным, не по нему, наивному приверженцу тяжелой атлетики в отставке, такие потрясения, парню что ни будь попроще для начала требовалось, а тут… Следовало придать отношениям влюбленного джигита и предмета его обожания более осязаемый, продуктивный характер. Мы озадачились было всерьез, но думали недолго. Решение лежало на поверхности. Не мудрствуя, но лукаво, втайне от Музи мы встретились со Стеллой.

– Мать, у тебя когда день рождения?

– Ой, ребята, а что? Вообще – то осенью, в сентябре.

– Смотри, Стеллка, мы недавно Виталика днюху отмечали, так? А теперь надо для симметрии отпраздновать рождение кого- то из ваших, местных. Ну, конечно же, из девчат, тех, кто с нами знаком. Мы Светика поспрашивали, а летних в компании не наблюдается. Выходит, ты – самый реальный кандидат. А так мы уедем и никого не поздравим из хозяек. А нам очень было бы сие поздравление приятно. И вам, вне всякого сомнения. Сделаем вид, что у тебя день варенья, например, через недельку, точнее – в эту субботу.

– Э… я конечно не знаю, у меня планов особенных на выходные не было,.. деньги найти нужно… и надо мне кое – что выяснить, можно ли заранее праздновать?

– Послушай, деньги не проблема. Расходы берем на себя, мы шабашку сработали тут по случаю, есть деньги. А насчет празднования раннего, так и вовсе ерунда. Розыгрыш получается, ты же настоящий свой день не отменяешь. И не заранее его празднуешь. Мы же будем тебя поздравлять так, словно твой день рождения такого – то июля. Сечешь? Ну?

– Да я наверное не против. Мне только нужно в голове еще раз все ваши доводы прокрутить. Но вроде бы вы правы. Я согласна тогда…. Скорее всего…

– Вот. Правильно. Готовься. В смысле – внешне и внутренне, физически и морально. Остальное – коза ностра. Что? Нет, никакая не коза и не козел тем паче, просто, в смысле – наше дело, по – итальянскому.

После этого мы, якобы по секрету, сообщили нашему Музе о грядущем торжестве. И намекнули, что если он выступит как надо, результат может быт самым ошеломляющим. Из местных наших товарок в курсе замысла была только моя, да – да, грешен, братие, не устоял, Светка – гитаристка. Остальным тоже решили сделать сюрприз. В связи с всесоюзной дурью антиалкогольного шабаша у нас в комнате, точнее – в нашем объемном столе уже вызревала брага в трехлитровых банках. Как только Вадик – космонавт сообщил о грабительской норме на продажу сахарного песка, нами были предприняты контрмеры, а именно систематическая закупка сырья по несколько раз в день в разных магазинах. На четвертые сутки нашего пребывания в столь проблемном городе мы осуществили так называемый замес и поставили будущие нектар с амброзией вызревать. Погода благоприятствовала, а репрессий мы не боялись, ибо даже человек, знакомый с обстановкой не прорубил бы, что там в столе целая лаборатория. Предательский запах быстро выветривался через всегда открытые окна и балконную дверь. Да и потом, городская атмосфера оставляла желать лучшего, предприятий в округе хватало, их трубы дымили исправно и ароматы в воздухе носились разнообразные, абсолютно дезодорирующие бражный дух, и успех нашей затеи, таким образом, был обеспечен объективно и субъективно. И сомнений не вызывал. Музя купил в подарок предмету страсти пылкой какие-то немыслимые духи и почему – то соломенную шляпу, нечто среднее между небольшим сомбреро и гигантским канотье. Наверное со Стеллой он переживал нечто вроде курортного романа. Опять – таки цветы. Букет наш Ромео словно сам накосил в оранжерее. Уматные хризантемы, похоже, нескольких видов, впрочем я не спец во флористике. Но впечатлял букетик, прежде всего размером.

