Из Лондона в Австралию

С этими словами он указал на нее и тут же с изумлением воскликнул: – Что это такое?

Все обратили туда свои взоры и крик удивления вырвался у всех, при виде неожиданного по своей красоте зрелища, представившегося их глазам.

Гигантская голая вершина горы словно вдруг вспыхнула, пламя высоко, поднималось из неё, освещая голубоватые и желтые потоки лавы, то багровым, то светлым, как серебро, отблеском. Из всех трещин кратера, показывались языки пламени, то громадные, то небольшие, похожие на светящиеся точки, то змеившиеся длинными зигзагами. Они образовали вокруг вершины горы словно огненный венец, из которого высоко к небу поднимался один столб огня, отливавший голубоватым блеском.

– Какое чудное зрелище! – воскликнул Аскот.

– Завтра пойдем туда поближе! – сказал лейтенант. – Я никогда не видал ничего подобного по красоте!

– Отсюда оно представляется красивее, сэр! – насмешливо заметил Доббсон.

– Все равно, я хочу наблюдать это явление поближе. Спать, спать, дети мои! Завтра надо рано подняться.

– Но сперва похороним убитого короля, – напомнил Аскот.

– Конечно, конечно! Бедный Ка-Мега заслужил, чтобы мы отдали ему последние почести.

Они завернулись в свои одеяла, и вскоре в лагере не спали только бедные пленники. Они перешептывались между собой и в их рядах нередко слышались рыдания. Но несчастнее всех казался Идио… Он сидел, как каменное изваяние; ни слез, ни жалоб не вырывалось из его груди, только глаза были устремлены в одну точку…

Глава XII

Выступление охотников за невольниками. – Погребение короля островитян. – В горах. – У отшельника горы. – На пути к кратеру. – Буря. – Огненное море. – Возвращение под дождем, – Смертельная усталость. – Сбились с пути.

Выступление последовало рано утром. Полупьяная, оборванная толпа охотников за невольниками, состоявшая из самых разнообразных одичавших элементов, усердно обезьянничала нечто в роде военной дисциплины, представлявшей зрелище, скорее комическое, нежели внушавшее почтение. Сеньор Рамиро, по-видимому спал, не снимая шлема и шпаги, ибо по первому сигналу он вышел из своей палатки в полной готовности и тотчас начал отдавать приказания, очевидно, имевшие единственной целью – внушить уважение англичанам к его особе.

– Мы славно обработали это дельце! – сказал он с миной довольного мошенника, – и потому я охотно готов принести искупительную жертву! Не надо-ли вам провианта, господа? Одеял, или оружия? Распоряжайтесь моим имуществом, как своим собственным.

Лейтенант Фитцгеральд ответил разбойнику в отборных выражениях, согласившись принять от него пистолет или винтовку со всеми к ним припасами. – У нас нет никакого оружия, – закончил он свою речь, – и это уже одно неудобно. А пищу себе мы надеемся найти.

– Едва-ли! – возразил на это перуанец. – Вы пойдете по обширной, раскинувшейся на много миль, каменистой пустыне, где из почвы выбиваются огненные языки и серные пары. Большие пространства там покрыты лавой и лишь местами растет роскошная трава, большею же частью все пусто и безжизненно.

– И никакой животной жизни? – спросил Аскот…

– Напротив, там наверху водится множество коз, коршунов, орлов и ворон, змей и ящериц. Но до самой вершины вы все равно не доберетесь.

– Почему? – спросил лейтенант.

– На полугоре вы наткнетесь в ущельях на целое озеро расплавленной лавы, огромный бассейн который вечно кипит и брыжжет огнем и искрами. А кругом него постоянно образуются и разрушаются меньшие кратеры, извергающие раскаленную лаву.

– Должно быть это чудное зрелище!

– Для любителя! – ответил, пожимая плечами, предводитель флибустьеров. – Я не особенно увлекаюсь красотами природы.

– Но вы бывали на этой горе?

– Был когда-то, много лет назад… стрелял коз. Дорога трудная, второй раз не хотел бы делать ее…

С этими словами, он принял вид императора, принимающего, послов на аудиенции и приказал отпустить англичанам две винтовки и к ним штук двадцать патронов, и затем вместе с своей шайкой пустился в путь через ущелье в долину. Сеньор Рамиро кивнул на прощанье головой англичанам, рассыпавшимся в благодарности, и последовал за своей бандой, а наши друзья при этом имели возможность в последний раз пожать на прощанье руки некоторым из своих приятелей дикарей, которых уводили в неволю. Жалко было смотреть на их печальные лица и заплаканные глаза.

Идио шел сзади всех. Он едва держался на ногах, стан его согнулся и он казался за одну ночь постаревшим на десять лет. Он понял пожелания белых, сказанные ему на прощанье, и в ответ на них сказал несколько ласковых слов, которые заключил восклицанием: «Ка-Мега!»

Белые кивнули ему головой: Будь покоен, Идио, мы похороним его со всеми почестями, можешь быть уверен в этом. С этими словами они расстались навсегда.

С песнями и шутками перуанцы исчезли в тени горного ущелья и на вытоптанном и залитом кровью плоскогорьи стало тихо. Длинной вереницей, извиваясь змеей, то появляясь на поворотах ущелья, то скрываясь из глаз, двигался отряд охотников за невольниками с своей добычей и голова колонны была уже в долине, когда хвост её еще только что вступил в ущелье.

Молча, не теряя времени, белые собрали свои немногочисленные пожитки, а также скудную провизию, подаренную им сеньором Рамиро, и приготовились к предстоявшей им печальной церемонии. Когда камни и ветки, которыми был прикрыт труп, были убраны, яркий луч солнечного света упал прямо на лицо убитого короля. Из всех почестей, которые воздал бы ему его народ и которые состояли бы из бальзамирования, причем тело его было бы выставлено в марай, пения гимнов и призывания богов, теперь на долю его не пришлось почти ничего. В честь его не был принесен в жертву ни один человек из низшего класса, никто не рвал на себе одежды, не катался по земле от отчаяния… Вместо всего этого над могилой убитого была прочитана христианская молитва, а затем тело ею, покрытое зелеными листьями, было опущено в землю. Аскот и Антон нарвали множество белых цветов, но здесь, в горах, они не нашли ни каллы, ни роз, но лишь скромные мальвы, которые, как кажется, встречаются на всем земном шаре.

Прошло много времени, прежде нежели белым удалось выкопать заостренными палками, карманными ножами и острыми камнями достаточно большую яму и почти столько же времени потребовалось потом, чтобы закопать в ней тело убитого короля. На острове не водилось таких зверей, которые бы стали откапывать труп, но нашим друзьям казалось несовместным с их чувствами к молодому королю, чтобы прекрасное лицо его подвергалось опасности пострадать от дождей и непогоды. Последнее ложе Ка-Меги должно было предохранить от всяких случайностей.

– Как бы ни называли Тебя многочисленные Твои, не похожия друг на друга, дети, – так закончил свою молитву над могилой короля Фитцгеральд, – как бы ни чествовали Тебя Твои народы, в великолепных ли храмах, осененных крестом, или в марай среди животных и плодов, принесенных Тебе в жертву… услышь наши мольбы, пошли этому умершему мир в его могиле и отпусти ему его прегрешения. Аминь.

Луч солнца упал на могилу, белая бабочка медленно порхала над черными комками земли и потом понеслась, утопая в сияньи голубом, с одного цветка на другой, все дальше… и дальше…

– Теперь мы исполнили свой долг по отношению к нашему другу, – заметил Фитцгеральд, – пора подумать и о самих себе. Прежде всего надо позаботиться о провианте.

– Там неподалеку я видел бататы.

– И хлебные пальмы. Не достает только ягод и апельсинов.

– Пожалуй, и в воде будет чувствоваться недостаток, – заметил унтер-офицер. – Источники реки, которая впадает в море, находятся здесь по близости.

– А выше в горах их, конечно, же будет.

– Зато в вымоинах найдется дождевая вода… Разумеется, среди лавы какие же источники.

В виду этого белые наполнили водой все свои горшки, нарвали орехов, плодов хлебного – дерева и бататов. Вершины горы рисовались своими зубцами высоко на небе над головами путников.

– Вероятно, сегодня мы еще успеем сделать около четвертой части нашего пути, – заметил Аскот. – Дойдем до огненного озера. Туземцы приносят там свои жертвы богине Пеле.

– А следовательно туда ведет более или менее удобная тропинка. Идем!