Ну, что сказать вам насчет праздника? Он состоялся и вышел вполне удачным. Пришлось правда прибегать к помощи местного маломерного судна а виде катера, точнее лодки с мотором «Ветерок – 12», чтобы проехаться на правый берег Амура, к нанайцам, за самогоном. Пришлось выпить с продавцом, старым дедом – охотником, пришлось закусить национальным лакомством – подкисшей рыбкой с душком. Ничего, справились и вернулись с победой, то есть с искомым продуктом в нужном количестве, и уже никуда потом не бегали. После этого торжество заполыхало с новой силой. Вот только основная его цель в итоге так и не была достигнута. Однако после этого наш Музя стал относится к Стелле гораздо спокойнее. Уж не знаю, что там между ними произошло или, наоборот, не произошло, они неоднократно надолго уединялись на кухне, о чем-то говорили, Кузя несколько раз уносил туда рюмки и закусь на тарелке, возвращаясь с пустой посудой через некоторое время, словом, все, что не делается, все к лучшему. И никаких альковных продолжений. Они не по этому, видите ли, делу. Романтика? Несомненно. Сами судите: госпожа Стелла Карская, Хабаровский край, глаза – тарелки, желтые, кошачьи, платья – балахоны, брюки – бананы, но юбки – только рискованные мини, вкупе с туфлями на шпильках, рост около метра семидесяти, в меру стройная, но не худенькая, нет, перспективная, и потому – нумерология, эзотерический бред на бытовые темы, сигареты «Столичные» в твердой пачке, кольца диаметром не менее восьмидесяти миллиметров в ушах, макияж – боевая раскраска, платиновое каре… контролер ОТК, дай Бог ей здоровья. Мечта штангиста – разрядника, получающего высшее техническое образование. Такая и должна оставаться мечтой. Наверное.

Стою это я в Хабаровске, в аэропорту, у билетных касс, в надежде на чудо в виде билетов на самолет куда ни будь за Урал, в смысле в Европу. Касса-то работает, а билетов пока ноль. Местное время – пять утра. Мы торчим в аэропорту почти сутки. Мы уже провели увлекательную ночь на пункте междугородних телефонных переговоров. Я спал сидя, ко мне с одной стороны подсел некий офицер – летёха, также очевидно утомленный аэропортом. а с другой стороны юная особа, ожидавшая вызова для разговора с глухим камчатским поселком. Я заснул, а когда проснулся, то понял, что на голове у меня фуражка офицера, а голова девушки покоится на моем животе, в рискованной близости от моих же чресел, ибо я существенно сполз с сиденья во время сна, выпростав длиннющие свои ходули в проход почти до соседнего ряда кресел. Виталик при виде нашей скульптурной группы искренне заливисто загоготал, переполошив остальных спящих. Потом пришла пора проявить активность в кассовом зале. Значит стою, дежурю. Надежда на успешный вылет самая призрачная. Но выстаиваю упрямо, авось повезет. Тут подходит к кассе мужик в штормовке, в одной руке паспортов штук пять, в другой – кассетник «Весна», в полсилы «Карнавал» лабает «По волнам моей памяти». Мужик рослый, в плечах – что надо, глаза веселые, с сумасшедшинкой, бородка шкиперская светло – русая, волосы длинные кожаным ремешком схвачены вкруговую, как у русских мастеровых. Глянул он на меня утомленного, на морду мою постную, и в окошко кассиру, чуть пригнувшись: – На Москву билеты есть? Что? Ах, нет. А куда есть? Только на Улан – Удэ? Выпрямился на секунду, повертел головой, и вновь к окошечку наклонился: – Ну, давайте, пять билетов на Улан – Удэ, – и паспорта кассиру сунул. А потом выпрямился, посмотрел на меня весело, улыбнулся и молвил: —

– Улан – Удэ так Улан – Удэ. Там мы еще не были.