Связки плодов и сосуды с водой были привешены к длинным жердям, за которые взялись, чтобы нести их, по двое солдат; Мульграв и лейтенант, вооружившись обеими подаренными им винтовками, открыли шествие.

У подножия горы расстилались, утопая в зелени, глубокие долины, по откосам их карабкались козы, разбегавшиеся, подобно пугливым птицам, при приближении к ним путников.

– Надо было бы постараться поймать хоть одну матку с несколькими козлятами, – говорил Антон, стараясь заглушить тоску, которая грызла его сердце, – как знать, придется-ли нам когда-либо покинуть этот остров.

– Ну, зачем так думать, – ответил ему унтер-офицер. – Впрочем, на обратном пути можно будет подумать и об этом; а теперь это было бы преждевременно.

– Посмотрите там на эту небольшую плантацию хлебных деревьев… можно подумать, что над ней потрудились руки заботливого хозяина, такими правильными рядами они рассажены.

– Да, мне кажется, что эта рощица обнесена каменной стенкой, – сказал лейтенант, присматриваясь.

– Совершенно верно! – воскликнул Антон.

– Настоящая стена, вышиной не меньше шести или семи футов!

– Конечно, это сооружение рук человеческих, я даже различаю в нем узкую трещину, которая, вероятно, служит входом в ограду.

– В таком случае, быть может, там найдется и живое существо…

– Без сомнения, и даже не одно!

Лейтенант вооружился подзорной трубой и внимательно осмотрел это странное сооружение. Все стояли кругом в ожидании.

– Ну, что же, Мармадюк?

Фитцгеральд покачал головой. – Странно! – сказал он. – Эта постройка имеет вид небольшой крепостцы. Я вижу каменный дом, стену ограды, лестницу и еще нечто для меня непонятное. Во всяком случае здесь живут люди.

Все по очереди смотрели в подзорную трубу, но никто не мог решить этой загадки, и, наконец, решено было подойти, и если здесь живут люди, то постучаться к ним в дверь.

До этой постройки было еще далеко, а солнце уже сильно припекало. За зеленой поляной снова начинался лес, на опушке которого и находилось загадочное здание; приходилось подыматься все в гору и в гору и это давало себя чувствовать ногам путников.

– Там есть настоящий сад, – сказал Аскот, указывая на странную постройку в пустыне. – Плодовые деревья стоят правильными рядами, я вижу между ними хлопчатник, целые группы таро, мирт, бататов и типа.

– Вход загорожен брусом!

– А то, что издали мы не могли понять, цистерна с водой.

Они ускорили шаги и вскоре подошли к входу в ограду, загороженному перекладиной; здесь они остановились в нерешимости, снять ли этот запор и войти?

Фитцгеральд захлопал в ладоши. Если по близости есть живой человек, то он, конечно, поймет этот сигнал.

Все было по-прежнему тихо кругом и только когда этот сигнал был повторен несколько раз, в дверях показалась фигура почтенного старца с белой, как лунь, бородой, ниспадавшей почти до пояса и с такими же волосами, спускавшимися густыми локонами на плечи. Этому пустыннику было не менее ста лет от роду, судя по виду; черты лица его выражали кротость, а высокий благородный лоб обнаруживал в нем мыслителя, кругозор которого превосходит обычный уровень.

– Ну, теперь, покажи-ка нам твое знание языков, Аскот! – воскликнул лейтенант.

– Очень рад показать. Прошу внимания.

Он низко склонился перед стариком, взад его руку и в знак почтения положил ее к себе на голову.

– Малигини гу! – произнес он при этом.

Пустынник снял перекладину, заменявшую дверь, положил ее в сторону и дружеским жестом пригласил белых войти.

– Э алога! – произнес он. – Алога ое!

– Это значит: «добро пожаловать!» – воскликнул Аскот.

– Ты в этом уверен, молодой филолог?

– Совершенно уверен, милый Мармадюк. Я ведь и убежал из пансиона и приплыл к вашему кораблю только для того, чтобы сделаться у вас переводчиком.

Фитцгеральд покачал головой и засмеялся. – Ты один из всех нас дал себе труд учиться туземному языку, – заменил он, – и этой заслуги у тебя никто не отнимает, Аскот. Ну, пойдем же!