В общаге отключили электричество, точнее оно в очередной раз вырубилось само по себе. Как всегда неожиданно, хоть и глупо было ждать чего – то иного, когда в каждой комнате, если не самодельный, то покупной обогреватель пашет круглые сутки, такой нагрузки ни одна система электроснабжения не выдержит. Ну вырубилось и вырубилось, не в первый раз, собственно говоря. Однако… За полчаса до этого, Ша и Ежик чинно – благородно уселись играть в шахматы, имея на столе, кроме доски с фигурами, чайник и два стакана. В чайнике, заслуженном, закопченном, помятом, был налит отнюдь не чай, но портвейн с «Арарата», за коим Ша совсем недавно прогулялся по известному маршруту – строго на восток порядка восьмисот метров. Игроки наполняли стаканы и припадали к ним не реже, чем сделав очередной ход. Ежик как раз намеревался перевести партию в эндшпиль, как вдруг общежитие погрузилось во тьму. Крайне раздосадованные таким поворотом дела друзья – соперники выкатились в коридор и, решив не ждать милости от ремонтных служб, деловито открыли дверцу распределительного щита, располагавшегося на стене напротив входа в кухню. Верховодил Ша, у которого действие почти всегда опережало мысль, а вдумчивый, но и при свете дня не стопроцентно видевший без очков, Ежик выполнял функции консультанта – комментатора и осветителя, зажигавшего спичку за спичкой. Ша деловито копался в щитке:

– Так, посмотрим, чаго тут у них нахрэначано? Ага, вот этот правадок куда? Не, не сюда. А он чаго, атгарэл что ли?

– Да не отгорел он. – ответил Ежик, влезая в щиток всем лицом. – Оставь его. Он наверное не нужен, видишь, и скручен, и почти не зачищен, облмали наверное. Оставь. Автомат посмотри.

– Не – е, Ежи. Тута надо правэрыть. Наверное и з- за этого и гаснет постоянно. А может быть этот кончик на массу идет?

– Да какая, в гопу, масса! Оставь его, я тебе говорю.

– Да я попробую только, может он все – таки на массу….

И Ша решительно ткнул оголенным концом провода в металлическую дверцу щитка…

По словам Ежика он грохнулся на пол так, словно ему одновременно врезали кувалдой в лоб и отрубили ноги. В глазах у него еще часа два пылало ярко желтое пятно и, к тому же, неделю потом болел копчик, ушибленный при падении на пятую точку, от грохота и вспышки в результате осуществленного приятелем рокового коротыша. Однако Ша он и есть Ша, поэтому Ежик не обижался. Смысл? Играли вместе, выпивали вместе, в щиток полезли вдвоем, а кто там чем и куда ткнул – не суть важно. Живы главное. С Ша вообще как с гуся вода, ничегошеньки ему не сделалось, слава Богу. Он даже злосчастный провод из рук не выпустил. Партизан из Полесья, без всяких шуток и подковырок, неуязвим, непобедим и практически бессмертен. И это правильно, это справедливо. Хоть в таком безнадежном деле повезло.

На экзамене по сопромату у Боба из кармана выпала шпаргалка. Она валялась на полу, почти под партой. Но почти это, как известно, не совсем, поэтому доцент Паничев её и узрел. И конечно же попытался выдворить Боба из аудитории. Ага! Сейчас! Не тут – то было.

– Так, у вас шпаргалка, вы отстраняетесь от сдачи экзамена. Покиньте аудиторию.

– Никуда я не пойду. Во – первых, это не моя шпаргалка. Во – вторых, вы же не видели, что она выпала у меня из кармана или еще откуда – то. Никуда я не пойду и буду сдавать экзамен.

– Нет, не будете. Вы списали со шпаргалки, а надобно учить материал. Давайте, выходите. Все равно к сдаче я вас не допущу.

– Ну, не допустить вы меня не можете. У меня зачет сдан. Кроме вас есть еще профессор Крутов, он мой лектор, ему и решать. И потом, давайте посмотрим, что в шпаргалке, а что у меня в билете и что я на листе написал. И тогда посмотрим.