Они вошли через узкую трещину в стене в большой вполне благоустроенный сад, где все производило впечатление крайнего безупречного порядка и чистоты. Грядки были тщательно выполоты, молодые стволы и ветки подвязаны, а обремененные плодами ветви подперты надежными подпорками. На каждом листке, на каждом цветке виден был заботливый и неутомимый уход владельца.

Все кругом было сделано из лавы, грабли и лопата, которыми работал пустынник, его молоток и скамья в тени высоких фруктовых деревьев, точно также дом и самая ограда, окружавшая со всех сторон эту усадьбу. Куски лавы были сложены в виде очага, тонкий заостренный кусок лавы служил ножом. Пустынник, вероятно, употребил многие годы еврей жизни на то, чтобы снести сюда все эти большие и маленькие камни сюда в пустыню из непосредственного соседства с огненным озером и выстроить себе из них это уютное жилище.

Теперь он предложил своим гостям все, чем была богата его прохладная тенистая каменная хижина с соломенной крышей, – спелые фрукты, печеные овощи, яйца, вынутые им с горячего пепла, и напиток из толченого корня тип, чрезвычайно приятного вкуса.

Как и его земляки, этот отшельник, едва ли когда-либо видел белых людей, но несмотря на это не обнаруживал ни малейшего любопытства и сохранял ту же полную спокойного достоинства осанку, которая не покидала его во все время, пока он показывал неожиданным гостям свое незатейливое хозяйство.

Он показал им яму с бродящей в ней мякотью хлебных плодов, приготовленный из этих перебродивших масс напиток «пои», с чрезвычайно своеобразным прохладительным вкусом, и, наконец, целые запасы лука, сушеных овощей и яиц. Старец, видимо, приготовлялся к приближавшемуся суровому времени года и даже устроил нечто в роде сарая, в котором было сложено сухое топливо.

В хижине оказалась постель из соломы, постланной тонкими циновками, небольшой жертвенник и седалище возле двери, большой плоский камень и деревянная колотушка для приготовления тапы – и больше ровно ничего. И здесь замечалась крайняя чистота, на каменном полу не было ни соломенки, циновка, заменявшая дверь, была украшена красивым узором. Цистерна, находившаяся у ограды, представляла собой образец терпения и изобретательности.

Возле самой стены этой усадьбы проходило крутое, лишенное всякой растительности ущелье, скорее похожее на глубокую расселину, тянувшееся с вершины, горы и спускавшееся вниз до самой долины. По этому ущелью сбегала вниз дождевая вода после весьма частых в этой местности и бурных гроз. Старец сумел задержать в нем при помощи плотины эту бурную и непокорную стихию, заставив ее служить себе.

Издалека он натаскал сюда песку и камней и с помощью сухих веток соорудил нечто в роде вала, через который вода должна была переливаться, чтобы попасть в большой каменный бассейн и здесь вода отстаивалась от примеси пыли, причем сверху, для того чтобы она не нагревалась, старик прикрывал ее циновками.

Отшельник смотрел на своих гостей с улыбкой. При содействии Аскота он пригласил их посидеть минутку возле бассейна, и затем принес им сюда целую корзину с крошками от печеных плодов хлебного дерева и поставил ее перед ними на землю. Потом, взяв в рот два пальца, он пронзительно свистнул. На этот свист отовсюду стали слетаться голуби и дикия куры, вскоре покрывшие всю площадку перед домом. Великолепные пестрые петухи гордо выступали среди этого царства пернатых, тут же бегали едва оперявшиеся цыплята, ворковали пестрые голуби и суетилось множество разных певчих птичек, не исключая и нескольких попугаев. Все это чирикало, кудахтало, щебетало и усердно подбирало крошки, которые сыпал им отшельник щедрой рукой; очевидно, это угощение пернатых был его ежедневным развлечением.

Тем временем старик принес несколько тыкв и плоскую каменную чашку, которые наполнил водой из своей цистерны и предложил своим маленьким гостям в заключение угощения. По-видимому, каждая порода, твердо знала сосуд, предназначенный для неё, и жадно набрасывалась на питье; так как отсутствие влаги сильно сказывалось в этой безводной местности.

Хлопнув в ладоши, отшельник заставил своих гостей также быстро разлететься во все стороны, как они слетелись к нему на его свист, и опять с выражением полного удовольствия посмотрел на белых. Эти сад, цветы и птицы составляли весь его мир в течение всей его жизни, быть может, продолжавшейся уже не одно поколение. Что привело его сюда, в эту негостеприимную местность? Может быть, тяжкое, неизлечимое горе?