– Нечего смотреть. Поднимайте вашу шпаргалку с вашей мазней мелким почерком и уходите.

– Ничего поднимать я не стану. К тому, что у вас в аудитории на полу валяется, я не имею ни малейшего отношения, и поэтому- буду сдавать экзамен.

– Нет, не будете!

– Нет, буду. Вот увидите.

В это время в аудиторию вернулся профессор Крутов, заведующий кафедрой, читавший лекции у Боба на потоке. Он выслушал препирающихся и сам, с кряхтением, нагнулся за шпаргалкой. Развернув небольшой клочок тетрадного листка, профессор довольно долго знакомился с его содержанием, вчитываясь в текст, написанный очень мелким шрифтом, и даже шевеля при этом губами. Затем он небрежным жестом подхватил с парты экзаменационный билет и листок с ответами Боба. Едва глянув в них, Крутов огласил вердикт: «Так это действительно из другой оперы. Дайте ему дополнительную задачу и пусть сдает». Он направился к своему столу. Паничев засеменил рядом, что – то оживленно шепча профессору на ухо. Бедолага от волнения забыл, что даже орать в правое ухо Крутову было бесполезно. Он им ни черта не слышал. Была даже такая фишка, садиться на экзамене справа от завкафедрой, мол, пересесть он не станет просить, неловко, де, ему, а в глухое ухо дуди, что хочешь, все проскочит. Самое смешное, что бедолага Паничев, в свою очередь, плохо слышал левым ухом. И к нему старались подсесть слева. В общем, широта профессорской натуры возобладала над буквоедством подчиненного, Боб сдал экзамен на «хорошо». А не надо пасовать и сдаваться. И воздастся вам.

На оперативку в заводском управлении капитального строительства собрались представители подрядчиков, участвующих в возведении очередного промышленного объекта. Нужно было подписать график работ, утрясти некоторые вопросы по обеспечению материалами и все такое прочее. Особенно сильно на этом высоком собрании выглядели двое из конторы «Промстроймет». Директор, Алексей Львович Чернецкий забыл захватить с собой очки и безрезультатно пялился в простыню графика, склеенную из двух листов формата А – 1. А его заместитель, Ваня Зяблик, не удосужился оснастить себя слуховым аппаратом, без которого был абсолютным глухарем. И смех и грех. Зам читал директору вслух, а тот, в свою очередь, общался с заказчиками. График в итоге они все – таки подписали, но обсуждение шло на уровне разговора вроде:

– Здравствуй, ты в баню?

– Да, нет. Я в баню.

– А – а – а. Ну, а я подумал, что ты в баню пошел.

Кстати, Боб имел мужество и признаваться в содеянном. Если уже не отвертеться. Сдавал он, например, доценту Савину экзамен по автоматизированным системам управления. О Савине по институту ходили следующие вирши:

Преподаватель СавинКогда в штанах забавен.Но без штанов, похоже,Забавен Савин тоже.

Не знаю, чем было инспирировано сочинение такого четверостишия, поскольку Савин был препод, как препод. Не хуже и не лучше других. И не особо грозен. Возможно, конечно и срывался на кого – нибудь, доводили наверняка, без этого ведь не обходилось. Ну, так или иначе, а стишки гуляли за доцентом из года в год. Боб, вытащив билет, благополучно передрал ответы на вопросы с хорошо приготовленной «шпоры», которую потом сунул, свернув вчетверо, в нагрудный карман пиджака. И вызвался отвечать. Они с экзаменатором довольно мило пообщались по предмету, потом коснулись игры в регби, до которой оба, как выяснилось, были большие охотники, словом, все предвещало Бобу отличную сдачу. И тут Савин неожиданно оборвал на полуслове беседу и поинтересовался: – Ну, ладно, а что это у вас из кармашка торчит? Боб только глаза вниз скосил. Да, из нагрудного кармана предательски кокетливо, точно платок, выглядывала запретная бумаженция. – А это я списывал, Анатолий Алексеевич, – спокойно изрек Боб и вытащил листок на свет божий. За сим он покинул аудиторию, сопровожденный напутствием Савина, явиться послезавтра и сдать экзамен честно – благородно.