Аскот выложил все свои знания местного наречия для того, чтобы объясниться со старцем, но в результате тот только качал головой. – Твори волю-богов, сын мой, и будешь счастлив! – вот все, что отвечал ему отшельник.

Быть может, было время когда и он жил внизу, в деревне своих соотечественников, играл и смеялся вместе с ними, участвовал в их пиршествах и боях… но затем нагрянула та беда, страшнее которой не бывает в жизни человеческой, преступление, за которым следовала потеря навеки душевного мира. Он бежал в пустыню и начал новую жизнь среди цветов и птиц, в полном уединении.

Аскот покачал головой. – Страшно жить таким образен, – произнес он, – совершенно одному, никогда не видя человеческого лица, не слыша человеческого голоса! В этот момент из-за ограды выглянула черная рогатая голова с дикими огромными глазами и в ту же секунду скрылась, но молодые люди уже успели рассмотреть, что она принадлежала огромному быку. Они подбежали к стене и увидали, что за нею, на поляне, мирно паслось от тридцати до сорока голов горных быков, с виду совершенно похожих на наших домашних коров и быков и такого же, по-видимому, кроткого нрава.

Хорошенькие, бурые и пестрые телки весело прыгали вокруг маток, а огромный черный бык, только что заглядывавший за ограду, мычал и посматривал во все стороны, словно чувствуя на себе ответственность за все стадо и готовясь предупредить малейшую опасность, которая могла бы ему грозить.

– Надо будет впоследствии захватить какого-нибудь молоденького теленка из этого стада, – проектировал Антон. – Может быть корова пустится следом за ним и ее удастся заманить таким образом в какую-нибудь яму, где было бы легко сладить с ней.

– Но ведь если она пойдет за теленком, то не иначе, как с целью защитить его?

– Конечно; стоит только теленку зареветь, как она бросится за ним очертя голову.

– Но в таком случае к ней и подойти будет опасно.

– И очень. Надо будет сесть возле ямы в засаду.

Фнтцгеральд поднялся. – «А пока двинемся дальше, – сказал он, – Аскот, попроси у старика воды».

Отшельник охотно исполнил желание гостей. Провожая их, он тревожно посматривал на вершину горы и, наконец, жестами осведомился, не имеют ли белые в виду взойти на нее?

Когда они дали ему утвердительный ответ, он покачал головой. – Молния! – перевел его слова Аскот. – Гроза, буря и сильный дождь.

– Другими словами – нам угрожает непогода! Но я думаю, что это нам не должно помешать. Дождь, который льет на огненное море, должно быть представляет собою редкостное зрелище.

– Но там наверху очень холодно, – предостерегал отшельник. – Очень холодно, замерзнуть можно. Ветер разносит огонь, как солому.

Но наши друзья не совсем понимали старика, из его речи им были знакомы только некоторые слова, а потому они и не выяснили себе действительного размера опасности. Думая, что им предстоит только какое-либо забавное приключение, они распростились с отшельником и тронулись в путь, уже позабыв его предостережения.

– Старик мерзнет даже на солнце, – насмешливо заметил про старика унтер-офицер, – быть может, он трусит и перед громом и молниею, принимая их за враждебные человеку силы.

– А я так не могу выразить, – кивнул Антон головой, – как был бы я рад холоду. Ах, если бы этак хорошенький норд-ост, вот-то было-бы блаженство!

Все с этим согласились и хотя старик еще раз настойчиво повторил им вслед: – Холодно! – путники, не обращая на это внимания, пошли своей дорогой. Старик наделил их печеными хлебными плодами взамен сырых, вареными яйцами и сладким луком, испеченным в горячем пепле. Затем он спросил их, из чего они будут разводить огонь наверху.

– Из дров! – ответил Антон.

– Но их там нет!

Фитцгеральд засмеялся. – Ну, значит у нас там будут только холодные блюда. Это не повредит удовольствию.

Отшельник сказал еще несколько слов, которых никто не понял, пожал всем руки и еще раз покачал головой, запирая за ними дверь перекладиной.

Медленно войдя в хижину, он бросил на жертвенник ветку с цветами и когда цветы осыпались с неё, в ужасе всплеснул руками. Мрачная богиня Пеле не приняла его жертвы, напротив, она даже намеревалась предать смерти в своих каменных пустынях всех этих молодых, полных жизни и здоровья, людей; она хотела отомстить за вторжение их в её владения.

Старик принес из сада еще одну ветку, а уже осторожно возложил ее на алтарь.

Розы опять осыпались и лепестки их, словно снегом, покрыли каменный пол хижины.

– Пеле! – бормотал отшельник. – Пеле!

Он произнес вполголоса длинную молитву, воззвание к высшим богам. Он думал о завывающей буре, развевавшей серные пары по скалам и утесам, ему мерещилась глубокие трещины, пересекающие пустыню, облака серной едкой пыли.

– Пеле! – шептал он, – Пеле!

Рискнули ли бы наши друзья продолжать путь, если бы знали мысли отшельника! Не поколебалось ли бы дерзкое решение взойти на эту гору этих веселых, самоуверенных молодых людей?

Едва ли. Но его предостережения лишь на половину были ими поняты. Им казалось совершенно неслыханным беспокоиться о холоде и буре, когда они обливались потом, когда, от жары платье прилипало к телу и солнце припекало как огнем.

– У нас хватит провианта дня на два, – заметил Аскот.

– А с вершины горы мы увидим наш корабль! – прибавил лейтенант. – Наш пустой… мертвый корабль!

– Современем у него опять будет экипаж и он отвезет еще нас в Австралию к твоему отцу, Антон!

Мальчик, вздохнув, отвернулся.

Они бодро шли в течение уже многих часов все в гору, и не выходя из того леса, на опушке которого они нашли усадьбу отшельника. Наверху росли акации и лавры, затем пошли кустарники, вереск, еще дальше скудная, жесткая трава, и. наконец, пустыня.

На каждом шагу из-под ног путников сыпались осколки лавы, с треском катившиеся вниз, пыль поднималась всюду, куда они ни ступали. Но они не только не замечали никакого холода, а, напротив, воздух становился душным; небо заволакивалось черными тучами с какими-то странными желтыми и голубоватыми, краями, иногда в воздухе раздавался грохот, – очевидно, собиралась гроза.

– Надо бы поискать, нет ли здесь пещеры какой-нибудь? – сказал Аскот.

– Среди лавы? Едва ли!

– В таком случае, нас скоро промочит до костей.

– Что за беда! Во всяком случае, мы уже совсем недалеко от огненного моря, посмотрите туда: несмотря на дневной свет, можно различать пламя, выбивающееся из горы.

– Да. Очень возможно, что огненное озеро находится за той грядой утесов, которые видны вправо на горизонте.

– Пусть дождь льет себе, а мы-таки взглянем на это чудо природы. Нам ли не приходилось мокнуть!

– Оглянитесь ка назад, господа! – воскликнул унтер-офицер, – какое чудное зрелище!

Все последовали его приглашению и крик восторга чуть не вырвался даже у матросов, видавших всякие виды. Зеленеющий лес спускался терассами на необозримом пространстве вплоть до берега моря, которое словно голубым поясом окружало остров. Отсюда невозможно было различить ни хижин людей, ни каких-либо признаков их горя и взаимной вражды, ни каких-либо живых существ. Кое-где в зеленом море леса виднелись словно островки отдельные поляны, покрытые травой; но если тут и паслись мирно какие-либо животные, то с этой высоты их невозможно было бы разглядеть.

Остров представлялся совершенно пустынным. Казалось самый невозмутимый мир царствовал в том месте, которое было так недавно ареной кровавых битв и сцен, где Ту-Ора был принесен в жертву богам, а Идио уведен в рабство, где повелитель всей страны, Ка-Мега, был предан земле руками чужестранцев без подобающих его сану почестей и церемоний.

Между тем на небе все продолжали собираться тучи, обволакивавшие все однообразным, зловещим желтовато-багровым покрывалом. Высоко в небе пронеслась ворона с неприятным хриплым карканьем.

– Это вестники несчастья! – сказал Антон.

– Неужели ты так суеверен?

– Нет, но почем знать, какими голосами пользуется Бог, чтобы оповещать людей о бедствии?

Никто ему не ответил. В природе воцарялась грозная тишина и все мало-помалу подпадали под её влияние.