На исходе семестра Нечи все – таки нашел в себе силы посетить лабораторию кафедры термодинамики и теплотехники. Он явился на занятия, увязавшись за нашей, у него – то была по расписанию лекция, а сроки уже более, чем поджимали, и Нечи решил форсировать отработку пропущенного учебного времени. Но прежде следовало доходчиво и внятно объяснить преподавателю причины своего длительного отсутствия. И тут Шура выступил во всей своей красе. Войдя в лабораторию, он решительно прошагал к преподавательскому столу и отрапортовал.

– Студент Нечипайло. Явился для отработки лабораторных работ. Отсутствовал на занятиях по причине спортивной травмы, полученной в начале семестра на тренировочном сборе.

Я, если честно, обомлел. Не ожидал я подобного даже от Нечи. Надо же такое придумать! Доцент Артемьев, и это было видно невооруженным глазом, был озадачен не меньше. Он поднял глаза на стоящего почти по стойке смирно орясину и некоторое время мерил его взглядом, явно находясь в некотором замешательстве, что же этому наглецу ответить. Артемьев был мужиком довольно неплохим, не чуждым иронии и чувства юмора. вполне сносно относившимся к раздолбаям, коих ему приходилось просвещать. Разобравшись наконец с собственным смятением, он откинулся на спинку стула, барственным жестом водрузил на нос очки в тонкой оправе, и спросил, смешав в голосе елей и ехидство:

– И каким же видом спорта, коллега, вы изволите столь серьезно заниматься?

Нечи помялся немного и потупив взор скромно произнес:

– Ну, это довольно редкий вид спорта… – и умолк.

– Так все же какой? Уж сделайте одолжение, просветите профана. – Артемьев пытался заглянуть спортсмену в глаза, и его бородка а – ля «всесоюзный староста М. И. Калинин» была нацелена на прогульщика острием клинышка, точно наконечник копья.

– Спорт редкий, элитный… Авиамодельный. – выпалил Нечи, вновь устремив на вопрошавшего почти детский незамутненный взгляд. Мы оцепенели. В жизни никто из нас ничего подобного не придумал бы! Из каких глубин сознания или подсознания вытащил братан эту бредятину?

– И что же? – озадаченно спросил Артемьев. – В данном виде спорта такие тяжелые травмы случаются? Что конкретно с вами произошло?

– Да вот, корда оборвалась и модель в голову прямо спикировала. В больницу пришлось лечь. – Нечи коснулся рукой волос в районе темечка. – Теперь догонять по учёбе придется. Справку в деканат отдал.

Никакой справки, понятно, у него не было и быть не могло. Но наглость, без вариантов, второе счастье. Доцент был настолько ошарашен экстравагантным объяснением, что просто указал Нечи на свободное место, добавив, что о графике отработки они побеседуют после занятия.

Порой Ежи, чувак дотошный и скрупулезный, ополчался докопать заслуженного авиамоделиста каким – нибудь каверзным вопросом, заранее зная ответ и тому имея печатные свидетельства. Однажды он подошел к Нечи держа в руках заложенный пальцем на нужной странице некий справочник и с не без сладенького яда в голосе спросил, мол, а сколько, ты думаешь, старик, стоило американцам изготовление артиллерийского линкора типа «Айова»? Нечи, куривший на кухне у окна, выдержал паузу, многозначительно затянулся парпироской, глянул в окно, и свысока так, одновременно с репликой выпуская дум, обронил, мол, столько – то миллиардов «ихних» зеленых рублей. Ежи в свою очередь ехидно осклабился и даже чуть поклонился в сторону Нечи от предвкушения его фиаско. После чсего озвучил, согласно данным справочника, совершенно иную сумму, и рядом не стоящую с ответом знатока – эксперта. Нечи постоял немного молча, вновь побуравил взглядом оконное стекло, а потом, не прерывая созерцания зимней питерской окраины, произнес поистине академическую фразу: «Ну, это они созвездели. Поспешили. Поэтому и ошиблись». И ушел, оставив оторопевшего Ежи в полной прострации.

Ирина Владимировна Красина, импозантная, миловидная, статная дама бальзаковского возраста начала лекцию по материаловедению с выяснения причин отсутствия некоторых студентов на её занятиях. Не минула чаша сия и меня:

– Вот вы, молодой человек, отчего – то по вторникам всегда на лекциях присутствуете, а по субботам вас нет, как нет. В чем проблема?

– Понимаете, Ирина Владимировна, – начал я, вставая, и, утвердившись во всеь рост, с неописуемой наглостью продолжил, – В субботу у нас материаловедение первой парой, а мне, уж извините, никак не проснуться вовремя. Сплю я, нет сил разомкнуть объятья Морфея. Однако моя откровенная бравада не произвели на Красину ни малейшего впечатления.

– А экзамен проспать не боитесь? – неожиданно вяло поинтересовалась она

– Нет, что вы. Даст Бог, экзамен придется на вторник.

Ирина Владимировна только махнула рукой в мою сторону и я сел на место. Разбор полетов, тем временем, продолжался. Наша дива была явно не в форме, то ли утомилась к концу дня, то ли ещё что. Вскоре она назвала еще одну фамилию, на что Ныряич, не мудрствуя лукаво, улыбаясь во весь рот, громогласно провозгласил, чуть приподнявшись над стулом:

– Ирина Владимировна, а мы с ним, – он указал на меня, – спим вместе! Ну, в смысле живем в одной комнате. – последнюю фразу Ныряича никто не услышал, ибо поток грохнул и зашелся смехом в единый миг, словно по команде. Доцент Красина постояла спокойно, потом, покачав головой, оснащенной пышной прической, присела за свой стол, поджидая пока утихнет гвалт. Её инертность была, наверное, самым правильным выходом из данной ситуации.

– Нечипайло, вы посещаете вторую мою лекцию Где вы пропадали весь семестр?

Нечи встал и укоризненно посмотрел на преподавателя.

– Ирина Владимировна. Мне неудобно при всех повторять, я же на прошлом занятии вам все объяснил. Извините, что напоминать приходится. Но мне, право, неловко…

Он как-то горестно ухмыльнулся и развел руками. Красина оторопело посмотрела на него и вдруг откровенно смутилась, даже краска щеки тронула.

– Извините, Нечипайло… Д а- да.. я помню – помню.. Ну, вы хоть конспект восстановите. Садитесь, садитесь. Все. Давайте начнем лекцию.

Нечи опять выкрутился. Ничего он, конечно же, никому не объяснял, и с прошлой лекции свалил после первого часа. Но смелость города берет. А если кто – то не в силах разобраться в душе истинного артиста, то извините. Это не наши проблемы. Главное —

результат. Так, собственно, нас и учили.

Я курил в коридоре, сидя на корточках, спиной к стене, в паре метров от своей комнаты. В кухне, судя по доносящейся разноголосице, и без меня народу хватало. Бухарин там, Чушка это точно, приволокся со своего семейного этажа с утра пораньше, точно хочет с Микитой поганку завернуть… Ага, Челентано с Лордовичем заявились, Клепа, Джон. О – о – о, кого я слышу! Сам Серж – гнилофан приволокся. Об чем базар, пацаны?

– Да я это, говорю, вон у Микиты болт такой длиннющий, что резьбы на слониху хватит. Он, когда на унитазе сидит, болтярой воду потянуть может, серьезно, как хоботом. А одной подруге как втер, та и чики – брики, по самые не могу. Вся уделалась…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.